Опубликовано в журнале Волга, номер 7, 2010
Анна ГОЛУБКОВА
Лирический каталог Андрея Сен-Сенькова
Сен-Сеньков А. Бог, страдающий астрофилией. / Предисловие А. Цветкова-младшего. – М.: Новое литературное обозрение, 2010. – 152 с., ил. – (Новая поэзия).
У стихов Андрея Сен-Сенькова есть странное свойство – они одновременно и архаичны, и очень современны. Архаичной в первую очередь являются их тематика и общая форма: все эти бесконечные перечни предметов и явлений напоминают перечисления Франсуа Рабле или даже средневековую любовь к спискам и каталогам. Человек той эпохи в первую очередь стремился не к познанию, а к описанию, что, впрочем, фактически для него было идентичным. В те времена важным было не то, как устроен мир, а в каких иерархических отношениях находятся составляющие этот мир предметы. И потому основной формой представления знаний о мире становится именно каталог, подробно и обстоятельно перечисляющий предметы, явления и их главные свойства. Интересно, что некоторые современные поэты в своем творчестве следуют примерно этой же модели. Циклы стихотворений (как это мы, к примеру, наблюдаем у Бориса Херсонского) словно ставят перед собой задачу вторичного пересоздания существующей реальности – нужно все описать и тем самым – повторить (а быть может – даже и улучшить) работу Бога. Изначальный творческий импульс Андрея Сен-Сенькова исходит, как мне кажется, из примерно похожего желания хоть как-то упорядочить существующее многообразие, но, конечно, ни в коем случае к этому желанию не сводится.
Современность же этих стихов в том, что несмотря на мнимую объективность и отстраненность в них представлен индивидуальный взгляд поэта. За редким исключениям в стихах Сен-Сенькова не встречается местоимение “я” и узнать из них о жизненных обстоятельствах автора мы почти ничего не можем, зато его духовная жизнь и интеллектуальные интересы представлены здесь на редкость подробно. Читатель знает, какие книги читает поэт, какую музыку слушает, какие фильмы смотрит, и самое главное – как именно ему удается преобразовать в слово другие – визуальные, звуковые и т.д. – впечатления. В архаичной форме каталога у Сен-Сенькова представлен личный культурный опыт, который практически невозможно сымитировать. Вот почему при значительном влиянии на современную поэзию (в особой чувствительности к такому влиянию, например, в предисловии признается Алексей Цветков) прямых подражаний Сен-Сенькову, насколько мне известно, не имеется. Для того, чтобы так написать, нужно точно так же чувствовать, а это, как мы понимаем, невозможно. Поэту удалось до невероятной степени обострить свою чувствительность и усложнить восприятие, так что его стихотворение почти всегда требует увлекательной эмоциональной и интертекстуальной расшифровки.
Алексей Цветков во вступительной статье указывает на “освобождающий” эффект произведений Сен-Сенькова, но, честно говоря, таковым эффектом обладает любое состоявшееся художественное явление. Гораздо важнее, на мой взгляд, что в этих стихах читатель сталкивается с абсолютно иным способом восприятия и что ему приходится проделать определенную внутреннюю работу по усвоению чужого опыта. Стихи Андрея Сен-Сенькова требуют от читателя в первую очередь толерантности и открытости сознания, и потому при всей их герметичности они – чуть ли не лучший из всех возможных поводов вступить в диалог не только с самим поэтом, но и с теми культурными кодами, которые он воспринимает, преображает и транслирует далее. Интересно также и то, что на протяжении всей статьи Цветков так ни разу и не решается назвать представленные в книге произведения “стихами”: в некоторых случаях это у него “пропоэзия”, но в основном – исключительно “проза”. Вопрос различения двух основных типов организации художественного текста является для современной литературы одним из самых насущных. Однако в случае Сен-Сенькова никаких сомнений тут, по-моему, быть не может. Конечно, этот поэт не пользуется ни рифмой, ни привычными размерами, однако – и это совершенно очевидно – в его стихах присутствует повторяющаяся и достаточно жесткая ритмическая структура, которая не имеет ничего общего с присущей тому же Сен-Сенькову прозаической интонацией. Прозаики в основном используют существующие интонационные конструкции (всего их, если верить классификации Е.А. Брызгуновой, семь), поэты каждый раз изобретают свои собственные, не говоря уже об измененном синтаксисе и о “тесноте поэтического ряда”. Все эти формальные средства у Сен-Сенькова имеются, так что с точки зрения теоретического литературоведения его произведения являются именно стихами, а не короткими прозаическими зарисовками.
Книга “Бог, страдающий астрофилией” представляет собой единое целое, но это целое создается не столько структурой книги, сколько общим единством представленного в ней художественного метода. Алексей Цветков видит в этом методе нечто феноменологическое – “штопор таланта, вскрывающий предметы, как шампанские бутылки”. Однако, на мой взгляд, Сен-Сеньков вовсе не ставит перед собой цели добраться до сути предметов. Сам по себе отдельный предмет его вовсе не интересует. Поэт берет какие-то качества вещей и явлений и сталкивает их друг с другом. Основные приемы Сен-Сенькова – это метонимический перенос признаков, причем иногда довольно неожиданный (например, в одном из стихотворений цикла “Сломанные фотографии Джона Глэсси” в “кожаной могилке” умирает ссадина, т.е. “пустота”, повреждение), и олицетворение – любой предмет у поэта может обладать человеческой душой и трагической судьбой. И практически во всех стихах Сен-Сенькова присутствует трагическое начало, потому что везде – даже, вроде бы, в самых отстраненных текстах – у него идет речь о страхе и боли. И каждый частный случай является, по-моему, выражением общей неизбывной и непреодолимой боли существования, которую разделяют с человеком все прочие живые существа и даже предметы. В этом отношении название книги очень удачно демонстрирует суть поэтического метода ее автора. Бог страдает астрофилией, любовь не только оказывается принципиально неосуществимой и неотделимой от страдания, но и становится главным онтологическим принципом – ведь ее испытывает ни кто иной как создатель всего сущего.
Практически все пишущие о стихах Андрея Сен-Сенькова выделяют “боль” либо как основную тему его творчества, либо как отправную/завершающую точку цепочки ассоциаций, либо как некую матрицу построения художественного образа. Мне же все-таки кажется, что боль у Сен-Сенькова не является отдельной самодовлеющей сущностью, хотя, конечно, его профессия невольно провоцирует именно такое толкование. Боль – это неизбежный спутник пограничной ситуации, которую с поразительным упорством поэт реконструирует в каждом своем стихотворении. Страх, страдание, болезнь, смерть и даже просто обостренное переживание собственного одиночества – все это как бы “подвешивает” человека в воздухе, помещает его на границе между бытием и небытием. Именно этого эмоционального состояния, как мне кажется, и добивается Сен-Сеньков в своих стихотворениях. Возьмем, к примеру, вот этот стих:
Я ДАВНО НЕ ЗВОНИЛ МАМЕ
у изобретателя телефона александра белла
была глухая мать и глухая жена
внутри любой комнаты тела
есть рабочий столик
где каждый раз надо заново придумывать способ услышать друг друга
все получающиеся приборы делятся на два вида на две фразы
я чувствую тебя и я тебя чую
В этом стихотворении речь, казалось бы, идет только о сложности установления коммуникации, приправленной такой странноватой экзистенциальной иронией – изобретателю телефона его собственное изобретение для общения с самыми близкими людьми вовсе не нужно. Выходит, что изобретение делается как бы ради самого изобретения, оно не утилитарно и тем самым напоминает “чистое” искусство. Проблема коммуникации получает иную трактовку в основной части стихотворения. Здесь уже оказывается, что человек одинок не только среди людей, но и наедине с самим собой – “внутри любой комнаты тела”, он не идентичен самому себе и должен постоянно восстанавливать разрушающиеся внутренние связи. Точно так же, предполагает поэт, и Александр Белл пытался придумать прибор, помогающий общению – в первую очередь с близкими людьми, которые “почти-я”, то есть, по большому счету, тоже во многом являются частью собственной личности. Но приборы здесь не помогают, и человеку остается только чувство. При этом в последней строке стихотворения возникает еще дополнительное напряжение между отчасти семантически сходными глаголами “чувствовать” и “чуять”, которые читатель уже на свое усмотрение может развести на две полярные точки – “ощущать физически” и “понимать чутьем” или же посчитать второй глагол сниженным вариантом первого. Александр Белл придумал прибор, бесполезный в общении с его собственными родственниками, но вполне полезный герою стихотворения, который, тем не менее, этой телефонной связью не пользуется – вероятно, именно по той же причине невозможности подлинного коммуникативного контакта. Фактически в этом стихотворении Сен-Сеньков демонстрирует нам полную разобщенность, отчужденность людей и друг от друга, и от самих себя, которую нельзя преодолеть никакими техническими усовершенствованиями.
Или вот еще одно стихотворение:
МУРАТОВА
бог сегодня занят
бог разнашивает новую обувь
ходя в ней по квартире плохо написанного романа воспитания
где-то ближе к концу
есть строчка
оторванные женские ноги больше не строят глазки
Как и в процитированном выше стихотворении, здесь очень важную смысловую задачу выполняет заглавие, концентрирующее в себе практически бесконечное количество значений – в том числе и визуальных. Стихотворение написано как бы на фоне всей фильмографии Киры Муратовой, кроме того, оно отсылает читателя непосредственно к ее личности и к творческому методу (пожалуй, более поздних фильмов). Строчка “бог сегодня занят” намекает на богооставленность мира и опять-таки на отчуждение и разобщенность, которые очень точно и подробно передаются в последних фильмах Киры Муратовой. Далее развивается линия сопоставления бог-автор/мир-текст. В варианте Сен-Сенькова мир оказывается “плохо написанным романом воспитания”. Это толкование напоминает гностические трактовки мифа о сотворении мира: бессильный бог создал несовершенный мир, бездарный автор написал плохой роман. Казалось бы, есть какая-то надежда в том, что это не просто роман, а роман воспитания, то есть что истории человечества все-таки свойственно движение к прогрессу. Однако завершение стихотворения полностью разрушает какие-либо надежды. Пессимизм Киры Муратовой накладывается на собственное трагическое мироощущение Андрея Сен-Сенькова, и этот двойной эффект в сочетании с последней фразой – “оторванные женские ноги больше не строят глазки” – производит впечатление полного отчаяния и безнадежности. Именно это, как мне кажется, и позволяет поэту создать в своем стихотворении пограничную ситуацию, в которую неизбежно попадает каждый из его внимательных читателей.
Интересно также и то, что в творчестве Сен-Сенькова довольно много сентиментальности – он жалеет абсолютно всех, в том числе даже и убийц, но эта жалость носит самый общий характер. Этого поэта ни в коем случае нельзя назвать “гуманным”, так как человек вовсе не является центром и смыслом его художественного мира. В этом, кстати, Сен-Сеньков напоминает ребенка (именно отсюда может происходить невольная “детская” жестокость, постоянное использование приема олицетворения и стихийный пантеизм) или же человека эпохи позднего средневековья, когда смысловой центр культуры еще не переместился от уходящей в трансцендентное иерархической вертикали к активно познающей мир человеческой личности. И с этой точки зрения используемая поэтом форма каталога оказывается далеко не случайной – она прямо и непосредственно связана с представленной в его стихах антропологической концепцией. В то же время, как мы видели на конкретных примерах, не сосредотачиваясь ни на человеке вообще, ни на собственной личности, поэт Сен-Сеньков рассматривает предметы и явления исключительно через призму индивидуального культурного опыта. И вот тут уже его позиция и достигаемые им впечатляющие художественные результаты оказываются вполне соотносимыми с литературой экзистенциализма. Именно это любопытное и, как выясняется, весьма перспективное сочетание и сделало, на мой взгляд, Андрея Сен-Сенькова одним из самых заметных поэтов своего поколения.