Опубликовано в журнале Вестник Европы, номер 18, 2006
Серджио РОМАНО – историк, журналист, дипломат (завершением его государственной карьеры стал пост Чрезвычайного и Полномочного Посла Италии в РФ, который он занимал с 1985 по 1989 год). Один из ведущих итальянских политических обозревателей в области международных отношений. Регулярно публикуется на страницах ведущих общенациональных СМИ, в первую очередь в миланской “Коррьере делла сера” и еженедельнике “Панорама”. Доктор наук, профессор. Преподавал историю в ведущих итальянских университетах, а также в Гарварде и Беркли. Обладатель почетной докторской степени, присвоенной ему Институтом всеобщей истории РАН.
Серджио Романо – автор двух десятков книг по вопросам национальной и зарубежной истории, актуальным проблемам текущей политики.
В 2004 году выпустил книгу “Анатомия террора”, в которой подытожил целый ряд своих разговоров и интервью с известным журналистом Гвидо Олимпио, собкором газеты “Коррьере делла сера” в странах Ближнего Востока. Книга немедленно стала бестселлером в своем жанре. И недаром – в ней он высказался по широкому спектру проблем, связанных с одним из самых “горячих” феноменов современности.
Международный терроризм, столь неожиданно (для большинства населения стран, в которых он к настоящему времени успел “наследить”) явивший себя миру, уже уподобляется некоторыми историками и аналитиками “третьей мировой войне”.
Не впадая в подобную крайность, итальянский историк (в разговорах и размышлениях об этой “болезни века”), тем не менее, самым серьезным образом предупреждает: если международное цивилизованное сообщество не предпримет (причем самым решительным образом) целого комплекса радикальных мер как краткосрочного, так и стратегического порядка, то эпидемия терроризма распространится вширь весьма в скором времени. Более того, способов застраховаться от него (уже сегодня) нет практически ни у одного государства мира.
Не удивительно, что тема эта вызвала столь энергичный отклик в Италии, стране, неоднократно испытавшей на собственном опыте плоды разрушительных акций террористов различных идеологических мастей (до настоящего времени, правда, в основном местного “производства”).
Актуальность темы не сходит с повестки дня в текущей геополитической ситуации, что, по мнению ряда специалистов, подогревается событиями (продолжающейся на деле, хотя и официально давно завершившейся) войны в Ираке.
Террористическая опасность продолжает, увы, находиться на повестке дня и в России. Поэтому многие проблемы и ситуации, о которых идет речь в книге “Анатомия террора”, представляют несомненный интерес и для российского читателя, а вопросы, поставленные в ней, не оставят равнодушными тех, кто всерьез озабочен реальностью сохранения основ демократического сообщества вне национальных границ.
По некоторым, весьма авторитетным, подсчетам, в специальной литературе и в журналистике сегодня можно насчитать до полутора сотен определений понятия “терроризм”, многие из которых решительным образом противоречат друг другу. Повсеместно под одну шапку подводятся такие разнородные понятия, как политический терроризм, экотерроризм или сайбер-терроризм (т.е. сознательное засорение и выведение из строя компъютерных сетей, внедрение в них разнообразных “вирусов” и иная деятельность т.наз. “хакеров”). На деле от акций политических террористов, влекущих за собой гибель сотен и тысяч людей, до вывода из строя компьютерных программ (пусть даже и в самых престижных государственных и частных учреждениях) – дистанция, как говорится, огромного размера. В попытках классифицировать терроризм как явление то привлекают к рассмотрению идеологические установки, то описывают его разновидности в зависимости от видов оружия и методов, используемых террористами в противостоянии тому или иному государству. Вчитываясь в столь разнородные определения, можно подумать, что и впрямь не было таких идеологических, религиозных, политических и прочих учений, которые не породили бы – в определенный исторический момент – тех или иных радикальных ответвлений, чьи адепты выбирали насилие в качестве основного средства для достижения своих целей.
Так вот, по мнению Серджио Романо, все эти столь разнородные противозаконные акции, тем не менее, можно распределить по трем основным группам. Во-первых, это чисто политический терроризм – группировки, ставящие перед собой в целом вполне определенные социально-политические задачи (направленные, главным образом, на изменение политического или государственного строя в конкретной стране). В такую категорию логично зачисляются, скажем, русские народники XIX века, итальянские и испанские анархисты и анархо-синдикалисты, “красные бригады” в той же Италии или члены “красной армии” в ФРГ.
В другую группу, по мнению полоитолога, попадают террористические организации, исповедующие идеологию националистического, шовинистического или расистского толка (таковы усташи и четники в Югославии, ку-клус-клан в США, ИРА в Ирландии, ЭТА в Испании, боевые палестинские организации, тамильские и корсиканские националисты и т.д.).
И наконец, можно говорить о террористических группировках, идеология которых окрашена в религиозно-мистические тона: обещая своим адептам установление “вечного” царства справедливости на земле и личное спасение на небесах, подобные учения требуют взамен полного отречения от жизни – готовности к смерти в любой момент. В первую очередь это мусульманские террористические организации, расплодившиеся на Ближнем Востоке в 80–90-х годах (но генетически связанные с радикальными группировками, возникшими в регионе еще в период между двумя мировыми войнами), и сикхские террористические объединения, действующие в Индии. Такова же идеологическая природа террористических организаций, созданных либо связанных с бен Ладеном и его ближайшим окружением. (Между прочим, в данной связи итальянский историк отмечает, что в прошлом Европа пережила свои собственные религиозные войны – со всеми вытекающими из них последствиями, – в идеологии которых было кое-что общее с учениями религиозно-мистического замеса в сегодняшней упаковке.)
Вообще же такая “трехполюсная” классификация, нуждающаяся, естественно, в уточнении и доработке, имеет свои неоспоримые преимущества: позволяет, до определенной, правда, степени, прогнозировать развитие соответствующих событий и заранее подыскивать адекватные ответы в борьбе против терроризма каждой из этих “мастей”.
Так, в борьбе с терроризмом социально-политической окраски любому государству необходимо учитывать, что противник такого рода преследует вполне конкретные политические цели. И как показывает опыт, рано или поздно наступает момент, когда и терррористы, с одной стороны, и общество (в лице государства) – с другой, будут вынуждены задаться одними и теми же вопросами: а имеет ли смысл дальнейшее противостояние в свете тех жертв, которые несет при этом каждая из сторон? и что предпочтительнее: война “до победного конца” или разумный компромисс политического свойства? В итоге за стол переговоров сели Израиль и ООП, еще раньше – правительство Де Голля и алжирские подпольные боевые организации; потеряла свою привлекательность позиция противостояния государству среди членов “красных бригад”; последний же тому пример – договоренности, достигнутые между правительством Великобритании и боевым крылом ИРА. В итоге, подмечает Романо, боевики в таких случаях, сложив оружие, как правило, “планируют” в реальную политику, формируя политические организации.
Можно вполне согласиться с ним и в том, что в борьбе с “идеологическим терроризмом” правительственные структуры следуют примерно тем же путем, хотя противостояние в таких случаях осуществляется в русле идеологических установок, проповедуемых внутри одного социума. Активность террористов здесь зависит во многом от того, какая часть общества разделяет в данный момент базовые посылы радикалов и, следовательно, готова поддержать их и оперативным участием, и легальными методами выражения своих симпатий. Так что и в тех случаях, когда государству удается “разморозить” идеологию противника и посредством конкретных идеологических и социальных контромер доказать ее непривлекательность для подавляющей части населения, вполне логично наступает время сменить декорации и опять-таки сесть за стол переговоров.
В то же время ясно, что противостояние с “религиозным” терроризмом – дело совсем иного свойства. У этих групп отсутствуют политические программы. Декларируемые ими цели – типа “наступление новой эры”, “поражение Сатаны”, “установление царства Божия” на всей земле или “вечное спасение” (либо “награда на небесах) для своих адептов,- ни в коей мере не отражают истинных конечных результатов, к которым они стремятся, не являются теми политическими, социальными, идеологическими задачами, по поводу которых возможно вести полемику за столом переговоров, идти на уступки или компромиссы. Серджио Романо соглашается здесь с теми из аналитиков и специалистов, кто полагает, что с таким противником необходимо вести бескомпромиссную борьбу, стараясь по возможности избегать наиболее типичных и серьезных ошибочных ходов (в книге он уделил немало места рассмотрению этой стратегии).
Однако первый “прокол” в определении стратегии противодействия террору был допущен американцами непосредственно после событий 11 сентября 2001 года, когда “врагом номер 1” был объявлен “мировой терроризм” в целом – без различия его особенностей, целей или идеологических установок. Стремясь усилить собственные политические позиции, администрация Буша с тех пор пропагандирует концепцию (и до тех пор, кстати, бытовавшую среди части американского культурного истэблишмента) о “столкновении цивилизаций”. В СМИ и заявлениях представителей правящих кругов США получили хождение лозунги типа “Запад в опасности” и другие подобные им псевдофилософские идеологические построения. Но это не значит, что автор книги “Анатомия террора” отрицает серьезность феномена исламского терроризма, напротив, он уверен: исламизм не фикция, а проблема, требующая, как минимум, самых серьезных размышлений. Вместе с тем он отказывается вести речь о каком-то высшем органе, разрабатывающем единую стратегию радикального исламизма и координирующем идеологические установки и оперативные действия мусульманских террористов по всему миру. По мнению Серджио Романо, суперорганизации исламистского толка в общемировом масштабе просто не существует. Увы, однако, международная стратегия американской политики и дипломатии определяется именно такими сугубо некорректными выводами.
На основании данного посыла итальянский исследователь далее приходит еще к одному важному выводу: правящая элита США совершила и более существенную ошибку, включив в категорию единого “большого врага” (вольно или невольно по аналогии с орвелловским “большим Братом”? – А.С.) своих основных реальных политических оппонентов на мировой арене: режимы Ирака, Ирана, Сирии и, до определенной степени, Северной Кореи.
То, что правительство Буша желает таким образом свести с ними старые счеты (приписав обладание оружием массового поражения), можно было бы и понять, но только как ход в русле двусторонних политических взаимоотношений. Автоматически же зачислять их в инициаторы террористических игр вряд ли корректно: ведь тут речь идет о нарушении равновесия в глобальных масштабах мировой политики.
В связи с чем Серджио Романо замечает (имея в виду, конечно, в первую очередь политику “родного” правительства), что равновесие это становится более шатким каждый раз, когда то или иное государство, стремясь извлечь собственные выгоды, присягает курсу, взятому американским президентом. Или, добавим, тем более когда спешит зачислить собственных радикалов в ранг этого самого “большого” врага.
Ведь те, кто так поступает сводя феномены достаточно разнородного толка к “единому знаменателю”, во-первых, априори отказываются от поисков более оптимальных решений в каждом конкретном случае противостояния террористической деятельности, а во-вторых, способствуют (возможно, даже против собственной воли) формированию единого фронта в среде адептов многоликого по своей природе конгломерата террористических и прочих радикальных образований, в первую очередь исламистского толка.
И еще по поводу основных концептуальных посылок, сформулированных итальянским политологом (и не только в книге, специально посвященной анализу различных аспектов проблемы международного терроризма). Он убежден, что наряду с разработкой всех возможных силовых способов борьбы с исповедующим террор мусульманским фундаментализмом, преступно упускать из виду мирные средства, которые – в длительной перспективе – окажутся куда более эффективными. Ход размышлений Серджио Романо наводит на такие выводы: чтобы поддерживать свое существование и иметь возможность совершать террористические акции (по крайней мере, в течение достаточно продолжительного времени), любая террористическая организация должна располагать адекватными финансовыми средствами и человеческими ресурсами. Перекрыв источники и каналы финансирования, можно добиться резкого сокращения масштабов ее деятельности. Чтобы лишить ее возможности вербовать сторонников и новых членов, необходимо иное: необходимо добиться, чтобы террористическая деятельность перестала в принципе выглядеть привлекательной в глазах молодого (в основном) поколения мусусульман. Это не простой и не быстрый путь – подобная стратегия потребует времени и основательных усилий. Ведь терроризм возник вследствие общественно-политического и идеологического кризиса, поразившего в конце ХХ века целый ряд мусульманских стран, в первую очередь те из них, где в наименьшей степени ощущалось влияние Запада. Тот же эффект возымели (в более “демократизированных” арабских обществах) неудачные политические шаги и мероприятия, осуществлявшиеся руководством под влиянием или давлением западной элиты.
Серджио Романо принадлежит к числу тех политологов и историков, кто не отказался от привычки рассматривать любой феномен из области геополитики еще и через призму права (недаром по университетскому своему образованию он – юрист). Поэтому фон всех его рассуждений о мировом терроризме и в ходе диалогов с Гвидо Олимпио, и во многих других печатных и устных выступлениях на данную тему непременно обрамляет концепция правового подхода к рассматриваемой проблеме, к анализируемым явлениям и возможным (или лишь гипотетическим) мерам и способам противостояния террору.
Для него неприемлемо мнение, распространившееся в последние годы в среде правящих элит и СМИ Запада, согласно которому мусульманские террористические организации представляют собой своего рода “авнгард” мирового ислама, и, следовательно, каждый мусульманин (хотя бы в теории) является если и не открытым пособником своих единоверцев-террористов, то, по меньшей мере, сочувствует им. (Согласно такой логике, добавим, недостаточно нейтрализовать “передовой отряд”, состоящий из боевиков и смертников. В качестве конечной цели выдвигается задача поразить тех, кто стоит за их спиной, – ту сугубо законспирированную сеть, которая взращивает и руководит ими).
Однако пойдя именно по такому пути, т.е. попытавшись с корнем вырвать феномен терроризма (хотя бы
на территории “отдельно взятой страны”), американцы, по мнению Серджио Романо, на деле спровоцировали еще более мощный всплеск террора, породив немыслимый в местных и традиционных условиях союз непримиримых противников – шиитов и суннитов – на территории Ирака.
Добраться же до “корней” терроризма в Европе представляется итальянскому исследователю еще более трудновыполнимой задачей. И вот почему. Во-первых, зачислив европейских мусульман в пособники бен Ладена, можно на деле добиться лишь одного – подарить “Аль-Каиде” гораздо больше реальных сторонников, чем она оказалась способна навербовать по всему миру за все предыдущие годы. Во-вторых же, делает закономерный вывод С.Романо, принятие подобной стратегии потребует введения таких мер безопасности, с которыми жители континента вряд ли смогут смириться. (Вполне наглядным примером этого, кстати, явилась широкая волна протестов –
как массовых и уличных, так и вполне официальных, выраженных на государственном уровне, – прокатившихся в декабре 2006 года по Европе в связи с обнародованными сведениями о наличии на континенте “секретных” тюрем под контролем ЦРУ, в которых американцами содержались лица, подозреваемые в террористической деятельности. –
А.С.) Причем такое развитие событий явится не только более чем очевидным нарушением демократических свобод и принципов толерантности, которыми столь гордится Европа. Движение в данном направлении неизбежно поставит на повестку дня вопрос о выживаемости общества в целом: ведь нарушаемые принципы являются на деле базовыми элементами и права на труд, свободу слова, передвижения и т.п., да и вообще благосостояния на континенте, т.е. тех элементов, на которых зиждится само существование западного социума.
Конечное заключение историка (сформулированное им в одной из публикаций в середине минувшего года) звучало отнюдь не оптимистично:
“Если все же мы умудримся от них отказаться (речь идет об основных социально-правовых завоеваниях европейского общества. – А.С.) или даже только в значительной степени исказим их, это приведет только к одному – к войне с неизбежным поражением”.
Автор “Анатомии террора”, признаем это, прав по сути дела: враг находится не только (и не столько) вне границ Европы (лишь засылая в нее своих эмиссаров, оперативные “дружины” и т.д.). В массе своей (и “боевой”, и руководящей массе) он уже давно – внутри, на территории континента. “Очистить” же Европу от этой столь небывало многочисленной “пятой колонны”, исчисляемой ныне многими миллионами приверженцев ислама, у современного западного общества способов и средств просто нет. Феномен, порожденный логикой социально-политического развития европейского общества и европоцентристской ментальностью – и давших соответствующие плоды во второй половине ХХ века, – снимает с повестки дня использование арсенала средств, накопленных в предыдущие исторические периоды. (О причинах подобного развития событий и явлений – разговор особый, остающийся за скобками данной публикации, тем более что и наш автор в своей книге воздерживается от рассмотрения этой тематики.) Впрочем, один аргумент он косвенно все же обозначил, когда на страницах ведущей национальной газеты “Коррьере делла сера” (чьим обозревателем он является уже несколько лет) высказался на тему, которая в последнее время все чаще озвучивается ведущими персонажами итальянских элит. Тема эта, выдвигаемая ныне в качестве одной из основных причин взлета международного терроризма, – “столкновение цивилизаций”, резко спланировавшая со страниц знаменитой книги Хантингтона прямо в расхожую полемику, развернувшуюся на страницах массовых периодических изданий и экранах государственного и частного телевидения. Все как будто разом вспомнили о том, на что практически не обращали внимания десятилетиями: о забвении своих общехристианских и национальных корней. Забавно при этом, что в первых рядах “прозревших” оказываются как раз те, кто совсем еще недавно отмахивался даже от размышлений на эту тему,- радикалы, левые всех оттенков, атеисты (феномен, заметим от себя в скобках, до боли знакомый по картинкам политической реальности в родных, российских, пенатах, правда, обнаруживший себя раньше по несколько иным поводам и в не столь глобально значимых ситуациях).
Вот в этой-то связи Серджио Романо и позволил себе сформулировать несколько положений. В частности, напомнил о том, что понятие “кризиса” или даже “заката” Европы – концепция со стажем, каждый раз вызывавшаяся к жизни кризисным состоянием местных (европейских) социумов на фоне становления новых центров власти, зарождения новых властных структур на мировом политическом и экономическом театре. Заметил, что тут может быть выдвинута и иная трактовка: идеологические обоснования нынешней ситуации, возможно, исходят из тех политических кругов, в которых пришли к выводу, что “духовность” нынче резко подскочила в цене, и начали успешно ее эксплуатировать, наживая таким образом порядочный политический капитал. В этой связи, кстати, он привел в пример ближайшее окружение Буша – людей внерелигиозных, агностиков и равнодушных (в отличие от самого президента) к интересам высшего, духовного порядка, но убежденных в том, что религия стала козырной картой в политических играх самого высого уровня.
Подобным образом, продолжает Романо, и в прошлом немалое число руководителей государств и партий рассматривали религию в качества эффективнейшего “средства управления”, но и только. То, что происходит сегодня, наводит его на мысль, что Церковь как институция ныне используется определенными политическими силами для своих собственных – далеких от религиозных целей –
нужд и задач. Многие же христиане-католики, в свою очередь, рассматривают веру главным образом в качестве “гражданской религии”, способной облагораживать окружающее гражданское общество и служить, таким образом, некоей единой для всех моралью. Иными словами, вера политизируется и служит практическим интересам сегодняшнего дня, а политика присваивает себе атрибуты “высшей” власти. Это и есть, с точки зрения итальянского историка, одна из причин упадка современного европейского общества, оказавшегося на нелегком распутии в поисках средств, способных повернуть его лицом к реальности и ее насущным задачам (одной из которых является подыскивание адекватного ответа на теорию и практику мирового экстремизма).
“На полях” отметим (как вариант): автор хотя бы и в глубине сознания, но отдает себе отчет в справедливости тезиса об утрате общеевропейских (читай: христианских) корней на всех “этажах” общеевропейского дома. Однако предпочитает выглядеть – по крайней мере в публичных выступлениях и обсуждениях – кем-то вроде античного стоика, тем более что осознает: снявши голову, по волосам не плачут. Да и имеет ли смысл в таких обстоятельствах искать причины явления, которое, в свою очередь, готовится породить очередную цепь следствий в недалеком будущем? Не лучше ли повернуться лицом в сторону, откуда дует ветер предстоящих перемен? В частности, скажем, обратиться к теории и практике, имеющей дело с “анатомией террора”, и основательно потрудиться, дабы наглядно явить миру “скелет” этого социального монстра и постараться найти правовые способы избавить мир (и в первую очередь Европу) от посягательств его адептов и вдохновителей. Плоды подобных трудов могут (а может, даже и должны) быть различны, разнообразны, инвариативны. Судить из сегодняшнего времени, какие из них окажутся благом, а какие нет, вряд ли, чуть не вырвалось: “плодотворно”. Лучше сказать – реалистично. Впрочем, “по плодам их узнаете их”… Но вот поднимать проблему, обсуждать ее, привлекать к ней внимание, и не столько специалистов, сколь широкого круга читателей, т.е., собственно, всех тех, кого касаются либо, очень возможно, могут в скором будущем коснуться практические действия всевозможных адептов террора, – чрезвычайно существенно с любой точки зрения (кроме, естественно, той, что в принципе отвергает наличие террористической угрозы в массовом масштабе) – один из первых и значимых шагов на пути к данной цели.
В связи с чем мне представилось небезынтересным –
вынося за скобки менее значимые частности – отследить хотя бы некоторые из тем, к которым с наибольшей настойчивостью и регулярностью обращался и продолжает обращаться итальянский политолог: и в книге, и со страниц периодических изданий, и в выступлениях и интервью на публике, телевидении и радио. Время идет, а данные аргументы отнюдь не теряют в актуальности, по-прежнему взывают к размышлениям, обсуждениям и конкретным действиям, в первую очередь теми, кто обитает как внутри, так и поодаль от “большого” общеевропейского дома.
Из этого соображения и родились, собственно говоря, “10 вопросов”, которые закономерно выстроились в результате того, что я вынес, “пристально” читая и слушая Серджио Романо.
1. Все разговоры о международном терроризме последних лет упираются или, наоборот, начинаются с темы его исламской “окраски”, олицетворением которой является, ясное дело, не кто иной, как бен Ладен. Поэтому вполне закономерны вопросы, связанные с правомерностью сведения современного терроризма (всерьез угрожающего Западу) по большей части к организациям и группировкам фундаменталистски-исламского толка.
По мнению Серджио Романо, “исламский терроризм заставил говорить о себе во весь голос, когда выбрал в качестве основной мишени Америку. И уже первая его акция против данного адресата получила непропорционально широкий резонанс во всем мире. Речь идет о выводе американского контингента из Сомали в 1993 году, последовавшем за гибелью 18 рейнджеров, попавших в засаду, устроенную одной из местных боевых группировок, видимо, так или иначе связанных с “Аль-Каидой”. Скорее всего, именно тот теракт окончательно убедил исламских радикалов в эффективности политики террористических действий и в том, что подобным способом и на подобном языке эффективнее всего добиваться своих целей в борьбе с западными правительствами. Эта и последовавшие вскоре “успешные” операции по подрыву американских посольств в Кении и Танзании в 1998 году, кроме того, способствовали привлечению в ряды мусульманских боевиков свежих кадров и созданию новых террористических организаций, установлению и укреплению связей между ними.
“В целом проблема зависимости идеологии терроризма от религиозной принадлежности его адептов не поддается простому определению, хотя весьма соблазнительно увлечься чисто теоретическими выкладками либо, напротив, предпочесть излишне банальные подходы к ее решению, – замечает итальянский историк. И продолжает: – Я бы сказал, что в области догматики ислам, подобно иудаизму, представляя собой монотеистическую религию в чистом виде, не предполагает, так сказать, структурно-иерархических отклонений; но –
в отличие от иудаизма – является на деле мировой религией, и по этой причине способен воздействовать на колоссальные массы своих приверженцев, причем не только в Третьем мире”.
Не следует забывать, что ислам сегодня исповедуют на Земле чуть ли не миллиард ее жителей, в том числе несколько миллионов – в Европе, добавлю от себя, а также замечу, что более распространенно на затронутую выше тему Серджио Романо в книге не высказывается. Возможно, потому, что не считает себя специалистом в данном вопросе, озвучивая темы, всесторонне охватывающие многочисленные стороны и так бесконечно сложного феномена, анализу которого посвящена его работа.
2. А вот по проблеме, актуальность которой в самые последние годы никто не подвергает сомнению, говорит следующее:
“Каждый раз, когда я слышу определение “глобальный” в приложении к рассуждениям о терроризме, я склонен отнестись к нему с недоверием. Тому есть две причины. Во-первых, мы имеем дело с явлениями неоднородного порядка – международный терроризм на практике не руководствуется установками, которые исходили бы из единого (или, если хотите, глобального) центра, своего рода исламского “коминтерна”, способного разрабатывать некую общую стратегию и тактику для всех террористических организаций, действующих в Ираке или Европе, Индонезии или Африке, Пакистане или Чечне, и т.д., и т.п.
А во-вторых, мне думается, что те, кто использует выражение “третья мировая война” в приложении к акциям исламских радикалов, подводят под одну крышу порой диаметрально противоположные организации и явления. В этой связи хорошо известно, как “радикально” ошибся в свое время бывший премьер-министр Испании Азнар, когда приписал мадридские взрывы на железной дороге баскским террористам, зачислив их при этом в категорию международного масштаба. На деле же они имеют мало общего со своими исламистскими коллегами, действительно оперирующими по всему миру, в первую очередь, в связи с тем, что преследуют ярко выраженную и четко сформулированную политическую цель, добиваясь которой, проводят свои акции в пределах национальной территории и стремятся сесть за стол переговоров с испанскими властями, дабы получить политическую независимость для Страны Басков.
Политические же цели “Аль-Каиды” практически не определены, организация – устами бен Ладена – ограничивается лишь самыми общими высказываниями типа “священная война” против “неверных”, американские “крестоносцы” и их приспешники и т.п. Если настанет день, когда правительство Испании согласится вступить в переговоры с ЭТА, оно будет заранее знать, о чем пойдет на них речь. А о чем – даже чисто гипотетически – надо пытаться договариваться с “Аль-Каидой”?
По-моему, ошибку, подобную той, что в 2003 году допустил бывший испанский лидер, совершает ныне президент России, когда зачисляет чеченских сепаратистов в разряд “международных террористов”. И хотя есть веские основания говорить об участии в террористических акциях чеченских боевиков значительного числа мусульманских радикалов, все же природа террористических действий на Кавказе носит явно выраженный националистический характер.
Я неоднократно подчеркивал, что вести политические переговоры имеет смысл только с теми из террористов, кто опирается на достаточно ясные политические, националистические либо идеологические программы, но не с бен Ладеном и его приспешниками. Ибо Запад не в состоянии удовлетворить ни его требований, ни его амбиций. При всем желании он не восстановит Османскую империю в границах, предшествовавших образованию Турецкой Республики, провозглашенной Кемалем Ататюрком в 1924 году. С фундаменталистским терроризмом предстоит бескомпромиссная борьба, хотя и сам он, как я только что сказал, не представляется мне единым и глобальным феноменом и террористические группировки и организации, действующие под флагом исламизма, весьма разношерстны по составу, целям и приоритетам. Поэтому мне кажется бесперспективной и даже опасной любая политическая практика, способная оттолкнуть от нас хотя бы часть мусульманского населения (вне зависимости от места его проживания). Поэтому я не могу оправдать военное вторжение в любое мусульманское государство, по природе своей далекое от идеологии фундаментализма. В то же время противостояние с истинными фундаменталистами из числа исламистов должно быть бескомпромиссным, эту борьбу необходимо довести до победного конца”.
3. Значит, по-вашему, военное вмешательство США в Ираке, свержение Саддама Хусейна да и всю политику США в отношении этой страны следует считать одной большой ошибкой?
“На первый взгляд может показаться, что главной целью Америки в Ираке является создание демократического государства и, более того, что на повестку дня поставлена политика демократизации чуть ли не всего Ближневосточного региона. Однако такой проект представлялся мне до абсурдности нереальным с самого начала, так как в основе его заложена политика, аналогичная, по сути, тому курсу, который американцы разработали в свое время, после окончания Второй мировой войны, для восстановления демократии в Германии и Италии. Извините, но трудно представить себе более идиотскую политическую стратегию, которая исходит из убеждения, что наша европейская демократия есть особый дар, полученный нами от Америки, и более того – воплощение американского типа жизни.
В отличие от президента Буша, по мнению которого свобода является “божественным даром”, я лично полагаю, что она, скорее, есть все же плод длительного исторического развития конкретного государства, конкретного народа, чей путь в веках уникален и неповторим, как неповторим и ход событий, в результате которых то или иное государство сделало выбор в пользу свободы и демократии. До такого выбора, по моим понятиям, в странах Ближнего и Среднего Востока еще далековато. Там еще слишком сильны различия –
племенные, религиозные, социальные. Как ни парадоксально это может показаться на первый взгляд, но Ирак дальше * других арабских стран продвинулся по пути нивелирования таких различий, что как раз и было прервано американским вторжением”.
4. Значит, вы сугубо негативно оцениваете целесообразность военного присутствия американских войск в Ираке? Считаете ли вы также, что наличие военных соединений западных стран там играет на руку бен Ладену и “делу” международного терроризма в целом?
“Несомненно, отрицательно. Ведь помимо отсутствия даже формальных поводов для оккупации Ирака, Америка оказала основательную услугу адептам исламского терроризма во всем мире, обеспечив им, кроме всего прочего, новое поле деятельности. Те, кто принимали решение начать войну с Ираком, не понимали, что светский режим Саддама Хусейна (как и режим Каддафи в Ливии) является их невольным союзником в том, что касается противостояния идеологии исламского интегрализма, распространившего свое влияние в последние годы на многие страны мусульманского мира. В годы присутствия советских войск в Афганистане американцы связали себя с бен Ладеном, оказывая ему безоговорочную поддержку и тем самым способствовали становлению его будущей террористической организации. Вместо того чтобы противодействовать распространению фундаментализма, объединив в этом направлении усилия с тем же Саддамом в Ираке, с Каддафи в Ливии и даже с Ассадом в Сирии. Согласен: нелегкая была бы задача – куда предпочтительнее было бы иметь в качестве союзников совсем других персонажей. Увы, зачастую приходится выбирать из двух зол меньшее. Но и это не всегда удается, ибо для этого прежде всего следует осознать необходимость подобного выбора. Развитие событий в Ираке лишний раз демонстрирует, насколько трудно поддается трансформации психология руководящей элиты (в данном случае американской), руководствуясь лишь логикой собственных корпоративных интересов”.
5.Что возвращает нас к вопросу об истоках и условиях зарождения исламского фундаментализма и руководящей роли в нем бен Ладена. В этой связи Серджио Романо делает краткий экскурс в недавнее прошлое:
“Исламский фундаментализм на практике явил себя впервые в боях против советских войсковых соединений в годы войны в Афганистане. (Именно там, как известно, с благословения США, прошел боевое крещение и сам Осама бен Ладен.) Затем мусульманские боевики вернулись в свои страны, разнося по миру идеологию агрессивного исламизма, на чем так удачно сыграл основатель “Аль-Каиды”. Дальнейшему росту авторитета этой идеологии (правда, в ее шиитском варианте) во многом способствовала и политика теократического исламского режима в Иране.
Но самое главное, что боевики-исламисты со второй половины 80-х годов во все возрастающих количествах стали проникать в Европу, и особенно – в период военных действий на территории Боснии (когда ее руководство напрямую стало получать финансовую и иную помощь из Саудовской Аравии). Дополнительной “приманкой” стала чуть позже и война в Чечне. Кроме того, оккупация части Ливана израильской армией заставила развернуться в сторону радикального исламизма часть вооруженных палестинских группировок.
Думаю, однако, что фактором, определившим ведущую роль Осамы бен Ладена в качестве идеолога “чистого” ислама, была все-таки война в Персидском заливе в 1991 году. Тогда, после изгнания иракцев из Кувейта, американцы остались на “святой” – в глазах исламских фундаменталистов – земле Мекки и Медины, так и не демонтировав свою военную базу в Саудовской Аравии. Это дало дополнительное пропагандистское оружие в руки радикальных исламистов, позволив родиться той оперативной и идеологической организации, которая стала известна под именем “Аль-Каиды”.
Уже в последние годы минувшего столетия “Аль-Каида” (неожиданно даже для многих специалистов) расширяет поле своей деятельности, разворачивая ее также и за пределами Ближне- и Средневосточного региона: начало было положено подрывами американских посольств в Африке. А затем настала очередь и Европы. Чем это было вызвано – отдельный вопрос. Но именно тогда впервые внимание аналитиков привлек разношерстный, так сказать, интернациональный состав исполнителей терактов. Таким образом, “многонациональность” была заявлена как основополагающий принцип кадровой политики террористической сети бен Ладена. Одновременно эти события стали, по всей видимости, самым ранним свидетельством географической “интернационализации” практической деятельности “Аль-Каиды”. Главной же мишенью с тех пор выбрана Америка и любые ее союзники (т.е. государства, поддерживающие политику США и именуемые в пропагандистских документах “коррумпированными” и “неверными”).
В самое последнее время, когда угроза исламского терроризма преобрела всемирные масштабы, несколько потускнела роль его главного вдохновителя: неясно, какова во всем этом доля “личной ответственности” самого Осамы бен Ладена (особенно в событиях в Ираке). В последний год не появляется что-то записей (видео или аудио) с его заявлениями. Жив ли он? Или целенаправленно замолчал? Впрочем, важнее, думаю, что он по-прежнему почитается “отцом-основателем” этого нового типа терроризма, терроризма нового поколения и нового, исламистского, наполнения. Таковым он почитается и самими террористами, и – что не менее значимо и важно, в первую очередь для них же, – общественным мнением и СМИ на Западе”.
6. Но почему Европа? Ведь большинство экспертов еще совсем недавно, – до мадридских взрывов 2004 года, – полагали, что мусульманские радикальные боевые организации используют территорию Европы лишь в качестве своего рода базы, где они готовят свои преступления, вербуют сторонников и террористов-исполнителей, ведут сбор финансовых средств. После Мадрида эти представления рассеялись как дым.
“Позволю себе заметить, что мадридские теракты отнюдь не новость для Европы в принципе. На протяжении последних десятилетий в целом ряде стран Западной Европы действовали (и продолжают действовать) свои, местные, террористические организации: это были и “красные бригады” в Италии, и “красная армия” в ФРГ, и ИРА в Северной Ирландии, и корсиканские сепаратисты во Франции, ныне самой заметной из них является испанская ЭТА. Да и вообще терроризм родился именно на европейской земле, в конце XIX века (вспомним русских народовольцев, итальянских анархистов, балканские подпольные организации и т.д.). В ту пору власть олицетворяли отдельные личности, которые и стали жертвами первых терактов: российский император Александр II, итальянский и португальский короли Умберт I и Карлос, французский президент Сади Карно… Не говоря уже о том, что Первая мировая война началась с убийства наследного принца Австро-Венгрии. Сегодня целью и жертвой терактов стало мирное население, но ведь и мир со времен первых, “классических”, терактов неузнаваемо изменился. В ходе обеих мировых войн различия между военными и гражданскими лицами постепенно нивелировались. Мирные жители ХХ века приносятся на алтарь войн, то и дело вспыхивающих в самых разных частях планеты. Что же удивительного в том, что и террористы во всем мире прибегают к аналогичным методам достижения своих целей? Тем самым я ни в коей мере не оправдываю тактику “Аль-Каиды” и других террористических организаций, я просто хочу напомнить, что массовые убийства ни в чем не повинных гражданских лиц начались задолго до 11 сентября 2001 года. В Европе же произошли и будут еще случаться теракты, которые, по замыслам их организаторов, должны происходить там и тогда, где и когда их готовы осуществить имеющиеся в наличии и готовые к боевым действиям кадры.
Тем более что сегодня уже есть смысл говорить (особенно в приложении к европейским странам) не столько о самой “Аль-Каиде” как о единой и монолитной террористической организации, сколь о своего рода “алькаидизме” – явлении, распространившемся по свету и представленном многочисленными группировками и “ячейками”, которые поддерживают зачастую лишь символическую связь с “головной” организацией, чаще же просто исповедуют схожую идеологию агрессивного исламизма, преследуя близкие цели и задачи. Идеологическая подготовка подобных объединений характеризуется нехитрым набором более или менее общих принципов и установок (радикальный исламизм; ненависть к идеям западной демократии и ее базовым культурным, политическим и религиозным принципам; глубокая законспирированность; насилие как основная мера воздействия на общественное мнение; использование боевиков-смертников в возможно более широких масштабах при осуществлении акций с возможно большим количеством человеческих жертв)”.
7. Вы неоднократно имели возможность отметить, что каждый теракт, влекущий за собой массовые человеческие жертвы, служит не только идеологическим целям его организаторов, но и помогает решать, так сказать, кадровые проблемы террористических объединений: демонстрируя свою боеспособность и пропагандируя тем самым свои цели, они привлекают в ряды боевиков “свежий” человеческий материал. Что, более конкретно, вы имеете в виду?
“Одной из важнейших задач любой террористической организации является проблема набора и подготовки боевых, в первую очередь, кадров. И трудно придумать что-либо, что служило бы этой цели более эффективно, чем демонстрация силы. Иными словами, чтобы вербовать новые кадры, надо убивать, совершая все новые и новые теракты. Так что каждый взрыв, уносящий человеческие жизни ни в чем не повинных людей, –
неприемлемый, бесчеловечный, с нашей, западной, точки зрения способ достижения своих целей, – для самих террористов (вернее, для их руководства) является необходимым средством проведения своего рода “рекламной кампании” в свою пользу, которая вольет в их ряды новые кадры исполнителей. Ибо, подчеркну который раз, исламский терроризм испытывает нужду не столько в финансовых, сколько в людских ресурсах. (Своего рода замкнутый круг, разорвав который только и возможно будет противостоять террору в международном масштабе. – А.С.)
Помимо этого, немаловажным фактором, способствующим живучести практики террора (и в частности, практики использования добровольных террористов-самоубийц), является чисто психологическое качество, которое я бы назвал “террористической ментальностью”, т.е. самоощущение морального превосходства, распространенное в среде боевиков-исламистов, которые готовы пожертвовать собственной жизнью ради достижения внешней цели. Это – чувство превосходства над человеком западного общества, который (в большинстве ситуаций современной жизни) не способен на подобное самопожертвование. Каждый взрыв – своего рода заявление о своем моральном превосходстве над противником, немой вопрос к западному обществу: неужели вы надеетесь взять верх над теми, кто добровольно идет на смерть?
И еще одно: исламисты прекрасно осведомлены, что чем разрушительнее будут их акции, тем более пристальное внимание уделят им СМИ в тех же странах Запада, что дополнительно поднимает их в собственных глазах, служит своеобразным подтверждением значимости их целей, того (пусть чрезвычайно смутного, с точки зрения западного человека) идеологического “задания”, ради которого они отдают свои жизни”.
8. Вам уже приходилось писать и говорить о том, что – как стало известно в последнее время из ряда засекреченных прежде источников – в 70-е годы (годы разгула палестинского терроризма по всему миру) правительства ряда стран, в том числе и Италии, в кое-каких случаях – обходными, естественно, путями – в буквальном смысле откупались от терактов этих боевиков на своей территории. Речь, как правило, шла в подобных случаях о предотвращении захватов и угонов пассажирских самолетов. Это несомненно свидетельствует о том, что по крайней мере некоторые группировки в тот период были склонны к переговорам и даже не гнушались вымогательством. Как вы думаете, может ли сегодня произойти нечто подобное в отношениях с исламскими террористическими группировками?
“В нынешней ситуации ни о чем похожем и речи быть не может. И вот почему. Во-первых, у организаций, так или иначе связанных с идеологией или структурами, контролируемыми “Аль-Каидой”, существует превосходно налаженная система самофинансирования. Во-вторых, сесть с ними за стол переговоров еще никому не удалось – их цели и установки в корне исключают такую возможность, ибо направлены не на достижение реальных задач (местных или региональных, национальных либо политических), а, грубо говоря, на максимальное ослабление и разрушение западного социума. Об идеологических же установках можно сказать лишь, что они носят чисто религиозно-мистический характер и обусловлены принципами, заложенными в учении ислама.
Таким образом, мы имеем дело с противником, который отвергает любую возможность выйти с ним на политический контакт. Исламисты, кроме того, не сядут за стол переговоров с тем, кого они считают своим врагом, разве что в случае его полной капитуляции, ибо не стремятся ни к политической легитимности своих организаций, ни к признанию их международным сообществом. В этом и заключается главная загвоздка, если говорить о борьбе с международным исламским терроризмом.
И еще одно. Мы очень плохо до сих пор представляем себе этого противника изнутри – мы не знакомы с ментальностью исламских террористов. А ведь к 11 сентября 2001 года “Аль-Каида” прошла достаточно долгий период становления, во всех смыслах. Западное же сообщество уделяло внимание лишь отдельным, так сказать, “техническим” аспектам ее деятельности и структуры, как-то: типы используемых взрывчатых веществ, “почерк” отдельных преступлений, состав и характер действий отдельных групп, оперирующих в определенных странах, и т.п. Целостного же изучения феномена так и не было предпринято. Лишь в самое последнее время – уже после “вторжения” исламистов на территорию Европейского континента –
эксперты отдельных западных стран обратились к комплексному исследованию принципиальных аспектов всего явления в целом”.
9. Позволительно спросить в этой связи: из кого (из каких социальных групп населения) вербуются террористы, и в первую очередь камикадзе среди них?
“Корни политики и практики террора необязательно напрямую питаются социальным напряжением, глубинным социальным расслоением, порождающим чувство неудовлетворенности и отчаяния среди малоимущих слоев населения (и особенно молодежи). Боевики проводят годы на нелегальном положении, становятся высокооплачиваемыми профессионалами своего дела (я в данном случае не имею в виду смертников) – в полном отрыве от повседневного существования основной массы населения своих стран. Часто они прибегают к вымогательству среди своих же единоверцев либо (как практикует сама “Аль-Каида”) включаются в деятельность чисто криминальных структур, в первую очередь в сфере наркобизнеса и переправки нелегалов из стран Третьего мира в промышленно развитые государства Европы и Северной Америки”.
Тут, по всей видимости, надо вести речь о прямо противоположных факторах, страннейшим образом сосуществующих в умах и образе жизни современных мусульманских социумов: с одной стороны, большие деньги, с другой –
полное презрение к смерти и равнодушие к окружающей реальности.
Ну, а сам Осама бен Ладен – он, известно, выходец из богатейшего саудовского клана, сам “отъявленный” миллионер. Но каков его концептуальный, идеологический, культурный, наконец, бэкграунд? Почему он, в отличие от таких личностей в мировой истории, как те же Гитлер, Мао, Ленин или Муссолини, не изложил в достаточно связной форме свои идейные установки или соображения по поводу будущего или желательного устройства мира и т.п.? Его выступления, декларации, интервью не содержат ничего концептуально значимого, все это – чистой воды риторика, повтор одних и тех же идеологем вполне примитивного изготовления, рассчитанных на потребу отнюдь не высоких умов.
“Возможно, он считает, что именно отсутствие в СМИ (и тем более в печати) его логически изложенной и подробной точки зрения, программы или позиции гораздо в большей степени служит созданию и сохранению ореола таинственности вокруг его личности. Подобная мистификация способна более успешно работать на основные стратегические задачи – скрываться от правосудия, вербовать новых сторонников, сеять смерть и панику в массах (без различия национальных и государственных границ). В результате что мы имеем на сегодняшний день: только бесчисленное число интерпретаций и мнений сторонних наблюдателей, аналитиков, журналистов и практически ничего определенного по поводу террористической сети, подконтрольной “Аль-Каиде”, или других радикальных исламистских групп и организаций. Мы до сих пор не знаем ни ее структуры, ни истории, ни тактики со стратегией, ни средств, которыми она располагает, ни состава ее членов. Увы, это означает, что подобная тактика продолжает приносить плоды ее приверженцам”.
10. Перед лицом угроз со стороны такого рода террористических “организмов” закономерно напрашивается вопрос: а каковы перспективы (и есть ли они) у западного, и в частности европейского, общества справиться с этой угрозой, насколько велики шансы на успех, сколько времени на это понадобится?
“Ответ мой, увы, далек от оптимизма. Боюсь, что нас ожидает долгий период вынужденного “сожительства” с международным (в первую очередь исламским) терроризмом, который может затянуться лет на 20, а то и на 30.
Мы должны притерпеться ко все более активному и всестороннему вмешательству служб безопасности в частную жизнь граждан и свыкнуться с мыслью, что образ этой жизни отныне будет в значительной степени определяться наличием постоянной угрозы. Впрочем, наше общество (имеется в виду Италия. – А.С.) уже переживало нечто подобное в 70-х годах ХХ века, в период бесчинства “красных бригад”. В ближайшие годы все это повторится (скорее всего, еще в больших масштабах).
Возможно ли как-то воздействовать на развитие такой ситуации? Полагаю, что частично положение могло бы измениться в лучшую сторону, если бы решена была палестинская проблема, а также найден удовлетворительный выход из иракского кризиса. Но и в этом отношении не стоит предаваться иллюзиям. Даже если бы Америка не начала войну в Ираке, а палестино-израильский узел оказался бы распутанным, все равно ячейки террористической сети “Аль-Каиды”, раскинутые ныне по всему миру, не прекратили бы своей деятельности. Необходимо понять, что в определенных обстоятельствах – когда полная победа над противником недостижима – важнее всего уберечься от худшего. Мы поставлены перед выбором: продолжать нынешнюю международную политику, которая лишь подогревает распространение терроризма (в условиях нерешенной палестинской проблемы и все углубляющегося иракского конфликта), либо, залечив эти гнойники, прекратить лить воду на мельницу радикального исламизма. До сих пор усилиями Америки мы продолжаем стремиться к победе, которая не может быть одержана. В случае же победы Буша на грядущих выборах (что и случилось в ноябре 2004 г. – А.С.) мы, видимо, продолжим в ближайшие годы двигаться по тому же пути…”