Журнальный зал, "Волга" 12'99 / "ИнфоАрт"
Опубликовано в журнале Волга, номер 12, 1999
Я родился в Париже
Алексей Юматов
Воспоминания
Род
Я родился в Париже летом 1932 года. Мой брат Николай родился тоже в Париже, почти на шесть лет раньше.
Наши предки Юматовы принадлежали к знатному роду владимирских и муромских дворян. Других, более ранних, свидетельств о происхождении рода я пока не нашёл. Но сама фамилия Юматов, скорее всего, — татарского корня. Да и полумесяц на родовом гербе Юматовых в какой–то степени подтверждает ордынское начало рода. Возможно, что так, но эта версия требует ещё доказательств.
Со временем многие Юматовы обосновались на пензенских и саратовских землях.
Иван Яковлевич Юматов, по прозвищу Нехороший, мой восьмикратный прадед, жил при Иване Грозном и умер в 1621 году. Он в начале ХVII века был губным старостой во Владимире. Имел 7 сыновей. Родословная ветвь моих прямых предков начинается с правнука Ивана Яковлевича — Ивана Степановича Юматова меньшого, который погиб в Полтавской битве. Мой прапрадед Пётр Иванович Юматов участвовал в походе русских войск в Европу в 1813 — 1814 годах; он автор интересных воспоминаний (Юматов П. И. Воспоминания ветерана 1813 — 1814 годов // Труды Саратовской учёной архивной комиссии. Том III, выпуск 1. — Саратов, 1890. С. 149 — 229; переиздано: Земство. (Пенза) 1996. № 1. С. 78 — 134).
Мой дед Николай Дмитриевич, родившийся в 1865 году, закончил Николаевское кавалерийское училище в Петербурге, служил корнетом и рано ушёл в отставку. Владел землёй и имением в селе Александровке Александро–Юматовской волости Петровского уезда Саратовской губернии. Имение это сожгли в первую русскую революцию, в октябре 1905 года, пришлые крестьяне. Местные же крестьяне искренне уважали своего помещика и не приложили руки к этому злодеянию. Николай Дмитриевич, впоследствии вольский предводитель дворянства, в 1896 году женился на моей бабушке Лидии Анатольевне — дочери графа Анатолия Дмитриевича Нессельроде, крупного землевладельца, хозяина большого родового поместья и усадьбы в селе Царевщине Вольского уезда (теперь — Балтайский район) Саратовской губернии.
Когда в 1907 году А. Д. Нессельроде навсегда покинул Россию и остался жить во Франции, то полноправной хозяйкой родового имения в Царевщине стала моя бабушка. В январе 1918 года хозяйку поместья выгнали из усадьбы, конфисковав у неё всё имущество, включая даже личные вещи, одежду и бельё.
Как бы глубоко в прошлое ни уходили корни родословного древа графов Нессельроде, для нас, россиян, отсчёт их родословной ведётся прежде всего от Карла Васильевича Нессельроде (1780 — 1862), сына находившегося на русской службе немца графа Максимилиана Юлия Вильгельма Франца Нессельроде. Сам Карл Нессельроде был министром иностранных дел при трёх российских императорах: Александре I, Николае I и Александре II. К. В. Нессельроде находился у руля российской внешней политики 45 лет.
На таком фоне сын его Дмитрий Карлович — личность малоприметная. Дипломат, обер–гофмейстер, он рано вышел в отставку. При нём в Царевщине открылась земская больница. Он начал собирать и создал знаменитую нессельродовскую оружейную коллекцию.
Внук же Карла Васильевича — мой прадед Анатолий Дмитриевич Нессельроде (1850 — 1923), в противовес своему родителю, был человеком приметным — сильным и незаурядным, ставшим со временем в Саратове, да и не только здесь, притчей во языцех. Юрист по образованию, он занимал ряд должностей в государственных ведомствах, пока не оставил, в 1889 году, службу и не переехал в Саратов, чтобы застать в живых больного отца. Он, единственный наследник, после смерти отца стал владельцем огромного состояния. А. Д. Нессельроде ведёт активную хозяйственную, общественную, политическую и благотворительную деятельность в Саратове. Будучи либерально настроенным, он помогает материально многим политическим организациям, в их числе и социал–демократам.
Первой женой его была немка Елизавета Шварц. Из семейных воспоминаний известно, что граф рано овдовел — в 31 год. Молодая жена его умерла в Петербурге в 1881 году, оставив двух дочерей — Лидию шести лет и Нину четырёх лет.
Анатолий Дмитриевич безумно любил дочерей и очень заботился о них. Он дал обеим хорошее домашнее образование, как было принято тогда во многих аристократических семьях, приглашая для воспитания и обучения дочерей гувернанток француженок, англичанок и немок. В 1890 году Анатолий Дмитриевич переезжает вместе с дочерьми в Саратов. С ними приехали и гувернантки. И девочки, живя в основном в родовом Царевщинском имении, продолжают обучаться дома.
Будучи уже в годах, А. Д. Нессельроде второй раз женился на не очень образованной, но молодой и красивой француженке Бланш ле Кёр.
С раннего детства я помню, как бабушка и родители рассказывали об усадьбе Нессельроде в Царевщине. Она находилась в западной части села и состояла из десяти каменных одноэтажных построек. Среди них выделялся прекрасный барский дом: с мезонином на три окна и полукруглым, с ажурными перилами, балконом, поддерживаемым четырьмя белоснежными колоннами. Широкая многоступенчатая лестница вела из парка к веранде первого этажа, перед ней были разбиты клумбы, росли высокие кружевные кусты пышной бархатистой сирени. Здесь же, на зелёной лужайке, были устроены для развлечения качели, кегельная площадка, гигантские шаги.
К господскому дому прилегал обширный парк, созданный в английском стиле. Он располагался на обоих берегах реки Алая. Его прорезывали тенистые живописные аллеи. Имелось много прелестных, слегка таинственных уголков. В парке стояли скамейки, защиту от дождя или солнца давали беседки. Ещё ныне можно увидеть полуразрушенную, напоминающую небольшую буддистскую пагоду “Китайскую беседку”. Маленькие лёгкие мосточки, перекинутые через Алай, соединяли его берега. Скульптур в парке не было. Владельцы имения их не любили, считая, что излишняя помпезность статуй и иных изваяний нарушает естественную гармонию природы. За парком и садами ухаживали опытные садовники. Они же выращивали экзотические растения в оранжерее. Здесь росли абрикосовые, персиковые, миндальные деревья, они хорошо плодоносили и давали неплохой урожай.
Имелось богатое животноводческое хозяйство. Вблизи барского дома размещался просторный конный двор с великолепными конюшнями, каретником и кузницей. Здесь содержались породистые лошади разных мастей.
Рядом с усадьбой, на виду всего села, поднималась белокаменная церковь с высокой колокольней, сооружённая в 1801 году ещё помещиком Вяземским. Престолов в храме было два — главный во имя св. Александра Невского, придел — во имя св. Димитрия Солунского. Иконы писаны при канцлере графе Нессельроде. Мозаичная икона Воскресения Спасителя считалась редкостью. От взрослых мы, дети, хорошо знали о красоте этой церкви. К сожалению, её разрушили в середине нашего столетия.
Царевщинскому приходу принадлежали деревни Хватовка, Еленовка, Александровка и Николаевка.
Но самой главной достопримечательностью имения слыл графский дом. Огромный двусветный зал, просторная уютная гостиная, комнаты, украшенные полотнами русских и западноевропейских живописцев, среди них Рубенс, Веласкес, Давид Теньер, Альбано, Горас Верне. На одной из стен — прижизненный гобеленовый портрет Екатерины II. Картины и предметы прикладного искусства Анатолий Дмитриевич предоставлял для показа в Радищевском музее на выставке в пользу фельдшерских курсов в апреле 1894 года и на 4-й художественной выставке местного общества любителей изящных искусств в апреле 1898 года. Много я слышал в детстве ностальгических рассказов об этом красивом и уютном доме от бабушки.
Его интерьеры украшали старинные изящные фарфоровые вазы — изумительные творения китайских мастеров и прославленных европейских мануфактур. Повсюду в доме — чудесной работы мебель, зеркала, изразцовые печи, изящные люстры из хрусталя и бронзы, настенные, каминные и напольные часы, статуэтки со всех концов света, медные и серебряные бра и подсвечники, тяжёлые бархатные портьеры, шёлковые и атласные покрывала и драпировки.
В большой курительной комнате стояли низкие диваны, устланные яркими пледами и подушками, инкрустированные арабские столики. Здесь находилась богатая коллекция разнообразных трубок и восточных кальянов. Анатолий Дмитриевич, заядлый курильщик и тонкий знаток душистых восточных табаков и ароматных гаванских сигар, любил отдыхать в этой комнате, удобно устроившись на диване и покуривая трубку. Тут же рядом — бильярдная комната с несколькими бильярдными столами. Вокруг самого большого из них сохранялся специальный приступчик, сооружённый во времена Карла Васильевича Нессельроде, который затруднялся играть в бильярд без этой подставки из–за своего очень низкого роста.
Графский кабинет был уставлен солидными резными книжными шкафами с вазами поверху, столами–витринами различных форм и размеров с коллекциями монет и медалей разных стран и эпох, на стенах и на специальных мольбертах размещались картины в золочёных рамах. На стенах же висели старинное оружие и доспехи — часть графской коллекции, которую начал собирать отец Анатолия Дмитриевича и которая считалась одной из лучших в России. Огромный камин, украшенный художественными изразцами и барельефами, дополнял убранство кабинета. И где–то в углу комнаты чуть виднелся небольшой письменный стол, заваленный бумагами, с хрустальным чернильным прибором и подсвечником с большой свечой. На столе среди бумаг лежала табакерка из слоновой кости, выточенная, по преданию, самим Петром Великим. Позднее к табакерке прикрепили миниатюрный портрет Павла I.
Библиотека Нессельроде располагалась в нескольких просторных залах дома на специальных стеллажах, которые стояли вдоль стен, поднимаясь до самого потолка. Книги и рукописи заполняли также большие застеклённые шкафы. Здесь были старинные рукописи, прижизненные издания многих деятелей литературы, просвещения, науки. Эта библиотека стала источником разносторонних знаний Анатолия Дмитриевича, поражавших его современников. Он писал брошюры и статьи по самым различным отраслям знаний: истории, праву, биологии, экономике, статистике, санитарии, истории русского дворянства…
За годы революции и гражданской войны большая часть библиотеки погибла. Ныне в Научной библиотеке Саратовского университета хранится около четырёх с половиной тысяч книг из Царевщины, которые являют собой лишь десятую часть собрания Нессельроде.
Моя мама всегда с теплотой вспоминала, как владельцы дома разрешали ей и другим крестьянским детям брать книги из своей библиотеки.
42 зала, спален, разных других комнат было в доме. И всё — для удобства самих хозяев, а также частых гостей. Из большого зала несколько ступенек вели в уютную столовую, тоже с картинами на стенах. На застеклённых посудных шкафах стояли большие медные и серебряные самовары, а внутри на полках — фарфоровая, хрустальная и серебряная посуда с графским вензелем и фамильным гербом.
Моя бабушка рассказывала, как в Царевщинскую усадьбу часто съезжались гости — соседи помещики и друзья Орловы–Денисовы, Панчулидзевы, Вяземские, Киндяковы, Иконниковы, Юматовы, Араповы, Ермолаевы, Васильчиковы, Высоцкие, Усовы и другие. Усадьбы некоторых располагались в нескольких десятках вёрст друг от друга и от Царевщины, но всё равно они считались соседями и постоянно общались между собой.
Зимой, как правило, нессельродоское имение замирало. Вся семья отправлялась путешествовать в тёплые края: во Францию, Италию, Германию или Швейцарию.
Графам Нессельроде в самой Царевщине принадлежали два винокуренных завода и водяная мельница. В 14 верстах отсюда, в селе Хватовке, в 1899 году торжественно открылся стекольный завод, построенный Анатолием Дмитриевичем.
Граф собирался отвести от железной дороги Аткарск — Вольск ветку к Царевщине и уже построил в селе вокзал. Сохранившееся небольшое здание вокзала отдано в наши дни под сельмаг.
До восьмидесятых годов нашего века работала в Царевщине и районная больница — в здании бывшей земской больницы, открытой в 1876 году при Дмитрии Карловиче Нессельроде, — тогда первой и единственной земской больницы уезда. Располагалась она на территории помещичьей усадьбы. Приспособлена для медицинского обслуживания она была совсем неплохо.
Со дня её открытия 35 лет бессменно руководил больницей опытнейший земский врач и хирург, большой души человек Дмитрий Иванович Василёв, который за первый же год своей деятельности в ней сделал 180 операций. Известность о нём и лечебном заведении быстро распространилась среди населения. Сюда шли больные не только из самой Царевщины, но и со всей округи. Позже, до революции и в первые годы советской власти, больницей заведовала и работала здесь хирургом Зинаида Дмитриевна Василёва — дочь Дмитрия Ивановича. Царевщинская больница пользовалась хорошей репутацией и в наши дни. Теперь её перевели в райцентр Балтай.
Дмитрий Карлович Нессельроде открыл в Царевщине также приют для детей–сирот.
Мои родители
Моя мама, Зинаида Ивановна, была крестьянского происхождения. Родилась она 13 апреля (по старому стилю) 1898 года в Царевщине. Её отец, Иван Андреевич Душков, был у моего прадеда, Анатолия Дмитриевича Нессельроде, дворником и выполнял ряд работ по графскому дому — рубил дрова, топил зимой печи и т.д. Граф очень его ценил за трудолюбие и честность. Вот поэтому он отвёл Душкову с его семьёй квартиру из нескольких комнат в собственном доме. Его жена Мария Николаевна, по отцу Мещерякова, родом была из соседней деревни Александровки. Кроме Душковых, в господском доме ещё жила семья графского лакея Ивана Тимофеевича Рыцарева, тоже из местных крестьян.
Навсегда уезжая во Францию, в Париж, А. Д. Нессельроде передал имение дочери Лидии Анатольевне Юматовой, моей бабушке, которая имела уже троих детей: Колю — моего папу, Лизу и Таню — моих тёток. Анатолий Дмитриевич наказал дочери, чтобы она пожизненно закрепила в своём доме квартиру за Душковым и постоянно бесплатно выделяла из своего хозяйства молока его многодетной семье.
Вот так получилось, что моя мама со своими братьями и сёстрами с детства жила под одной крышей с детьми хозяйки имения. Они дружили и играли вместе, а с годами мама и папа полюбили друг друга и поженились. Обвенчались они в царевщинской церкви в июле 1918 года.
Папа любил рассказывать о своём детстве в Царевщине. Как озоровал вместе с крестьянскими мальчишками. Как они брали и курили тайком сигары на чердаке нессельродовского дома. Как его и его сестёр обучал французскому языку французский гувернёр мсье Шенье. Как они дразнили гостившую у них дальнюю итальянскую родственницу Фанишку — наивную и простодушную старую деву, очень плохо и смешно говорившую по–русски, которой повсюду мерещились страшные русские лесные разбойники.
Мама посещала местную церковноприходскую школу и окончила два класса, научившись читать и писать, как и её братья и сёстры, окончившие ту же школу.
Папа же, помимо домашнего образования, учился ещё в Александровском лицее в Петербурге, а его сёстры одно время — в Саратовской гимназии.
Отец папы, Николай Дмитриевич Юматов, умер в 1908 году в возрасте 43 лет от сердечного приступа в немецком городе Гейдельберге.
В 1914 году семнадцатилетний папа отправился в Париж в гости к деду Анатолию Дмитриевичу Нессельроде. С детства любил он читать приключенческие романы. И вот во Франции его потянуло на приключения — захотелось попутешествовать. Сев “зайцем” на французское торговое судно, он поплыл в сторону Южной Америки. Но через несколько дней его обнаружили, заставили работать истопником в судовой кочегарке. Так он всё же оказался у берегов Бразилии, где пробыл две недели. Вместо приключений, столь привлекательных в мечтах, отец чуть не умер с голода и, естественно, стал думать о дороге обратно. Во Францию он возвращался таким же способом, каким и покидал её: проник незаметно на судно. И опять его заставили кочегарить, отрабатывая в пути питание и возвращение. Его дед, человек добрый, сам романтического склада, быстро простил внуку его проделки.
А тут грянула Первая мировая война, отрезавшая отца от России. И он поступил добровольцем во французский иностранный легион. Поскольку туда набирали иностранных добровольцев без предъявления ими каких–либо документов с 18 лет, отец надбавил себе годок, и его зачислили рядовым, отправив пулемётчиком на передовую. Бои уже шли на территории Франции. Через год отец был тяжело ранен.
После госпиталя он узнал, что русские добровольцы во Франции имеют право вернуться в Россию, чтобы продолжать сражаться уже на русско–германском фронте. Отец воспользовался этим правом, и в 1915 году вместе с другими русскими вернулся морем в Россию. Их доставили на судне в Архангельск.
Оказавшись в Петрограде, отец поступил в Николаевское кавалерийское училище и окончил его в 1916 году. В звании корнета его направили на фронт в гвардейский Ея Величества Кирасирский полк, который тогда находился в составе гвардейского корпуса на Юго–Восточном фронте. Но вскоре произошли революционные события 1917 года.
На фронте отец провоевал до 1 января 1918 года, когда его полк расформировали на основании приказа главкома Крыленко.
После 18 дней пути он прибыл к матери в Царевщину. А немного позже имение экспроприировали. Волостной совет назначил в имение своего управляющего, а отца — его помощником. Затем гражданская война, и вот — эмиграция во Францию.
* * *
В нашей семье царила очень доброжелательная обстановка. Мама и папа сильно любили и уважали друг друга. Очень тосковали по родине. Они не принимали советской власти, но не были и “зубрами”, как сами называли эмигрантов из числа яростных противников нового строя в России. Нас воспитывали в духе патриотизма и любви к далёкой отчизне. Родители говорили, что не случись революции, династия Романовых всё равно была бы обречена. Они считали, что сам Николай II был во многом виноват, что на Россию обрушилось столько бед. Однако они не одобряли жестокую расправу над царской семьёй в Екатеринбурге.
Вместе с тем, папа рассказывал, с каким поразительным равнодушием восприняли многие колчаковские офицеры, и в их числе он сам, весть о расстреле Николая II и его семьи большевиками. Он объяснял это тем, что среди большой части дворянства и общества в целом личность Николая II была весьма не популярна: ему не прощали слабоволия, неспособности управлять государством, ограниченности кругозора.
«Волга», №12, 1999
