Отклик на выставку «Встреча с Амедео Модильяни»
Опубликовано в журнале Вестник Европы, номер 21, 2007
Торопливость не бывает хороша при созерцании произведений искусства. При создании, пожалуй, тоже.
Но как сублимировать накал жизненной силы, эмоцию на кончике кисти и карандаша? А можно ли увидеть двойную радугу, если на небо не смотришь вовсе?
Знает ли среднестатистический офисный менеджер, 36 лет от роду, у которого в голове только цифры его кредитного счета в банке, марки машин, песенка про него “Группировки “Ленинград”” и мечта “прожарить тушку” в шезлонге на лучших побережьях А., что в Москве с успехом прошла выставка одного из проклятых художников, чьи работы растворены во времени и пространстве, репродукциями которого бывали украшены утлые квартирки поколения 70-х в СССР, художника, который был и тонкачом и бретером, тонко чувствовал жизнь, был вынужденным общаться интровертом, которого его образ жизни в 36 лет свел в могилу. Но к этому возрасту он уже увидел жизнь, научился как никто работать с обнаженной моделью, нашел метафорический “взгляд в себя” (“модильяниевские бельма”) для своих персонажей, вернисаж его был закрыт полицией за оскорбление общественного вкуса, и все это — сам того не ожидая, не стремясь к тому.
Что известно про Амедео Модильяни (1884 – 1920)?
Итальянец, обосновавшийся во Франции. Был беден. Устоев искусства не ломал, не включался и не подпадал под влияние ни одного из сильных направлений искусства начала прошлого века. Был красив и любим женщинами. Не имел сильных моральных устоев. Алкоголик. Наркоман. Проживал свою жизнь, рисуя и напиваясь в кафе “Ротонда”. По некоторым сведениям и здесь ему позировала А. Ахматова.
Ушел рано. Всегда был недооценен, эротизм работ воспринимался обществом как порнография, за эротизмом не было видено ничего другого. Стал образом “парижской богемы”. В России нет ни одной работы. Масштабных выставок ранее не было.
Полярность образа (а образ его мы можем почерпнуть и из многочисленных мемуарных свидетельств — Хуан Грис, Пабло Пикассо, Диего Ривера, Жак Липшиц, Макс Жакоб, Гийом Апполинер, Гертруда Стайн, Эренбург, так или иначе оставили о нем воспоминания) удивляет и до сегодняшнего дня.
Мало того, этот образ обратился в клише, общее место, ярлык художника вообще.
Однако, по правде говоря, довольно досадно, что это клише задавило информацию о разного рода достоинствах выставки “Встреча с Модильяни” в ГМИИ им. А.С. Пушкина.
Сразу по ее открытии в разных кругах началось “брожение” — “Ты был на Модильяни? А ты был на Модильяни?” … Стало МОДНО побывать на Модильяни.
А что мы узнали из прессы об этой выставке или о художнике? Уверяю вас, почти ничего, кроме того, что перечислено многажды в каталогах, статьях, информационных сообщениях. Сплошь общие места. Члены правительства и бизнесмены (академии, института … (нужное подчеркнуть)) побывали на открытии выставки Модильяни. Для того, чтобы сделать эту выставку к юбилею Антоновой — железной леди музейного дела России — потребовалось напряжение всех связей и усилий музейного сообщества нашей страны.
Это печально, потому как копнешь глубже, а более половины из спрашивающих “А был ли ты на этой выствке?” вообще утратили умение смотреть на произведение искусства, еще какой-то процент руководствуется при походе в ГМИИ рецензиями в “Афише”, фильмом 60-х годов, скандальным шлейфом образа … И почти никто не хочет говорить ни о уникальности выставки (кроме, конечно, дежурных фраз или откровенных непатриотичных глупостей), ни о влиянии Модильяни на искусство ХХ века, ни сожалеть о том, что мы мало чего можем увидеть вообще в Москве, кроме экспериментального, “проплаченного”, ангажированного кураторами от актуального или Изящным Салономв Манеже.
Ведь именно развитость общественного вкуса может породить спрос на масштабные, вызывающие зависть и восхищение, событийные, осмысленные и осмысляющие выставки на манер выставок в Лондоне или сменных экспозиций Лувра и Прадо. А эти выставки (в том числе и своим числом) смогут развить вкус еще больше и привести к изменениям качественного уровня в обществе.
Так совпало, что побывав на этой выставке, я должен был идти к В.Ю. Абдрашитову, брать интервью для одного из проектов. Мы говорили как раз о вкусе, в том числе о вкусе к жизни и среди прочего моим собеседником был упомянут простой феномен из кибернетики: “когда я вам сообщаю уже известный вам факт, к примеру, 2 + 2 = 4, я, с точки зрения кибернетики, не даю вам информации, я лишь трачу энергию. Информации в этом сообщении — 0 бит”.
У меня вызывает странную зубовную боль, тупую и ноющую, необходимость жить во времени симулякров, во времени ноля бит.
Я вслед за персонажами Модильяни должен выворачивать глазные яблоки белками наружу и смотреть внутрь себя … Для меня встреча с любым художником — не желание объяснить себе его биографией его картины, а, напротив, — отторгнуть известное мне и без того и увидеть новое, получить информацию, увидеть то, что следуя формуле П. Валери, художник нарисовал: “Художник изображает не то, что видит сам, а то, что должны увидеть другие”.
Для меня на этой выставке это и колористика, и техника рисунка, плотность штриха и скованная развязность манеры, глубокие, фундированные изыскания в области формы и пластики, обезличивание персонажа, проработанность фона, степени взаимоотношений модели и ее окружения. Сами работы, которых я никогда вживую не видел.
Художник и среда — тема интересная для искусствоведа. То, что нам показывают, привезя из почти тридцати музеев пятьдесят работ — сложная тема для музейных работников. Они достойно справились с задачей. Выставка и общество. Общественный вкус и выставка — вот, что меня занимает и до сих пор. Стоила ли овчинка выделки? Каков резонанс у почти двухмесячной экспозиции? Какова общественная рефлексия, исключая: “Я видел Модильяни, отстояв в очереди более двух часов”?
Но это вопрос, который я вынужден оставить открытым, потому что страшусь очевидного ответа …
А жить быстро — хорошо, полнокровно, здорово, но легковесно.
Умирать молодым, пусть и не по-настоящему, а как в мультфильме, превратившись в овощ, который нужно лишь поливать и удобрять гламуром и рекламой, глянцем и подобием шика и блеска — глупо и обидно.
Ведь в лозунге, попавшем в заголовок моей статьи для краткости за тире умолчали другие императивы: “Оставь после себя”, “Люби жизнь”, “Не бойся нового”, “Не будь как все” и так далее …