Опубликовано в журнале Вестник Европы, номер 18, 2006
Энергетика представляется мне самой интересной, захватывающей и парадоксальной отраслью, претерпевшей изменения за последние пятнадцать лет.
Что происходило за эти годы в энергетике в мире? Хорошо известно, что электроэнергетика в абсолютном большинстве стран мира оказалась к концу XX века едва ли не последней отраслью, нуждающейся в реформировании, в либерализации. Уже были реформированы почтовая служба, железнодорожная, даже отрасль телекоммуникаций. А вот энергетика запоздала. На то были серьезные причины, но это предмет для отдельного разговора.
С начала 90-х годов прошлого века в большинстве стран мира в электроэнергетике развернулись процессы либерализации. Причем речь идет не только о Соединенных Штатах или о Скандинавии, где реформа энергетики считается наиболее удачной – но и об Австралии, Новой Зеландии, Казахстане, Малайзии, о десятках других стран мира. Эта тенденция сегодня является абсолютно очевидной.
Как на этом фоне выглядит наша страна? Что произошло в России за это время? Бурная дискуссия конца 90-х и начала 2000-х годов, в которую было по целому ряду причин вовлечено большое количество людей, не имевших никакого отношения к энергетике, закончилась тем, что Россия выбрала для себя в качестве официальной политики путь либерализации в энергетике. Хочу это подчеркнуть: именно официальной российской государственной политики, а не предложений “антинародных реформаторов” и “чикагских монетаристов”.
Это не было мировым открытием. Другое дело, что для России и роль, и риски, связанные с этим сектором, едва ли не самые большие в сравнении с большинством стран мира.
Суть идеи, которая была принята, проста: следует отказаться от существовавшего ранее представления о том, что энергетика – это естественный монополист, и согласиться с тем, что внутри энергетики есть две группы секторов. Одна группа секторов, которая может и должна быть конкурентной, – генерация и сбыт. А другая – которая вряд ли может быть конкурентной, по крайней мере, в ближайшем будущем, – сети и диспетчеризация.
Эта простая базовая идея и была положена в основу принятого с тяжелыми боями законодательства, которое зафиксировало следующие задачи: отделить конкурентный сектор от монопольного, в конкурентном секторе принять процедуры и правила рынка, а в монопольном секторе попытаться создать цивилизованное государственное тарифное регулирование.
Эти базовые идеи были заложены в закон об электроэнергетике, принятый в 2003 году. Вместе с ним было принято еще 4 закона, которые зафиксировали все фундаментальные идеи в основных законодательных актах, начиная со специального закона об электроэнергетике и заканчивая Гражданским Кодексом страны.
2003 год, по сути, – это старт процесса реформ. Масштаб того, что необходимо было сделать в отрасли, достаточно велик. Я попробую хотя бы обозначить структурный аспект энергетики страны на старте преобразований и в результате преобразований.
РАО ЕЭС представляло собой акционерное общество с 52% государственного контроля и 48% – частного. В его собственности были региональные энергосистемы – так называемые АО-энерго. Их было 73, и каждая из них представляла собой вертикально интегрированный комплекс, включавший генерацию, сети и сбыт. И, что особенно важно, в силу технологических характеристик самой энергетики каждый из этих комплексов был привязан накрепко сетями к территории, на которой он работает. Сама организационно-технологическая суть энергетики была выстроена так, что если вы житель Москвы, то вы могли покупать электроэнергию только в “Мосэнерго”. Причем, это касалось не только домашних хозяйств, но и любого бизнеса. Никаких иных опций не существовало, кроме абсолютной привязки всех потребителей или каждого потребителя к поставляющей продукцию энергосистеме. Это была базовая структурная особенность энергетики в целом.
Помимо энергосистем, представляющих собой наиболее важную часть РАО ЕЭС, в структуре компании было ЦДУ – Центральное диспетчерское управление. Это и есть те самые диспетчерские вертикали, о которых я уже говорил, т.е. сетевой блок. Причем этот сетевой блок даже не был юридическим лицом. По странной логике, он находился внутри имущественного комплекса самой материнской компании. 32 федеральные станции – наиболее крупные тепловые и гидравлические станции в стране – являлись дочерними обществами РАО ЕЭС.
В общем, для того чтобы понять, в чем логика этой структуры, достаточно будет сказать, что это, по сути дела, преобразование Министерства энергетики – Минэнерго СССР – с минимальными задачами по его “оцивилизовыванию”, которые решались в 1993 году. указом по приватизации РАО ЕЭС. Собственно, вот эта структура и была до недавнего времени базовой, стартовой. И именно она должна быть полностью, от начала и до конца, преобразована. Причем так, чтобы в ходе этих преобразований ни одна из 73 энергосистем, ни одна из 32 федеральных станций, я уж не говорю про ЦДУ, ни на одни сутки, ни на один час, ни на одну минуту и ни одну секунду не прекращали свое функционирование – мало того, не допускали каких бы то ни было технологических сбоев в работе. Именно эта задача и была заложена в принятом законодательстве. И в результате ее реализации на наших глазах возникает структура, которую я попытаюсь сейчас пояснить.
На сегодня практически из 73 АО-энерго 53 уже преобразованы, хотя названия в ряде случае сохранились. Но это уже совсем другое качество: под такими названиями, как правило, выступают распределительные сетевые компании, не являющиеся вертикально интегрированными.
Каждая из АО “Энерго” была акционерным обществом со своим набором миноритарных акционеров. Реализация корпоративных процедур и использование лучших индустриальных практик позволили осуществить эти преобразования так, что ни в одном случае не произошло сколько бы то ни было значимого конфликта. Сейчас АО-энерго старого образца остались только на Дальнем Востоке, где структура преобразования другая.
И еще одна деталь – именно в этом и состоит одна из целей преобразования – вместо РАО ЕЭС должен возникнуть конкурентный рынок.
Что же реально существует сейчас? Как и было сказано, есть разделение сектора на две части: монопольную и конкурентную. В монопольной части остаются системные операторы. Это ЦДУ, преобразованные в диспетчерские управления. Там же остаются сетевые компании: федеральные и распределительные. Условно в монопольной части остается АТС – это администратор торговой системы. Это коммерческая площадка рынка, которая уже реально функционирует, в прошлом году провела операций более чем на 3 млрд долларов и, в моем понимании, готова к переходу в решающую стадию создания рынка.
Это, собственно, и есть инфраструктура рынка.
Конкурирующую часть составляет прежде всего генерация – наиболее значимая часть конкурентного сектора. Ее главным содержанием являются генерирующие компании, созданные в результате преобразований АО-энерго. Мы создаем 6 тепловых оптовых генкомпаний, 1 гидравлическую оптовую генкомпанию (ОГК) и 14 территориальных генкомпаний (ТГК). Итого – 21 генкомпания, которые, наряду с существующим независимо от нас “Росэнергоатомом” (как известно, государственным предприятием), и должны составить основу будущей конкурентной российской энергетики. Этот процесс сегодня вышел на финальную стадию. Из 21 генерирующей компании 3 созданы и функционируют не просто как единый комплекс, а как операционные компании, перешедшие на единую акцию с соответствующей котировкой на фондовых рынках. Остальные 18 будут созданы в течение ближайших 14 месяцев, от первой и до последней. Это путь, в котором нет, на мой взгляд, ни одной сколь бы то ни было значимой фундаментальной политической или корпоративной проблемы. Я абсолютно уверен в том, что процесс будет завершен в те сроки, которые заданы.
Хочу специально обратить ваше внимание: в генерирующих мощностях часть акций принадлежит государству, а часть – является частной собственностью. В тепловой генерации, в тепловых ОГК доля частной собственности от 51% до 100% акций. ТГК – доля частной собственности от 75 до 100% акций. И лишь у ГидроОГК, в силу ее технологических особенностей и ряда политических факторов, 52% акций будут сохраняться в государственной собственности.
75% всей российской генерации электроэнергии приходится на тепловые оптовые и территориальные компании. И именно на них ляжет основная тяжесть преобразований, которые находятся сейчас в финальной стадии.
Частная генерация – это не просто стратегическая задача реформы, это та стадия, в которую в настоящее время мы достаточно динамично входим.
С самого начала, когда мы еще доказывали, что реформа энергетики остро необходима, наряду с тактикой преобразований нами выдвигался тезис под названием “дефицит мощности”. Тогда, в 1999–2000 гг., мы говорили о том, что остается 4–6 лет до момента, когда мы впервые столкнемся с качественно новым явлением – физическим дефицитом мощностей.
Что происходит сегодня с этим самым дефицитом мощностей? Вообще говоря, он наступил, и наступил в полном объеме. Я бы даже сказал – чуть раньше, чем мы сами предполагали.
Рассмотрим ситуацию по стране в региональном разрезе. ОЭС – объединенная энергосистема, или иначе “округ”. У нас 7 округов, но на сегодня лишь два из них не сталкиваются с угрозой дефицита электроэнергии, т.е. дефицита мощностей. Один округ – это Средняя Волга, где есть резерв между требуемой и располагаемой мощностью, другой округ – Дальний Восток, который практически держится за счет резерва, созданного в ходе строительства Бурейской ГЭС.
Все остальные округа в стране либо имеют перспективу появления дефицита в течение 2–3 лет (как, например, Сибирь, где точка дефицита – 2008 г.), либо уже сегодня столкнулись с ситуацией острого дефицита (например, Урал (2006 г.), фактически уже и Центр (2007–2008 гг.).
Если перейти на картину регионов – субъектов Федерации, то тут ситуация гораздо тяжелее. Это – “новые критические регионы”, или, как мы их называем, регионы пиковых нагрузок. Хотя страна в целом еще не достигла уровня энергопотребления 1990 г., ряд регионов в стране (их 12) не только догнали, но и вышли за пределы этих параметров. По наиболее тяжелым из них, например, по Москве, ситуация в эту зиму складывалась более чем драматично.
Что же это за явление – “регионы пиковых нагрузок” – и в чем его суть? В этих регионах, количество которых в ближайшие годы будет нарастать, идут 3 достаточно тяжелых и болезненных процесса.
Первый процесс, самый простой. В Москве есть зоны, где по существующим стандартам и техническим требованиям недопустимо присоединение новых потребителей, потому что это приводит к катастрофическим перегрузкам отдельных узлов оборудования. С каждым годом количество таких запрещенных зон увеличивается. Не знаю, останутся ли в 2006 г. вообще свободные зоны. Например, строительство новой гостиницы на месте гостиницы “Москва”. . . У старой гостиницы объем присоединенной мощности 2,4 МВт, у новой – по техническим условиям объем присоединенной мощности уже 24 МВт. Кстати, гостиница “Москва”, находится как раз в одной из запрещенных зон. И это типовая ситуация.
Второй процесс. Зима – период максимума нагрузок, предела физических возможностей мощностей и самой московской энергосистемы, а также совокупного объема перетока мощностей. Всех регионов, находящихся вокруг Москвы, недостаточно для того, чтобы физически обеспечить объем спроса на мощность в Москве. Этой зимой 20 января мы прошли с нагрузкой по московскому узлу в 16 200 МВт. Такой нагрузки не только за 15 последних лет, а за всю историю Московская энергосистема никогда не испытывала! Такой рубеж был пройден только благодаря масштабным полудобровольным ограничениям потребителей и тесной дружбе между мэром Москвы и председателем правления РАО ЕЭС.
Пройдя эту зиму на пределе допустимых возможностей, мы даже в самый критический момент думали о зиме 2006–2007 гг., а еще больше – о зиме 2007–2008 гг. И совершенно ясно, что в Москве, где годовой прирост электропотребления примерно 5–6%, за год ввести недостающие новые мощности невозможно, так как вводов мощностей со сроком менее 2,5–3 лет в истории мировой энергетики не существует. Именно поэтому сейчас, закладывая новые блоки ТЭЦ-26, ТЭЦ-27, ТЭЦ-21 и проводя ряд других чрезвычайных мер, мы понимаем, что первые вводы будут лишь в конце 2007 г. – в середине 2008 г. Это значит, что следующие две зимы по Москве придется пройти ситуацию запредельного уровня параметров работы энергосистемы, который сам по себе ведет к третьему и последнему процессу.
Третий процесс. Ситуация, когда вся энергосистема в целом работает с такими предельными и даже запредельными нагрузками, неизбежно приведет к образованию узла проблем. Это конкретные трансформаторы, конкретные линии электропередач, кабели, которые работают с нагрузкой существенно выше предельных. Именно так и было этой зимой. Подобная работа означает практически неизбежный выход на масштабные аварии с тяжелыми последствиями. Такого типа режимы, без резервов, с перегрузкой ключевых элементов – это нечто чрезвычайное и не может продолжаться долго. Нам же в Москве придется прожить с этим еще как минимум две зимы.
Именно поэтому мы считаем, что сейчас в процессе реформирования энергетики наступает та фаза, которая была самой главной, самой ключевой, а именно фаза инвестиционная. Мы глубоко убеждены, что если раньше это было полутеоретическим призывом, то сегодня, без преувеличения, – это вопрос жизни и смерти.
Именно поэтому сегодня мы требуем максимально быстрого развертывания масштабного процесса инвестиций в энергетику на основе результатов проведенной реформы.
Мы не просто призываем, но ясно видим источники, объекты, механизмы и объемы, которые для этого необходимы. Мало того, мы считаем, что как раз сейчас, благодаря реформе, энергетика готова к тому, чтобы такие инвестиции принять. Речь идет о том, что потенциальным источником инвестиций может быть либо государство, либо частные инвесторы.
Сама энергетика (в упрощенном виде) делится на четыре блока:
∙ атомная генерация,
∙ гидрогенерация,
∙ тепловая генерация, работающая на газе, угле или мазуте,
∙ сетевое хозяйство.
У каждого из этих секторов свои технологические функции, свои экономические процессы, опосредующие эти технологические функции, и, соответственно, свои инвестиционные механизмы. Эта цепочка очень важна: технология – экономика – инвестиции. В общем, она вполне соответствует здравому смыслу, и ничего здесь такого уникального нет.
Атомная генерация. Как известно, на сегодня является на 100% государственной. Именно поэтому, несмотря на возникшие в последнее время дискуссии о частных инвестициях туда, я их воспринимаю скептически и считаю, что вряд ли удастся придумать механизм частных инвестиций в государственные компании. В моем понимании атомная генерация неизбежно приведет государство в той или иной форме к запросам на инвестиции. И это обязательно скажется, как минимум, на бюджетной политике, а как максимум, еще и на тарифной политике в нашей сфере.
Гидрогенерация. В соответствии с законом, должна быть на 52% государственная, на 48% частная. Сегодня, если консолидировать активы, доля государства будет меньше 52%. Чтобы сохранить долю в 52%, государство должно доплатить, понимая, что наряду с государственными в гидрогенерацию должны прийти и частные инвесторы.
Тепловая генерация. Это 3/4 всей генерации электроэнергии в стране. И именно здесь сосредоточена суть нашей реформы. Мы ясно понимаем, как привлечь не миллиарды, а десятки миллиардов инвестиций (поверьте, я отвечаю за свои слова) в тепловую генерацию, не пытаясь возложить эту задачу на государство, бюджет и так далее. Львиная доля генерации, благодаря осуществленной реформе, может реально быть модернизирована и расширена на базе частных источников инвестиций.
Сетевое хозяйство. Здесь неизбежно превалируют государственные инвестиции, хотя, конечно, можно подумать о частных инвесторах и на этой горизонтали. Но это более тонкие и сложные вещи, к которым мы пока, к сожалению, не вполне готовы, хотя над этим тоже работаем.
В цифрах ситуация такова: сегодня, в 2006 г., совокупный объем инвестиций в энергетике в целом равен 6 млрд. долларов в год. Мы считаем, что минимальная планка, на которую нужно выйти, – это 20 млрд долларов, причем выйти на этот уровень нужно не в 2020 или 2030 году, а уже в 2008 г., т.е. немедленно, по меркам нормальной экономической жизни. Невыход на эту планку грозит катастрофическими последствиями для страны в целом.
Утроение инвестиций в электроэнергетику в течение трех лет, – это экстремальный сценарий. Сценарий, в некотором смысле вынужденный, но не имеющий разумной альтернативы.