и др. стихи
Опубликовано в журнале Волга, номер 11, 2012
Константин Комаров
Родился в 1988 г. в Свердловске. Выпускник
филологического факультета Уральского Федерального Университета им. Б.Н.
Ельцина (бывш. – УрГУ им. А.М. Горького).
Автор литературно-критических статей в журналах «Урал», «Новый мир», «Вопросы
литературы» и др. Лауреат премии журнала «Урал» за литературную критику (2010).
Лонг-лист премии «Дебют» в номинации «эссеистика» (2010). Участник Форума
молодых писателей России и стран СНГ в Липках (2010, 2011). Стихи публиковались
в журналах «Урал», «Бельские просторы», «День и ночь», других журналах,
сборниках и альманахах, на сетевом портале «Мегалит». Автор трёх сборников
стихов. Член Союза российских писателей. Живёт и работает в Екатеринбурге.
* * *
Однажды мы проснёмся
утром,
возможно, в домике
с трубой,
в пространстве
правильном и мудром,
перемешавшем нас с тобой.
И ты расскажешь
мне подробно,
не упустивши ни
аза
о том, что видят
исподлобья
твои пытливые
глаза,
куда счастливая
монетка
вчера пропала без
следа
и кто этот
нектарный некто,
определивший нас сюда,
и что нас раньше
отделяло,
и как объединило
нас
одно большое
одеяло –
широкое, как парафраз.
И в рамках
сумрачного жанра,
в который вписан
этот стих,
без страха
штампов и пожара
одну закурим на
двоих.
И вспомним – были
одиноки,
в воздушной
прятались броне.
И страх, который
эти строки
сейчас нашёптывает
мне.
* * *
Среди равнин всё
реже взгорья,
мне эта местность
не нова,
беспечно зреют в подмозговье
провинциальные
слова.
И мил мне, как
резной наличник,
их тихоструйный перешёпт,
когда сижу я без
наличных
и никуда не
перешёл –
ни через Рубикон,
ни через
ребристый времени
порог,
и чёртовы скрипят качели
(раскачиванье
– не порок,
нет, лишь
невинная забава
для одинокого
ума).
Мне жаль, что
раньше я взаправду
считал, что мир –
это тюрьма.
Нет, мир – это
свердловский дворик,
его обычен
колорит.
Здесь пьёт палёнку алкоголик
и с небесами
говорит,
здесь по
заведомым дорожкам
идут неведомо
куда
сплошные люди. И
нарочно –
висит. Не падает
звезда.
Къ Дулепову
Так чисто выбрился, что впору застрелиться
В. Дулепов
Небрит настолько,
что почти бессмертен:
так часто бриться
– это не моё.
Я здесь, как
посторонний перевертень.
Изнаночный привет
тебе, Маёр.
Но временами
выходя из мира,
читай – из
бытового забытья,
я вижу: у меня «чутлива шкира»
написано на креме
для бритья –
«чувствительная
кожа» по-хохляцки,
как тайный знак,
откуда я такой –
и эти
лихорадочные цацки,
и бритвенный вот
этот беспокой,
и водка-пиво-водка-водка-пиво –
хотим тонуть мы или не хотим –
пластайся, коли шкира столь чутлива
без права
нарастить на ней хитин,
который у иных вовсю нарощен,
но посреди
избыточных вещей
я постараюсь быть
немного проще…
Пойду побреюсь что ли вообще…
* * *
Чужие взгляды
бьют под дых,
но твой
невыносимо точен,
и эмбрионы
запятых
сменяют
безысходность точек.
Кипит письмо и
стынет чай,
пока приказывает
слово
не уточнять, а
утончать
приметы счастья
бытового,
не умерять, а
умирать,
вовсю разменивая силы
на то, что
вымолвить пора,
на то, что непроизносимо.
Но клапанов
сердечных шум
взял аритмическую
ношу,
и я её произношу
и каждый раз себя
итожу.
Смотри же на меня
насквозь,
чтоб под твоим
предельным взглядом
во мне заветное сбылось,
не обернувшись
личным адом.
* * *
Не столько правда, сколько просто свет,
обычный свет
глаза с утра мне колет,
и сердце колет –
да – от сигарет,
а – нет – не от трагической юдоли.
И я верчусь
стыдливо на пупе
и чувствую себя,
как муха в супе,
как будто едешь с
молчуном в купе
да плюс ещё с
печальным трупом вкупе.
Чьей силой,
написав свой первый стих,
я из пространства
мирного был выдран
и погрузился
незаметно – псих –
в округлую тоску
вселенских рытвин?
И метафизика зачем мне портит кровь,
а рефлексия
засоряет лимфу?
Где тот момент,
когда ушла любовь,
когда я променял
её на рифму?
Ничьей. Нигде.
Ничто и никогда
неизъяснимо в
этом слове плоском…
…И падает
фанерная звезда
над мутным, непроснувшимся Свердловском.