Опубликовано в журнале Вестник Европы, номер 13, 2005
*** Девушке снится единорог, Девушке опыт чужой не впрок - Ближе и ближе его орбита. В комнате сеется лунный чад, А за окошком уже стучат Алчные, ищущие копыта. Чудо случиться должно вот-вот, Чуточку страшно, а небосвод Зоркими звездами часто вышит… Утром, когда зашумит листва, Девушка будет мертвым мертва. "Не плачь!" - говорю ей. Она не слышит. 8.03.2003 *** Ни царя, ни отечества. Бог Проживает в скворечнике. Летом Вроде бы ничего, но зимой, Наклоняя сознание вбок, Валит снег, и высоким скелетом Сад стоит между светом и тьмой. Пыль небесная липнет ко Льву, От Орла не дождешься елея, Желчь Тельца по щеке растеклась, И вздыхает корова в хлеву, Беспричинно и шумно жалея, Что ромашкою не родилась. Так всегда начинается век. Бог пугливо слетает к кормушке Поклевать неживого пшена. За оконным стеклом - человек. Он сидит и гремит в погремушки, И стоит человечья жена. Эта страшная жизнь за стеклом Богу кажется сущим позором, Лучше б, если она умерла! Но бессмертье стоит за углом И пленяет морозным узором Льва, Тельца, Человека, Орла. Бог, махнув обреченно рукой, Улетает, оставшись без крова, В голубую, как снег, пустоту. Человек обретает покой. И вздыхает, вздыхает корова: "Кем еще я потом прорасту?" 26.05.2002 *** Глина, бабочка странник, звезда, Почему-то не ставшая прахом. А над ними гремят поезда Жестяные, гонимые страхом Беспричинным и шумным, туда, Где течет неживая вода. Там стоит высоченная рожь, Там проклятье твое и спасенье. Там, во ржи, ты однажды умрешь, Но в субботу, а не в воскресенье. Впрочем, тему бессмертья не трожь - Для бессмертья ты слишком хорош. Угадай, как зовут голубка, Воровавшего нежно и трудно Зерна страсти угрюмой с лобка Той, чья плоть, словно рожь, изумрудна? Ты не знаешь ответа пока, Потому и печаль глубока. 1.01.2003 Четвертый день льет дождь как из ведра - И хлеб сырой, и простыня сырая, И глиняные ангелы сарая Размокли так, как не размокнут впредь. И ты, привстав со смертного одра, Грозишь перстом - смешно сказать, могучим - Нахохлившимся воробьям и тучам И думаешь, кого б тебе согреть. Но некого. А за окном зима. И ты не ангел, чтоб в одном исподнем Казниться наказанием Господним И шелестеть обидой, как листва. Все это подозрительно весьма - И нет с небес обещанного знака, И дождь какой-то странный, и однако Уже рукой подать до Рождества. Наутро, может быть, придут волхвы, Промокшие до нитки, чтоб оплакать И жизнь свою, и смерть твою, и слякоть, И эту рифму бедную мою. Их будет нечем потчевать, увы. Нет, вправду нечем, окромя салата. Они, дыша на ладан, спрячут злато И сделают из посоха змею. Потом уйдут, качая головой И бормоча бессмысленные речи. Тебе печаль опустится на плечи, Ты гневно вскрикнешь, поглядишь им вслед, Обманутым, должно быть, не впервой, - И не заметишь, как века промчатся. И долго будет под дождем качаться Смоковницы обиженный скелет. 15 февраля 2002 *** Когда нам опостылеет в чужих номерах По ночам мельтешить, Мы с тобой станем жить в параллельных мирах, Коль вообще будем жить. Я глаза опущу в незнакомый ручей И увижу плотву - Неживую, плывущую все горячей В Китеж и Калитву. Ты поднимешь глаза и сияньем ресниц Небеса опалишь, И падут пред тобой, невозможные, ниц Ватикан и Париж. Потому что ни боли твоей перестук, Ни гордыня моя Не вмещаются в тесный железный сундук Одного бытия. Потому что Создателя ловчая сеть Безнадежно нежна. Знать бы: там, где над бездной мне хмуро висеть, Чья ты будешь жена? 8.12.2003 Ретро 1 Мой угрюмый сосед об одной ноге Дураков не видит в упор. А другая нога на Курской дуге Без присмотра лежит до сих пор. Он хоть на руку был завсегда тяжел, Но Отчизне легко служил. Он за Сталина голый на танки шел И со Сталиным дальше жил. А когда узнал кое-что из газет Про жестокий его удел, Обозлился мой угрюмый сосед И повеситься захотел. Да веревка, к несчастью, оборвалась - Вот тебе еще один срам! А в окно его черная ночь лилась - До утра не найдешь сто грамм. И разделся он тогда донага, Влез в окно, заплакал навзрыд. И пришла к нему другая нога. "Что дуришь? - ему говорит. - Мы ж с тобою, приятель, одних кровей. Под землей хорошо видать: У тебя ж тут ни ангелов, ни червей - Это ль, знаешь, не благодать! Так что хватит реветь. Разве ты виной, Что всю жизнь живешь без меня? Весь народ, погляди, помрачен войной, Что до Сталина - все брехня. Что нахмурился? Верь, не совсем я вру, Не такая на мне печать. Я от боли тоже порой ору, Но об этом лучше молчать. Лучше вместе пройдемся вон той целиной - Я такое тебе покажу!" И пошли они, палимы луной. А куда пришли, не скажу. 2 Из шерсти голубой любимая вязала Пуловер кружевной, когда Из грозной суеты Казанского вокзала Ползли куда-то поезда. Смеркалось, и пока зима звенела пряжкой И весело неслась вдогон, Похмельный инвалид с потрепанной фуражкой Плацкартный обходил вагон. Сопели мужики, робели комсомолки, Не отводя прозрачных глаз От жилистой руки, от выцветшей наколки, Знакомящей с вождем анфас. А инвалид хрипел о том, как в сорок третьем Лежал в зловонном озерце С оторванной ногой и со знаменьем смерти На желтом и худом лице. А инвалид хрипел, и тряс бородкой редкой, И проклинал жену. И падали, звеня, монетка за монеткой В пристыженную тишину. Он хмуро дальше шел, отборным матом кроя Приставшего проводника. И мрачный колорит народного героя Запоминался на века. Иные вслед ему плевались, а иные Рассматривали виды за Окошком, не посмев взглянуть в его стальные, Запомнившие смерть глаза. И только сквозняки Казанского вокзала Рыдали над его судьбой. И где-то вдалеке любимая вязала Пуловер нежно-голубой. 3 Лето, пыльная трава, Куры у плетня. Дождь слепой и целых два Деда у меня. Жизнь, как ягода, сладка И легка, как дым: С первым - змея в облака, По грибы - с другим. В благости да тишине Дней кружится рой. Первый сгинул на войне, Там же и второй. Я ж беспечно рос и рос, Вглядываясь в синь Сквозь листву резных берез, Кленов да осин. Сливки с молока снимал, Крал из банки мед. Бабки говорили: "Мал, Вырастет - поймет". А чего там понимать, Я же не слепец! Горбилась над стиркой мать, Водку пил отец. И с портретов на стене В горнице сырой Первый дед смеялся мне, Хмурился второй. 1982-2003 *** Меркнет свет в окне морозном, Гасит свечку хитрый гном, Чтоб забыться тихим, грозным Деревенским милым сном. Знаешь, что ему приснится? Я-то знаю, не солгу: Желтобокая синица И фиалки на лугу, Клад подземный, тряпок груды, В частых звездах небосклон - Жемчуг, злато, изумруды. А тебе приснится он. С бородой густой и длинной И в дырявом колпаке, Пахнущий землей и глиной И с загадкой в кулаке. Ты едва его коснешься - И тотчас огни, огни… Спи, дружок! А как проснешься, Под подушку загляни.