Опубликовано в журнале ВОЛГА-ХХI век, номер 7, 2007
(Без)Умное Искусство: теоретический альманах Res Cogitans #3.– М.: “Книжное обозрение”, 2007.
Передо мной свежий, ей-богу, еще пахнущий типографской краской, номер теоретического альманаха Res cogitans. Отличия от двух предыдущих схватываются с первого взгляда: на его глянцевой черного цвета обложке фрагмент известной картины Питера Брейгеля “Слепые”. Если предположить, что третий номер как бы подводит промежуточный итог и одновременно намечает магистральные направления дальнейшего развития издания, то и картинка, и выбранный издателями фоновый цвет выглядят весьма симптоматично.
Интерпретируя последовательные изменения цветовой символики обложек Res cogitans, заметим, что первый номер был голубого цвета, означающего чистоту, в том числе чистоту издательских помыслов. Читаем историческую справку в конце #3: “Изначальной инициативой выступала идея противостояния омертвевшему духу академизма. Предполагалось собрать под одну обложку не столько статьи на какую-то заданную тему, сколько людей, преподавательская и научная деятельность которых актуализирует мир гуманитарного знания”. Второй, посвященный культурному феномену (это очень точное словосочетание) Гегеля, имел обложку зеленого цвета, означающего вечную жизнь (Гегеля?) и представляющий читателю попытки ее осознания. И вот, наконец, третий, черный…
В этом сборнике практически отсутствуют известные мне местные (саратовские) авторы, зато присутствует более чем академичный текст А.Ф. Лосева. Который, кстати, никак не сочетается со всем остальным содержимым. В этой связи сам факт его появления под черной обложкой можно расценить как выход издания на новый уровень, означающий, во-первых, примирение с академизмом и, во-вторых, формирование новых амбиций издателей.
Кажется, в одной из статей Е. Деготь я встретил весьма интересную интерпретацию черного квадрата Малевича. Согласно авторской логике, если экспонировать один и тот же кадр фотографической пленки неоднократно, то в конечном итоге он превратится в черный квадрат, т.е. кадр, который потенциально содержит в себе изображение всего, что есть в мире. Таким образом, третий номер мы можем рассматривать как черный прямоугольник М. Богатова, своего рода перекресток, точку бифуркации, зону слепоты, из которой может в дальнейшем возникнуть все что угодно или же не возникнуть ничего. Это просто пауза, разрыв, провал, в который падают брейгелевские слепые, в который упадет и читатель, если попытается последовательно осмыслить его содержание.
Слава богу, есть малоизвестный, но классический и оттого вполне прозрачный для понимания текст А.Ф. Лосева “Художественные каноны как проблема стиля”. То же самое можно сказать о замечательном, посвященном А. Арто, тексте В.В. Бибихина “Поэт театральных возможностей”. Замечательной указанная работа может быть названа по двум причинам: во-первых, сама по себе, в силу своих художественных и философских достоинств; во-вторых, она лучше всего сочетается с концепцией альманаха. Точнее, с тем, что мне удалось сконструировать в качестве концепции. В статье В.В. Бибихина Арто выступает как своего рода человек-возможность, создавший театр-возможность, мир-возможность: “Театр еще не начал существовать; мы еще не родились; нас еще нет в мире; нет еще никакого мира; вещи еще не созданы, – выкрикивал Антонен Арто по записи Андре Жида в маленький зал Театра старой голубятни 13.1.1947, когда, одинокий актер своего театра жестокости, он с последней обнаженностью играл самого себя и как никогда горел в этой игре”. Таким образом, мы снова выруливаем на проблему потенциальности, начала мира, начала чего-то нового. Впрочем, как было сказано выше, актуализация потенциального может в скором времени не наступить, как это, собственно, и случилось с гениальными, хотя порой и весьма своеобразными, идеями Арто.
Что касается остальных представленных в альманахе текстов, включая статью уважаемого С.С. Хоружего “Третья русская Пенелопа”, то они показались мне разновидностями белого шума. Белого постмодернистского шума, который, по факту отсутствия в нем мало-мальски вменяемой мысли, следовало бы пускать с подзаголовком “на правах саморекламы”. Поскольку С.С. Хоружему такая реклама вряд ли нужна, для меня остается загадкой, с какой целью он опубликовал этот текст. Как вариант: либо перейдя весьма ощутимую, на мой взгляд, границу между игрой с Джойсом и игрой в Джойса (тогда жаль), либо благодаря организаторскому таланту М. Богатова (тогда тоже жаль). Впрочем, как бы то ни было, а текст не только написан, но и опубликован, что, согласитесь, не одно и то же.
Кстати, будучи бессменным редактором альманаха, Михаил Богатов ограничил собственное присутствие приличествующим ему по статусу “Словом редактора”. Нет, смысла этого весьма пространного пассажа я так и не понял, но впечатленье он произвел неизгладимое. Философы редко отличались доступной формой изложения, но один из фрагментов “Слова” настолько меня поразил, что остается лишь привести его так, как он есть, во всей его вопиющей несуразности. Итак: “У философии минувшего века не было ничего, кроме возможности болеть феноменами и лечиться психоанализом. Последний пытался (и пытается) на видимости сыграть роль бытования неудивительного и нормального мира, в котором нет ни двуликости бытования и явленности, ни искусственной спасительности от оной. Но роль эта настолько нуждается в суфлерстве феноменологии, что ничем кроме фаллического символа в качестве величайшей событийности не одаряет. Но фаллический холод лечащего психоанализа настолько же далек от дионисийского экстаза, насколько не удивляется феноменология человеческому бытованию чьего-то существа”.
Помнится, А. Цветков в одной из своих статей блестяще описал состояние собственной озадаченности услышанным на одной из конференций докладом молодого специалиста. Неутешительный вердикт, вынесенный им впоследствии относительно эпигонов постмодернистской мысли, как нельзя лучше отражает специфику большинства текстов альманаха: содержание “обыкновенно укладывается в несколько фраз, а словесная вышивка, наложенная поверх, не имеет иной функции, кроме как пускать пыль в глаза профанам”. Целиком и полностью присоединяюсь к мнению авторитета.