Письма и воспоминания. Публикация В.Н.Грибко
Опубликовано в журнале Вестник Европы, номер 15, 2005
Давно отгремели салюты победы, прошла целая жизнь, но я до сих пор отчетливо помню то военное время. Война пришлась на мое детство, а детская память ведь крепкая.
Если же что забылось, напоминают пожелтевшие от времени солдатские треугольники отцовских писем, сохраненные мною, а также и мои письма ему, которые он бережно пронес в походной сумке через все фрон-ты от Кавказа до Берлина и принес домой в сохранности.
Война началась, когда мне было одиннадцать, а отцу моему, Николаю Прокофьевичу Грибко, сорок че-тыре года. Призван он был 26 августа 1941 г. По возрасту и здоровью на тот момент его признали нест-роевым и направили в обслуживающую команду Артакадемии. Вскоре Артакадемия была эвакуирована в Самарканд (машинами, пешком, поездом). С этого момента мы начали получать его письма. В довоенной, домашней нашей жизни отец был малоразговорчивым, дома бывал мало, подолгу пропадал на работе, так что тогда мы с ним общались мало. В письмах передо мной предстал совсем другой человек. Он очень до-рожил представившейся ему возможностью общаться со мною и старался своими письмами как бы воспи-тывать меня и расширить мой кругозор. Подробно описывал природу окружавших его мест, характер и быт местного населения. Делился впечатлениями от прочитанных им книг и многое другое. Так что пись-ма эти не совсем обычные. Находясь телом в военной круговерти, ответственно неся свой ратный труд, душой он был в Москве с оставленным там мальчиком Волей и, верно, надеялся, что если и настигнет его витающая рядом смерть, то хоть частица души его сохранится в этом мальчике. Он уцелел на войне и умер, уже будучи пенсионером, в 1972 году, но частица души его, конечно, живет в моей душе и, надеюсь, будет жить и в душе моего внука. Может быть, и для этого я берегу эти пожелтевшие письма. Когда вы-давалось время, я перебирал их, привел в хронологический порядок и отпечатал на пишущей машинке. Ког-да стал печатать, пришла мысль дополнить письма своими воспоминаниями о тех временах и коммента-риями, в результате получилась рукопись, около двухсот страниц машинописного текста. Отрывки из этой рукописи я предлагаю здесь.
На фронт отец попал в августе 1942 года, к тому времени его уже сочли годным к строевой службе и включили в состав минометного подразделения, сформированного на базе Артакадемии. Через республики Средней Азии, где пешком, где поездом, их направили к Каспию и переправили на Кавказ. В Грузии они про-вели военную подготовку и 15 августа попали на передовую. С этого момента и начинается приведенное здесь первым письмо. Окончил войну отец в 60 км южнее Берлина. Был награжден медалью “За боевые за-слуги” и орденом “Красная звезда”, а также многими медалями за взятие различных городов.
Пожалуй, нужно еще заметить: письма эти писались с учетом чужих внимательных глаз “недремного ока государства”. Отсюда некоторая “плакатная” риторика, встречающаяся иногда в конце письма. Она предназначалась для ублажения “военной цензуры” и не была свойственна разговорному языку моего отца.
08/IV — 42 г.
Из Москвы в Самарканд
Здравствуй, дорогой папа!
Твой перевод на 100 руб. получили 4/IV — 42 г. Спасибо тебе за них (фактически всю свою “красно-армейскую” зарплату, “табачные деньги” папа отсы-лал нам с мамой, считая, что ему они не нужны). Папа, у нас уже тепло. Днем все оттаивает и по всем на-правлениям, весело журча, бегут ручьи. Огород уже местами оттаял, но земля еще твердая, как камень. Как не злится лютая зима, весна уже поборола. Вчера мы устроили субботник и убрали вокруг дома. Папа, ты, наверное, помнишь, у ДТС (Детская техничес-кая станция. — В.Г.) были свои парники. Их сейчас раскопали и разломали (на дрова. — В.Г.), и я ношу с этих парников навоз на наш огород. Мама поступила на работу в совхоз и получает рабочую карточку и обед. Говорят, что совхоз дает земли и картошки для посадки. Ты спрашиваешь, продолжаю ли я работать в изостудии? Да, уже рисую маслом. В Москве объявлен конкурс на плакат и композицию об обороне страны, в прошлом и теперь. Я также готовлюсь к нему. Я написал частушки и их проиллюстрировал ка-рикатурами. Они будут напечатаны в журнале “Дружные ребята”. Еще я написал стишки, и они попадут в районный журнал “Патриот”, который будут издавать сами ребята. Папа, пиши почаще и поболь-ше. Как ты себя чувствуешь? Ну, до свидания, дорогой. Привет от бабушки. Крепко, крепко целую!
Любящий тебя, сын Воля.
31/VIII-42 г.
Дорогие Аня и Воля!
Здравствуйте! Сердечный привет вам и бабуш-ке. Вот я и на фронте, на передовой линии. Завязы-ваются дела и на нашем участке. Мы стоим на одной стороне реки, а фашисты на другой стороне. Дейст-вует пока авиация. Особенно активно действовала наша авиация в позапрошлую ночь, почти без пере-рыва, с вечера и до утра поливали бомбами фашис-тов, пододвинувшихся к нашему расположению.
I/IX-42 г. На время прервался было, для вы-полнения задания, продолжаю писать на следующий день. Сижу на ступеньке окопа, как суслик, высунув голову из норки, среди кустов полыни, близко окружающих мою голову. Облачное утро, солнце чуть-чуть поблескивает из-за туч. В воздухе стоит частый гул самолетов. Только что пролетели наши штурмовики, зорко следящие за фашистской линией, плав-но и красиво поворачиваясь то на правое, то на ле-вое крыло. Вдали от нас, за рекой, слышны взрывы бомб, это наши бомбардировщики спускают свою бомбовую нагрузку в расположение немцев. Сегодняшняя ночь тоже прошла в бомбежке, не такой ча-стой, как в ту, о которой я упоминал выше, но более основательной. Окончив задание, идем, уже в темно-те, за ужином. Над нами пролетают на ту сторону ре-ки, по одному, наши бомбардировщики. В воздухе сверкнул огонек ракеты, один, другой. Через некото-рое время на земле появляется вспышка. Одна, дру-гая… — двенадцатая. Спустя несколько секунд доно-сятся следующие один за другим звуки сильных взрывов бомб. Это один самолет разгрузил свой груз в намеченную цель. Еще гул самолета. Летят в возду-хе по направлению к земле светлые точки трассиру-ющих пуль, но звуки мотора самолета с того места не слышно, очевидно, мотор в это время выключен. Но-вые вспышки светлых, висящих некоторое время в воздухе шариков, новые вспышки и звуки взрывов бомб. Одна, две… пять. Одна, две, три. Еще вспышка ракеты над местом взрыва, освещает результаты его действия на цель. Так вот, с некоторыми перерыва-ми, прошла картина сегодняшней ночи. Картина эта вам уже до некоторой степени известна, в несколь-ко ином виде ее у себя (упустил из виду, что я до-вольно продолжительное время наблюдал ее там же вместе с вами).
Как-то забросали зажигалками парники совхо-за им. Горького. Мы решили, что немцы приняли их сверху за крышу завода. Там же было сброшено ог-ромное количество листовок с дезинформацией о положении на фронтах и предложением сдаваться, на листовке было написано, что она является про-пуском через линию фронта. А фронт уж вплотную приблизился к Москве. Очень хотелось мне оста-вить эту листовку на память, т.с. для “истории”, но я побоялся. Вот папа на своей любви ко всяким “историческим” документам чуть было не погорел очень крупно. Он нашел такую же листовку на фронте и не выбросил ее! Оставил в своих бумагах. А один из его “товарищей”, кажется старшина, ненавидевший его лютой ненавистью безграмотного, но имеющего некоторую власть человека к “интеллигенту” (все, мол, чего-то пишет, какие-то бумажки возит), незаметно покопался в его бумагах и наткнулся на эту листовку. Понятно, он тут же донес на него в особый отдел. Ситуация была смертельная. Папу допрашивали, причем он говорил мне потом, что допрашивавший его говорил: “А, вон у тебя и сын есть тоже, наверно, так его воспитал…” Но папе крупно повезло: в особый отдел вскоре случилось прямое попадание снаряда и дело продолжения не имело. Полностью заглохло. От старшины же отец избавился, попав в госпиталь.
Облака редеют. Солнце уже полностью начинает показываться из-за туч. Очевидно, день, как и вчера под конец, будет ясный и жаркий. Ночь тоже была теплая и лунная. Ночью спим на травке между кустов полыни. На день уходим в свои “норки”, чтобы не открыть себя взорам неприятеля… Вот солнышко греет мое левое ухо. В воздухе щебечут ласточки. Часто, когда идешь по полынной долине над рекой, они с щебетом, стайкой, близко кружатся вокруг тебя у самой земли, едва не задевая крылами верхушки полыни. Доносится своеобразный крик перепелов, все время напоминающий мне крымскую осень во время их перелета, с ночными охотами на них с сетками и факелами татар. Вот уж несколько дней слышен в воздухе пронзительный крик пролетающих на юг стай журавлей. Вчера мне довелось впервые в жизни увидеть чрезвычайно большую и сложную фигуру построения такой журавлиной стаи. Она состояла из нескольких треугольников (не менее десятка) — без оснований, конечно, только с двумя сторонами. Впереди у первого “треугольника”, с правой стороны острого угла, летит цепочка, очевидно, руководящей группы. Такие цепочки были и у других “треугольников”. У хвоста группы часть журавлей летела вроде треугольника с тремя сторонами и с бесформенной группой внутри в середине треугольника. Какой-то жучок, продолговатый с черными надкрыльями, вылез из норки, ползет по сумке с тетрадями, на которой я пишу. Вот он оставил сумку и вздумал взобраться на отвесную стенку окопа, не добрался до верхнего края, сорвался и снова разгуливает по сумке. Вверх и вниз быстро бегают по стенке окопа, очень мелкие, красные муравьи. На рукав гимнастерки ко мне забрался черный муравей с большой головой. Мошки и мухи садятся мне на лицо и мешают писать, заставляя поднимать правую руку, чтобы отогнать их. “Тррах-трах-трах” — доносится три взрыва сброшенных с самолета бомб из-за реки. Гудит в воздухе мотор самолета. А вот бежит по стенке муравей, из мелких красных, но несколько крупнее муравьев из общей массы, с очень большой головой, превышающей размером его же зад вместе с туловищем. Должно быть, много занимается “умственным” трудом. А вот уж и небо совершенно чистое от облаков. Красивое, голубое небо с половиной луны, торчащей в нем. Воздух недвижим. Как быстро все это произошло, я даже и письма не успел докончить. Солнце еще сильнее стало пригревать мое левое ухо.
Так вот она, как перемешивается жизнь, жизнь борьбы у мира и покоя. А можно ли, все же, назвать миром эти, кажется невинные полеты птиц и беготню насекомых, не за добычей ли имеют они свое направление. Борьба за жизнь, за существование -она направляет их. А борьба не бывает без жертв и разрушений, как материальной природы, так и живых организмов.
Неожиданно для меня самого письмо мое оказалось большим. Это вы увидите из того, что я не рассчитывал на такое, когда начинал писать, через одну линейку клетчатой бумаги.
С южной стороны доносится гул моторов целой эскадрильи, пронесся он в направлении западном и за реку. Вслед за тем гулом гул одного мотора самолета, все в том же направлении. Вслушиваюсь в гул моторов наших самолетов, начинаешь все увереннее думать, что, несмотря на временные неудачи и отступления, отпор наш врагу будет ГРОЗНЫЙ и сокрушающий. (Папа специально выделил слово Грозный, чтобы, в обход военной цензуры, дать нам понять, где он находится, и это ему удалось. — В.Г.)
Всего хорошего, мои дорогие. Я здоров и чувствую себя бодро. Желаю вам успеха в вашей жизни и работе. Привет соседям и работникам НИИОХ.
Любящий вас, ваш Н.Грибко.
Заканчиваю и ухожу выполнять задание. До свидания.
2/IX-42. Письмо еще не смог отправить. Ночь с первого на 2-е прошла в такой же бомбежке левой
стороны реки, занимаемой неприятелем. С несколько меньшей активностью она продолжается и днем. День сегодня пасмурный. Поморосил дождь, но перестал.
7/IX-42. До сих пор не смог отправить письмо. Сегодня, возможно, сдам для передачи на пол. почт. ст.
Пока здоров. Всего доброго. Ваш Н.Грибко.
!
Дорогие Аня и Воля!
Здравствуйте! Сердечный привет вам и бабушке и пожелание всего наилучшего в вашей жизни и работе. Я здоров, чувствую себя бодро. На днях отправил вам письмо, в котором попытался отобразить картинку моей жизни на фронте. Письмо это я начал писать 31/VIII, но отправить смог только 7/IX. Это письмо пишу, сидя на ящике, спрятавшись под кустом дубняка. Сегодня после туманного утра день вышел ясный и даже жаркий. Слегка подувает юго-восточный ветерок.
10/IX. Продолжаю письмо на второй день. Только что кончил завтрак: пшенный суп, густой, с мясом (из пшенной каши-концентрата), закусывая помидорами, а вместо сладкого ел ягоды терна — их здесь очень много. Есть и кизил, но уже осыпался, очевидно. Я нашел на кустах три ягодки, зато очень вкусные. Во время завтрака мне передали твою открытку от 10 августа, ответ на мою открытку от 19 июля. Продолжаю писать на том же ящике с минами. Утро пасмурное. Очень надоедают комары. Их здесь такая масса, что нельзя уберечь себя от них. Ночью искусали лицо так, что на нем образовались прыщи. Несмотря на то, что укрываешься с головой, все равно, каким-то образом проникают и жужжат под ухом. Ночью от духоты, когда спишь, закутавши голову, раскрываешься, а они пользуются этим и сосут кровь. Несколько дней подряд здесь были солнечные, а ночи холодные, так по ночам комары прятались, а днем кусали. Сейчас наоборот. Дело, видно, идет к дождю. Ночи стали теплее, погода стала пасмурной, комаров стало больше, особенно первую половину, сильно беспокоят, к утру становится тоже немного меньше, потому что холоднее и они прячутся. Живем в густых зарослях кустарника-дубняка, среди него встречаются кусты граба, грушевые и яблоневые деревья, кусты терна, кизила, барбариса, крушины. Грунт здесь песчаный с близким стоянием I грунтовых вод. Воду для питья берем из самодельных колодцев-ям глубиной около полутора метров. Вода приятная на вкус, в ней имеется привкус дуба. Прошедшую (сегодняшнюю) ночь наши самолеты продолжали бомбежку немецкой линии по левой i стороне реки, разделяющей нас. Река эта с очень неровным дном, местами мелка — местами глубока, с i множеством быстрых круговоротов. Течение реки быстрое. Получили ли вы мою открытку от 4 августа? Привет соседям.
Любящий вас, ваш Н.Грибко.
Выписываю ошибки Воли из последней его открытки:
Вот солнышко проглянуло сквозь тучи. День, очевидно, будет ясный.
Желаю вам всего хорошего.
13/IX-42 г.
Здравствуй, дорогой Воля!
Здравствуй, Аня!
Письмо твое, Волик, я получил вчера вечером, было уже темно. Прочитал, пишу ответ сегодня, 13/IX утром. Письмо мое от 29/VII вы получили через 16 дней, очевидно, по ошибке ты, Воля, написал, через 48 дней. Поздравляю, поздравляю тебя, Воля, с первой зарплатой. Что же ты не написал, за какой срок тебе она выдана, за месяц или за полмесяца. Мне еще не ясно, сколько же ты получаешь. Воля, ты еще не ответил мне на один вопрос: “В каком состоянии находятся книги? Не попортились ли они от плесени, не погрызли ли мыши?” Ты посмотри, пожалуйста, за ними, они могут быть очень полезны для тебя в будущем. (У нас было довольно много книг и маленькая комната, 13 кв. м, поэтому значительная часть их хранилась в не очень подходящем месте, холодном чулане. — В.Г.) Воля, еще прошу тебя об одном, сохрани для меня те письма, в которых есть описание природы или бытовые картинки (описательного характера) вообще, представляющие собой интерес.
Каково положение у тебя с занятиями в школе в этом году? Зачислен ли ты в какую-нибудь школу и когда начнутся занятия. Имеешь ли ты сейчас время для самостоятельных занятий дома. Последнее твое письмо написано чисто, хорошо. Но выписываю из него твои ошибки: Все еще много
ошибок от невнимания — пропуск букв. Наляг на это, чтобы исправить свое внимание, побороть рассеянность.
Куда же устраивается на работу бабушка? (В Институт, сторожем опытного участка. Я еще, помню, сделал ей из липы свисток, который свистел, как милицейский. — В.Г.)
Спасибо, Волик, за карточку.
Какую работу выполняет мама в институте и будет ли эта работа у нее круглый год или только на сезон. С кем работает — по какой теме.
Да, я упустил из вида: если ты писал “на торфоразработке”, имея в виду разрабатывающуюся уже площадь, на которой вам дали делянку, то у тебя написано правильно, если же говорить, что вам дали делянку (по вопросу: на что? Для чего?), то надо было писать “на торфоразработку или на торфоразработки”, говоря во множественном числе.
Теперь немножко о себе, я здоров, чувствую себя бодро. Пишу тебе письмо, сидя на ящике с минами, под дубовым кустом, рядом с окопом. На небе, с рассеянными на нем у горизонта редкими облачками, ярко светит солнце. Тепло. Дует легкий, освежающий ветерок. В воздухе гудят моторы наших самолетов, пролетающих в сторону неприятеля. Батарея, справа от нас, то и дело посылает снаряды на ту сторону реки. Там, перебравшись через реку, наши части, заняв два населенных пункта, ведут бой с противником. Вот сейчас оттуда донеслась пулеметная очередь и затихла, вот она повторилась… еще и еще. Моторы наших самолетов гудят над тем местом. Вчера, под вечер, и мы посылали свои мины на тот берег. Наблюдатели заметили группу немцев, переносивших и устанавливавших минометы. Команда: “К минометам!” Занимаем свои места. Делаем пристрелку и потом батареей посылаем по пристрелянному месту свои мины. Наблюдатели говорят: “Вон, вон: забегали немцы!” Команда: “Отбой!” Чистим миномет и идем ужинать. Ночь спали спокойно, под охраной своих часовых. Предыдущая ночь прошла в бомбежке нашими самолетами участка немецкой позиции против нас. Вот над нашими головами раздается гул моторов нашего самолета… несколько секунд, и на том берегу появляется ряд, следующих одна за другой, вспышек, а еще через несколько секунд
уже доносится звук разрывов бомб: раз, два… одиннадцать, это самолет полностью разгрузил свой боезапас в цель. Вчера, под вечер, когда мы вели обстрел немецкой группы минометчиков, над нашими головами пронеслось на ту сторону 15 наших самолетов, шесть бомбардировщиков, а остальные истребители, едва они поравнялись с позицией немцев, как под самолетами в воздухе мы заметили отделившиеся от них бомбы, пущенные в цель. Авиация наша, вообще, действует активно, чего нельзя сказать о немецкой. На нашем участке пока что ее очень мало.
Ну всего доброго, Волик! Всего доброго, Аня!
Любящий вас Н.Грибко.
Воля, получил ли ты мои письма со вложенными в них цветами и жучками-светлячками?
20/IX-42 г.
Дорогие Аня и Воля!
Здравствуйте! Сердечный привет вам и бабушке и пожелание успехов в вашей жизни и работе. Пользуясь выпавшим свободным временем, решил написать вам весточку о себе. Пишу, лежа на сене в землянке. Сейчас уже стали холодными ночи и спать на открытом воздухе у окопов уже холодно. Вырыли себе землянки и ночью в них спим и днем прячемся от неприятельских разведывательных самолетов и бомбардировщиков. Кругом нас кукурузный участок с оставшимися на нем после уборки стеблями кукурузы. Тут же рядом домик хозяина участка, чеченца. Домики свои чеченцы строят из глины. Крыша соломенная, покрытая сверху землей. Стены выбелены. Пол в доме земляной. Вокруг дома и в доме поддерживается чистота. Вообще, чеченцы отличаются чистотой и опрятностью. (Слово чеченцы всюду замазано военной цензурой. В этом письме многое вымарано. — В.Г.)
Мне нравится их обычай, заключающийся в следующем: каждый из них идет в уборную с кувшинчиком — для омовения. Обычай этот строго всеми чеченцами выполняется. Вокруг домов имеются приусадебные участки, на которых выращивают, главным образом, кукурузу и арбузы, очень часто обе эти культуры сажают вместе (между кукурузой арбузы). Для охраны арбузов строят особые помосты на высоких столбах. На помосте сидит кто-нибудь из членов семьи и наблюдает за участком. Такие помосты хороши еще и тем, что на них не бывает комаров. Между тем как на земле и особенно в низких местах их ужасно много. (Кусок вымаран, что-то говорится о террасах и реке, наверное, скрыто ее имя. — В.Г.) <…> так на ней почти нет комаров. До этого были на низкой, первой террасе, там они нам не давали покоя. У чеченцев много всякой птицы: кур и гусей, главным образом. Из скота держат много овец, коров и буйволов. Участки свои приусадебные чеченцы окапывают глубокими канавами и прикрывают ветками колючих кустарников, по краям канавы сажают, главным образом, белую акацию. Из деревьев еще встречал у домов шелковицу. В полях колхозные виноградники, участки помидор и других культур. Часто встречаются бахчи с арбузами, участки кукурузы, посевы проса, пшеницы, подсолнуха.
Теперь несколько слов о боевой деятельности на нашем участке. Часть наших подразделений, перейдя на левый (северный) берег реки, отогнали немцев от нее. Теперь мы являемся пока свидетелями воздушных боев и бомбежек. Наши самолеты действуют круглые сутки. Ночью все время слышен гул моторов наших самолетов, летящих в сторону неприятеля и обратно. Со стороны позиций неприятеля видны бывают вспышки от разрывов бомб, брошенных нашими самолетами, но звук уже не всегда бывает слышен. Появилась на нашем участке и немецкая авиация. Она действует главным образом днем. Пикирующие бомбардировщики по два-три бросают только по одной-две бомбы во время пикирования, после этого делают новый круг и бросают снова. Часто между нашими и неприятельскими самолетами завязываются воздушные бои. Были сбитые неприятельские и наши самолеты. Свидетелем гибели одного нашего самолета пришлось мне быть. Летчик спасся на парашюте. Неприятель получает в последнее время и на кавказском фронте (?) все более и более жестокий отпор. Недалеко то время, когда он будет окончательно остановлен на всех участках и будет отброшен и разгромлен.
Привет всем!
21 /IX-42 г. Любящий вас Н.Грибко.
25/IX-42 г.
Дорогие Аня и Воля!
Здравствуйте! Вчера 24/IX я получил, Аня, твое письмо, которое ты писала во время дежурства в НИ-ИОХе. Я начал его читать и не узнал вначале, что это ты пишешь. Почерк изменен, обращение в начале письма новое, вот я и принял твое письмо за письмо от кого-то из знакомых. Сердечный привет вам и пожелание успехов в вашей жизни и работе.
Да, хотя вы уже, наверно, знаете из газет, на южном фронте убит немецкий командующий фронтом Клейст, в прошлом году его армию хорошо потрепали под Ростовом, в этом году покончили с ним самим.
Сейчас мы стоим в чеченской деревушке на берегу реки. Население все живет на месте. Отношения у нас с населением хорошие. Мы стараемся их не беспокоить, живем в землянках. Из продуктов достаем у населения молоко, масло, сыр за деньги. Случаев кражи у населения чего-нибудь не было. Немцы же, как об этом много писалось в газетах, крадут все, что им попадется под руку. Население нас само часто угощает чем-нибудь. Так, наш хозяин, во дворе которого мы разместились в первый день, принес нам большую миску, вроде таза, лапши. Другой раз я дал ему табаку, а он, в ответ, угостил меня сыром (свеже-отжатым) с лепешкой и дал 3 яйца. Одна чеченка поднесла мне один раз кусок хлеба-лепешки и горсть подсолнуха. Хлеб они пекут в виде лепешек. Муку мелют в ручных мельницах, которые имеются почти в каждом доме. Сейчас у них пост — “Ураза”, так они весь день не едят, а позволяют себе только вечером. Чеченцы народ крепкий, чистоплотный. В комнате и на дворе всегда чисто, подметено. Наш хозяин даже просил, чтобы не водили лошадей мимо домика, а указал другое место, чтобы не сорить на дворе перед домом. В доме у них камины, топят кизяком из навоза (цензуру навоз смутил. — В.Г.).
Привет соседям и работникам НИИОХа.
Привет Александре Дмитриевне Белкиной.
До свидания, ваш Н.Грибко.
10/X-42 г.
Здравствуй, дорогой папа!
Сейчас мы с мамой сидим в бывшем детском саду. Теперь здесь институт. Четверть 11-го, на улице холодно, темно, льет проливной дождь. Сидим мы
И учиться и работать очень трудно, и в следующий месяц я возьму расчет. Буду лучше как следует учиться, а то придешь в 5-6 часов и сейчас же за уроки, в 7 часов уроки уже делать невозможно. Утром встаю в 6 часов, сейчас же делаю устные, а если не доделал вечером, письменные уроки. Сейчас мы с мамой звонили по телефону Лёле Мерцаловой, она собиралась сейчас в командировку, но заболела На-дюша, кажется, дифтерией, и Лёле пришлось остаться. Лёля передает тебе большой привет.
Когда я уйду с работы, буду учиться в нашей новой школе и времени будет больше, так что смогу заниматься в студии. Сейчас она не работает. Ну, до свидания. Привет от бабушки и соседей.
Целую крепко. Твой Воля.
17/VIII-43 г.
Дорогие Аня и Воля!
Шлю вам свой сердечный привет и наилучшие пожелания в вашей жизни и работе.
Воля просит меня написать побольше о своей жизни. Чтобы удовлетворить его просьбу, опишу вам один свой рабочий день. Итак, Воля, пойдем с тобой вместе на выполнение боевого задания.
Утро, выглядывает из-за туч, поднимается солнце. Завтракаем и группой в количестве пяти человек отправляемся на один из участков передовой линии, чтобы пригнать оттуда имеющиеся там лодки, необходимые нашему подразделению для выполнения ночью боевого задания. Идем по дороге, усеянной воронками от разрывов снарядов. Вот и плавни. Берем легкую, фанерную лодку и, усевшись все пятеро, двигаемся на указанный участок позиции. По сторонам водного прохода, густой стеной, высотой до пяти метров, стоят камыши. Воды в проходах стало меньше, лодка частенько садится дном на кочку и вертится на ней, пока не столкнем ее веслами, опираясь ими в другие кочки под водой. Проплываем один и другой лиманы, открытые для взоров противника, благополучно — не обстреляли нас. Вот и проход последний, в конце которого стоят лодки. В этом проходе слишком мало воды. Лодка задевает за дно. Чтобы ускорить движение, вылезаем из лодки и по колено и по пояс в воде проталкиваем лодку и подходим сами к месту стоянки лодок. Выбираем лодки и тащим их пешим порядком до лимана, где большая глубина. Сцепляем две группы лодок — в одной группе три, в другой — две. Первой пошла через лиман группа в три лодки, на вторую сел я с товарищем. Как только очутились мы на середине лимана, батарея противника открыла по нам огонь. Снаряды начали рваться между нами (между первой и второй группами лодок). Первая группа лодок устремилась вперед к проходу, а я с товарищем повернули обратно, чтобы укрыться от противника за камышами в проходе, из которого вышли. При этом передние лодки мы потеряли из виду. Пустив по нашей группе лодок два шрапнельных снаряда, противник прекратил обстрел. С передних лодок слышны были крики, поэтому мы решили, что там, очевидно, есть раненые. Мы стали думать о том, как пробраться к передним лодкам. Товарищ пошел пешком, я же не рискнул идти по шею в воде, думая, что если лодки на большой глубине, я все равно не смогу оказать помощи. Воспользовавшись дождем, я решил проехать лиман на лодке. Так и сделал, на лимане, у входа в проход, я увидел такую картину: одна лодка затонула, две другие плавают в воде, но в них никого нет. В воде, подле затонувшей лодки, я увидел темя головы погибшего товарища. Противник в дождь, по-видимому, ослабил внимание и не обстрелял меня. Я прицепил лодку к своей и поплыл к себе на базу. В следующем лимане я нашел в камышах ехавшего с передней группой лодок. От него я узнал, что они спрыгнули из лодок при обстреле и по камышам пошли вперед. Один из товарищей сел на лодку, найденную по пути, с тем, который вначале ехал со мной, и уплыл на базу. Пробравшись к нему, мокрому и дрожащему, я взял его в лодку, и мы отправились на базу. Когда стемнело, доставили остальные лодки, таким образом, задание было выполнено, и намечавшаяся операция была проведена.
Утром, на следующий день, возвращаемся в расположение нашего подразделения. Камыш. На метелке камыша сидит какая-то птичка и поет свою песню. Звуки, издававшиеся этой птичкой, можно передать такими словами нашего языка: “Это вы идете? Это вы идете? Удивительно! Удивительно!” Так и хотелось ответить этой птичке, но разговаривать с птицами мы не можем, поэтому под впечатлением ее песни я уже себе ответил на этот вопрос: “Да, дорогая, это мы идем. Путь наш удивителен, это верно, потому что он направлен на то, чтобы отстоять в борьбе с коварным врагом счастливое будущее нашей дорогой Родины”.
Шестого августа исполнится год моего пребывания на передовой позиции. 28 августа будет два года моего пребывания в Красной Армии.
Вот вам, кратко, один день моей жизни…
До свидания, родные мои. С приветом, ваш Н.Грибко.
P.S. Воля, вот твои ошибки из письма
18/VIII-43 г.
29/IX-43 г.
Дорогие Аня и Воля!
Здравствуйте! По просьбе Воли пишу отдельные картинки из моей жизни.
..6/II-43 г. — Сильная облачность. Падает снег. На рассвете тронулись из станции Раздольной. Проходим мимо сожженных домов и срубленных деревьев. Это сделал немец для обеспечения просматривания и обстрела местности, прилегающей к его позиции. Обходим минное поле. Вот и проволочные заграждения, и огневые, пулеметные точки противника. Он выбит отсюда. Встречаем 4 пленных немцев, а вот один на повозке с тройкой лошадей с боеприпасами направляется к нам в тыл. В хуторе Н. много брошенных противником машин. К вечеру подошли к станции Пластуновка. Входим в нее, выстроившись боевым порядком, полями по снегу. Вооружение свое тащим на себе. Ноги мокрые от снега. Холодно. Но чтобы согреться и переночевать, надо очистить станицу от немцев. Там засели немецкие автоматчики. К И ч. ночи вошли в станицу и разместились по квартирам. В первую очередь, окружив железную печурку, занялись просушкой портянок. Когда обогрелись и обсушились, хозяйка угостила нас борщом и потом чаем из сухих фруктов, которых здесь много (взвар). Ночью прочесывали
станицу, чтобы выловить задержавшихся немцев, дежурим на постах, отдыхаем.
…7/II — на рассвете, до завтрака, выступаем вперед. Станица П. растянулась в длину до 7 км. По станице густыми колоннами проходят наши части, артиллерия всех калибров, здесь и захваченные у немцев, и используемые 4 шестиствольных миномета “Ванюша”. За станицей противник начал обстреливать нас из артиллерии. Быстро выстраиваемся в боевой порядок и, рассредоточившись, занимаем боевые позиции. По заснеженному полю бегает масса зайцев — группами по три штуки, — вспугнутые артиллерийским огнем. Постепенно меняем свою ОП, продвигаясь вперед, ближе к противнику. Ведем огонь по пулеметным точкам противника. (Напомню, отец — минометчик. — В.Г.) Ночь проведя в наскоро вырытых окопах, с мокрыми (точно в ледяных ваннах) ногами.
…8/П— ясный солнечный день, слабое подтаивание снега. Ведем огонь по противнику с ОП (огневой позиции. — В.Г.), занятой ночью. Стрелковые роты пошли в наступление, но ввиду сильного артогня задержались. Копаю окоп, набираю сухой травы, укутал ею ноги, несмотря на сильный мороз, ночью немного уснул.
…9/П — перед рассветом делаем перегруппировку и смену позиции, чтобы ударить по врагу в другом направлении. Перед рассветом проходим мимо кургана, где был наш наблюдательный пункт, и по склону пологого берега спускаемся к мелкой, заболоченной речушке. Этот берег поливается огнем из трех огневых точек противника, расположенных на другом берегу. Несмотря на сильный огонь, рассредоточившись, проходим к речушке. Вдруг перед тобой проносятся с большой быстротой пунктирные линии из светящихся и затухающих точек, образуемых трассирующими пулями. На мгновение задерживаешься перед такой линией и, как только она пронесется, идешь дальше. Вот та же линия проносится позади тебя. Где-то в воздухе, рядом, раздается треск разрывной пули. На примятой траве лежат и стонут раненные, санитары кладут их на носилки и уносят. Вот лежит боец без движения, дальше — второй. Жизнь и движение их оборвались. Прощайте, дорогие, мы, живые, не остановимся, продолжим ваш путь, очищая Родину от неприятеля. Вот речная долина, густо усеянная прижавшимися к земле телами бойцов, прячущихся от пуль и делающих передышку. Я со своей ношей (миномет, или опорная плита. — В.Г.) не могу прилечь, приседаю на колено, делаю маленькую передышку. Командир батальона подает команду, чтоб бойцы не скапливались, а продолжали двигаться дальше. Поднимаюсь во весь рост и перешагиваю через лежащих бойцов, иду дальше. Меня обгоняет мой командир роты, я иду за ним. Переходим на другой берег, обрывом подступающий к реке. Здесь мы в безопасности, пули нас не заденут, они проносятся над головами. Занимаем ОП, окапываемся и ведем пристрелку по огневым точкам противника. В Затишье, немножко подремал, лежа на снегу.
..10/II— вели огонь по противнику, пехота наступала. Противник не выдержал этого удара и отступил.
..11/II — облачно с прояснениями. Утром все подразделения направились к переправе через реку для дальнейшего преследования противника.
Ну, пока хватит.
До свидания, родные мои.
14.12.43.
Дорогие Аня и Воля!
Здравствуйте! Сердечный привет вам и пожелание всего наилучшего в вашей жизни и работе. Я здоров, чувствую себя бодро. Работаю на старом месте (в это время он, по-видимому, служил писарем. —В.Г.).
От вас так и нет все еще писем. Такое продолжительное отсутствие общения с вами, хотя бы при помощи писем, начинает сказываться. Уже нет той свежести и остроты чувства по отношению к вам. Становится трудно писать письмо — когда пишешь, пишешь, и все это для тебя безрезультатно — обратного движения, питающего чувства твои, нет и нет. Вы тут, конечно, ни при чем, вы бессильны в том, чтобы обеспечить это “обратное движение” в сложившихся в последнее время условиях. Но я все же надеюсь через некоторое время получить от вас письмо по последнему адресу — до востребования. С Дмитрием Ивановичем я встречаюсь частенько. Семья его в Сочи, на днях он ожидал Клавдию Константиновну в г. Краснодар. Она собиралась приехать сюда для работы в качестве преподавателя. Вова у него все такой же дотошный, пронырливый, как он говорит. Заря, говорит, хорошо учится, хозяйственная — помогает по хозяйству матери. (Семья Красильниковых, наши бывшие соседи, выехавшие из Москвы в Краснодар еще до войны. — В.Г.)
Два раза я побывал здесь в кино. Посмотрел “Два бойца” и “Насреддин в Бухаре” — хорошие кинокартины. Кинокартина “Два бойца” показывает дружбу двух бойцов на фоне обороны Ленинграда. Хороша по художественному оформлению кинокартина “Насреддин в Бухаре”. Остроумные проделки Насреддина по защите бедноты от насилия эмира и его окружения — придворных чиновников. Зрители частенько смеялись над проделками Насреддина.
На днях по долгу службы я выехал на станцию В. Везде картина разрушений, произведенных немцами: разбитые станции, водонапорные башни у станций, подбитые танки, кучи металла от разбитых вагонов, автомашин, самолетов, сваленные на сторону или загнанные в тупик вагоны, вернее, их остовы, платформы. Много немецких с надписями: “Дейче Рейхсбан — Немецкая Государственная ж.д.” и названиями городов, где, очевидно, строились вагоны: Карлсруэ, Кельн, Дрезден и пр., есть французские и румынские вагоны. Ст. В., у семафора поезд остановился, выглядываю из вагона, у полотна ж.д. лежит разбитый самолет — одни обломки. Подхожу к нему, на нем опознавательный знак на плоскости — фашистский крест. Рядом с кучей обломков голова немецкого летчика, немного дальше, в стороне, — его туловище, видны обнаженные ребра. Тут же рядом разбросаны обрывки его одежды. Этот не завоевал себе даже земли для могилы. Разбитые его останки предоставлены природным стихиям: действию дождя, ветра и солнца.
Дожди здесь сейчас идут частенько. Грязь здесь знаменитая, я уже раньше писал вам о Кубанской грязи, так облепляющей колеса повозок, что они представляют собой сплошной каток. Лошади с трудом тянут даже пустую повозку по проселочным дорогам с такой грязью.
Прошлой ночью был заморозок. Стало после этого немного суше.
Пишите о своей жизни. Где работаешь сейчас, Аня? Где учится Воля? Каковы его успехи в учебе в этом году? Удалось ли вам достать дров на зиму? Какие продукты получаете по карточкам? Получили ли мои 300 руб., высланные в разное время? Кто же мне писал письмо в августе месяце, Воля или кто-то из его товарищей? Об этом письме я вам писал уже давно и приводил его содержание. (Тогда я был в пионерлагере и кто-то из детей обслуги, имеющей доступ к почте, написал моему папе письмо от моего имени, с просьбой прислать посылку. Вот такие комбинаторы! — В.Г.) Привет бабушке, как ее здоровье, где она живет сейчас и продолжает ли еще работать по найму или прекратила?
До свидания! Пишите по адресу:
Гор. Краснодар, 8-е почт. отделение до востребования Грибко Н.П.
22.II.44.
Дорогие Аня и Воля!
Здравствуйте! Сердечный привет вам и бабушке и пожелание наилучшего в вашей жизни и работе. Сегодня утром получил Волину открытку от 7 ноября, а вечером Анино письмо, Волина открытка получена раньше, но ее два дня проносил в кармане товарищ. Я здоров, чувствую себя бодро. Несколько дней тому назад здесь стояли небольшие морозы, земля промерзла было, а вчера утром пошел дождь и земля опять оттаяла. В окопах грязь. В блиндажах сухо и хорошо. Неприятно только ходить по окопам, по грязи — в грязи пачкается шинель и брюки. Но только обсохнешь, оботрется грязь и все в порядке.
А ну-ка, Воля, давай пройдемся с тобой, погуляем… Вот замечательная дубовая аллея. Вековые дубы, достигшие двух с лишним обхватов толщиной. Они широко раскинули свои могучие ветви. Земля под дубами закидана громадными ветками, сбитыми снарядами или осколками. Вот здесь, да и там, дальше лежат сваленные снарядом толстые дубы. У одного из стоящих дубов пробита дыра, но он уцелел, не свалился. В соседнем дыра пробита насквозь. Многие из них стоят раненными.
Выходим за селение, слева от аллеи засеянное клевером поле, дальше картофельное поле, а за ним всходы озимой ржи. На краю этого поля, примыкающего с той стороны, откуда мы идем, стоит немецкая 76 мм пушка, оставленная фрицами, неподалеку от нее по полю разбросано около 15 трупов немцев. Идем дальше — неподалеку от аллеи, на левом поле,
стоит сгоревшая немецкая автомашина, рядом с ней подбитая 4-ствольная зенитная немецкая пушка. На небольшом расстоянии одна от другой стоит здесь 7 таких 4-стволок. Они уже не будут стрелять. Края аллеи завалены гильзами, а по аллее разбросано много неиспользованных снарядов, их побросали немецкие танки, занимавшие позицию в этой аллее. В канаве по сторонам аллеи валяются и ящики со снарядами для 4-стволок — их не успели использовать немцы, убегая от ударов Красной Армии. Подходим к другому селению, слева от дороги стоят каменные стены хозяйственных построек, остальное все сгорело. В одной из стен конюшни зияет огромная дыра, пробитая снарядом. Справа от дороги стоят жилые дома, в первом из них крыша разбита снарядом. Черепица вся почти перебита осколками. Дома все крыты черепицей и хозяйственные постройки тоже. Все стекла в окнах повысыпались. В комнатах валяется литература, брошенная немцами. Почти везде на обложках герб фашистской Германии, вызывающий неприятные чувства. Старому германскому орлу с расправленными крыльями и когтями, готовыми вцепиться в добычу, фашисты в когти вставили венок со свастикой, ею же они украсили и грудь орла. На письменах древних индусов и браминов знак свастики выражал пожелания блага тому, кому направлялись эти письмена. Фашисты замаскировали этим знаком сердце и когти орла, олицетворявшего Германию Гитлера, поставившего своей задачей порабощение других наций и достижение мирового господства. Не видать им этого господства. Хищник будет уничтожен. Миролюбивые нации осуществят это в недалеком будущем.
Ну как, Воля, не устал от прогулки? А у меня тут кончились дрова у печурки, светом которой я пользовался, чтобы написать это письмо.
До свидания, дорогой, до следующей встречи, до следующего письма.
До свидания, Аня.
04.04.45.
Дорогие Аня и Воля!
Несколько слов о твоем письме, Воля. Ошибок в нем немного — только две: Пожалуйсто, Строгоновское, от слова строгать — “а”, а не “о”. Видно, только у тебя плохое перо, — письмо получилось коряво, отчасти. Побольше Воля упражняйся в письме. Для упражнения можно заняться списыванием из книг хороших, нравящихся тебе стишков и пр. Так у тебя развилась бы зрительная память. Надо только быть внимательным и следить, чтобы при списывании не допускать ошибок. Что касается поступления в Художественную школу, скажу тебе следующее. Подумай над этим хорошенько, посоветуйся с руководительницей рисования, чтобы выбрать правильное направление. Есть ли у тебя художественное призвание, дарование? Если да, то можно стремиться стать художником.
Прилагаю 3 конверта и бумагу на ответы.
(В нашей “сказочной” стране всегда были трудности с бумагой. Часто даже книги печатали на оберточной. Поэтому папа всегда был неравнодушен к хорошей бумаге. А оттуда, откуда “законно мародерствующие” слали в Россию кучу вещей (вагонами), считал возможным слать лишь бумагу и конверты. Я понимаю его, ходя по разоренным жилищам, он брал только то, что не интересовало других и было брошено на пол. И, вернувшись домой, он привез немного вещей из одежды, несколько книг по искусству и пачку всяческой отличной бумаги и конвертов. — В.Г.)
08.05.45.
Дорогие Аня и Воля!
Здравствуйте! Сердечный привет Вам и бабушке Елене Васильевне и пожелание успехов в Вашей жизни и работе. Давно я не писал Вам, находился все время в движении, нельзя было отправить письмо. За это время я прошел Германию до Берлина. От него находился километров на 60 южнее. Жаль, что не пришлось побывать в нем. В начале войны в НИ-ИОХе производили запись добровольцев в отряды по защите городов. На вопрос, заданный мне по этому поводу, я ответил: “Пойдем повоюем, побывает еще и в Берлине”. Предчувствие мое осуществилось. Лично мне не пришлось быть в самом Берлине, но товарищи из моей части были, занимали Берлин. Сейчас я нахожусь в Германии. Последнее время стояла пасмурная погода, моросил временами дождь. Сегодня день ясный. Здесь уже все зелено, цветут сады. Начали цвести еще в середине апреля. Сейчас цветут яблони. Первыми зацвели косточковые породы: вишни, черешни. В тех местах, где я проходил, мне не приходилось встречать больших садов, какие имеются в СССР. Везде небольшие приусадебные садики из нескольких деревцев. Но дороги здесь обсажены садовыми деревьями, в основном черешней, вишней, сливой. Встречаются и яблони у дороги. Видно, немцы из экономии земельной площади не занимают землю под специальные сады. Может быть, в Западной Германии там иначе, но в восточной части так.
Война окончилась нашей победой. Еще не сложила оружия группировка в Чехословакии, но ее существование тоже быстро закончится.
Привет НИИОХовцам.
До свидания! Любящий вас Н.Грибко.
P.S. Поздравляю вас с победой и с большим радостным праздником в честь этой победы.
Ваш Коля
9.5.45.