Опубликовано в журнале Волга, номер 5, 2013
Литературная критика
Евгения РИЦ
ЕСТЬ СВЕТ
Юрий Соломко. Школа радости: Первая книга
стихов. – М.: Книжное обозрение (АРГО-РИСК), 2013. – 56 с.
– (Серия «Поколение», вып.
37).
Истории, которые рассказывает Юрий Соломко, о прошлом и настоящем – настоящем настоящем. О детстве и чуть меньше – о юности. Хотя количественно, может, о юности и не меньше, но в детстве волшебства больше, оттого и о нём больше, и его больше. Детство – вообще самая большая часть жизни, потому что время-то всё быстрее и быстрее бежит. Самое удивительное, что Юрию Соломко удаётся не просто рассказывать о своём детстве и детстве вообще, но и как-то просто физиологически возвращать туда читателя. Такое ощущение у меня оставалось и от стихов Дины Гатиной, но та кружит-кружит, то ли ворожба, то ли психоанализ, а Соломко не церемонится, бьёт в лоб.
Там, подпрыгнув, я мог зависать в
воздухе…
Иногда, и самому не слишком-то верится –
но сомневаюсь недолго: «Это же было Там!
А значит, было.
Понимаете, у меня было то же самое. И даже в школе уже, в первом классе, когда гуляла по школьным коридорам во время обогнувшей меня физкультуры. Мне никто не верил и не верит, я сама себе не верю, да я и забыла уже, а вот – вспомнила. Ну да, ну да, сколько весу в том ребёнке…
Юность как день сегодняшний, конечно, менее лучезарна. Именно потому, что у автора она – настоящее настоящее. А вот поживёт с моё-то, позабудет правдычку, сразу вспомнит, как тогда хорошо было. Собственно, автору-герою книги и сейчас неплохо – «Школа радости» же. Его «Идиот» – собрат по диагнозу не Лёве Мышкину, а персонажам Триера, и тем веселее, тем беззащитнее.
Интересует
собственный идиотизм. Другие идиоты
вызывают интерес, если мы совпадаем.
Временами
попадаются – настолько идиоты – что они интереснее
тех, с которыми совпадаю.
Наблюдая
таких – неистово хлопаю в ладоши, гримасничаю, показываю на них пальцем.
Беру от них
лучшее. Жду встреч с им подобными.
Земля не
оскудеет идиотами – и с этой фразой я согласен.
Но кто
сказал, что это плохо?
Но всё-таки чаще повседневность – это именно повседневность, полная событий, абсолютна пустая. Полая – сжимай в горсти, а отпустишь, она и разожмётся. Один из самых ярких символов книги – «мысленная пробежка». Герой подумывает заняться спортом, но дела заставляют отложить исполнение благого намерения на следующий сезон – весна, лето, осень, зима, в новом году обязательно.
два дня не выходил из квартиры
три – не отвечал на звонки
четыре – не был на речке
бегать правда так и
не стал
так и бегаю
вокруг дома мысленно
горячую ещё не дали
(так
что спасибо –
какая уж тут
ванна!)
восстановился
на учёбе
пришёл
октябрь
хотя я больше люблю июль
Этот текст
напомнил мне поразившую меня работу Александра Юликова
«Календарь» (если честно, напоминание шло в обратном порядке – современного
поэта я прочитала раньше, чем рассмотрела художника 70-х). Концептуалист Юликов разделил лист на 361 квадратик – почти год, и каждый
прожитый день помечал, в зависимости от того, как он прошёл, нулём, плюсом или
минусом. Нулей, кажется, оказалось больше всего. Что тут комментировать? Вот
наша жизнь, как говорится. Вот наша жизнь как говорится.
Концептуализм
вообще, его суховатая ясная лаконичность – безусловно, важный эстетический
источник поэтики Юрия Соломко, причём касается это не столько концептуализма
поэтического, Рубинштейна и Пригова, – Соломко ещё
лаконичнее, ещё сдержаннее, – сколько именно его визуальной части.
Собственно же литературный ближайший сосед «Школы радости» – в том числе и исторически, – поэзия так называемого «нового эпоса» и, прежде всего, изобретателя этого термина Фёдора Сваровского – с ориентацией на непременную повествовательность, лиричность, маскирующуюся персонажностью, жанр модернизированной баллады как ведущий. Но действие «баллад» Юрия Соломко происходит не в фантастических мирах, не в будущем или прошлом, а в наше время и на вполне узнаваемом постсоветском пространстве. Стихи полны действия, очень кинематографичны, причём съёмка как бы и не художественная, а документальная – перед нами вроде бы репортаж, новый «новый журнализм». Но в тексте, почти лишённом метафор, само прямое высказывание оказывается метафорой, жестом, преображающим мир. Всё как обычно, всё как всегда. И не ловкость рук – а что здесь ловить-то, – и никакого мошенничества, но заседание кафедры, на котором песочат прогульщиков, оказывается самой настоящей инициацией, газовому баллону приобретают пассажирский билет, а Дед Мороз уходит несолоно хлебавши, потому что под ёлкой есть уже подарок. Никакой, говорю, фантастики – только реализм, только – Если в салоне имеются // мужчины, пусть соизволят выйти и дотолкать троллейбус // до перекрестка… а там, – говорит, – есть свет, – хардкор.