Опубликовано в журнале Вестник Европы, номер 15, 2005
26 мая 1983 г. Рим. Меня уж точно без высшего образования из этого города не отпустят. Вячеслав Иванов — «поэт не на вчера и не на сегодня, а навсегда» (Мандельштам). И Рим, который уж точно навсегда. Все уже было… Тут, на симпозиуме, одна из участниц была моей студенткой в МОПИ, другая — Татьяна Николеску, известный литера-туровед — слушала меня на первых курсах русского языка в Бухаресте. Все уже было либо давно, либо все-гда, а иногда кажется — никогда. С другой стороны -только и бережешь хрупкое, несберегаемое…
* * *
30 мая 1983 г. Поездка была и самой утомитель-ной, но и самой богатой и внутренне важнейшей. Имен-но этот Ивановский симпозиум. Давно себя спрашиваю, а не тешу ли я себя мыслями о «всемирной республике духа», к которой мы — якобы — имеем честь принадле-жать? Чаще отчаиваюсь: «Нет никакой «республики», а если и есть, то я-то здесь ни при чем». В Риме было ощущение, что она есть. Что она была. Не умирала. То уйдет под воду, то снова выплывет.
* * *
23 июня 1983 г. Прием в Ватикане участников сим-позиума «Вячеслав Иванов и культура его времени» (Рим, 24-28 мая). До поездки в Ватикан утром мы со-брались у дома, где жил Вячеслав Иванов, а сейчас жи-вут его сын и дочь, там установили памятную доску. Ни одного слова по-русски сказано не было, что меня заде-ло. Хотя это и в Риме, но ведь связь…
На симпозиуме нас было человек тридцать, а тут пришло больше пятидесяти. Итальянцы привели жен, взрослых детей, друзей. Папа вышел из боковой двери, лицо усталое, в первый момент даже показалось -больное. На нем — белая сутана, белая шапочка. Шел, чуть сутулясь, приветствовал нас по-французски (офи-циальный язык Ватикана с ХIХ века — французский). Мы все встали. Прежде чем сесть, Папа нас благословил по-латыни: «Во имя Отца и Сына и Святого Духа». Профес-сор Римского университета Колуччи (он читал доклад «Римские сонеты Вячеслава Иванова») вышел вперед и произнес краткую речь на хорошем французском язы-ке. Папа слушал, облокотившись на левую руку, непо-движно, внимательно. Лицо у него широкое, почти без морщин. Лицо рабочего, или ремесленника, или сель-ского ксендза. Руки рабочие. Взгляд умный, временами хитрый, добрый. Такая же улыбка. Ощущение твердос-ти. Большой лоб мыслителя.
Когда он начал свою речь: «Высокочтимые про-фессора, дамы и господа! Я счастлив…», мне показа-лось, что он исполняет некий заранее заданный ритуал, что все давно отработано, повторялось тысячи раз. Но уже со второй фразы он включился, словно нечто зажг-лось, с каждым словом он все более и более оживлял-ся. И было ясно: пусть эту речь со многими цитатами из Вячеслава Иванова ему написал ватиканский референт по русской культуре, Папа знал, ЧТО именно он читает, и ему это было важно. (Сообщу, кстати, так как даже многие участники симпозиума не знали точно, что Ива-нов принял католичество в 1926 году. Он эмигрировал в 1924-м, советский паспорт был у него до смерти. Став католиком, он не перестал быть православным, сказал, что отныне принадлежит обеим церквям. И был он не библиотекарем, как часто говорили в Москве, а профес-сором кафедры русского и старославянского языка и литературы Восточного института при Ватикане). Речь окончена, аплодисменты, все встают. Служитель начи-нает бойко выносить стулья, давая понять, что другие тоже ждут. Но никто не спешит уходить. Подходят поце-ловать руку, подходят под благословение, среди участ-ников много ревностных католиков, для них этот день совсем особый, как, впрочем, и для всех нас. Несколько слов подходящие говорят наедине. Лев1 говорит по-польски: «Святой отец, благодарю Вас за Ваши прекрас-ные слова, прошу Вас молиться о Сахарове и прошу Вас поднять свой голос в защиту друга человечества Анд-рея Сахарова…» — «Спасибо, знаю, обещаю…» Отвеча-ет тоже по-польски, руку жмет обеими руками. В конце я тоже подошла и произнесла еще раз имя АД2.
Потом все фотографировались вместе с Папой. Нам раздали подарки, иллюстрированные книги — по-ездки Папы. Все потрясены. Бобышев3 — Льву: «Лев Зи-новьевич, Вы ощутили благодать?» — «Я в таких катего-риях не разговариваю».
Но нечто всех объединяющее мы и впрямь ощути-ли. Когда-то в связи с Нобелевской премией АД я это называла «Шаги истории». Впервые Папа Римский об-ращался к русской культуре, разговаривал с ее деятеля-ми…
* * *
23 июня 1983 г. Берлин. Ощущение от города — по-стоянной грозящей опасности. Города прифронтового. Да так оно и есть. Стена — даже писать об этом страшно и стыдно…
Качество жизни там — сгущенное, люди, в преддве-рии неизвестного завтра, словно стремятся сегодня прожить под лозунгом: «Хоть день, да мой!» Единствен-ный город в Германии, где видела трущобы, не уступаю-щие американским.
28 июня 1983 г. …Погрузилась в ту эпоху нашей жизни, которая называется «Новый мир». Даже не ду-мала, что это так завлекательно… Да, это была наша весна, у меня еще совпавшая с личной. Может быть, по-тому сегодня кажется, что все тогда были молоды и пол-ны надежд. Но вот надежды рассыпались, а журналь-ные номера остались.
* * *
30 июня 1983 г. … Так и не знаю, мистика ли то, к чему меня клонит. Иду по общей дороге, мне все труд-нее справляться с жизнью. Передо мной загадочная фотография: февраль 1964 года, ГДР, мы со Львом одни на лесной дороге. Я гляжу победительницей, явно сча-стлива, в мире с собой и с миром. Саксонская Швейца-рия. Совершенно не помню у себя того мироощущения, которое там изображено. Сара говорит, что мы и внеш-не не похожи. Что она не узнала бы меня в той смазли-вой, молодой (а ведь было уже 46 лет) самоуверенной женщине. Вот уж ее-то — такой — давно нет на свете.
…Мне стало необходимо время от времени захо-дить одной в любую церковь, в собор, ставить свечку и глядеть, как она тает… Мистика ли это? Не знаю.
3 июля 1983 г.
Гудят
строки:
Куда же я уйду
От русского глагола,
Так
молодо и голо
Воспевшего беду!
Д. Самойлов
Надо было перевести эти строки милой молодой женщине. И как же это невозможно. Глагол. Слово. «В начале было Слово» . Евангелие от Иоанна. Смысл-то передать можно, с грехом пополам. А вот звук и все то, что слилось для нас в этом звуке — ну начисто нельзя…
* * *
15 июля 1983 г. Были на экскурсии с нашим при-ятелем по романским церквям Кельна, услышали пре-красный рассказ о городе, в котором живем два с поло-виной года. Из самых запомнившихся деталей -Кельнский собор прекратили строить на три века (!) -не хватало денег. У верующих и впрямь была «в запасе вечность», они не сомневались в том, что потомки дост-роят собор. И достроили. Сколько раз я уже была в Кельнском соборе, но не знала, что там есть крест, ко-торому тысяча лет! Вот это ощущение протяженности существования — и своего собственного (в потомках), и своего народа — в старой Европе очень сильно. Оно и лежит в основе искусства, которое может быть и траги-ческим, но все-таки доносит неколебимую веру в то, что будущее есть, будет. Ту самую веру, которую (так мне кажется) в значительной мере утратили потомки.
* * *
19 июля 1983 г. Уезжаем из Дюрена, Бёлли нас провожают. Генрих спрашивает: «А кому я принадлежу? Только ты, Лев, не начинай — Германии, человечест-ву…» А мы оба, не сговариваясь: «Нам».
Из книги Раисы ОРЛОВОЙ по дневникам и письмам 1964-1989 гг. «ПОЧЕМУ Я ЖИВУ» (рукопись). Часть книги опубликована в переводе на немецкий в 1990 году. Публикация Марии Орловой.
1Лев Копелев, муж Раисы Орловой
2 АД — Андрей Дмитриевич
Сахаров в 1983 г. находился в бессрочной ссылке в г. Горьком. Был освобожден
и смог вернуться в Москву в
1986 г.
3 Бобышев Дмитрий Васильевич (р.1936) — поэт, инженер. Эмигрировал в США в 1979 г.