Опубликовано в журнале Вестник Европы, номер 17, 2006
“Мы верим, что принцип свободы должен применяться как к религиозному, так и к гражданскому обществу; мы хотим экономических свобод и свобод в сфере управления; мы хотим полной и абсолютной свободы совести и политических свобод, совместимых с поддержанием общественного порядка, и наконец, как необходимый итог из всего сказанного выше – мы хотим, чтобы принцип свободы применялся в отношениях между церковью и государством”.
К.Б.Кавур
Едва ли не в каждом итальянском городе есть улица или площадь Кавура. И не случайно.
Среди множества итальянских философов и практиков XIX века, выдвигавших планы создания сильного национального государства на итальянской почве, Камилло Бензо ди Кавур1 занимает особое место. Выдающийся политический деятель европейского масштаба, он (где-то напрямик, где-то посредством тайных переговоров) стремился к ликвидации территориальной раздробленности страны, обретению Италией независимости, утверждению идеалов свободы и либеральных ценностей.
Политическое кредо Кавура оформилось под влиянием революционных событий июля 1830 года, когда он впервые встал на позиции “золотой середины”, понимаемой им как примирение “реакции и революции, монархии и народа”. Признанный лидер либералов Пьемонта, он оставался верен этому принципу всегда: выступая на страницах периодической печати, разрабатывая аграрные законы или участвуя в парламентских дебатах на посту премьер-министра Сардинского королевства.
Важной частью политической концепции К.Б.Кавура стала трудная тема взаимоотношений церкви и государства. Она звучала по-особому в Италии, учитывая доминирующую роль папства с его всеобъемлющей сетью церковных институтов. Отсюда и стремление Кавура определить статус церкви (уменьшить роль) в Пьемонте, ставшем в 50-е годы XIX века центром объединительного движения, а после создания Итальянского королевства – и в будущем едином государстве.
Масштабы политической власти, сконцентрированной в Риме, способствовали превращению Папской области в одно из самых реакционных государств Европы, решительного противника объединения Италии. Католические иерархи справедливо опасались, что в этом случае папство лишится не только политического влияния, но и всех своих территориальных владений. Еще до 1860 года, когда проблема объединения страны вышла на первый план общественно-политической жизни Италии, вопрос о месте церкви в государстве и соотношении в нем светской и духовной властей неизбежно стал стержнем философских и политических дискуссий в североитальянских государствах, опережавших в экономическом, политическом и культурном отношениях области Центральной Италии и итальянский Юг (Королевство обеих Сицилий), традиционно более тесно связанные с папством.
***
Пик интереса к вопросу о соотношении светской и духовной властей в будущем едином государстве пришелся как раз на тот период, когда происходило формирование мировоззренческих основ молодого Кавура.
Детские и отчасти юношеские годы Камилло провел в Турине в окружении семьи и ближайших родственников матери – ортодоксальных католиков и убежденных приверженцев абсолютизма. Однако уже к окончанию военной академии (1827 г.) юноша, загоревшийся идеями преобразования общества, решительно осудил верноподданнические настроения семьи, выступив против абсолютизма и религиозной косности. “Мои взгляды часто являлись причиной… порицания; мне говорили, что я… предал свою страну и свою касту, – писал Кавур брату. – Но я так же не могу согласиться с большей частью их (родительских. – Авт.) воззрений, как и поверить в то, что, если к двум прибавить два, получится пять”2. В 1829 году Кавур осуществил свою давнюю мечту и отправился в Женеву, где, по его мнению, “можно было повсюду повстречать просвещенных и образованных людей” не в пример Турину, “затхлому и ограниченному городу”.
Женева 20–30-х годов XIX века представляла собой в условиях Европы тех лет свободный город. Именно сюда (как в XVI в. сторонники Кальвина, а в XVIII в. идеологи нового гражданского общества, управляемого светом разума) стекались во времена юности Кавура политические эмигранты. Здесь укрывались и находили поддержку многочисленные итальянцы, сражающиеся за свободу и независимость своей родины. Именно Женева являла собой во второй четверти XIX века один из наиболее значимых в Европе центров интеллектуальной и политической жизни. Наконец, именно здесь начиная с 1826 года либеральный протестант А.Вине проповедовал идею свободы совести и религиозного культа, а как важнейшие условие – полное отделение государства от церкви, призванной, по его мнению, быть свободной.
В противоположность Женеве Турин представлялся Кавуру “интеллектуальным адом”. “Любое проявление мысли в какой бы то ни было области, – писал он, – строжайше запрещено. Философия Росмини, теология Джоберти, республиканские движения, проекты строительства железных дорог, производственные ассоциации, тайные общества, воззвания Мадзини… – все это было признано вредным и крамольным”. Повсюду шпионили агенты религиозных конгрегаций: “Кругом дознания… кругом подозрительность”3.
Женевский опыт 1829 года оказал огромное влияние на формирование религиозных воззрений молодого Кавура. “После моей последней поездки в Женеву4, – писал он, – я совершенно переменился… я прочитал книги, которые мне называли безбожными, и не мог не убедиться в шаткости наших религиозных представлений… Когда я прочёл Гизо и Бенжамена Констана, мои глаза открылись… Мне столь же тяжело поверить в непогрешимость папы, как и в то, что дважды два будет три…”5 Именно в этот период Кавур приходит к выводу о неоправданности и порочности культивируемых католической церковью в верующих чувств страха и мученичества, доктрины подчинения души и мысли религиозному чувству, а порой – фанатизму. По мнению Кавура, та религия, которая, не совершенствуясь, останавливается в своем развитии, не имеет будущего, ведь, теряя доверие, она неизбежно прибегнет к силе, чтобы восстановить былое могущество6.
Прогресс и общество – именно эта проблема интересовала молодого Кавура. Изучая труды видных представителей французского либерального движения периода наполеоновской империи и эпохи Реставрации, он впервые подошел к осознанию того, что религия является неотъемлемым правом человека распоряжаться своей духовной свободой и уже на этом основании она священна. Не следует поэтому усматривать в позиции молодого Кавура зерно атеизма. “Эпоха, когда религиозные чувства оставят души людей, станет временем их порабощения, – значилось в его дневнике7. – Народы, в которых живы религиозные идеалы, уже потому и смогли обрести свободу. Но никогда народ, ставший на путь атеизма, не преодолеет в себе раба”8. Постепенно вслед за крупнейшими представителями французского либерального католицизма – Б.Констаном и Ф.Гизо – Кавур пришел к выводу о том, что именно христианство, создавшее вечные, независимые от индивидуального сознания идеалы и нормы поведения, должно лечь в основу принципа свободы вообще и свободы совести в частности.
Вскоре после 1830 года под впечатлением восстаний, последовавших за Июльской революцией, попыток мадзинистских выступлений и ответных репрессий, К.Б.Кавур, прежде с нескрываемым энтузиазмом говоривший о революции, сделал окончательный выбор в пользу умеренного либерализма. “Что касается меня, – писал он в мае 1833 года, – то я долго не мог ни на что решиться… В конце концов после долгих колебаний и волнений я остановился наконец, подобно маятнику, на ▒’золотой середине’’”. Развивая свою мысль, Кавур продолжал: “Итак… я честно стою на позиции “золотой середины”, желая, стремясь и работая во имя социального прогресса изо всех сил, но считаю, что этот прогресс не должен быть куплен ценой всеобщего политического и социального потрясения”9. Кавур с горечью отмечал, что многие из его друзей отвернулись от него: одни, говорил он, стали фанатичными реакционерами, другие – ультрареспубликанцами, “желающими перевернуть весь мир и установить бог знает что”.
Отказываясь от революционных методов решения итальянского вопроса, Кавур заявлял: “Моя позиция ▒’золотой середины’’ не мешает мне… желать скорейшего освобождения итальянцев от угнетающих их варваров”10. Революции, по его мнению, лишь ухудшили положение. Заговоры, покушения, политические убийства он считал ложной дорогой, преступными авантюрами. Не случайно ему принадлежат знаменитые афоризмы: “Или со мной, или с революцией!” и “Парламентский путь более долгий, но и более надежный”. Вместе с тем Кавур не выступал и за сохранение старой аристократической системы, не имеющей никаких исторических перспектив. “Не будем обманывать друг друга в том, – писал он в марте 1835 года, – что общество семимильными шагами идет навстречу демократии… Хорошо ли это? Плохо ли? Не знаю… Но, по-моему, это неизбежное будущее человечества”11.
Именно Июльская революция 1830 года явилась тем самым переломным моментом, когда в молодом, свободолюбивом, увлекающемся мечтателе родился человек “золотой середины”, умевший примирить крайности: реакцию и революцию, монархию и народ. Именно это исключительное качество Кавура провоцировало постоянные нападки на него со стороны демократической прессы. Так, например, сатирический пьемонтский журнал “Фискьетто” (“Свисток”) опубликовал в августе 1860 года карикатуру, где изображался Кавур, раздираемый двумя женщинами – Революцией и реакционной Дипломатией. “Ты мой!.. я тебя не оставлю!” – заявляла Революция. “Ты мой! я тебя не покину!” – кричала в ответ Дипломатия. Кавур, в свою очередь, протестовал: “По-хорошему, по-хорошему… Угомонитесь! Я бы хотел, если бы это только было возможно, вам обеим быть другом!..”12 По оценке современников, его либерализм не был романтическим, он не любил революционную фразу, не был великим оратором. Для него свобода являла собой и высочайший идеал, и простое средство к достижению конкретной цели. В этом смысле он всегда стремился походить на английских министров, которые с помощью свободы и во имя свободы создавали величие нации. Английскую модель Кавур считал образцом политического устройства. Англия была для него не только первой промышленной державой мира, но и страной, которая в конце XVIII века спасла социальный порядок в Европе от революционной смуты, удержав цивилизацию на пути поступательного развития: “Где та единственная страна, сумевшая сберечь себя от революционной бури? Эта страна – Англия, – заявлял впоследствии Кавур в ответ на обвинения в “революционности” собственных реформ. – Это страна, министрам которой был дорог принцип консерватизма… но которые, тем не менее, отважились на огромные реформы”. Как своего рода торжественный призыв звучали слова Кавура: “Итак, я говорю господам министрам: идите дорогой реформ, не бойтесь, что их могут счесть несвоевременными, не опасайтесь пошатнуть конституционные основы трона, вверенные вам… Вы их, напротив, укрепите настолько, что когда вокруг вас разразится революционная буря, (наша страна. – Авт.) не только сможет противостоять ей, но, воссоединив лучшие силы Италии… достигнет высочайшего своего предназначения”13.
Таким образом, можно с уверенностью утверждать, что идейный выбор, сделанный К.Б.Кавуром в первой половине 30-х годов XIX века, окончательно определил политическую позицию будущего министра Итальянского королевства. Конечно, с детства и юности независимый, мечтавший быть полезным отечеству, освободить его от “варварских пут” иностранных держав, Кавур не застыл, да и не мог застыть в доктринерской схеме. По мнению Дж.Канделоро14, скорее этот выбор послужил отправным пунктом в его развитии, поскольку на всем протяжении его деятельности были характерны неизменная способность прекрасно разбираться в постоянно развивающейся политической ситуации (что зачастую не исключало с его стороны серьезных компромиссов с политическими противниками) и в то же самое время умение приспосабливаться к обстоятельствам, вовремя разглядеть то направление, которому принадлежит будущее.
***
Политическая деятельность Камилло Кавура начиналась в условиях конца 40-х годов XIX века, когда во всех, за исключением Сардинского королевства, итальянских государствах господствовала клерикальная реакция. Ко времени вхождения в правительство (1850 г.) К.Б.Кавур имел репутацию общепризнанного лидера умеренных либералов Пьемонта. В своих выступлениях в парламенте в 50-е годы он часто обращался к опыту либеральных монархий Европы, сумевших предотвратить революционные потрясения посредством проведения реформ, в том числе и в области церковной политики. Важным итогом этого направления деятельности Кавура в Пьемонте в первой половине 50-х годов стало принятие при его активной поддержке законодательных актов, известных как закон Сиккарди15 и закон Кавура–Раттацци об упразднении некоторых религиозных конгрегаций, не занимающихся конкретной благотворительной деятельностью.
Уже в августе 1850 года Кавуром был сформулирован важнейший принцип его концепции в церковном вопросе – принцип отделения церкви от государства по американскому образцу. В дальнейшем на протяжении второй половины 50-х годов XIX века. Кавур в целом придерживался той политики, которую он осуществлял в Пьемонте, последовательно проводя в жизнь антиклерикальные законы. В то же самое время Кавур решительно выступал против экспроприаций любого рода, имея также в виду экспроприацию церковного имущества. Это, однако, не оградило его кабинет от самых жестких мер со стороны папства – в ход были пущены энциклики, проклятия, дипломатические интриги. Тем не менее, именно в 50-е годы Кавур занял позицию, которую он в неизменном виде сохранил до самой смерти: для того чтобы быть католиком, не обязательно признавать верховенство церкви над государством; католик, напротив, тот, кто отстаивает право государства быть свободным от церкви.
Логическим завершением политической концепции Кавура в церковном вопросе стала провозглашенная им в марте 1861 года формула “Свободная церковь в свободном государстве”, соответствующая глубокому убеждению этого выдающегося политика. Сформулированный уже после образования Итальянского королевства, этот тезис был призван, по мнению Кавура, урегулировать взаимоотношения церкви и государства в будущей единой Италии, когда с разрешением “римского вопроса” и упразднением светской власти пап открылись бы, по его замыслу, все возможности для мирного сосуществования двух институтов.
Размышляя о том, чисто ли прагматическими мотивами руководствовался Кавур, формулируя знаменитый тезис, хотелось бы возразить исследователю У.Марчелли16, отстаивавшему подобную точку зрения. Безусловно, в выступлениях Кавура в палате депутатов зачастую чувствуется определенная дань времени, традициям политической культуры той эпохи, увлечение красивой фразой. Как справедливо писал Дж.Канделоро, было бы, однако, неверным полагать, что свобода церкви была для Кавура лишь средством политического торга и орудием пропаганды: на самом деле, формула “Свободная церковь в свободном государстве” явилась неотъемлемой частью кавуровской концепции либерализации: “Мы верим, – говорил он, – что принцип свободы должен применяться как к религиозному, так и к гражданскому обществу; мы хотим экономических свобод и свобод в сфере управления; мы хотим полной и абсолютной свободы совести и политических свобод, совместимых с поддержанием общественного порядка, и наконец, как необходимый итог из всего сказанного выше – мы хотим, чтобы принцип свободы применялся в отношениях между церковью и государством”17.
Речи от 25 и 27 марта 1861 года принесли К.Б.Кавуру самый крупный успех за всю его парламентскую деятельность, сделав его автором знаменитой формулы либерализма “Свободная церковь в свободном государстве”. Однако на самом деле этот тезис имел более глубокие корни, и Кавур понимал это, опираясь на концепции своих предшественников.
Уже в 1835 году в труде “Демократия в Америке” А. де Токвиль впервые высказал мысль о том, что в обществе, где церковь отделена от государства, гораздо быстрее можно прийти к социальному согласию, не ущемляя ни религиозных, ни гражданских интересов. С этой целью он обратился к конституции штата Нью-Йорк: “Поскольку призванием священников является служение Богу и забота о наставлении души, их не следует отвлекать от выполнения этих важных обязанностей; в связи с этим ни один пастор или священник… не может быть назначен ни на какую государственную или военную должность”, – гласила конституция. По мнению Токвиля, подобное решение религиозного вопроса в Америке более чем оправданно, поскольку отделение церкви от государства в том виде, в каком оно практикуется в Соединенных Штатах, дает возможность церкви быть независимой в полном смысле этого слова: “Политическая жизнь в Америке постоянно подвергается воздействию реформаторов, – писал Токвиль. – И если бы американцы не позаботились об отделении религии от политики, какое место она смогла бы занять среди постоянно меняющихся мнений людей? Во что борьба партий превратила бы то уважение, которое должно воздаваться религии?..18” Отголоски этой концепции можно встретить также в трудах многих европейских философов XIX века, в частности в сочинениях швейцарского либерального протестанта А.Вине и видного представителя французского либерального католицизма Ш. де Монталамбера.
Изучив теоретические разработки своих предшественников, К.Б.Кавур сделал попытку использовать их в практической деятельности. Одним из главных аспектов его либерализма стал принцип свободы, в равной степени применяемый как к государству, так и к церкви. Свободу же церкви Кавур видел в ее отделении от государства. Из знаменитой формулы следует, что, юридически находясь в государстве и будучи субъектом этого государства, церковь обязана подчиняться его законам. Тогда как в духовном плане, в том, что непосредственно касается сферы ее компетенции и, в частности, отношений с верующими в процессе отправления религиозного культа, она пользуется самым широким спектром свобод. Таким образом, государство добровольно отказывается от вмешательства во внутренние дела церкви, рассчитывая на то, что и церковь будет в полной мере уважать его свободу. Это означало, что государство отказывает религиозным институтам в предоставлении им средств светской власти; не признает за церковными корпорациями прав юридического лица и провозглашает, что в области светских отношений духовенство подчиняется общим законам государства наравне со всеми его гражданами. Пожалуй, именно в таком “равновесии” прав светской и духовной властей и кроется содержание кавуровской формулы “Свободная церковь в свободном государстве” – слова, которые, согласно существующей легенде, он повторил, находясь на смертном одре.
***
Принимая во внимание дальнейшее развитие итальянской истории, представляется закономерным вопрос, насколько осуществим был тезис, выдвинутый в 1861 году К.Б.Кавуром. Не одно поколение мыслителей XIX века задумывалось о достижении идеального сосуществования церкви и государства, гарантиях свободного отправления религиозного культа и разумной деятельности в отношении церковных институтов со стороны государства и светских властей. Едва ли “перемирие”, заключенное в феврале 1929 года с подписанием Латеранских соглашений между Ватиканом и правительством фашистской Италии, было бы идеальной моделью для итальянских либеральных католиков XIX века, как и не соответствовала их представлениям идея свободы церкви в тоталитарном государстве.
После Второй мировой войны принцип фактического отделения церкви от государства был заложен в Конституции Итальянской Республики. В статье 7 Основного закона провозглашалось: “Государство и католическая церковь независимы и суверенны каждый в своей области”. Новая волна полемики по вопросу о взаимоотношениях гражданской и церковной властей пришлась на 1962–1965 годы, когда в соборе св. Петра в торжественной обстановке проходили сессии II Ватиканского собора, созванного папой Иоанном XXIII с целью устранить противоречие между доктриной католицизма, организацией церкви и реалиями политической жизни современного мира. В ходе работы собора было признано, что главная задача духовенства и церковной иерархии состоит в служении людям, а не в использовании против них духовного оружия. Наиболее значимым документом собора была “Декларация о религиозной свободе”, определяющая принципы взаимоотношений церкви и государства в современном мире. “Ватиканский собор провозглашает право человеческой личности на религиозную свободу, – говорилось в декларации. – Это право человеческой личности… должно признаваться в правопорядке общества так, что оно станет гражданским правом”. Согласно собору, религиозная свобода граждан заключается в праве религиозных общин беспрепятственно “учить своей вере и исповедовать ее открыто, устно и письменно”, не встречая препятствий со стороны гражданской власти при избрании, подготовке, назначении… служителей”, в свободе собраний и ассоциаций, а также в праве родителей определять религиозное воспитание своих детей “согласно своему личному религиозному убеждению”.
Определив таким образом содержание этого термина, II Ватиканский собор провозглашал: “Итак, где существует религиозная свобода… честно проведенная на практике, там церковь получает устойчивое юридическое и фактическое положение… при необходимой независимости, которую церковные власти… настойчиво требовали в обществе”. В то же время декларация признавала за гражданами право на свободу религиозного выбора. “Свобода церкви, – гласил документ, – есть основной принцип в отношениях между церковью и гражданскими властями…19”
Таким образом, по прошествии более чем ста лет кавуровская формула “Свободная церковь в свободном государстве” была вновь провозглашена в “декларации о религиозной свободе”, принятой II Ватиканским собором. На этот раз инициатива исходила со стороны церкви, усматривающей в этом принципе гарантию мирного сосуществования в государстве гражданского и религиозного начал. На практике, однако, этот документ так и остался декларацией, то есть заявлением о намерениях, поскольку он не содержал никаких реальных гарантий воплощения в жизнь заключенных в нем положений. Думается поэтому, что получившая широкую известность формула К.Б.Кавура намного опередила свое время.
Знаменитый кавуровский тезис может, несмотря на кажущуюся лаконичность формулировки, трактоваться и как всеобъемлющая модель для многих современных обществ, потому что, как показал опыт истории, отношение к церкви определяло и до сих пор определяет степень демократической или консервативной ориентации соответствующих государств.
ПРИМЕЧАНИЯ
1. Камилло Бензо ди Кавур (1810–1861) – лидер либерального течения в эпоху объединения Италии. Основатель и соиздатель вместе с Ч.Бальбо газеты “Рисорджименто”, органа либералов Пьемонта (1847). В 1849 г. вошел в состав Палаты депутатов. В 1850–1852 гг. Кавур занимал посты министра земледелия, торговли, финансов, а с 4 ноября 1852 г. был назначен премьер-министром и продержался на этом посту (с полугодовым перерывом в 1959 г.) до самой смерти (6 июня 1861 г.).
2. Цит. по: Ruffini F. La giovinezza del conte di Cavour. (Saggi storici secondo lettere e documenti inediti), p. 1. Torino, 1912. P. 9–10.
3. Цит по: De La Rive W. Il conte di Cavour. Novara, 1964. P. 131–133.
4. Речь идет о второй поездке Кавура в Женеву, где он пробыл с начала августа до первых чисел сентября 1829 г. В следующий раз он попал в этот город лишь через четыре года – в августе 1833 г. и оставался в нем вплоть до 16 октября 1833 г. В дальнейшем К.Б.Кавур приезжал в Женеву все чаще и чаще и – начиная с 1835 г. вплоть до 1848 г. – гостил у женевских родственников ежегодно.
5. Цит. по: Ruffini F. Ultimi studi sul conte di Cavour. Bari, 1936. P. 21.
6. Berti D. Il conte di Cavour avanti il 1848. (A cura di Franco Bolgiani). Milano, 1945. P. 328.
7. В данном случае Кавур цитировал знаменитое высказывание Б.Констана.
8. Цит. по: Romeo R. Cavour e il suo tempo. (1810–1842). Bari, 1969. P. 305.
9. Ibid., p. 9
10. Lettere edite ed inedite, p. 9. Эта тема затрагивается и во втором письме к английскому другу. (Lettere, p. 3).
11. Ibid., p. 13.
12. Из кн.: Brancati A. Civiltа nei secoli. Vol. III. Firenze, 1990. P. 57.
13. Сavour C.B. Discorsi parlamentari. Vol. 2 (1850–1851). A cura di A.Omodeo. Firenze, 1932. P. 83–84.
14. Канделоро Дж. История современной Италии. Т. 4. М., 1966. С. 134.
15. Законы были названы так по имени министра юстиции Джузеппе Сиккарди, который разработал их в первом чтении и 6 марта 1850 г. представил парламенту. Речь шла о 1) упразднении церковного суда; 2) сокращении религиозных праздников и 3) гражданском браке.
16. Marcelli U. Cavour e i mettodisti inglesi. – B: Rassegna storica del Risorgimento. Roma, 1954. P. 435.
17. Cavour C.B. Discorsi parlamentari. Vol. 15 (1859–1861). A cura di A. Saitta. Firenze, 1973. Р. 519.
18. Токвиль А. Демократия в Америке. М., 1992. С. 225–227.
19. Второй Ватиканский собор. Конституции, декреты, декларации. Брюссель, 1992. С. 440–449.