Опубликовано в журнале Вестник Европы, номер 34, 2012
политика и общество
Письма из редакции
Пора становиться нормальной страной
Виктор Ярошенко
1. Конец переходного периода
Как только не называют нынешнее время! И всякое имя ему к лицу!
“Окном возможностей”, “возрождением империи”, “реинкарнацией совка”, “вставанием с колен”, “периодом стабилизации” или попросту — “стабилизецом”, “новым застоем”, “суверенной”, или “управляемой” демократией, “CCCР-лайт”, “серединой второго раунда”… А я вслед за Егором Гайдаром все продолжаю называть его “переходным периодом”, хотя уже и не знаю — переходным к чему? (Одно время Гайдаровский институт так и звался: Институт переходного периода, и задиристые, но невежественные “акулы пера” всё домогались узнать: когда институту, изучающему этот фантом, перестанут платить деньги; что это за период такой и когда же он закончится?) Им было невдомек, что в мире существует целая наука — транзитология, как раз и изучающая переходные процессы в экономике.
Где отмечен перелом кривой падения, или — для оптимистов — развития?
Должна же быть точка перехода, когда темп времени, его тональность сменятся? Впрочем, тональность-то сменилась давно; как раз со сменой тональности Государственного гимна мы оказались в ре-миноре.
Ритм политической жизни тоже сменился — на замирающе-пульсирующий, а теперь и вовсе даже мерцательный (как аритмия). Переменились и настроения, что показывают все социологические центры. И “Левада”, и ФОМ, и ВЦИОМ вполне согласно показывают нарастание общественного дискомфорта.
Это уже было понятно и год назад: слишком велик разрыв между разными социальными слоями; слишком сильно неверие в правосудие; слишком уж часто богатые и блатные давят людей на дорогах (и ни за что не отвечают); слишком далеко находимся мы от приличных стран во всех значимых рейтингах; слишком отстала наша фундаментальная наука уже и культура; слишком оскорбительно беспомощна медицина; слишком часто стали случаться катастрофы и конфузии; слишком выросло отчуждение от власти, а расплодившиеся коррупционные чиновники утратили всякий стыд, совесть и страх …
Написал и задумался. А как же это согласуется с данными, согласно которым “Все у нас хорошо”?
Россияне стали выше оценивать свое благосостояние, — сообщает ВЦИОМ в ноябре 2012 г. — Индекс самооценок материального положения в октябре вырос на два пункта (с 64 до 66); значение индекса оценок экономической ситуации в стране — одно из самых высоких в 2012 году. По данным опять же ВЦИОМ, значение индекса выросло за счет увеличения доли россиян, оценивающих свое материальное положение как среднее (с 70 до 72 %). Год назад он составлял всего 54 пункта. Показатель удовлетворенности жизнью остается рекордно высоким (58). (Год назад индекс равнялся 45 пунктам.) Индекс социального оптимизма с июля 2012 года медленно растет и составляет 63 пункта. Текущее значение значительно превышает достижения аналогичных периодов прошлых лет (в среднем 55 пунктов). Индекс оценок экономической ситуации в стране вырос до 48. Текущее значение показателя — одно из самых высоких не только в текущем, но и за три посткризисных года. Индекс оценок общего вектора развития страны в октябре составил 51 пункт — одно из самых высоких за аналогичные периоды прошлых лет. Год назад индекс составлял всего 40 пунктов. Вопрос: как интерпретировать эти данные???
– Как Вам кажется, в какой мере сейчас российское общество контролирует действия властей?
Власти этого не заметили, хоть и шептали им об опасности придворные эксперты.
апр.10 г. апр. 11 г. июнь 12 г. окт. 12 г.
в очень сильной мере 1 1 2 3
в довольно сильной мере 8 10 13 11
в довольно слабой мере 39 42 42 42
практически не контролирует 41 39 31 34
затрудняюсь ответить 11 9 13 10
“Левада-центр”, октябрь 2012 г.
2. Прощай, нищета!
Доклад Центра стратегических разработок М. Дмитриева “Прощай, нищета!” на Гайдаровских чтениях 13 ноября 2012 г. тоже, казалось, состоит лишь из победных реляций: доходы населения выросли в 2,5 раза, численность бедных и уровень бедности сократились в 2,4–2,5 раза: с 42,3 млн. чел. до 17,9–18,1 млн. чел. (с 29 до 12,6 млн. — 12,8 %). Даже в период кризиса бедность снижалась. Получаются вполне сенсационные результаты, в которые трудно поверить: в России в 2010 г. (по методике расчета Всемирного банка) бедных нет, а 30 % населения составляет “средний класс” по стандартам развивающегося мира; при том, что от 60 до 70 % (в зависимости от того, какую часть населения относить к богатым) — это вполне себе европейский средний класс… Но выводы делают разные. Власти — что все хорошо, база поддержки крепнет. Исследователи (М.Э. Дмитриев и его ЦСР), напротив, предупреждают, что у многочисленной части самых бедных россиян меняется базовый комплекс установок. Прежде был комплекс ценностей выживания, где главным было прокормить семью; теперь он меняется на ценности развития, долговременные и устойчивые: здоровье, воспитание детей, условия существования и уровень сервисов отношения с властью… А это, считают эксперты, означает, что в обществе необратимо зреет запрос на ценности модернизации и демократии (см. статью М. Дмитриева и С. Мисихиной в этом томе журнала).
3. Элитный консенсус
Многочисленные законы, постановления и распоряжения, положения и установления изменяли созданную еще в позднеельцинские времена политико-экономическую систему, разрушали хлипкий временный, ельцинский, и подводили фундамент под новый элитный консенсус. А еще больше — негласные и приватные договоренности и преференции для немногих (по Г. Павловскому, двух тысяч членов так наз. “премиального класса”). Поэтому вместо одних людей и компаний приходили другие; вместо одних министерств и концернов вырастали новые “спруты” госкорпораций… Основные элементы ельцинизма система, созданная на довольно-таки авторитарной “ельцинской” конституции, сохранила, но многие противостоящие авторитарности отбросила: например, одномандатные округа, выборные главы регионов и городов, свободно формирующиеся партии. (“Нет налогов без представительства”, — гласит главный принцип представительной демократии; а у нас налогообложение есть, а вот реального представительства целого класса людей, платящих налоги, как не было этого так и нет.)
За полгода до своей смерти Егор Гайдар писал в журнале “Вестник Европы” про события осени 2008 года:
“Конечно, когда реальные доходы растут на десять процентов в год — править просто, и не нужны массовые репрессии, чтобы сохранить власть. Но когда от роста дохода в 10 процентов начинается падение доходов как минимум на 5 процентов, становится трудно. Здесь для власти есть развилка возможных решений. Либо власть, столкнувшись с тем, что ее начинают меньше любить, отвечает репрессиями — это путь к углублению кризиса, и даже путь к смуте. Либо власть понимает, что ситуация изменилась и нужна обратная связь с обществом, а значит надо спокойно, постепенно либерализировать режим, освобождать прессу, проводить реальные выборы, честно разговаривать с обществом, не доводя его до точки кипения, осуществлять реальную борьбу с коррупцией — тогда общественная солидарность поможет выйти из кризиса”.
4. 20 лет спустя
Двадцать лет — это много. Усопшего человека поминают сорок дней, а ушедшую государственность — двадцать лет. Но уже выросло и пришло голосовать поколение, родившееся в год распада СССР.
Алексей Кудрин как-то на Гайдаровских чтениях назвал несколько нетривиальных цифр. В 1992 году Россия получила за экспорт углеводородов 23,5 млрд долларов. Эти доходы постепенно росли, и к 1999 г. составили 30 млрд долларов, а в 2011 г. был достигнут исторический пик: 346 млрд долларов.
Суммируя, получаем, что в “девяностые” получили около 200 млрд долларов, а в “нулевые” — уже 2 триллиона долларов, т.е. в десять раз больше. Вот в чем кроется вся “тайна устойчивости путинской эпохи”.
Ельцинский режим и ельцинскую конституцию аналитики называли (проф. А.Н. Медушевский и др.) “имитационнным конституционализмом”. Вроде бы все институты как бы и есть, но соблюдаемой законной процедуры смены власти — честных выборов — нет. Это было платой за отсутствие консенсуса в обществе, за то, что мощные влияния и ресурсы все еще сохранялись за коммунистами, которые менялись не в сторону конструктивной социал-демократии, а в сторону непримиримых большевиков-сталинцев. Платой за то, что их не удалили с политического поля, было то, что на это поле ввели не совсем спортивные и совсем уже не честные, громоздкие, чуть прикрытые “административные” механизмы.
Это было уже во времена второй каденции Ельцина, а при Путине стало главной политической чертой меняющегося режима: “управляемая демократия” (этим изобретением очень гордится политолог Глеб Павловский). В “нулевые” расцвели худшие черты “девяностых”, а лучшие были упразднены или придавлены.
Это прекрасно понимали в Европе и Америке, не слишком-то упрекая российскую власть, даже за многолетнюю войну, развязанную на Кавказе.
“Если вы не хотите, чтобы в ядерной стране России снова укрепился маловменяемый коммунистический режим, вы должны с пониманием относиться к особенностям российского политического ландшафта”, — говорили своим партнерам визитеры из Москвы, и партнеры согласно кивали.
Но в этих спорах и раздорах измельчала, растряслась и почти исчезла нацеленная на развитие демократии содержательная и квалифицированная часть российского политического спектра. А вот демагогическая и приспособленческая никуда не исчезла и, судя по последним выборам, даже укрепилась.
Однако общество постепенно менялось, рос и укреплялся средний класс со своими ценностями, расширял свой плацдарм Интернет, а это целый мир молодых, и сами собою развились социальные связи. Общество усложнилось, политический же ландшафт, напротив, деградировал до полного опустынивания.
5. Озабоченный позитив
Мы живем в межвременьи.
Помнится, в старые добрые времена наш главный редактор требовал от нас материалов “в духе озабоченного позитива”. “Попробую дать.
Россия вступила в ВТО. Долго ходили вокруг да около и наконец вступили, а счастья по-прежнему нет. Теперь стремится во влиятельный клуб Организации сотрудничества и развития, хочет всерьез конкурировать на мировых рынках — в Европе, Азии (отдав без борьбы Африку Китаю), даже в Америке. И хотя говорят (не без обиды), что внешнеполитические приоритеты не признают Россию в число основных мировых игроков, есть ответ: “и очень хорошо что не признают, нам и не надо, так спокойно, и без их натужного внимания будем развиваться”.
Постепенно из старых развалин вырастает новая страна, выходит из детства, со своими проблемами, одновременно старческими и ювенильными, теряет иллюзии, бросается из крайности в крайность, чтобы наконец зажить — а как? Каким стать: прагматичным ли циником европейским, задонским ли праведником-нестяжателем, проповедником ли избранничества божественного, романтическим искателем непроторенных дорог (устар.), деловитым китайским студентом, все подмечающим, всему обучающимся, но себя и далекую родину со всем немалым семейным кланом не забывающим?
Двадцать лет прошло; двадцатилетние стали сорокалетними, сорокалетние подошли к пенсии; вырастили детей и тридцатилетние жесткие и хваткие люди, составившие немыслимые и просто крупные состояния, вошли в пору зрелости, и вопрос: кому оставить нажитое и на кого страну? — теперь для них самый наипервейший.
Они потратили много сил, ума, изворотливости и предприимчивости, им понадобилось много удачи и гибкости, чтобы все это собрать в кулаке и сохранить в неверном и меняющемся российском социуме. Поэтому-то вопрос о собственности — первейший, если не ставить во главу угла вопрос о жизни и свободе.
Спрашивают себя: какой режим возможен и желателен в стране, вступившей в полосу экономических трудностей? Неужто самовластие, ограниченное “своеобразным чувством юмора”? Какую экономическую программу предлагает оппозиция, где кроме Илларионова, зациклившегося на ненависти к покойному Егору Гайдару, и не видать никого?
Ведь кто может поступить так, как это сделал Путин перед выборами: не давать щедрых обещаний (все ведь дают), а заранее пойти на огромные новые расходы, повысить пенсии, расширить социальные пособия, дать налоговые льготы, увеличить зарплаты преподавателям, ученым, военным и всем остальным бюджетникам?! Только тот и может, у кого на поясе ключи от казны. Ограничитель тут один — возможности бюджета, так же как в любой семье. Некоторые предпочитают жить в долг, но в долг не всем дают и рано или поздно придется расплачиваться. Оптимизировать бюджет, конечно, можно, но за каждой строкой расходов и доходов стоят чьи-то интересы. Чтобы обуздывать их, нужна политическая воля, желательно поддерживаемая реальным парламентским большинством. Собственно, курс на модернизацию институтов, демократизацию и открытость принятия решений в экономической проекции оборачивается более жестким контролем за расходами, лишением чиновников возможности получать “административную ренту”, более осторожное отношение к большим государственным расходам — на оборону и на разорительные представительские мероприятия. Всего-то.
Можно представить себе (без обсуждения реалистичности этого сценария) внеочередные парламентские выборы, которые начнутся с формирования новых “незапятнанных” участковых избирательных комиссий, в которые будет допущена и нынешняя оппозиция. Боюсь, что и на этих (представим себе!) вроде бы честных выборах все-таки победит опять партия власти .
Фонд “Общественное мнение” (ФОМ) фиксирует, что рейтинг доверия, в частности к Владимиру Путину, в последний год колеблется на уровне минимальных с 2003 года значений, но отнюдь не демонстрирует тенденции к росту. Согласно последним замерам от 18 ноября, рейтинг доверия Путина составлял 42 процента… Электоральные рейтинги Путина и единороссов немного выше. Если бы выборы состоялись сейчас, то Путин мог бы претендовать на 46 процентов голосов (меньше было накануне думских выборов — 43 процента), за “Единую Россию” собирались бы проголосовать 42 процента. А если и проиграет, то — партии с гораздо более левыми (и безответственными) лозунгами. Вообще, выборы устроены так, что рано или поздно победит более популистская партия. Националисты с их невнятными экономическими позициями вполне себе левые. Новые левые (если отвлечься от вызывающего симпатии у многих их упорства) предлагают очередной социалистический эксперимент, национализацию, словом — тупик. Мы в драматическом положении. Власть в своем высокомерии, как водится, слепа и глуха; а нарастание напряжения выводит на первые позиции самые радикальные лозунги и самых “отвязных” лидеров (вроде Навального или Развозжаева. — Ред.).
Нам нужна не революция. Нам нужно нарастающее развитие. Уже очевидно, что понадобится внести изменения в Конституцию. Но с этими не стоит торопиться, а то они нам такого “назаконотворствуют” наворочают, что веками не разгрести. Сейчас наступает период формирования новых избирательных комиссий, которые в ближайшие годы будут считать наши голоса на всех предстоящих выборах. Сегодня критичен не Чуров (этот персонаж уже лишен всеобщего внимания), сегодня критичен и новый курс Путина (сильно отличающийся даже и от его предвыборной платформы), что показывают последние передвижки в верхах.
Стране предстоят эпохальные изменения. Россия без Путина — не лозунг, а очевидность, которая с неизбежностью реализуется. Но для того чтобы она стала демократической страной с современными институтами, надо сделать очень многое. И кроме российского гражданского общества — сделать это некому.
Первый — и главный! — настоящий исторический выбор россияне сделали еще двадцать лет назад, в 1991-м, ломая власть КПСС, и в 1993-м, когда пошли за Ельциным и Гайдаром и на референдуме голосовали за новую Конституцию. Теперь будет не проще.
6. О богатых и состоятельных
Говорят, обмен акциями российских и западных нефтегазовых гигантов необходим нашему истеблишменту для получения гарантий. Но надежды эти призрачные. В современном мире при нынешней прозрачности финансовых систем, никто не сможет скрыться от правосудия, была бы запущена его машина. В перспективе наша доморощенная “элита” надеется слиться с мировой и только тогда и (постепенно) подпитывать соками чахлые ростки на древе российской государственности, также как конкуренция, суд, выборы, свобода слова… От общества в значительной степени зависит, как скоро это произойдет; но не раньше, чем оно само почувствует себя субъектом политики и хозяином своей судьбы. Этому очень способствуют и коррупционные скандалы в верхах, уверения в том, “что у нас нет неприкасаемых”: не в смысле названия низших индийских каст (париев, далитов), а, наоборот, в смысле неприкосновенности бояр (нобилей).
Конечно, впечатляют яркие картины из жизни “партии бабла и партии крови”, размещаемые в сети, и непримиримые размышления о том, как хорошо было бы нам без них. Но радикализм оценок не приближает к идеалу.
Важно понимать, что в стране вырос довольно многочисленный слой, класс очень богатых и очень состоятельных, ничтожный, конечно, по сравнению с совокупностью остальных, но сам по себе и не маленький слой предприимчивых людей. Они нехороши, но других-то у нас просто нет. Да плюс еще средний класс, существование которого долго искали социологи, пока валовый доход на душу в стране не скакнул к 16-ти, а то и к 20 тысячам долларов (невероятная цифра лет десять назад).
Этому немалому меньшинству очень даже есть что терять на фоне “левых маршей”. Называть их всех чохом паразитами и ворами неверно фактически и неправильно политически.
Они многое научились делать — да, придавив конкурентов правдами и, скорее, неправдами; используя инструменты и институты, давая взятки и налаживая связи; получая преференции и административный ресурс через соседа, брата, свата или партнера по корпорации. Но это они подняли новую металлургию и некогда убыточную угольную промышленность, варят пиво и вино, создали риэлтерские сети, цепи бензоколонок, заново построили хлебопекарную промышленность и мелкую торговлю, наладили производство куриного мяса, яиц и молока, соевого шрота, вложив миллиарды долларов в отечественное производство.
Далеко не все эти люди готовы выходить на площадь с требованиями честной конкуренции как в бизнесе, так и в политике, хотя здоровая (в смысле бóльшая) часть этого сообщества все-таки предпочла бы сегодня уже защиту закона, а не покровительство прикормленного чиновника. Они успели обучить детей своих (которые потолковей) в хороших университетах у нас и за рубежом, и большинство этих детей желают продолжать родительский бизнес дома. Дома — хотя бы потому, что, увы, мы еще очень далеки от западного мира, плохо в него интегрированы, и мы к ним не хотим, и они нас к себе в бизнес не пускают. Российский бизнес пока что развивается по преимуществу в России (хотя при желании можно уже заметить и новые тенденции.)
Все эти годы страна менялась — под унылый аккомпанемент завываний о гибели России. Она развивалась, а людей убеждали (и они так привыкли думать), что она загибается по вине либералов и прежде всего, конечно, спасшего ее Гайдара.
Бывая в регионах, я вижу примеры успешных молодых предпринимателей (да, связанных с властью, да, несвободных политически, но при этом вполне толковых и успешных). Но когда, вдохновленный доверительным рассказом об успехах и перспективах их дела, спрашиваю: а почему же вы не делитесь своим опытом, своим так сказать, “ноу хау”, — они даже теряются: А зачем? Нет, знаете, бизнес не любит внимания, особенно российский бизнес, от этого одни проблемы…” Об этом молчит телевидение, ничего толком не говорит радио, этим не живет Интернет. Самый продвинутый и успешный сектор отечественной экономики психологически полулегален, конспиративен, обществу неведом, им не опознан. Мало того, российский бизнес в обществе не уважают, он не представлен политически и поэтому не защищен.
Но вот кому в стране и правда плохо, неуютно и довольно-таки “стрёмно” — так это безвестным героям малого бизнеса. Это они кормят полицию и бесчисленную чиновную челядь. Крупному-то хорошо: если он договорился с Кремлем — он уже никому не по зубам; средний же региональный бизнесмен должен понимать, кто в регионе главный, а главные сегодня даже не администрации, не губернатор и не мэр, а прокуроры, следователи и судьи. Именно с их увлеченным участием сейчас повсюду идет передел и рейдерский захват собственности.
Большой бизнес под федералами ходит, а эти отданы на кормление правозащитным (тьфу, напротив — правоохранительным, с позволения сказать, органам). Нового здесь ничего нет, это и в сериалах нынешних постоянно демонстрируют, но ситуация такова, что и по этому параметру период подошел, видать, к самому краю.
С одной стороны, стон идет, с другой — невнятный (затихший с приходом Путина в Кремль) шепоток про инновационное развитие. Даже такое создается у людей мнение, что Кремль теперь как бы и не за инновации: мол, пустое это все, — а он за консерватизм, духовность и народность, в версии коноводов вагонзавода. И эта ниточка тоже кончается, надобно определиться.
Деловые люди знай себе думают: как-то не с руки высовываться, придавят, бизнес отберут. И только самые отчаянные идут ва-банк и даже побеждают в отдельных, уж совсем отвязанных регионах, где массовая часть народа уже не в силах терпеть лихоимство и безнака-занную дурь.
Другое дело (и опасность тут есть большая), что под хорошими и чистыми лозунгами демократии вдруг опять выскочит бесстыжий демагог-популист и увлечет, потащит за собою очарованные массы. Что, разве нет такой опасности? Еще как есть.
Разумные лозунги скучны; они потому и разумны, что спокойны, взвешенны, основаны не на хотении, а на понимании возможного, на готовности к компромиссу и тому, что худой мир все-таки лучше хорошей драки.
7. Когда спящий проснется
Куда ни кинь, всюду клин: получается, что временные рамки системы, в которой люди привыкли жить частной жизнью, заниматься своим делом, работой, учебой, бизнесом (легальным и не очень), отдав властям и их дружинам право этот бизнес контролировать, кошмарить и отбирать, — это время заканчивается.
Год назад, узнав о предстоящей “рокировочке” (шило на мыло), что означало — политических реформ не будет, — “рассерженные горожане” не могли не подняться в протесте. Пора становиться нормальной страной! Собственно, вот сообщение, с которым люди вышли на площадь и будут выходить еще, пока не добьются перемен.
А перемены повсюду нужны серьезные. С одной стороны, к выборам должны быть свободно допущены самые разные партии и силы; с другой — должен быть поставлен надежный заслон экстремизму, национализму, агрессивному популизму, классовому экстремизму, партиям и движениям, отрицающим право других на свободное развитие и существование. Коммунистам, для того чтобы получить перспективу продолжения своей политической жизни, пора бы уже отмежеваться от сталинизма, от практики массовых репрессий и классовых чисток; националисты должны дать надежные заверения в приверженности основным конституционным принципам … Ну, и так далее.
* * *
Бороться с “серой плесенью”, сейчас заполнившей кабинеты, можно только одним-единственным способом: выводить их на свет Божий, показывать их жалкую беспомощность, тупость и косность. Хотя они так крепко сцепились локтями — поди разорви, и даже иные отнюдь не бездарные люди, пытаясь сохранить завоеванные позиции успешно разыгрывают дурака. Изолировать страну им не по силам; отключить ее от цивилизации — тоже кишка тонка. Выдавить из страны все живое и несогласное — тем более. Стало быть, напряжение будет расти. Для того чтобы разумная и сколько-нибудь ответственная часть истеблишмента как-то смогла бы укоротить разбушевавшуюся дурь, она должна будет обратиться за помощью к обществу, которое, увы, относится к властям недоверчиво, но, как показывает “президентский экспромт” Прохорова, может и поверить …
8. “Сетевая демократия”
И был бы полный туман у нас впереди, если б не появились в самые последние годы (чем они принципиально и отличаются от “нулевых”) в наших домах компьютеры и еще великий и свободный Интернет, который с каждым днем охватывает своим могучим дыханием всё новые миллионы людей, можно даже сказать — народ.
И новая молодежь, создавшая и непрерывно создающая новые социальные сети (и даже и неведомые нам, старшим, сетевые ресурсы), думает дальше, заглядывая за сегодняшний политический горизонт, и видит за этим горизонтом уже совсем другие перспективы, прямую “сетевую демократию”, полный общественный контроль за избранной властью (вот как укоренились автомобильные “синие ведерки”, житья от них не стало чиновникам).
…Может, не так уж и был нелеп президент Медведев со своей идеей о прямой демократии, “открытом” правительстве? (Может, эти игрушки, принятые слишком всерьез, и лишили ему второго срока?)
Не ровен час, доберемся мы и до “облачной демократии”, и не в раю, а здесь и еще на нашей земле. Прошлый век, казалось бы, уже давно ушедший, все еще уходит — медленнее, чем нам хотелось бы, он уходит физически с каждым из покидающим сей мир.
Возможно, когда-нибудь найдут и назовут убедительной и исторически оправданной ту причину, по которой В. Путину следовало бы вернуться в Кремль, переменив тем самым ритм и темп России. (Эволюции с переводом часов, игры с часовыми поясами отнюдь не случайны, они выражают всеобщее ощущение заблудившегося времени.)
Но у нас осталась одна общая задача — обеспечить стране нормальный и надежный переход в неостановимое время развития. Не обитатели древнего Кремля, не правительство Медведева и не многоцветная оппозиция с ее еще не определившимся КС сделают это. Зов времени чувствуют и понимают — каждый по-своему — все: и эксперты, и избиратели, и те, кто еще не дорос до статуса избирателя. Это такой общий рок событий переходного периода, где все мы — участники конкуренции, борьбы, даже войны. Потом, из дальнего далека всех нас, нынешних непримиримых врагов, помянут в одной молитве.
Год прошел. Сто тысяч человек на площади, как показывает история, — это событие, после которого иная страна меняется. Говорят, что протестное движение пошло на спад. Эйфория действительно кончилась. Никто ничего не забыл и не простил. Надо жить дальше. Но такого томительного чувства исторического тупика, ощущаемого во всех группах населения, не было со времен позднего Политбюро (“пятилетки пышных похорон”, если кто помнит). А это влияет и на политическую, и на деловую, и на инвестиционную конъюнктуру. На ощущение перспектив. Однако всё больше молодых, энергичных и образованных людей (т.е. конкурентоспособных на мировых рынках труда) покидают страну.
Из Заключения Института Гайдара на проект федерального бюджета на 2013 год и на плановый период 2014 и 2015 годов
…Согласно проекту закона Федеральный бюджет в ближайшие три года будет сводиться с дефицитом, но величина дефицита будет постепенно уменьшаться.
Федеральный бюджет остается критически зависимым от поступлений нефтегазовых доходов. В 2013–2015 гг. нефтегазовые доходы будут составлять 44-46 % доходной части бюджет.
…Можно с уверенностью прогнозировать усиление оттока капитала из негосударственного сектора экономики с нынешних 70-80 млрд долл. до 120–130 млрд долл. в год….
Единственной статьей положительного прироста расходов в относительном выражении на ближайшую трехлетку является финансирование национальной обороны — на 0,6 п.п. ВВП и на 37,7 % в реальном исчислении в 2015 г. относительно уровня 2012 г. Расходы силового блока суммарно составят 4 трлн 171 млрд руб., или 6,27 % ВВП и 31,16 % расходов федерального бюджета на 2013 г.
…Планируется существенное сокращение расходов федерального бюджета на образование как доли от валового внутреннего продукта на протяжении всего планового периода (почти на четверть).
* * *
МОСКВА, 23 ноября. /ИТАР-ТАСС/. Госдума сегодня приняла закон “О федеральном бюджете на 2013 год и на плановый период 2014 и 2015 годов”. “За” проголосовало 299 депутатов, “против” — 147, воздержавшихся не было.
Прогнозируемый общий объем доходов федерального бюджета в 2013 году составит 12 865,9 млрд рублей, общий объем расходов — 13 387,3 млрд рублей, дефицит — 521,4 млрд рублей.
Закон поддержали депутаты от “Единой России” и ЛДПР, против его принятия проголосовали представители КПРФ и “Справедливой России”.
“Бюджет на 2013 год не решает социальных проблем, не обеспечивает экономический рост, не стимулирует сдвиг в сторону высокотехнологичных отраслей, — считает зам. руководителя фракции от партии “Справедливая Россия”, первый зампред комитета бюджету и налогам Оксана Дмитриева.
Председатель бюджетного комитета, единоросс Андрей Макаров считает, что бюджет на 2013 год и на плановый период 2014–2015 гг. носит ярко выраженный социальный характер и все обязательства государства перед гражданами обеспечиваются финансово. “Мне кажется, что для бюджета именно прочность и гарантированность исполнения являются главной обязанностью”, — считает А. Макаров.
* * *
Под затихающие разговоры о модернизации все эти триллионы по-прежнему текут в заданных направлениях. На ценности развития направляются даже меньшие средства, чем прежде. А для того чтобы люди не интересовались этими направлениями, существует телевизор. Если бы в стране был настоящий парламент, представляющий действительные интересы различных групп населения, обсуждение бюджета было бы для него главным событием года. И тогда у бюджета были бы и другие критики, не только левые. Если бы в стране организовалась настоящая оппозиция, всерьез претендующая на то, что она способна артикулировать и представлять действительные долговременные интересы общества, бюджетная политика была бы для нее важней-шим полем сражений.
Пока этими проблемами интересуются только узкие группы профессионалов-экспертов, у которых нет настоящего потребителя их “Заключений”, расходная часть нашего обще-го богатства будет представлять собой необъятное поле злоупотреблений, излишеств и недостач …