и др. стихи. Перевод с украинского Станислава Бельского
Опубликовано в журнале Волга, номер 3, 2014
Юлия Стаховская – поэтесса и переводчица. Родилась в 1985 году в Житомире. Работает в Чешском культурном центре в Киеве. Лауреат литературных премий издательства «Смолоскип» и «Молоде вино». Автор сборников стихов «Зав’язь думок» (2003), «Червонi чоловiчки» (2009). В качестве переводчицы приняла участие в создании книги избранных стихотворений Чеслава Милоша «Пiдказаний Мiлош» (Киев, 2012). Многочисленные публикации в украинских журналах и альманахах. Стихи в переводах на русский язык публиковались в журнале «Воздух».
все возможные вещи
что нам остаётся кроме как проходить
сквозь прекрасную суть всех вещей
быть пронизанными снегом его крохотными
спицами
ехать на вело так чтобы лассо его шин
ловило серого быка дороги
срывать засохший листок с куста
шиповника в надежде что уже скоро весна
болеть лёжа часами на диване в сладком
изнеможении
выздороветь и мчаться как белка в колесе
вперёд вперёд вперёд
держаться за руки любить разлюбливать
снова любить
тихо шептать твоё имя как клочок фольги из
шоколада
сквозь белые краешки твоих ногтей
пробивается первоцвет
такой ненавязчивый март в этих краях
только в мае начинаются ландыши и я
люблю твоё сердце
а что нам ещё остаётся
…
верить остаётся только верить в милость
всех возможных вещей
которые нас окружают в кровь лёгкую и
холодную тяжёлую как оловянный шар
стоять мой друг только стоять остаётся нам
чучелами над огородами
в этой стране славянской поросли: лесов
трав полевых приречных аиров
катится и стрекочет голос ночью когда же
становится на лезвие утра – тихнет и
вянет
что тогда будем делать мой любимый как
выпутаемся из милости
всех возможных вещей
фруктовые сады
утро – это пора ожидания себя
это вкус молочной карамели натощак
это острорукие лучники возле укреплений
глаз
и носовых форпостов
это маленькие мулатки семян в дневном
яблоке
съешь их они полезны там есть йод
и старые фруктовые сады
ещё до того как их наделили общей
памятью
я иду по этой памяти как по туннелю как
по червю
и лишь теперь замечаю сколько сочных
лиц
и сколько лиц окаменевших как мошки в
янтаре
и мой янтарный сдавливает руку
как сдавливают пешеходов йодовые пласты
желтопада
а мой дед говорит тише не надо орать
ведь и так каждое утро у организма
оратория
сердце – перкуссия
печёнка – виолончель
лёгкие – духовые
и я прислушиваюсь что там доносится из
оркестровых ям тела
и мы смеёмся и дед говорит: это
рукоплескания съешь их
а лучники понемногу исчезают в
шотландских снах
со своими минутками через плечо
и входят в носовую башню ветров
оставляя при входе оборонительное
сопение
и бубны из яблочной кожицы поспевшего
ренета
холод и стекло
в последние тёплые дни жуки отогреваются на солнце между трещинами в коре
как мысли в извилинах
это последняя дань холоду жертва
дождям
в последние тёплые дни осень устроила
благотворительный сбор стеклотары
говорю вынеси ей мамины флаконы из-под
духов бабушкины масляные баклажки
дедовы винные бутыли свои пузырьки
из-под зелёнки
только не сдавай папин набор бокалов и очки
жуки лезут друг на друга в предзимнем
экстазе
не думай о красном
лужи уже покорились асфальтовому
рабству
небо почтительно наставляет и отдаёт свой
монокль
дед костя поднял пивную бутылку
– на зелёном пузе ещё есть пена
–
как яблоневый цвет – последний
откуп – бабьему лету бабы нилы
***
спит твоё сердце
под сводами грудной клетки
как между рёбер костёла готического
стиснутое и молчаливое
нераспетое нецелованное
для чего вены расправляют свои
ветки
когда свет падает в одну сторону
и застывает как тайна
какая небесная иерархия сквозь радужку
витражей проступает
вопросы множатся муравьино
с недавних пор я кусок сахара
приберегаю
для их нехитрых нужд
но ответы надо мною книжно смеются
и в каждой дневной виноградине
будто в икринке
я вижу как проступает тонкий хребетик
–
veritas est – оно твердеет и
набирается
сил ежедневно и ежеминутно
***
санта веранда аве
площадка и стол
домино
мария вешает бельё на тонкую бечёвку
голоса робертино лоретти
сокрушённо соловеет
соломея крушельницкая
её мотыльки ещё спят
в надбровных дугах чердаков
***
река – длинная жёлтая гадюка
завораживает белую мышь луны
а небо такое безоблачное
и никакого убежища гласным
имени моего только йода капля
лишь мощными согласными
заслонюсь как щитами
ненавязчивая глубь
весной когда серые мышиные тени
исчезают
и белые клочки снега как чайки
стремглав бросаются с наклонных крыш
вниз
и летят несколько этажей так что я начинаю
верить –
они увидели внизу небольшую рыбу в
наших глазах
и сейчас хотят её схватить погрузиться в
мою карь
погрузиться в чью-то синь пронизать его
серь
встань возле длинной гортани трубы
сожми кулак и подумай:
на самом деле они разобьются
на самом деле они просто ищут повод
ведь люди так редко поднимают глаза к
небу
и всё труднее увидеть глубь
ненавязчивую как детский смех
спокойной ночи, Марта
жабры вентиляции полны историй со
всего дома
в этих проходах застряли отборные яства:
вечерние воркования за столами
бучи и скандалы детские визги утренние
смехи
чья-то соседка звонит верлибром:
"…в моём аквариуме случилось
водное приключение: оборвалась боковая
жилка стекла
и поэтому ты мне нужен: поднести
вёдра найти выход
думаешь это так естественно: ловить
красных рыбок правды
среди маленьких гупи, неважных
сомиков, нехитрых улиток
смотреть как покапывает ночь: из
чернильных её красок один фиолет
прислушиваться к дрожанию:
крылышкам дневного света…"
чей-то сосед зовёт в рифму:
"…марта марта принеси мне
подсоленной воды может какого-то
регидрона
всколыхни шторы выпусти кота на край
балкона намажь бутерброды застели
кровать
марта когда мы будем
спать?.."
кто-то молчит и молчание его –
пахучее – тайна роз –
круговерть и палец на губах: в магазинчике
немых двери на защёлке
движения только сквозь вентиляционные
маховики крадутся
он и она прислушиваются: спокойной
ночи, Марта
ложки-мы
вечера наивный ситец –
гололедица
в эту хрусткую и не морозную погоду
мы как две ложки из одного сервиза
–
одинаковые узоры
только ты – большая столовая
для супов и всякого там
только я – маленькая десертная
для желе и не только
но – поверьте – обеими
одинаково
насытиться можно
рыба – бьёт свет
и домино оживших окон разлетается
по дому: кто-то есть
мы как две ложки из одного сервиза
–
одинаковые изгибы
не остро а плавно так
уют прижимает каждый
уголок ко стене
звонкие предместья
звонкие предместья города ж
как столовые приборы
моя железная дорога на 13 персон
с холодными вилками рельс
или
как линейка в ранце первоклассника:
всегда мало
и всегда поломана
наскок на эту тишину
между станциями удачен
хватаю её самый большой кусок
где-то между полем и лесом
лесом и полем
и вот последнее лезвие цикады
чиркает о голову мака
и он облетает
как голова иоанна
а старая железная дорога шарахается
от тебя и меня и наших наскоков
она затихает
она задыхается
и входит в вечернюю аритмию
Перевод с украинского Станислава Бельского