Беседы и размышления в Совете Европы
Опубликовано в журнале Вестник Европы, номер 24, 2008
Беседа с Терри Девисом, Генеральным секретарем Совета Европы
— Терри, — преодолев некоторое смущение собственной фамильярностью, но за пределами сугубого официоза так к нему обращаются буквально все, я задаю генеральному секретарю Совета Европы самый хитроумный вопрос, который только мог придумать, — вы своих гостей из дома в штаб-квартиру возите на лодке?
Это вполне возможно. Страсбург не Венеция, но карту его рисует приток Рейна река Иль, распадающаяся на разные протоки, и сеть каналов. Река истории распорядилась так, что Страсбург, добившийся положения одной из вершин городской европейской цивилизации уже в ХУ веке, как бы застыл на этой точке, законсервировался или лучше сказать, счастливо сохранился в неком первозданном виде. А река Иль с круговым каналом стала его водной границей. Так что старый Страсбург — остров не только во времени, но и в пространстве. Идеальный рукотворный остров со своей незабываемой ни на что не похожей доминантой. Однорогий Страс-бургский собор, равного которому по высоте, по ажурности розовокаменной резьбы и уж во всяком случае по невольной оригинальности облика не найти, виден отовсюду. По замыслу, венчать его должны были два шпиля, взметнувшиеся выше третьего неба, но второй так там и остался на нулевом цикле. К счастью, в наше время смельчаков дерзнуть на новодел не нашлось, что только подчеркивает настоящесть этого недостроенного совершенства.
Вообще-то в моем вопросе был намек на одного деятеля, который действительно возил своих гостей в Совет Европы на лодке, но Терри Дэвис ответил вполне простодушно:
— Нет, из меня никудышный моряк. Я ведь родом из Бирмингама, а это самый центр Англии, далеко от моря.
Потом я еще раз услышал слово “моряк” из уст Терри Дэвиса. Упомянув, что ему, как и любой публичной фигуре достается от прессы, временами почем зря, он добавил, что у него нет глупой привычки обижаться на прессу. Обижаться на прессу, сказал он, это все равно, как моряку дуться на парус. Только очень плохой моряк может себе это позволить… Впрочем, это уже была просто метафора.
— А разве вы не хотели бы в чем-то подражать одному из ваших славных предшественников?– В отчаянии мне пришлось раскрыть карты. — Я намекаю на сэра Питера Смизерса…
— Вот вы о ком. В одном отношении точно. Он умер, когда ему было уже за девяносто. Это случилось год назад. Я участвовал в его похоронах.
Сэр Питер Смизерс, генсек Совета Европы в 1964–1969 г.г., действительно прожил 92 года, в течение которых занимался самыми разными вещами, везде достигая вершин. Юрист, дипломат, член парламента… Один из руководителей Форин офис, представитель Великобритании в ООН, генсек Совета Европы, он, по отзывам современников, имел оригинальные мысли на тему о том, куда развивается мир и особенно Европа. Однако же книгу своих воспоминаний он назвал “Приключения садовника”. Больше всего на свете он гордился садом, который он разбил, и цветами, которые он вывел… И еще своими фотографиями, он был незаурядный фотограф со множеством персональных выставок, организованных в Европе и США. И за цветы и за фото он увенчан множеством наград. Но это еще не все.
Самое неожиданное заключается в том, что именно он послужил прототипом Джеймса Бонда. Исследователи незабвенного литературного и кино-героя насчитывают до восьми разных прототипов. Питер Смизерс — номер 1.
1. ЦЕЛИ И СРЕДСТВА
Сенсация сезона 2007 года Совета Европы — работа и выводы комиссии сенатора Марти. Это была бесстрашная охота за охотниками публичнгая порка ЦРУ.
Доклад Марти — разоблачение того, как ЦРУ США в своей антитеррористической кампании при тайном содействии ряда европейских государств реально совершило преступления против человечности. Речь шла о секретных задержаниях людей, подозреваемых в причастности к международному терроризму и нелегальной транспортировке задержанных. Итак:
“То, что ранее было не более, чем набором допущений, ныне доказано: множество людей в разных точках мира было похищено и перевезено в страны, где их подвергли преследованиям, и где пытки являются принятой практикой. Других держали в местах заточения, без предъявления им конкретных обвинений и вне любого юридического надзора, отказывая им в возможности защитить себя. Третьи просто исчезали на неопределенные периоды времени, их держали в тайных тюрьмах, в том числе в странах-членах Совета Европы, при этом и само существование этих тюрем и проведение соответствующих операций тщательнейшим образом скрывалось”.
Это я цитирую доклад комиссии сенатора Марти, представленный сессии Парламентской Ассамблеи Совета Европы (ПАСЕ). И далее:
“Некоторых лиц держали в секретных местах по нескольку лет, где их подвергали унизительному обращению и так называемой “технике усиленного допроса” (по сути это эвфемизм для пыток) во имя сбора информации, впрочем, весьма ненадежной, что, как утверждают США, защитило нашу общую безопасность. В других случаях некоторые лица были перемещены на тысячи миль в тюрьмы, местоположение которых им могло быть неизвестно, где их подвергали бесконечным допросам, включая физические и психологические унижения. В конечном счете, когда выяснялось, что это не те, кого искали, их отпускали. При этом, … никто не принес им ни слова извинений, не говоря уже о материальной компенсации… Таковы ужасные последствия того, что в некоторых инстанциях называют “войной террору””.
Какое это все имеет отношение к Совету Европы? Если ограничиваться строго формальной стороной дела, то страны-соучастницы, через которые осуществлялся нелегальный транзит, — члены Совета Европы. США имеют статус наблюдателя в Совете Европы.
Как свидетельствует комиссия Марти, все началось после трагедии башен-близнецов 11. 09. 2001. В рамках объявленной президентом Бушем “войны террору” американская администрация утвердила специальную программу ЦРУ с правом на “убийство, захват и задержание” (“Kill, Capture or Detain”) “особо важных” (“of high value”) подозреваемых террористов. Программа получила название “High-Value Targets” (“Особо важные цели”) или на следующем этапе “High-Value Detainees” (“Особо важные задержанные”). И предназначалась она не для рядовых повстанцев — террористов, для таких давно существовали лагеря на военно-морской базе США в Гуантанамо, на кабульском аэродроме в Баграме или в тюрьме Абу-Грейб в Багдаде. Специальные тайные тюрьмы были оборудованы на территории некоторых европейских стран. Иногда их в докладе называют не без обидной двусмысленности “молодыми демократиями”. Две такие страны называются по именам. Это Польша — аэродром в Шиманы и само место тайного содержания в Стара Кжекуте. И Румыния — 86-я база ВВС или аэродром им. Михаила Когалничану.
Конечно же, решения о предоставлении старшему американскому союзнику таких специальных услуг было принято на высшем уровне в каждой из этих стран, и особо доверенные чины спецслужб лично курировали эти спецпроекты, о которых не полагалось знать ни одной живой душе, включая собственные парламенты и правительства. Обязательным условием было то, что американцы получали полную свободу рук в выделенной зоне, местные спецслужбы лишь охраняли периметры, совать нос внутрь им не дозволялось. Кого, куда и зачем перевозят и что с ними делают — это была компетенция исключительно ЦРУ. При этом формально проект осуществлялся под крышей НАТОвской солидарности и в режиме самой строгой секретности. Все участники операции исходили из презумпции (или прикрывались ею), что спецслужбы защищают высшие интересы государства, а потому имеют полное право действовать тайно и бесконтрольно. От этой претензии доклад Марти не оставляет камня на камне. Он весьма наглядно показывает, куда ведет вседозволенность, предоставляемая спецслужбам. Один из конкретных его выводов: никто так не нуждается в тщательном и пристальном контроле со стороны гражданского общества, как спецслужбы.
Прежде всего, была реконструирована подлинная карта секретных полетов. Это было настоящее открытие. Все полеты ЦРУ осуществлялись по фальшивым полетным планам, и каждый обставлялся операцией прикрытия. Вычертив истинные маршруты, комиссии удалось установить и подлинную топографию тайных тюрем и даже биографии их кураторов.
“Захваты, похищения и задержания подозреваемых в терроризме всегда осуществлялись вне территории США, где подобные действия были бы немедленно объявлены незаконными и неконституционными, — говорится в докладе. — Подобный экспорт нелегальной деятельности за океан тем более шокирует, что он демонстрирует фундаментальное презрение к странам, на территории которых было решено творить соответствующие дела. Тот факт, что подобные меры применялись лишь к неамериканским гражданам, тревожит не в меньшей степени: он отражает род “легального апартеида” и превратное чувство превосходства”.
И вот, может быть, главный вывод: “Мы полностью отдаем себе отчет в серьезности террористической угрозы и в опасностях, которые она представляет для наших обществ. Тем не менее, мы верим, что и в этой области цель не оправдывает средства. Борьба против терроризма не должна служить извинением систематического использования незаконных средств, массивного нарушения фундаментальных прав человека и презрения к правопорядку”.
2. Динамика правды. Беседа с сенатором Марти.
Перед интервью я навел справки о собеседнике. Швейцарский сенатор, бывший прокурор из Лугано (итальянская Швейцария) с активным опытом расследований деятельности мафии. На этом поприще он сотрудничал с соответствующими итальянскими службами, старые связи пригодились и в нынешнем расследовании. Жесткая воля. Когда прокурор Марти однажды выяснил, что в ход расследования, которое он вел, некорректно вмешался министр, он добился того, что министр вынужден был уйти в отставку. Чего ему долго не могли простить, министр и Марти принадлежали к одной партии.
С удивления, как ему удалось выпустить столь оригинальный — даже стилистически документ, я и начал нашу беседу с сенатором Марти. В ответ он только пожал плечами.
— Я был назначен докладчиком. Работа была проделана большая немалым числом людей, но это мой доклад, и он, естественно, отражает мою личность.
— Многие люди считают, что в борьбе с терроризмом все средства хороши.
— Это заблуждение. Даже в ходе настоящей войны далеко не все дозволено. Определенные правила поведения остаются. Женевские соглашения, ставящие пределы варварству военных действий, — а это краеугольный камень международного гуманитарного права — прямо запрещают тайные центры задержания. То, что подобные методы противоречат конституционному строю всех цивилизованных государств и этически неприемлемы, очевидно даже такому маленькому провинциальному юристу, как я. Но мы в докладе специально отмечаем еще одно важное обстоятельство. Если говорить о долгосрочном ответе на вызов терроризма, подобные методы попросту неэффективны. Боюсь, что они могут привести к прямо противоположным результатам. Террористы выглядят жертвами. Получается, что они борются против неправедной системы. Это вызывает к ним невольную симпатию. Я уж не говорю об антиамериканизме, который провоцируется таким образом.
— Сенатор Марти, в громких разоблачениях всегда ищут заказ. Ни одна из чеченских дискуссий Совета Европы не обходилась без обвинений в заданности. В чем заключалось ваше задание?
— Довольно странная логика. У меня не было заранее готовых идей. Мы стремились выяснить объективные факты. Некоторые даже называли меня Дон-Кихотом, мы ведь требовали ясных ответов на очень острые вопросы от многих правительств. А они упорно все отрицали. Не понимая, кстати, одного. Когда так тотально отрицают факты, это неопровержимо говорит об одном — о коллективном запира- тельстве.
— Правительства Польши и Румынии громко протестуют против ваших “ни на чем не основанных выводов”. Говорят, в частности, что они приглашали вас приехать и убедиться, что по указанным вами адресам никаких тайных тюрем не водится, а вы отказались.
— Наша комиссия задала правительствам Польши и Румынии конкретные вопросы, на которые те не дали конкретных ответов. Не сомневаюсь, что сейчас на местах былых преступлений все следы заметены. Я не парламентский турист и не Эркюль Пуаро. Не вижу ни малейшего смысла появляться в сопровождении камер, которые покажут публике, что сейчас там все чисто.
— Ваши разоблачения стали мировой сенсацией. Ваше имя в заголовках всех серьезных газет Запада. Это греет душу?
— Шампанское пить рано, настоящее удовлетворение я испытаю тогда, когда общественности откроется вся правда. Я скромный человек, но от одного принципа я никогда не отхожу. Я действую исключительно на основе полной независимости. У меня на родине в Швейцарии это знают.
— Что это было за расследование?
— Ах, вы знаете эту историю, — сенатор Марти улыбнулся воспоминаниям. — Это было в 1987–88 годах. Наркотрафик. Нашей добычей стали несколько сот килограмм наркотиков. Кстати, мы тогда очень тесно сотрудничали с агентом ЦРУ в Милане, и на память о той операции у меня остались награды от агентства по борьбе с наркотиками и от министерства юстиции США. Это я специально для тех, кому вздумается обвинить меня в антиамериканизме. Сейчас мы действительно раскрыли серьезнейшие злоупотребления со стороны ЦРУ. Но я считаю, что американская демократия обладает изрядным запасом здоровья. Не сомневаюсь, что она проведет работу по раскрытию и очищению от подобного рода действий.
— У вас есть выражение “ динамика правды”. В докладе оно расшифровывается так: “это когда каждая капля правды тянет за собой другую каплю правды, и ручеек превращается в неодолимый поток”. А если не столь поэтично?
— У людей в демократическом обществе есть право на правду. Плохо, если правдой владеют лишь отдельные правдолюбцы (whistle blowers), чьи голоса вдобавок еще заглушают. Мы должны людям правду, тем более, когда ее сознательно скрывают и прячут от гражданского общества. Но наша комиссия — не одинокие правдоискатели. Когда-то мы обозначили тему. Сейчас наши поиски влились в общий пул расследований, которые провели журналисты, неправительственные организации. Эта работа не прекращается ни на один день. Только такая работа всем миром может преодолеть мощные фортификации, которые выстраиваются вокруг этой секретной программы.
— Что вы чувствуете, когда вам лгут в глаза? И делают это не просто люди, а правительства. Вы-то ведь точно знаете, как все обстоит на самом деле.
— Мы не ставили своей задачей указать пальцем на то или иное государство. Наша задача — утверждение ценностей.
Сенатор Марти и его доклад — визитная карточка Совета Европы. На этом примере наглядней всего видно, про что эта организации , зачем она и за что она.
На самом деле, в заочном практическом споре о том, как должна вестись борьба с терроризмом, однозначных ответов нет. Логика “замочить в сортире” и дело с концом — исключительно популярна. Половиной своего успеха, во всяком случае, на старте высшей политической карьеры Путин обязан именно этой лексической находке. Тех, кого она шокирует, убеждает другой аргумент: А разве израильтяне не поклялись достать террористов Олимпийского Мюнхена хоть из-под земли? И ведь достали, не обращая внимания на разные “условности”… Десятилетиями этот довод был неотразим. Со временем, впрочем, и он уже не кажется таковым. Желающих отошлю к недавнему фильму Стивена Спилберга “Мюнхен”, он именно об этой коллизии. Но и без морально — политических терзаний его героев и прототипов сегодня ясно. Ту группу террористов накрыла карающая рука возмездия. Прекрасно. Вот только зараза с тех пор выросла до размеров мировой пандемии.
Дело, однако, не только в этом. Дело в принципе. Есть высшие ценности современного общества, от унижения которых, от небрежения которыми оно гибнет. Или перерождается, что впрочем, одно и то же. Кто-то должен стоять на страже этих принципов и ценностей. Эту роль и взял на себя Совет Европы. По поводу любого от них отката он бьет в колокола, что твой Страсбургский собор. И формулирует строками доклада швейцарского сенатора Марти прекраснодушные истины: “Самые худшие преступники, даже те, кто заслуживают самого тяжкого наказания, должны встретить человеческое обращение и справедливый суд. Именно это делает нас цивилизованным обществом”.
А сам сенатор Марти, как мне сказали по секрету, вгрызается в новую острую тему. Секретные “черные списки”. Того, кто попал в “черные списки”, не пустят в самолет, его банковские счета окажутся заморожены. Для деятельного человека это равносильно гражданской смерти. Притом, что человек ни сном, ни духом не ведает, что с ним произошло. Попасть в “черный список” легко, выбраться трудно. В кулуарах Совета Европы мне рассказали такой случай. Один швейцарский бизнесмен, который угодил в подобную передрягу, потребовал специального судебного разбирательства. Ему повезло, и он добился полного своего оправдания. Следующим шагом он потребовал компенсации, и суд присудил ему компенсацию. Правда, получить ее он не может — банковский счет заморожен. Его имя было в “черном списке”… Вот такая “колыбель для кошки”, если по Воннегуту. Или “уловка 22”, если по Хеллеру. Ими и займется сенатор Марти.
Есть сведения, что “черные списки” практикуют ООН и Европейский Союз. Нешуточные мишени.
А еще весьма вероятно, что он станет следующим докладчиком по Чечне. На мой вопрос, так ли это, сенатор ответил: “У меня мандат не на доклад, а на сбор информации. Доклад уже делал Биндиг. Правда, он уже не в парламенте. Вообще-то, на эту тему мало желающих”.
3. Когда под судом государство Беседа с Председателем Европейского суда по правам Человека
Председателю Европейского суда по правам человека я задал почти ернический вопрос. Процитировав хрестоматийную для русского сознания строку: “Есть Высший Суд, наперсники разврата”, я для наглядности не слишком прилично показал пальцем в небо, и спросил: “Если не считать того, кого имел в виду поэт, высший суд это вы?”.
— “В определенном смысле, да, — неожиданно просто ответил Жан-Поль Коста, — В рамках Конвенции мы высшая судебная инстанция. Мы можем отменить решения всех высших национальных судов в Европе. И наши решения обязательны для государств — ответчиков”.
Когда Жан-Поль Коста или кто-то другой в Европейском суде или вообще в Совете Европы говорит “Конвенция”, имеется в виду один-единственный документ — Конвенция по правам человека. На нее ссылаются, как на заповеди Моисея. Именно этим она и является для обоих институтов. Если не убояться пафоса, то принятие Конвенции, безусловно, веха в становлении современной политической цивилизации.
Европейская конвенция о защите прав человека и основных свобод — таково ее полное название — была принята в Риме 4 ноября 1950 года и вступила в силу в 1953 году. Статья 1 называется просто “Обязательство соблюдать права человека”. Она составляет фактически одну строку: “Высокие Договаривающиеся Стороны обеспечивают каждому, находящемуся под их юрисдикцией, права и свободы, определенные в разделе I настоящей Конвенции”. Раздел I и есть перечень и расшифровка прав и свобод. “Право на жизнь” (Ст. 2). “Запрещение пыток” (Ст. 3). “Запрещение рабства и принудительного труда” (Ст. 4). “Право на свободу и личную неприкосновенность” (Ст. 5). “Право на справедливое судебное разбирательство” (Ст. 6). “Наказание исключительно на основании закона” (Ст. 7). “Право на уважение частной и семейной жизни” (Ст. 8). “Свобода мысли, совести и религии” (Ст. 9). “Свобода выражения мнения” (Ст. 10). “Свобода собраний и объединений” (Ст. 11). “Право на вступление в брак” (Ст. 12). “Право на эффективные средства правовой защиты” (Ст. 13). “Запрещение дискриминации” (Ст. 14). “Ограничения на политическую деятельность иностранцев” — в том смысле, что ограничивать ее нельзя, а не наоборот (Ст. 16). “Запрещение злоупотреблений правами” (Ст. 17) — опять-таки в том смысле, что злоупотреблять ограничениями прав запрещается. “Пределы использования ограничений в отношении прав” (Ст. 18). Каждая статья подробная, с пунктами и подпунктами, расшифровывающими понятия. Но ведь на земле живем, существуют обстоятельства — война, чрезвычайные ситуации, когда невозможно обеспечить эти права и свободы. Конвенцией это предусматривается. Ст. 15 “Отступление от соблюдения обязательств в чрезвычайных ситуациях” трактует именно эти вопросы. При этом никаких исключений из ст. 2, 3, 4 и 7 не полагается.
Я привел весь этот перечень не из бюрократической пунктуальности. Европейский суд работает строго по этим статьям. Все дела, которые в нем слушаются, так именно и строятся: нарушения статей 2, 3, 4, 5 и т.д. Есть они или нет? Виновно государство именно в этом или невиновно?
Европейская Конвенция — отпрыск Всеобщей Декларации Прав Человека, принятой ООН в 1948 году. С одним существенным отличием. Отпрыск пошел дальше. Права и свободы перестали быть декларативными. Отныне их соблюдение уже не вопрос одной лишь доброй воли государств, подписавшихся под соглашением (хочу — исполняю, не хочу — трактую по-своему). Обязательность обеспечивается наднациональным органом, который учредила Конвенция. Раздел II Конвенции называется “Европейский Суд по правам человека”, и 32 статьи этого раздела со ст. 19 по ст.51 точнейшим образом регламентируют его правомочия и деятельность.
Это действительно была революция, тем более что она была мирная и добровольная. Государства утратили (добровольно сдали) часть своего самовластья. Если раньше государства были сами себе судией, сами определяли меру своих пороков и добродетелей, имея ничем не ограниченную возможность путать одно с другим, то теперь над ними появился суд, компетенцию которого они признали. В том, что касается прав человека и основных свобод — вообще-то самой болезненной темы — отныне “Есть Высший Суд, наперсники разврата…”
Гражданин, считающий, что его права и свободы ущемлены, может подать на государство — свое или чужое — в международный суд. И перед этим судом они — человек и государство — будут равны. И международный суд может признать, что человек прав, а государство виновато, и оно обязано исправить свое нарушение и, возможно, выплатить компенсацию. И — никакой апелляции — государство обязано выполнить это решение неукоснительно.* (Бокс №1)
Вообще-то равенство гражданина и государства — норма демократии. А если государство — не очень продвинутая демократия? Теперь, по крайней мере, оно должно всегда помнить об этой норме, если не хочет попасть под суд. То есть, выход, конечно, есть — выйти из Совета Европы. Пока на это никто не решился.
Ранее я написал, что эта демократическая гуманистическая революция была мирной и добровольной. Не совсем так. Если бы не вторая мировая война с ее сочащейся кровью кошмарной памятью, ничего подобного бы не случилось. Первоначально под Конвенцией появились подписи двух десятков стран Западной Европы. После падения Берлинской Стены и развала коммунизма наступила вторая волна. В демократической эйфории Восток Европы устремился на Запад, и Совет Европы оказался самым доступным институтом политической реабилитации стран, чья история была исковеркана коммунизмом. Россия вступила в него в 1998 году. Сейчас в Совет Европы входит 47 государств — весь континент, за исключением Белоруссии, которую тоже все рады были бы видеть в нем, да грехи Лукашенко не пускают.
Фашизм и коммунизм, две войны, ими спровоцированные: вторая мировая и холодная… Не было бы счастья, да два самых страшных несчастья ХХ века помогли в рождении института, перед которым стоит столь деликатная задача — отслеживать, насколько государства уважают права человека. А также — формулировать принципы и стандарты прав человека и определять минимальный уровень защиты, которые государства обязаны обеспечить.
Европейский суд по правам человека был учрежден в 1959 году. С 1998 года он действует на постоянной основе. Его основной закон, повторюсь, — Европейская конвенция о защите прав человека и основных свобод — текст, который я привел, плюс 14 поправок (протоколов): 13 действующих, и 14-я, принятая, но не вступившая в силу по очень специфической причине, о чем речь впереди.
“Это единственный международный суд, в который люди в индивидуальном порядке вне зависимости от национальности или гражданства могут обращаться с жалобами на возможные нарушения правительством их человеческих прав.” — говорит Терри Дэвис. И добавляет не без грусти: “Суд был создан после второй мировой войны по ее свежим следам. Я совсем не уверен, что правительства были бы столь же полны энтузиазма по поводу создания такого суда, если бы это решение им пришлось принимать сегодня”.
“На самом деле, решения нашего суда обозначают демаркационную линию между тем, что терпимо и что уже нетерпимо. Мы тот самый институт, который призван кричать “Стоп!”. Государства, которые это нам доверили и уполномочили нас на это, тем самым признали приоритет права над государственным интересом. И это, на мой взгляд, самое замечательное”. Это уже Жан-Поль Коста.
— В моей стране вас часто обвиняют в том, что ваши решения диктуются политикой, а не правом.
— Не только в вашей стране. Это то, с чем я никогда не соглашусь. Мир политизирован и медиатизирован до предела, но наша работа и наш продукт — правосудие. Конечно, правосудие, основанное на законе, — не точная наука, а справедливость и вовсе понятие субъективное. Но никаких двойных и тройных стандартов мужчины и женщины, составляющие наш суд, не приемлют. Это просто неправда. Мы можем ошибаться, но никакой политизации мы не допустим.
— Тогда почему вас обвиняют?
— Мы не криминальный суд, не рассматриваем преступления личностей. Мы рассматриваем преступления государства. И осудить или оправдать мы можем только государство. Государство это задевает. Но тут мы ничего не можем поделать. Какими, скажем, могут быть решения суда по делам об исчезновении людей или пыткам? Например, у вас в Чечне? Ничего антироссийского, однако, в соответствующих вердиктах нет. Подобные преступления могут быть в любой стране. Вспомним, как Франция вела войну в Алжире. Такое тогда случалось, притом с обеих сторон. Или ситуацию Турция и курды… Правительства должны реагировать адекватно на наши решения.
— Количество жалоб из разных стран далеко неравномерно. Можно ли, исходя из этого, говорить о странах — особо злостных нарушителях?
— Страны разные. Я бы не стал ставить на одну доску, скажем, Россию и Мальту или Украину и Исландию. Если поделить на население, то, в общем, цифры подравняются. Но дело, конечно, не только в арифметике. Вопрос упирается в то, насколько национальная система правосудия готова и способна справляться с ситуацией. Мы исповедуем принцип субсидиарности (дополняемости). Если российские суды делают свою работу, нам нет причин вмешиваться. Где-то сложилась давняя традиция защиты прав и свобод. В России и Восточной Европе говорить о том, что она укоренилась, явно преждевременно. Корень проблемы в этом. И число обращений оттуда растет, подчас лавинообразно.
— С годами Европейский суд разбирает все больше дел. 30 тысяч постановлений, принятых в 2006 году. А количество несправедливости в мире не уменьшается…
— Может, еще и растет. Это говорит только о том, что расширение Суда не беспредельно. Не можем же мы без конца увеличивать наш бюджет или численный состав работников. Нам нужно повышать эффективность Суда. Именно поэтому для нас жизненно важно принятие Протокола №14. А он необъяснимым образом застрял в российской Думе.
Кажется, я наступил председателю на больную мозоль. В течение всего интервью видный юрист, французский судья с большим стажем, он был не просто корректен. Он был галантен при любом вопросе, относящемся к России. Но тут он не мог сдержаться.
У него были основания.
Протокол №14 — программа реформации работы Суда, призванная повысить его КПД. Нынешняя структура Суда громоздка. 90 тысяч жалоб, ждущих своего часа (65000 из них готовы к рассмотрению, но руки не доходят) и совершенно неприемлемые сроки прохождения (6 — 8 лет в среднем) — неопровержимое тому доказательство. 47 судей (по числу государств, входящих в Совет Европы) разделены на пять секций. Для реальной работы образуются комитеты в составе трех судей, палаты в количестве семи судей и Большая палата в количестве семнадцати судей. Смысл планируемых нововведений, в частности, в том, чтобы предоставить больше решающих полномочий самому мобильному звену — тройке, а на стадии фильтра (принимать ли жалобу к производству) — возложить эту функцию чаще на единоличного судью. Это оправдывается тем, что статистически большинство дел сравнительно простые, поднимают однотипные проблемы, это так называемые дела — “клоны”. 95 процентов жалоб обычно оказываются неприемлемы по недвусмысленным, подчас формальным основаниям… С другой стороны, палаты в количестве семи судей и тем более Большая палата должны быть задействованы в более сложных, принципиальных делах.
Решение, по общему мнению, необходимое. Рабочая группа (с российским участием!) работала над Протоколом №14 с ноября 2000 года. Комитет Министров (иностранных дел) — директивный орган Совета Европы — его одобрил единогласно. Все страны, включая Россию, его подписали. Все страны его ратифицировали. Кроме России. В декабре 2006 года Госдума отказалась это сделать. В результате, Европейский суд оказался в аховой ситуации. По-новому он работать не может. По-старому, впрочем, тоже. Одна из мер, предусмотренных Протоколом № 14, заключалась в изменении срока и сроков деятельности судей. Вместо двух сроков по шесть лет должен был быть введен один срок в девять. Из-за российской блокировки Суд может не досчитаться ряда судей. Это уже удар под дых. Не надо быть юристом, чтобы понять это.
— Вы полагаете, что российская позиция объясняется техническими или политическими причинами? — спрашиваю Жан-Поля Косту.
— Это не техническая причина. Я в Москве обсуждал эту тему. Всем моим собеседникам я говорил одно и то же: Я вас не понимаю. Так поступать нельзя. В ответ мне приводили наше решение по делу Илашку**. (Бокс №2). Мол, оно, чуть ли не русофобское. Я не понимаю такого подхода. Ни ксенофобскую, ни антирусскую позицию мы не занимаем. Мы просто применяем международное право. Это вопрос принципа. Это вовсе не первый случай, когда нашим решением не довольны. Англия или Франция из-за нас, бывало, впадали в ярость. Но никто никогда не пытался ослабить Суд.
Как обращаться в Европейский Суд (Бокс №1)
Кое что про Европейский Суд
Заявление в адрес Европейского Суда может быть подано по почте или по факсу. При этом ст. 35 Конвенции предусматривает два важнейших условия. Все средства национального правосудия должны быть исчерпаны. (Это не означает, что истцу нужно проходить все инстанции, вплоть до Верховного Суда своей страны. Например, не нужно обращаться с надзорной жалобой). Должен быть соблюден шестимесячный срок подачи жалобы. Для этого необходимо уже в первом письме кратко изложить суть жалобы. Полная информация может быть представлена позже при заполнении формуляра жалобы. Формуляр можно найти на сайте Суда в интернете. Формуляр должен быть дополнен копиями судебных решений и документов, на которые ссылается заявитель.
Официальными языками Суда являются английский и французский, и решения Суда выносятся только на этих языках. Однако заявления в Суд могут быть представлены на русском, и первичная переписка может происходить на нем. По получении достаточной информации дело регистрируется, и по нему назначается судья — докладчик. Личность судьи-докладчика строго конфиденциальна, чтобы избежать возможности давления на судью.
Для решения вопроса о приемлемости дела, Суд направляет коммуникацию, то есть сообщение соответствующему правительству и просит его представить свои замечания по поводу приемлемости и по существу представленной жалобы. При этом Суд задает правительству вопросы, на которые должны быть представлены ответы. Копии сообщения и ответы правительства направляются заявителю для ответа, комментарии заявителя направляются правительству. Это делается для того, чтобы обеспечить рассмотрение дела в Суде на условиях равенства сторон. Мирное урегулирование может быть достигнуто на любой стадии. В противном случае Суд принимает решение по существу — на основе письменных представлений сторон или после слушаний. Постановления Суда являются обязательными для Государств — ответчиков.
**Дело Илашку (Бокс №2)
В решении по делу “Илашку и другие против Молдовы и России” от 8 июля 2004 года Большая Палата Суда пришла к выводу о том, что событиями, которые произошли в Приднестровье, в отношении заявителей был нарушен ряд статей Конвенции, в том числе статья 3. Илашку был осужден судом в Приднестровье за “терроризм” к смертной казни (которая не была приведена в исполнение, но и не была отменена). Трое других заявителей, которых судили вместе с Илашку, — к различным срокам тюремного заключения с конфискацией имущества. Суд согласился с заявителями в том, что Россия и Молдова должны нести ответственность за события, которыми были нарушены их права. Суд решил, что Россия несла ответственность за происходящее в Приднестровье, так как данная непризнанная республика существовала в основном за счет ее военной, экономической и политической поддержки…Илашку провел около десяти лет в камере смертников. Он был освобожден по договоренности между руководством Приднестровья и Молдавии. В возмещение материального и морального вреда ему было присуждено 180 тысяч евро. Остальным заявителям — по 120 тысяч евро.
(По моей просьбе конкретные пояснения “Как обращаться в Европейский Суд” и по “Делу Илашку” дала юрист секретариата Европейского суда Ольга Чернышова).
Россия в некотором роде главный клиент Европейского суда — четверть жалоб, ожидающих рассмотрения, поданы гражданами Российской Федерации.
— Анатолий Иванович, — это я обращаюсь к российскому судье Ковлеру, — если бы я попросил вас привести пример — некое показательное русское дело, что бы вы выбрали?
— А чего вы от меня ждете? Нынешнее дело Ходорковского? Или старое дело Гусинского? Или Никитина? Или Трепашкина? Или еще какое-то дело, связанное с именем, которое у всех на слуху? А не хотите ли, например, дело “Знаменская против РФ”?
Суть его вот в чем. Молодую женщину постигло страшное несчастье — ребенок родился мертвым. Так мало того, она не могла его похоронить. Соответствующие инстанции отказали ей в выдаче справки. На сугубо формальном основании. Правоспособность человека наступает с момента рождения, так сказать с первого крика. А тут ребенок мертворожденный. То есть, в их трактовке, он фактически не родился, значит, не мог и умереть… Вот такая, совершенно чеховская ситуация, в которой разбирался чертановский суд, да так, что женщине пришлось обратиться в Страсбург…
Продолжить? Я бы выделил целую серию дел о невыплате пенсий из Воронежской области. Людям, которым за восемьдесят, не платят их кровные крохи по два — четыре года. Коваленко, 1912 года рождения — 51 месяц. Матрена Федоровна Полупанова, 1908 года, — 48 месяцев. Ширяева, 1904 года, — 47 месяцев. Умерла, так и не дождавшись… Дела простейшие, самоочевидные. Но почему-то решить их в Нововоронежске и вообще в России было абсолютно невозможно. Без Страсбурга никак не могли обойтись.
— У романа России со Страсбургом не очень длинная история…
— Россия присоединилась к Конвенции с 5 мая 1998 года. 7 мая 2002 года состоялось первое решение Европейского суда по жалобе из России. Пенсионеру Бурдову из Ростовской области, чернобыльскому ликвидатору не платили компенсации за утраченное здоровье. Само право его не оспаривалось, но денег не платили по еще одной типично российской причине — в связи с отсутствием финансирования… Суд признал нарушение прав заявителя, гарантированных ст. 6 Конвенции, и присудил 3000 евро. После решения страсбургского суда деньги в российской казне нашлись.
А статистически ситуация выглядит следующим образом. В 2001 году было зарегистрировано 4500 жалоб из России. В 2002 — 4700. В 2003 уже больше 6000. В 2004 — 7800. В 2005 — 8700. В 2006 — 10500… К рассмотрению реально принимаются три — четыре процента от этого вала. В 2005 — 82 жалобы. В 2006 — 102. В 2007 за шесть месяцев — 120…
— Очень заманчиво пройтись по конкретным делам. Но боюсь, что мы в них утонем. Хотя, конечно, ничто так не раскрывает природу государства и общества, как судебные дела. Можете дать типологию российских дел? Или спрошу по-другому. Каковы, глядя из залов Страсбургского суда, главные прорехи российского правосудия?
— Самое первое дело чернобыльского ликвидатора оказалось по-своему самым типичным. Исполнение судебных решений — может быть, самая распространенная беда. Суды принимают решения, которые потом не исполняются. Наши государственные органы не любят выплачивать деньги, которые они должны. Конечно, их лучше прокрутить. И никакие приставы тут не придут и выбивать не станут… Другая проблема — ничем не оправданная длительность судебного разбирательства, как по гражданским делам, так и по уголовным… При этом практически любое судебное решение может быть отменено “в порядке надзора”. Надзор таким образом превращается в дубинку против судов первой инстанции… Серьезнейшие нарекания вызывают условия содержания в СИЗО. А ведь в СИЗО в ожидании приговора обвиняемые (не осужденные!) проводят подчас годы — совершенно нетерпимая практика… К этому примыкает применение ареста в качестве меры пресечения — по поводу, без повода у нас это сплошь и рядом, так удобней обвинению… Конечно, заметное место в Страсбурге занимают чеченские дела — речь идет об убийствах и исчезновении людей во время зачисток… А также дела, связанные со СМИ. Власти разного уровня зажимают рот журналистам весьма вульгарными способами… А еще общественным и религиозным организациям, особенно на местах, отказывают в регистрации. Подчас совершенно нелогично. На федеральном уровне организация проходит регистрацию, а на местах получает отказ…
Каждый свой тезис судья Ковлер иллюстрировал конкретным делом “Имярек против РФ”, в ходе которого, собственно, и обнажались не просто те или иные нарушения со стороны государства, но системные пороки отечественного правосудия. Не трудно догадаться, что любое решение суда в пользу гражданина — в некотором роде щелчок по самолюбию государства. Можно ли, однако, назвать их — эти решения — странными, верней анти странными? В нашем случае антироссийскими? Скорей наоборот. Восстанавливая справедливость в каждом конкретном случае, решения Европейского суда призваны содействовать утверждению системы права, поднять планку правосудия в данной стране, если хотите, на мировой уровень. Была бы встречная воля.
Идеалы и принципы сами по себе звучат абстрактно, а то и утопично. Решения судов всегда конкретны и прямо влияют на судьбу человека. Праведный суд — это что-то вроде земной реинкарнации идеалов и принципов.
Кстати, в деятельности Европейского суда есть новация, о ней с удовольствием объявил сам Жан-Поль Коста.
Отныне его слушания будут открыто транслироваться в сети. Это будет делаться на грант, выделенный правительством Ирландии.
Теперь необязательно ехать в Страсбург, чтобы следить за слушанием того или иного дела. Это можно делать из собственного дома или офиса. Все текущие дела, принятые к производству, тоже будут выставлены на сайте Суда с необходимым досье (текст жалобы, вопросы, заданные судом обеим сторонам). Для судей, юристов разных стран это профессиональный урок. Более того — прецедент, типовое решение, которое национальные суды должны брать за образец. Все это теперь у них будет перед глазами.
Есть ли у этих государственных преступлений национальные цвета? Статистика говорит: да.
На конец 2007 года Европейский суд принял на рассмотрение 80000 дел. Четыре страны поставили 55 процентов дел. Это Россия — 26 процентов, Турция — 12, Румыния — 10, Украина — 7 процентов. Статистика принятых по делам постановлений в 2007 году несимметрична, но имена совпадают. Турция — 331 постановление, Россия — 192, Польша — 111, Украина — 109. На эти четыре страны выпало 49 процентов постановлений.
БЕСЕДА С ЭКСПЕРТОМ ЕВРОПЕЙСКОГО СУДА ХАСАНОМ БАКИРЧИ ( ТУРЦИЯ)
Ближе всего к нам Турция. Два самых больших государства, две бывшие империи, два евроазиата распяты между ностальгией и неопределенностью, мучаются схожими комплексами. Хасан Бакирчи — эксперт Европейского суда с 1996 года. С ним мы беседуем о турецкой специфике дел.
“До начала 90-х годов страной — ответчиком №1 в Европе была Великобритания, — говорит Бакирчи, — довлели ольстерские дела. В десятилетие 90-х превалировала Турция. В нынешнее десятилетие лидерство принадлежит России”.
Сделав эту экспозицию, мой собеседник углубляется в свою тему.
Если говорить о турецкой специфике, то львиная доля принадлежала курдским делам, и это были самые тяжелые деликты: произвольные убийства, исчезновения людей, пытки, разрушение домов в результате бомбежек деревень… В Страсбурге Анкаре пришлось очень туго. Аргументы борьбы за территориальную целостность, против сепаратизма, против терроризма не отменяли фактов преступлений против личности.
На втором месте — кипрская тематика. В 1974 году в ответ на предпринятую греческими “черными полковниками” авантюрную попытку “энозиса” острова, турецкие генералы разрубили остров как ятаганом пополам на Север и Юг. Тридцать лет спустя осталась незажившая боль человеческих трагедий и… шлейф дел в Страсбургском суде. В результате жесткой этнической чистки греки — киприоты вынуждены были бежать с северного (турецкого) Кипра, бросив свои дома и земли, и теперь они судятся за свою собственность. В знаменитом деле “Луизиду против Турции” Страсбургский суд принял следующее постановление. Суд нашел, что госпожа Титина Луизиду, гражданка Республики Кипр, остается законным владельцем своей собственности, которая находилась в районе, оккупированном турецкой армией. Суд признал Турцию оккупирующей державой, ответственной за политику и действия властей на оккупированных землях. Турция была признана виновной в постоянном воспрепятствовании истице в доступе к своей собственности и фактической ее экспроприации без компенсации. Суд приговорил Турцию выплатить убытки госпоже Луизиду. Турция отказалась признать это решение суда, и тогда Комитет министров Совета Европы принял резолюции, в которых осудил несоблюдение Турцией своих обязательств, напомнил Турции о том, что она признала Конвенцию Совета Европы, а также обязательную юрисдикцию Суда, и призвал Совет Европы принять необходимые меры, чтобы принудить Турцию к соблюдению обязательств. В декабре 2003 года, памятуя о поданной заявке на прием в Европейский союз, Турция выплатила госпоже Луизиду сумму в 641 000 кипрских фунтов (1,5 миллиона долларов США).
Дело “Луизиду против Турции”, без сомнения, прецедентное. В Страсбурге сейчас 1500 подобных дел.
Пышный букет разного рода нарушений демократических норм составил третью основную категорию турецких дел в Европейском суде. Тут и военные трибуналы над гражданскими лицами, и запрещение политических партий, и нарушения свободы выражения мнения.
Решения Страсбургского суда не трафаретные.
ДЕЛО О ПЛАТКЕ
23 февраля 1998 года вице-канцлер Стамбульского университета издал циркуляр, согласно которому студенты в бородах и студентки в мусульманских платках не будут допускаться к лекциям и семинарам. Студентка 5-го курса медицинского факультета Лейла Шахин не только ослушалась, но и подала в суд на университет, заявив, что это вмешательство в ее частную жизнь и что нарушены ее права на свободу совести и религиозных убеждений, право на образование и другие фундаментальные права. Так родилось дело о платке — “Лейла Шахин против Турции”.
Страсбургский суд, куда докатилась жалоба, разбирал ее в 2002 году. Суд не согласился с истицей. Вот его аргументация. Запрет на платок существовал задолго до циркуляра вице-канцлера и даже до поступления Лейлы в университет. На этот счет есть специальное разъяснение Конституционного суда Турции: разрешение студенткам “закрывать шею и голову вуалью или платком, исходя из религиозных убеждений” противоречит конституции страны. Запрет на ношение в стенах университета мусульманских платков обоснован принципами секуляризма, который по конституции является гарантом демократических идеалов, свободы и равенства. Поддержание секуляризма может быть необходимо для защиты демократической системы в Турции, говорится в решении Страсбургского суда.
Другим громким случаем, когда Страсбургский суд вопреки абстрактно либеральным ожиданиям поддержал запрет, было дело “Партия Справедливости и другие против Турции”. “И другие” — это в первую очередь Реджеп Эрдоган, нынешний премьер-министр страны, а тогда член парламента, а Партия справедливости — его партия, ныне правящая, а тогда впервые добившаяся стратегического успеха на парламентских выборах и в эйфории не скрывавшая исламистских амбиций. В 1997 году турецкий суд во всех инстанциях, включая Конституционный, принял решение о роспуске партии на том основании, что такие ее цели, как введение шариата и установление в стране теократического режима, несовместимы с требованиями демократического общества. Сам Эрдоган лишился места в парламенте и был на пять лет поражен в праве заниматься политикой.
Свою позицию Европейский суд сформулировал так:
“Политическая партия может вести кампанию за изменение законов и конституционного устройства государства при двух условиях: во-первых, средства для достижения этих целей должны быть законными и демократическими, и, во-вторых, предлагаемые перемены сами по себе должны быть совместимы с фундаментальными демократическими принципами. Из этого следует, что политическая партия, чьи лидеры призывают к насилию или выдвигают программу, несовместимую с демократией, не могут рассчитывать на защиту Конвенции по правам человека…Роспуск Партии справедливости может быть оправдан “серьезной общественной необходимостью”. Он может полагаться “необходимым в демократическом обществе”.
Из того запрета Эрдоган и его сторонники извлекли существенные уроки. Эрдоган решительно переформатировал партию, теперь она называется Партия справедливости и развития. Нынче в свой второй приход к власти она тщательно заботится о своей репутации, и это репутация политической силы, добивающейся прогресса. Так что, когда нынешним летом противники вновь попытались использовать оружие запрета против Партии справедливости и развития, Конституционный суд Турции попросту не принял претензию.
Кстати, во всех других случаях Страсбургский суд неизменно выносил постановления против роспуска партий в Турции. За последние пятьдесят лет в Турции партии запрещались 24 раза. В 23 случаях Европейский суд признавал запреты противоречащими Конвенции по правам человека.
Решения Страсбургского суда исходят из высших стандартов права и демократических ценностей и при этом учитывают общественный контекст. Что не мешало турецким властям регулярно обижаться на Страсбургский суд и обвинять его в заданности, антитурецкой направленности, поддержке терроризма.
“Суд обнажает проблемы той или иной страны, снимает с них вуаль. Суд стирает чужое грязное белье. Странам это не нравится. Они дуются, уходят в отказ, — говорит Хасан Бакирчи. — К счастью, эта реакция не единственная. Более трезвая и реалистичная позиция пробивает себе дорогу и в Турции. Реформы 2003 — 2004 г.г., коснувшиеся как законодательства, так и пенитенциарной практики, принесли пользу. Не в том смысле, что люди стали меньше обращаться в Страсбургский суд. “Дойти до Страсбурга” — такие “угрозы” можно услышать из разных уст — от политиков до футболистов. Наоборот, он как бы стал доступней и ближе. Но поводы для этих обращений становятся обыденней. Исчезают исчезновения людей. Меньше жалоб на дурное содержание в тюрьмах. Больше имущественных споров”.
Когда государство предстает уже не убийцей и террористом, а преступником пониже классом — это прогресс. Мысль не очень политкорректная. Но она и не должна оставлять места для успокоения. Умные государства точно и системно реагируют на постановления и рекомендации Европейского суда. Великобритания, ратифицировав Конвенцию по правам человека, тут же ассигновала средства на трехлетнюю программу по обучению всех судей. То же самое в отношении тюремных содержателей. Италия, которая была среди главных клиентов Суда, постаралась не задерживаться в этом качестве (1714 постановлений пришлось на ее долю за десять лет и только 67 в 2007 году). Это правильная реакция.
“Для позитивной трансформации и реформации у нас в Турции есть очень действенный стимул: мы хотим, чтобы нас приняли в Европу, — заключает Хасан Бакирчи. И неожиданно добавляет. — У вас в России такого стимула нет”.
Продолжение в следующем номере