Опубликовано в журнале Волга, номер 7, 2011
Родилась в 1969 году в Челябинске-65, ныне Озерск. Училась во Львове и в Москве. С 1987 года живет в Москве. В 2001 году – победитель “Филаретовского конкурса религиозной поэзии”. Куратор поэтического Интернет-проекта “На середине мира”. Автор восьми поэтических сборников. Стихи и рец. печатались в журналах “НЛО” “Воздух”, “Волга”, “Новый мир” “їоюз Писателей”, “Знамя”; эссеистика, малая проза опубликованы в кн. “Очень короткие тексты: В сторону антологии” / Сост. Д. Кузьмин. (М.: НЛО, 2000.)
ВПОЛГОЛОСА
Не женская одежда
При сорока постыдно о любви писать, а не писать не выйдет.
Зову сухой цветок – он зёрна в сердце видит.
К началу, прочь. Объевшись переспелого плода, он горевал,
так долго, что казалось – изойдёт как ладан на огне,
дымит пожарником – дышать здесь нечем.
Кудлатая краса его – та горечь не курила,
вот если анашу, как все.
Он горький запорожец,
раздул как печь беду, а сердце жгло –
меня прожгло.
Черна теперь,
с наследством проклятой весталки не разобраться.
Волненье стиркою вручную. Стрижка по болезни,
внахлёст его скорбей и бед.
Жизнь по любви – но нежеланной:
прохладное вино бесчувственной свободы.
Увы мне, господине,
уж верно не – кому внахлёст
идут все мои беды, скорби и обиды,
кто весь вразлом, идёт весенний лёд,
кто выжжен весь, белей Ферганской школы.
Не то любовь, что взять руками и нести, а то, навстречу.
Ему ведь снится женщина. Прозрачна, милосердна и нежна,
она ему сестра, она ему жена – другой не будет. Это ведь его Юнона.
Отчасти лишь похожа на весталку.
И нет ей имени, и нет ей тела, нет.
А он тоскует вновь –
и с телом, и без тела
нежданной, милой и такой чужой.
Нежная ода
Бездетные особенно нежны, а нелюбимые особенно заботливы
из нас, что с птицами. Печали держат мир, они неповоротливы,
вот потому с титлом ритмическим пишу,
а к рифме прикоснуться трудно.
В дыхании судьбы порой отливы:
беда приносит и выносит судно,
вдоль по хребту, по струнам: шу-шу-шу.
Бездетность мне дана как бабье лето,
а нелюбимость вылита вареньем:
антоновка, почти желе, да на меду
гречишном;
но я стара, чтобы писать про лето.
А что не спишь, не ешь – какие доктора,
по яблоку наутро, веки пухнут, вий домашний,
все волосы дождём, не важно как. Купаний ароматных,
мне в баню ведь нельзя, лишь пакибытия,
ну, а туда пока не пустят, ведь грешна ты, мать, –
желает сердце.
У разума нет чутья,
как у костей. Прыжкам их многократным
завидует и девочка с косой. Одна лишь нежность
порою волчий подымает вой.
Не надо ей витиеватых слов,
она все запахи и звуки примиряет,
она несёт беспечный свой улов,
проходит долгожданными дверями:
ну здравствуй, милая. Ведь это ты,
прости, я женское лицо осколком обронила,
входи, есть будешь – у меня чернила.
О, много благодарна ей. Она как не моя,
бездетности отрада золотая.
Растения всё выше вырастают,
не видно их вершин, алеют глаз края.
Ода грядущему дому
Два посвящения прежде.
Первое – тем, кто живёт, где родился и рос.
Душе, выходящей из тела, уютнее в старой одежде,
городу – в старых стенах. Где город был, дремлет погост.
Второе – тем, кто легко переходит с места на место,
кому незнакомая местность приходит невестой.
Те и другие в замке,
в левой и правой руке.
Дом – не фундамент – уходит внезапно;
говорят, земля из-под ног.
Таково свойство дома –
каждый раз с новою силой.
Мне в юности виделся мир с бесконечными стенами,
где я, что ни делаю, славно и ловко. Снилась семья,
загадала, что девять,
когда соберётся число, я умру.
Дом останется и сохранится нетленным,
а возле подъезда – надгробие мне, как скамья.
Мне виделся дом, его строили долго.
Из меня – кирпичи и оконные стёкла.
Мебель, вещи – всё было так наспех, почти что случайно,
однако и в нужный момент. Не сказать, что случайно.
Повторенья в стихах, как и ритм – выраженье печали
на лице стихотворном.
Пауза в хронике. Ворон.
Что было, переменилось в мгновенье.
Ушло из-под ног обретённое было жилище,
не запомнила. Сон. Одиночество. Пища.
Затем было время, когда я так жаждала дома,
что принимала за дом и наёмные стены,
а это нельзя. Выпускницей во время большой перемены
(что делает, будто не знает – а точно ведь знает: нет, нет)
неслось бытие.
Будто какая царица, стяжала домашние силы,
житейского моря хранила простые дары.
Но грядущее вдруг настало. Раскрыло
двери свои.
Теперь жажда дома ушла. Обновление или покой,
переезд или оседлость, не важно.
Равно вещи по сумкам искать,
или клеить обои,
коротать вечера в полудрёме
или гостей принимать.
Дом идёт: не метафора, но бытие.
Лишь порой различаю перетворение ритма
в его поступи.
За ним не успеть,
но надеюсь, что подождёт меня.
…
В пучине скитаний.
…
С тех пор, когда говорят мне, что здесь, на земле
мы лишь гости, я вздрагиваю и улыбаюсь.
Боль перемены,
тошнота накануне отъезда при сборе вещей
привыкания не вызывают.