Ирина Батакова. Песок
Опубликовано в журнале Волга, номер 3, 2017
Ирина Батакова. Песок: Сборник рассказов. Предисловие Леонида Костюкова. – М.: HomoLegens, 2017. – 236 с.
Непрочность мира – главная, повторяемая из рассказа в рассказ тема первой книги минского прозаика и художника Ирины Батаковой.
Само название, «Песок», как было сказано автором на презентации, – «хрестоматийный символ времени», которое нельзя ни понять, ни удержать. Песок – это образ непостоянства всего сущего в мире: «Всё так зыбко, так несуразно, так неудобно устроено… Всё разваливается и крошится прямо в руках, обращается в пыль и песок» («Песок»). В каждом рассказе автор, словно ребёнок, заново изумляется тому, что «так придуман мир. Чтобы человеку было томительно и неспокойно жить, чтобы некуда было податься ему, маленькому, негде спрятаться. Чтобы была эта бесконечная тоска в сердце. Эта нескончаемая мука внутри…» («Ма»).
Герои рассказов Ирины Батаковой увязли во времени. Они вынуждены жить, постоянно что-то превозмогая, не видя ни в чём «опоры и смысла», вырабатывая взрослый автоматизм.
Теперь видите?
Что?
Ну, как же. Вы ведь сказали, что больше ни в чём не видите смысла. Теперь видите?
Очень невнятно. Мне всё время что-то загораживает.
Книга полна грусти и красоты, рождающейся из текста словно «тайна мира, дрожащая в нищем облике повседневности…» («Докучная сказка»). Кажется, будто Ирина Батакова к тайне этой близка. Из рассказа «Кристина»: «Она что-то знала – про скрытые связи между предметами и существами, про иную телесность вещей».
Проза Ирины Батаковой – результат запредельной чуткости. Из «Тани и Пегаса»: «Она часами с любовью вглядывалась в скучные предметы мира – часами, днями, месяцами, годами – замечая в них то, чего не замечают скучные люди». Обилие оттенков жизни буквально обрушивается на нас. Читать книгу Ирины Батаковой порой тяжело: устаёшь воспринимать и сопереживать. Похожее истощение бывает от произведений Андрея Платонова: несколько абзацев вызывают острый восторг, а потом текст наваливается неподъёмной ношей, и хочется укрыться в привычном мире простых смыслов и обыденных вещей.
Герои книги – часто потерянные, смиренные чудики, которые безуспешно пытаются встроиться в социум. Таков, например, Рыбкин из рассказа «Родительский день» или Марусев из рассказа «Этот, как его». «Нет в тебе, Рыбкин, роевого сознания, животворящей социальной любви, только жалость, суета и томление духа», – говорит герою редактор отдела прозы, возвращая очередную рукопись («Родительский день»). Вспоминается главный герой платоновского «Чевенгура», который «устраняется с производства вследствие роста слабосильности в нем и задумчивости среди общего темпа труда».
Ирине Батаковой милы эти бессловесные тихие люди, похожие на детей своей бескорыстной заинтересованностью явлениями мира. Дети и детство вообще очень важная тема для Ирины Батаковой. Рассказы «Нимфозория», «Масуд», «Этот, как его», «Таня и Пегас», «Бульон для Божича», «Ма» и другие рассказывают о детях как о более совершенных, чем взрослые, существах. Они живут «своей углублённой детской жизнью», чтобы «наблюдать явления и давать имена незнакомым предметам» («Масуд»). В их жизни ещё есть смысл, он в познании через сочувствие, часто переходящее в жестокость, как, например, в рассказе «Молоко».
«Я просто устала сострадать», – говорит героиня (альтер эго автора) в рассказе «Комнатный гений». Не только люди, а каждое существо, живущее в пространстве книги, одухотворено и обласкано сочувствием автора, для которого вся Земля «населена беззащитной жизнью» («Похороны костюма»). Жук («Масуд») не просто ползёт по траве, а совершает «упорный труд ходьбы», «маленькую сердитую борьбу с крошками земли и другими препятствиями». И снова видится сходство с Платоновым, для которого не было существенной разницы между травой, коровой или человеком: «Корова смотрела вбок на мальчика и молчала, жуя давно иссохшую, замученную смертью былинку. <…> ее большое худое тело <…> было таким потому, что свою силу корова не собирала для себя в жир и в мясо, а отдавала ее в молоко и в работу» (Андрей Платонов, «Корова»).
В рассказах Ирины Батаковой можно смаковать каждую фразу: «Умолкла души моей сладостная цевница, оглохло сердце в тенетах печали. Цветы красноречия не всходят больше под тению мирных олив, пагубный сон теснит в объятиях <…> помедли, помедли, вечерний день, продлись, продлись, очарованье!» («Этот, как его»); или: «Вот собираются учёные-волхователи и колдуют над своими пробирками, пробуют вывести синтез живого из мертвого – и ничего не выходит, только коби и кознования, а главная тайна от нас заперта – для чего я, откуда я, кто я? – то ли курёнок без перьев, то ли мыслящий тростник, стою на холодном ветру, вся насквозь продуваюсь, как фистула, а что и зачем – не понять» («Сиринга»). «Не умея свыкнуться с мукой отцовского горя, Андрей Петрович день ото дня ветшал и терял живые силы ума» («Масуд»); «“Опять облака разогнали и радугу поставили”, – антигосударственно думал Рыбкин, влачась к остановке. Ему нравилось чувствовать себя носителем крамольной мысли, хотя он понимал: это мелкая ноша» («Родительский день»); «Я патентованный рационализатор, золотарь от науки, свиное рыло в калашном ряду искусства, мы должны сработаться, я могу усовершенствовать технологии, поставить процесс на поток, публику на уши, клирос на попа…» («Докучная сказка»).
Ирина Батакова экспериментирует с хронотопом. В рассказе «Песок» время как таковое размыто, герои существуют в каком-то извечном рассвете; в рассказе «Масуд» прошлое и настоящее для одного из героев идут одним маршрутом; рассказ «Таня и Пегас» закольцован, в нём перемешаны сон и явь; в рассказе «Часовой» все персонажи живут в ускоренном воспроизведении, и только один герой остаётся неизменным во времени.
Мерилом времени в рассказах Ирины Батаковой является смерть, перед которой автор, кажется, не испытывает страха – она «вырвала у смерти жало», «уравняв будущее небытие с прошлым», небытие и бесконечность: «что было до этого и сколько продолжалось? Мы ведь уже выяснили: было ничто, значит и продолжалось оно нисколько – или бесконечно, – но постой, это значит, что ничто никогда не кончается – да-да-да, ничто никогда не кончается» («Бульон для Божича»).
Ничто никогда не
кончается. Не кончается и книга Ирины Батаковой: её
рассказы сложны и многослойны, а значит, возвращаясь к ним, каждый раз можно
находить что-то новое.