Опубликовано в журнале Вестник Европы, номер 12, 2004
Бинокулярное зрение*
Памяти друга
Писатель – это не обязательно тот, который печатается. Грустно бывает, когда видишь бесконечные и безуспешные попытки печатающегося везде человека стать Писателем, т.е. написать нечто такое, что становится произведением Искусства, имеет внутреннюю, а не внешнюю ценность. Но горестно, когда знаешь, что человек Писателем стал, что он даже принят в члены писательского союза, но как Писателя его знают только ближайшие друзья. Николай Голуб умер совсем не старым человеком, но так и не опубликовал свою лучшую прозу.
Причины, почему подлинные тексты всегда с трудом пробивают себе дорогу, – очевидны. Они, эти тексты, как гоголевский Нос, сами по себе, ни на что не похожи, при близкой с кем-то тематике непривычны своей интонацией, поворотом речи, оценкой происходящего. Разумеется, разумеется, пробиваются и подлинные произведения – с трудом, с сотнями возвратов, с взглядами редакторов поверх головы будущего кумира. Но, повторяю, остаются тексты, так и не увидевшие света. Я отнюдь не хочу тревожить имен Булгакова и Платонова. Бывали примеры и посерьезнее. Весь поздний Пушкин опубликован лишь через двадцать лет по прошествии дуэли, а без цензурных искажений лишь в начале ХХ века. Так что дело тут не в цензуре советского времени. Конечно, проверка таким текстам одна – время. Рассказы Николая Голуба, написанные в начале восьмидесятых прошлого века и опубликованные лишь сейчас, спустя двадцать лет, – лучшее тому доказательство. Удивительно, но факт: они совсем не устарели. Грустно в этом одно: сам автор не дожил двух лет до выхода этой книги.
У нас в те годы существовал термин – “деревенщики”. Вместо того чтобы его стыдиться, обзываемые так авторы были горды своей принадлежностью к этому цеху, а самое главное – тем, что родились они в деревне. Им и в голову не приходило, что много лучше их писал о деревне дворянин Пушкин, или граф Толстой, или настоящий интеллигент Чехов, или ощущавший себя аристократом Бунин. Да и к Есенину как-то нейдет словцо “деревенщик”. Слишком рвался он к культуре, мечтал объездить и объездил почти весь мир (во всяком случае Европу и США). И вернувшись, заявил: “Мне нравится цивилизация”.
Николай Алексеевич Голуб тоже родился в деревне, в украинской деревне Бородянке, недалеко от трагического Чернобыля. Рисовал, писал. Хотел поступать в Архитектурный. Но – провалился. И пошел в военное топографическое училище. Там продолжал рисовать и понемножку все серьезнее писать. Мы познакомились с ним в 1983 году на подмосковном совещании молодых писателей. Коля уже начинал работу в МИДе, я работал в “Вопросах философии”. Странное тогда было время: мы опасались, что на наших службах узнают, что мы пишем прозу. Было подозрительно, что кто-то может заниматься не своей прямой специальностью. Может, диссидент?.. Коля тогда закончил роман “Болото” – об армии, но долго не решался показывать его в издательстве. Слишком символично звучало заглавие. Наконец, через несколько лет роман вышел под названием “Одна дорога на двоих” (М.: Воениздат, 1989). В “Юности” опубликовали прекрасный рассказ “Семка-Европа”. Это было начало перестройки. Потом пошла работа, статьи о Китае, чин полковника, пара проходных романов, но рассказы так и не брали ни один журнал, ни одно издательство. Он не унывал, всегда с очередным хохляцким анекдотом. За несколько лет до смерти Николай пережил страшную личную трагедию – погибла молодая жена. А в марте 2002 года, через две недели после своего дня рождения, он скончался от сердечного приступа в возрасте 47 лет.
Рассказы и было то лучшее и свободное, что написал Голуб. Именно там видна так свойственная ему серьезная и одновременно усмешливая хохляцко-гоголевская наблюдательность казусов и нелепостей деревенской жизни. В отличие от “деревенщиков”, гордившихся неким просветленным невежеством деревенской жизни, когда – классический сюжет – лад деревенской жизни непременно нарушает либо горожанин, либо деревенский с какими-то духовными запросами. Предлагаемый вашему вниманию писатель резко меняет акценты. Деревня для него – это жизнь, где нет снисхождения человеку за деревенское звание, где разворачиваются такие же судьбы людей, как в городе, где есть шкала ценностей, и для писателя очевидна высшая точка этой шкалы – культура, образование, прикосновение к высшему смыслу, который лучшие умы человечества ищут уже не одно тысячелетие. Возможно, в его пафосе, во взгляде на российскую действительность ему ближе всех был Василий Шукшин, обладавший реалистическим и объемным зрением, видевший перемешку зла и добра.
Еще на совещании молодых писателей Коля поразил меня рассказом “Школа” (вошедшим в сборник). Рассказ этот о деревенском пареньке, которому взрослый мужик наставительно говорит, что жизнь есть способ существования белковых тел (по Энгельсу), в школе его учат, что “белки – это высокомолекулярные органические вещества”, а мальчик зорок, наблюдателен, подрабатывает музыкантом на поминках и видит реальную жизнь, разворачивающуюся перед его глазами: “Степке было видно всё: и рыжая яма, и мужики, заколачивающие гроб, и серые лица людей”. А потом он наблюдает поминки, откровенные отношения мужчин и женщин, прислушивается к словам неудачника-музыканта, так и не попавшего в консерваторию, о важности таланта в человеке. Это и есть подлинная школа, в которой учится герой писателя. Самый первый рассказ сборника (“Хворь”) – ироничен беспредельно: вспоминая гоголевские слова о “птице-тройке”, от которой сторонятся другие народы и государства, мечтая о величии и просвещении России, а также об усовершенствовании скотного двора, приезжает в деревню молодой зоотехник. И оказывается, что его все знания просто неприложимы в этой дикости. И вместо “птицы-тройки” носится по селу ошалелая корова, которую погоняет прутом хозяйка, изнемогая вместе со своей животиной, думая вылечить животное этим гоном. Кончается рассказ символической фразой: “Ветерок нагонял вечернюю успокаивающую свежесть, и Никита вздохнул всей грудью. Вздохнул и поморщился – со скотного двора густо тянуло резким запахом российской деревни”.
Деревня не панацея от превратностей жизни, хотя писатель и любит, и знает, и понимает деревенскую жизнь, его герои охотно и умело работают крестьянской работой, что не мешает самым симпатичным ему персонажам (рассказ “Аисты”) вдруг рассуждать о Кампанелле (знак духовности!). Зато персонажи отрицательные относятся равнодушно, даже с полуиздевкой к мечте о возможности построить светлый город, ибо погружены в животную жизнь, как жена героя, разгульная бабенка. Голубу и его герою симпатичнее сельская учительница, некрасивая, но одухотворенная девица. Однако писатель точен и правдив: героя все равно влечет его красивая шалава-жена. Как это у Пушкина в “Цыганах”: “И под издранными шатрами живут мучительные сны”. При этом я вовсе не хочу сказать, что рассказы построены как доказательство некоторой схемы. Пластика фразы, густота словесной живописи так сильна, что кажется – ты чувствуешь запахи трав, воздуха, дыма, слышишь шум трактора, видишь, как “сваливалась в складку из-под широкого лемеха слежавшаяся, как асфальт, земля”.
Как-то за бутылкой пива он сказал мне: “Ты знаешь, я чувствую русскую деревню лучше многих, потому что я хохол. Мертвые души в России только Гоголь мог увидеть”. Мысль нетривиальная и чрезвычайно важная. Означала она одно, что настоящий писатель находится в ситуации находимости-вненаходимости. Иными словами, он видит жизнь изнутри, но одновременно как бы извне. Это извне дается либо происхождением из иной культуры (как у Гоголя), негритянским предком (как у Пушкина), образованием (как у всех дворянских писателей), каким-либо поворотом судьбы, каторгой, к примеру (как у Достоевского или Шаламова). Это состояние души рождает у пишущего то бинокулярное зрение, которое дает объемность и рельефность изображаемому. Только настоящий художник обладает таким зрением. Голуб обладал. Читатель может в этом убедиться.
Владимир КАНТОР
* Голуб Николай. Облака на земле. Повести и рассказы. М.: Издательский дом “Звонница – МГ”, 2004. 560 с.
Каталог произведений изобразительного искусства
из частных венгерских коллекций
Москва, издательство Всероссийской государственной библиотеки иностранной литературы
им.М.Н.Рудомино”, 2003 г.
В прекрасно изданной книге прошлое и настоящее отобразились странным сочетанием боли и надежды, отсветом не забытой и не закрытой трагедии ушедшего столетия. Торжественный твердый матерчатый переплет, золотое тиснение на пурпурном фоне (название на русском и английском языках) внушают оптимизм, ощущение процветания частных коллекций Венгрии и красоту их публичного явления на некоем международном общественном форуме. На самом же деле книга является благородной попыткой представить мировому сообществу, прежде всего народам Венгрии и России, и красоту художественных ценностей, ставших предметом повествования, и хрупкую неопределенность их судьбы, определяемую не только юридическими нормами, но и нравственной ответственностью народов. Ситуация становится особенно острой, ибо она связана с коллекциями венгерских евреев, отчужденными у них в страшные времена Холокоста. Эти коллекции вошли в состав собраний, награбленных нацистами – и немецкими, и, к несчастью, венгерскими. Как часть именно нацистского имущества они были вывезены из Германии, и лишь через десятилетия определились история их бытования и генезис.
Привычная для коммунистических правителей практика умолчания и секретов на пять десятилетий скрыла их от мирового сообщества и от собственного народа, лишь в 1995–1996 гг. меньшая часть коллекций была показана на выставках в Москве и Нижнем Новгороде. До сих пор все произведения не отреставрированы, многие из них воспроизведены с профилактическими наклейками – иногда по всему полю изображения. В каталог вошли лишь объекты, связанные с событиями Холокоста (52), хотя общее число произведений, составляющих т.н. “Венгерскую коллекцию”, – 151. Приходится думать, что в этом ограничении виноваты не научные, а политические соображения.
Зато все помещенные тексты – М.Е.Швыдкого, одного из инициаторов и инвесторов издания Рональда Лаудера, генерального директора библиотеки Е.Ю.Гениевой и директора реставрационного центра им. И.Э.Грабаря А.П.Владимирова – подробно и откровенно объясняют всю ситуацию, а высокое качество издания позволяет в достаточной мере представить художественную ценность коллекции. Краткие комментарии каталога все же доносят до читателя интересные детали художественных оценок и исторических событий. Появление этой книги – мужественный шаг на сложном пути к взаимному доверию и приемлемому решению. Книга вышла второй в американо-российском совместном проекте “Обретенное наследие”, и ее цель – предоставление корректной и зрительно достаточной информации широкой публике – может считаться достигнутой.
Однако по прочтении книги осознание продолжающейся скрытости произведений искусства порождает некоторую тревогу – их нет в постоянных экспозициях, даже внутри нашей страны коллекция оказалась разделенной по трем адресам и реставрационно-незавершенной. Хочется надеяться, что эта тревога будет услышана вовлеченными организациями и побудит их ускорить выработку разумных решений, в том числе и международных.
Директор Государственного
института искусствознания,
Доктор искусствоведения
А.Комеч
“Белое сердце” Хавьера Мариаса
Роман “Белое сердце” обладает поистине гипнотическим воздействием. Открыв эту книгу однажды, оторваться уже невозможно. И даже не столько из-за захватывающего сюжета, что может быть свойственно литературе гораздо менее достойной, волнует и затягивает в пространство романа сама магическая паутина фраз, музыкальность их безупречной конструкции, очаровывающая поэзия образов, искусно выстраиваемых Мариасом. Его роман – та самая песня, из которой ни строчки не выкинешь. В центре паутины – строки из “Макбета” Шекспира: “Моя рука того же цвета. Стыдно, что сердце – белое”. Вокруг этой фразы и строятся все повествование и сюжетная завязка романа, и к ней то и дело возвращается главный герой, от лица которого идет рассказ, будто звучащий с магнитофонной ленты.
На самых первых страницах книги происходит трагедия – молодая жена, только что вернувшаяся со своим недавно обретенным супругом из свадебного путешествия, внезапно кончает жизнь самоубийством. Стоящая за этим причина становится движущей силой романа, провоцируя на философские размышления о смысле любви и смерти, оправданности одного другим и таинстве человеческих взаимоотношений. Диалоги здесь не главное, на первый план выходит монолог, неслышно проигрываемый в голове и являющийся главным действующим лицом.
В основе конструкции романа несколько взаимно переплетающихся новелл: о человеке, потерявшем одну за другой трех жен; его сыне, пытающемся осознать страшную семейную тайну; женщине, борющейся с одиночеством в Нью-Йорке, и паре любовников, встреченных случайно в Гаване и вынашивающих замысел убийства. Такая детективная фабула, объединенная общим эпиграфом, по сути, становится современной трактовкой шекспировской трагедии, столь любимой Хавьеро Мариасом.
Проза этого современного испанского автора вряд ли оставит кого-нибудь равнодушным. “Белое сердце” – первый появившийся на российском книжном рынке роман писателя – с большим успехом был принят европейскими читателями. А один из известнейших немецких критиков Марсель Райх-Раницкий просил Нобелевский комитет номинировать это произведение на премию, рассказывая, что “уже больше двадцати лет не читал ничего, столь же волнующего и гипнотического, как книги Мариаса”.
В 1994 году писатель был удостоен приза за “Лучший испаноязычный роман последних лет”, а спустя три года получил еще и немецкую “Литературную премию”.
Высокой оценки он удостоился и от самого Габриеля Гарсиа Маркеса, который в одном из интервью признал, что Мариас “в совершенстве владеет магией слова”, а его проза “бесспорно интеллектуальна и полна очарования”.
Наталья Новикова
“Обретенное наследие”
Вторая мировая война стала причиной невиданного по своим масштабам уничтожения и перемещения культурных ценностей. Даже сегодня, спустя 60 лет после ее окончания, множество произведений искусства и памятников культуры все еще считаются исчезнувшими бесследно.
Многие из них погибли в огне войны и утрачены для мировой культуры. Но в целом ряде случаев кропотливая поисковая работа позволяет обнаружить пропавшие предметы и вернуть их в международный культурный оборот. Иногда для этого достаточно нескольких лет, иногда – не хватает жизни одного поколения исследователей. В этой связи огромное значение имеет исследовательская работа, которая сейчас проводится в российских библиотеках, музеях и архивах в рамках федеральной программы по описанию культурных ценностей, перемещенных на территорию России в результате Второй мировой войны. Важной составляющей работы является изучение архивных документов, книг учета, разнообразных владельческих признаков, а также воспоминаний очевидцев тех событий.
Проблемы поиска, идентификации, описания, сохранения и использования книжных собраний, перемещенных в результате последней войны на территорию России из стран Европы, стали основными направлениями работы Международного информационно-документального центра по проблемам перемещенных культурных ценностей, созданного во Всероссийской государственной библиотеке иностранной литературы им. М.И.Рудомино. Официальное открытие центра состоялось в библиотеке в мае 2001 года. К тому времени ВГБИЛ совместно с российскими и зарубежными коллегами подготовила и издала каталоги, получившие впоследствии известность и высокую оценку специалистов. Речь идет о каталоге “Трофейные книги из библиотеки реформатского колледжа (Венгрия) в фондах Нижегородской государственной областной универсальной научной библиотеки”, изданном в 1997 году издательством “Рудомино”, и изданном тем же издательством, но уже в 1999 году каталоге “Иностранные книжные знаки в собрании редких книг Всероссийской государственной библиотеки иностранной литературы им. М.И.Рудомино”. Во многом именно благодаря международному сотрудничеству в этой области эти проекты стали реальностью и получили свое дальнейшее развитие.
Особое место среди подобных международных проектов, в которых участвует ВГБИЛ, занимает проект “Обретенное наследие”. В названии заключена его суть. Основой проекта стал, прежде всего, подписанный в Вашингтоне в 1998 году документ, названный “Руководящие принципы при решении вопросов о произведениях искусства, конфискованных нацистами”. Документ предполагает широкое международное сотрудничество в деле поиска и публикации сведений о культурных ценностях, конфискованных нацистами в разных странах, в том числе у жертв Холокоста. Развивая начатый в Вашингтоне диалог, в 2001 году между Министерством культуры РФ и некоммерческой организацией “Исследовательский проект по искусству и архивам” было достигнуто соглашение о взаимном сотрудничестве по организации совместных научных исследований в вопросах поиска и идентификации культурных ценностей, похищенных нацистами. Именно в рамках проекта “Обретенное наследие” в декабре 2002 года состоялось возвращение в Россию архива Смоленского обкома ВКП(б), Речь идет о 541 папке с делами обкома за 1918–1938 годы, 20 000 листов архивных документов. Захваченный в 1941 году на оккупированной нацистами территории партийный архив был впоследствии разделен на несколько частей, одна из которых оказалась в Баварии, именно эта часть после Второй мировой войны была вывезена в США. Реакция российской прессы на это событие была достаточно неоднозначной. Так, например, журнал “Итоги” от 24 декабря 2002 года, назвав архив “сталинской макулатурой”, утверждал, что “это не слишком ценное историческое наследие”. Иное мнение высказала на страницах газеты “Смоленские новости” от 17.12.2002 года С.Л.Солодовникова, начальник Департамента Смоленской области по делам архивов, которая считает, что “архив имеет несомненную историческую ценность…”. Трудно не согласиться с последним утверждением – нравится это или нет, но в Россию возвратились подлинные архивные документы, свидетельства одного из периодов жизни страны и ценнейший материал для профессиональных историков и архивистов. И как бы мы к ним ни относились, без них невозможна наша история, как, впрочем, и история любой другой страны. Все цивилизованные страны прилагают усилия для возвращения из-за рубежа своих архивов, и их совсем не останавливает то, что многие документы давно известны и уже опубликованы. Так почему мы так легко, со ссылкой на “авторитетных музейных экспертов”, объявляем “макулатурой” то, что призваны собирать и сохранять для потомков?
В конце 2003 года журнал “Вопросы истории” в нескольких номерах (№ 10–12) опубликовал большой аналитический очерк о советской действительности 1930-х годов, подготовленный на материалах возвращенного архива.
Продолжением проекта и его научным результатом в России стали опубликованные в 2003–2004 гг в издательстве “Рудомино” “Каталог рукописей и архивных материалов из Еврейской теологической семинарии города Бреслау (Вроцлав) в российских хранилищах” и “Каталог произведений изобразительного искусства из частных венгерских коллекций”.
Совместными усилиями творческих коллективов сотрудников Всероссийской государственной библиотеки иностранной литературы им. М.И.Рудомино, Российской государственной библиотеки, Российского государственного военного архива, Всероссийского художественного научно-реставрационного центра им. академика И.Э.Грабаря и Нижегородского государственного художественного музея под эгидой Министерства культуры Российской Федерации был собран во многом уникальный материал, позволивший приоткрыть еще одну страницу трагической истории перемещения культурного наследия народа, пережившего Холокост.
В каталоге рукописей и архивных материалов из Еврейской теологической семинарии собраны воедино отдельные фрагменты некогда богатейшего рукописного собрания.
Одной из причин, почему именно этому собранию посвящен каталог, несомненно стало то, что среди памятников еврейской культуры, подвергшихся разграблению в годы Второй мировой войны, собрание рукописей теологической семинарии из Бреслау было одним из самых известных в Европе. Библиотека, сложившаяся во второй половине XIX века и уничтоженная нацистами в 1938 году, была знаменита не только коллекцией собранных в ней манускриптов, к началу войны в ней насчитывалось более 400 рукописей, но и именами коллекционеров, ее собиравших. Например, основой рукописной коллекции библиотеки стали 69 манускриптов из собрания известного библиофила и ученого Леона Вита Зараваля, поступившие в библиотеку после смерти коллекционера в 1854 году. Десятилетие спустя, жена другого видного собирателя рукописей Бернгарда Беера передала в дар семинарии 36 манускриптов из библиотеки ее мужа. Штамп библиотеки Беера встречается на рукописях рядом со штампом библиотеки. В разные годы дарителями Библиотеки семинарии были также Давид Розин и многие другие известные коллекционеры.
Каталог включает всего 39 описаний, но для Бреславской семинарии каждая рукопись – вновь обретенное духовное наследие.
В каталоге произведений изобразительного искусства из частных венгерских коллекций представлена европейская живопись и скульптура конца XIV – начала XX века. Пятьдесят две работы, но за каждой из них стоит своя печальная история – сломанная судьба одного человека и трагедия целого народа.
Все собранные в каталоге произведения были конфискованы нацистами из частных венгерских коллекций в годы войны. О том, как это было и как произведения оказались в России, рассказывает наш Каталог.
Карина ДМИТРИЕВА
Это и есть Финляндия
Сто замечательных финнов.
Калейдоскоп биографий.
Общество Финской литературы. Хельсинки, 2004
Необходимость выхода этой книги на русском языке трудно переоценить. Дело в том, что среди наших сограждан, облагороженных временной отменой коммунизма в России, развитием туризма, повсеместной популярностью Интернета и фильмов об особенностях национальной охоты, рыбалки и политики, до сих пор иногда бытуют самые дикие представления о нашем северном соседе, где число жителей страны до сих пор меньше, чем в Москве – городе Лужкова и Путина. Меня, как человека неоднократно бывавшего в Финляндии, часто спрашивают, не хотят ли финны отменить свой сухой закон, когда станет конвертируемой финская марка и почему в Финляндии баня только сухая, отчего и называется сауной. Мои ответы, что финны пьют, сколько хотят, вместо марки у них теперь евро, а финские мужики так же парятся и поддают (во всех смыслах этого слова), как русские, воспринимаются неадекватно.
А если говорить серьезно, то, очарованные собственной культурой, историей, политикой, наличием в ней несомненных гениев и злодеев, мы по-прежнему, как писал Пушкин, “ленивы и нелюбопытны” к другим и тем самым обедняем себя.
В этом тщательно составленном и прекрасно изданном объемистом томе пестрой вереницею проходят перед читателем те финны, которые оставили след в истории страны и мира. Ученые, политики, музыканты, актеры, писатели, архитекторы, короли, светские дамы, спортсмены, военачальники и просто люди, такие, например, как легендарный Лалли, крестьянин XII века, который сдуру, спьяну или по ошибке убил епископа Хенрика, за что и получил в многовековом фольклоре прозвище самого лютого из Иуд.
Микаэль Агрикола, давший в XVI веке своей стране письменный литературный язык, Элиас Лёнротт, создатель “Калевалы”, Алвар Аалто, опрокинувший в XX веке устоявшийся взгляд на архитектуру, финские “нобелианты” – писатель Франс Силланпяя и химик Арттури Виртанен, маршал Густав Маннергейм, композитор Ян Сибелиус – эти имена, конечно, же должны быть на слуху у образованного русского человека, но он теперь имеет возможность, внимательно прочитав эту книгу и ознакомившись с подробными, скрупулезно выписанными биографиями других не менее значительных финских граждан, хотя бы немного, но подойти к разгадке любопытных, а может быть, и мучительных вопросов. Почему Финляндия такая, почему она устояла и против Гитлера, и против Сталина, почему она существует вообще, в чем смысл этого существования. Какие уроки она дала и дает миру?
Евгений Попов
Зачем люди живут?
Александр Кабаков. Все поправимо.
Хроники частной жизни.
М. “Вагриус”, 2004.
Александр Кабаков, автор бестселлера 90-х “Невозвращенец”, дал своему новому роману подзаголовок “хроники частной жизни”.
Мне, человеку, всю сознательную жизнь прожившему в “новом” времени, было очень интересно читать его отчасти автобиографические воспоминания, ведь там описаны вещи, которые не узнаешь из книг по истории.
Первая часть романа – это детство героя, Михаила Салтыкова. Детство, проведённое в секретном военном городе. Офицеры, вольнонаемные…Вечная боязнь, что “заберут”, ракетные испытания, во время которых жителей города заставляют прятаться по подвалам, номерной завод, на котором работают заключённые… ГУЛАГ, описанный Солженицыным, только в “частном” варианте. Герой Кабакова впервые познаёт “взрослые” чувства- любовь, дружбу, сталкивается он и с горечью предательства: кто-то пишет донос на его отца-военного, тот кончает жизнь самоубийством, не дождавшись смерти Отца Народов, которая произошла через несколько дней после этого трагического случая. Далее мальчик с матерью переезжают в Москву к дяде героя, тоже сидевшему, но амнистированному. Автор точно, до микроскопических деталей, описывает столичный город тех лет, “наполненный огромным количеством беззубых людей в грязных ватниках”.
Вторая часть романа – “отрочество” героя и одновременно его “юность”. Дядя умирает, вступающий в жизнь юноша начинает заниматься фарцовкой, чтобы прокормить себя и слепую мать, не забывая попутно вести разгульный образ жизни, общаться с такими же “асоциальными” типами, как он. Он поступает в институт, женится на своей подруге детства. Обычная, в сущности, жизнь… У нас на глазах происходит взросление Миши. Мальчик, с упоением достающий себе первые джинсы, становится крутым спекулянтом, энергичным стилягой. Но становится ли он по-настоящему взрослым, становится ли он “героем”? По сути, перед нами тип “антигероя”, уже известного нам по произведениям Юрия Трифонова (которого сам Кабаков считает одним из своих литературных учителей). Тема предательства и самопредательства у Кабакова -”лакмусовая бумажка” человеческого героизма. Кто-то пишет на Мишу донос, ему грозит армия, если не заключение. Вечное комсомольское хамство, следователь, который “должен знать о людях больше, чем они сами о себе знают” – картина нравов того времени. В итоге, молодой человек не выдерживает нервотрёпки и, чтобы избегнуть вербовки в гэбэшные стукачи, по собственному желанию уходит в армию.
Третья часть романа – это… сразу старость нашего героя. Он – бизнесмен, директор крупной фирмы, человек, судя по всему, небедный. Но, как он сам признаётся, когда появляются большие деньги, они быстро надоедают. И если раньше смыслом его существования была борьба с “совком” за выживание, то теперь – это борьба с собственным возрастным бессилием. Молодые руководители фирмы, волки новой формации хотят избавиться от “старого пердуна”, благодаря которому разбогатели. А он все держится и держится за осколок льдины, пытаясь остаться на плаву, пытаясь понять КАК и ЗАЧЕМ жил? Дни же свои заканчивает в доме для престарелых, столкнувшись с очередным предательством, которого уже не может выдержать.
Человек, читавший другие, более фантазийные и авантюрные вещи Александра Кабакова, воскликнет: и это всё?! Но это же голый реализм, безо всякого “второго дна”! Нет, не так. Ведь все вышеизложенное содержание жизни – лишь верхушка айсберга, под которой скрывается одна очень важная мысль, заставляющая говорить о тексте романа как о сплошной развёрнутой метафоре. “Жизнь за твоей спиной всегда не та, которую ты увидишь, обернувшись”. Мир, несмотря на все усилия героя, так и останется в конце концов непознаваемым, Салтыков так и не узнает, что же на самом деле было за его спиной.
Интересный, подробный, захватывающий роман. На фоне модной ныне литературы “фикшн” и “нон-фикшн”, имеющей весьма слабое отношение к реальности человека и его историческому времени, проза Кабакова – явление редкостное, оно действует как бальзам на душу, которая вроде бы не просит для себя никакого утешения. Всем советую прочитать.
Василий Попов, школьник, 14 лет
Книги из собрания князей Эстергази
в фонде отдела редкой книги ВГБИЛ
Первые книги с владельческими признаками частной замковой библиотеки князей Эстергази (Австрия) поступили во Всероссийскую государственную библиотеку иностранной литературы им. М.Н.Рудомино в 1949 году и были зарегистрированы в инвентарных книгах библиотеки как трофейные поступления. В 1952 году библиотека вновь получила партию книг из МИДа, Института международных отношений, а также из Центральной военно-морской библиотеки Ленинграда. Среди новых поступлений также были обнаружены издания XV, XVI и XVII в. с хорошо сохранившимся владельческим штампом: “Bibliotheca C[larissimi], P[rincipi]. Esterhazy; N Inv….”, на книгах XVIII вв. – гербовые экслибрисы. Часть книг была переведена в резервно-обменный фонд ВГБИЛ, где и хранилась до 1974 года.
В настоящее время в фонде редких книг ВГБИЛ выявлено 860 томов, относящихся к библиотеке князей Эстергази. Среди них – 10 инкунабул, 335 палеотипов и книг XIV века, 135 томов в коллекции XVII века, 355 книг в коллекции XVIII века, 25 книг в коллекции XIX века.
На всех изданиях присутствует какой-либо из владельческих признаков библиотеки Эстергази: суперэкслибрис, экслибрис, штамп, рукописный инвентарный номер, владельческая запись.
Как самостоятельное собрание книги из коллекции князей Эстергази во ВГБИЛ никогда не хранились. При образовании фонда и отдела редкой книги (1974 г.) издания были переведены в фонд редкой книги, где и хранятся в настоящее время в составе хронологических коллекций в соответствии с общими принципами расстановки фонда. Долгое время владельческие признаки коллекции Эстергази (как и остальных перемещенных собраний) не отражались в карточных каталогах библиотеки, но по возможности фиксировались в специальных картотеках, а затем в электронном каталоге. При поддержке Министерства культуры РФ создана база данных книг из библиотеки Эстергази в фонде ВГБИЛ1. База данных включает библиографическое описание 860 документов, цифровую копию титульных листов, образцы владельческих признаков.
В печатном каталоге книг XVI века в фонде нашей библиотеки (вышли тома, включающие описания книг на новых языках)2, можно найти и подробные описания отдельных изданий и экземпляров.
Ценность книг очевидна: среди них 10 инкунабул (книги, изданные до 1 января 1501 года); издания известных издателей и типографов – Альда, Плантена, Фробенов; редчайшие памятники венгерской книжности. Многие издания отражены в известном библиографическом справочнике редких и ценных изданий Ж.Ш.Брюне.
В основном в коллекции представлены издания по теологии, астрономии, истории, философии, искусству, медицине, праву на латинском, греческом, немецком, французском, венгерском языках.
Особенно примечательно первое издание “Суммы теологии” Антония Флорентийского, осуществленное Антоном Кобергером в 1477 году, исключительное по своим художественным достоинствам. Удалось установить, что хорошо известны в истории книги конволюты, составленные из сочинений деятелей германской Реформации (воинствующие католики Эстергази собирали произведения своих противников)3. Например, у нас хранятся 93 книги в трех томах сочинений Мартина Лютера, Андреаса Озиандера и других основоположников германской Реформации. Представляют интерес владельческие записи известного гуманиста примаса Венгерского королевства Николая Олаха (1493–1568)4. Также среди изданий XVI века можно выделить “Цицероновский словарь”, составленный Марио Нидзоли (экземпляр с владельческой записью “Из книг Ладислава Эстергази 1649 г.”). Среди книг XVII века – “Собрание повествований о чудотворных изображениях Божьей Матери, находящихся по всему миру”, составленное одним из основателей библиотеки князем Павлом I; полная католическая версия Библии на венгерском языке; произведения Тихо Браге и сочинения Раймонда Луллия.
В 1998 году во ВГБИЛ состоялась выставка книг из коллекции Эстергази, после которой в 1999 году ВГБИЛ посетили представители фонда князей Эстергази – управляющий делами фонда д-р Г.Шрайнер и хранитель музейных коллекций г-жа Т.Габриэль. Благодаря контактам удалось восполнить многие пробелы, связанные с историей формирования библиотеки, а также установить, что рукописный номер на более чем 200 книгах, не идентифицированный ранее сотрудниками ВГБИЛ как инвентарный номер коллекции Эстергази, принадлежит книгам из княжеского собрания.
Род Эстергази (позднее Эстергази-Галанта), известный с XIII века, начал возвышаться в конце XVI века, а особого могущества достиг в годы Тридцатилетней войны и после нее, когда графы (с 1626 г.) и князья (с 1687 г.) Эстергази стали фактическими владетелями всей Западной или Преддунайской Венгрии (от Вены до Пешта и от юга Словакии до границы Хорватии), оплотом Габсбургов и католической церкви в борьбе против протестантских восточно-венгерских князей.
Первый князь Эстергази, Павел (1635–1713), в огромной степени содействовал тому, что венгерская корона была передана германским императорам, следствием чего стало образование Австро-Венгерской монархии.
Именно Павел I Эстергази и его отец граф Николай стали основателями замковых библиотек Эстергази. От жены, внучатой племянницы Олаха, граф Николай унаследовал принадлежавшие ему книги. Князь Павел – не только выдающийся полководец и государственный деятель, но и поэт и богослов – много лет собирал библиотеку научного характера в замке Форхштенштайн. В 1696 году он завещал ее францисканскому монастырю в Айзенштадте (венгерское название – Кишмартон)5. Завещание это было выполнено лишь 160 лет спустя, причем монастырь получил и более поздние приобретения библиотеки в Форхтенштайне.
В конце XIX века библиотеки из всех замков (всего около 40000 томов) были свезены в Кишмартонский дворец. В 1936 году князь Павел V распорядился вернуть во дворец книги из францисканского монастыря (1884 названия), где они были мало востребованы и хранились в неподобающих условиях. Именно эта часть коллекции, во время Второй мировой войны подготовленная к эвакуации, но не вывезенная из замка, оказалась потом в СССР. Но присутствие поздних (конца XVIII в.) изданий с экслибрисом вместо штампа говорит о том, что были вывезены и некоторые другие книги. Документальными сведениями или свидетельствами о пути библиотеки Эстергази в Советской Союз и по нему мы пока не располагаем. Но можно с уверенностью утверждать, что наибольшая часть вывезенного хранится во ВГБИЛ, отдельные экземпляры встречаются в фондах других библиотек.
Мы уже сказали, что состав айзенштадтской коллекции сам по себе представляет значительный интерес. Но он состоит еще и в том, что перед нами библиотека особого, не слишком часто встречающегося и вместе с тем чрезвычайно важного типа: крупное частное собрание.
Происхождение двух записей, которые чаще всего можно видеть на книгах Эстергази: “Nicolai sum Olahi” (с вариантами) и “Conventus Kismartoniensis”, вопросов не вызывает: библиотека Олаха перешла к Эстергази по наследству, а в Кишмартонском монастыре книги хранились. Встречается и запись другого францисканского монастыря – Шопронского (Шопрон – город в центральной Венгрии, довольно далеко от родовых замков Эстергази). Обращает на себя внимание полное отсутствие подносных записей, которые естественно было бы ожидать в библиотеке вельмож такого уровня, как Эстергази. Этим подтверждается известный из других источников факт, что библиотека формировалась активно, причем был четко определен ее тематический и лингвистический состав. Ядро библиотеки составили издания богословского, философского, универсального и отчасти исторического содержания на латинском, немецком и венгерском языках6, причем древние авторы – исключительно те, которые входили в круг старинного, а не гуманистического образования. Это, несомненно, связано с ролью семьи Эстергази в контрреформации, но большая и по полноте едва ли не самая ценная часть их коллекции – протестантские издания.
В связи с этим в библиотеке Эстергази встречаются также и книги с владельческими записями заведомых реформатов, более того – реформатских епископов, которые, конечно, не могли находиться в непосредственном контакте с князьями-католиками. Один из них, Янош Канижаи Палфи, до 1641 г. занимал кафедру в Неметуйваре, ныне Гюссинг на самом юге земли Бургенланд. В то время могущество Эстергази только начиналось; вероятно, книга или книги епископа попали к князьям после того, как Бургенланд стал католическим. Труднее объяснить происхождение двух других книг коллекции. Экземпляр “Проповедей на Евангелия” Рудольфа Вальтера последовательно принадлежал двум епископам Задунайской (т.е. Восточной) Венгрии: Иштвану Бейте и Палу Цегледи Сабо (последний подарил книгу некоему Михаэлю Хелессерию). Восточная Венгрия всегда оставалась реформатской, и влияние Эстергази на нее не распространялось. Кроме того, в коллекции Эстергази сохранилась книга небезызвестного в свое время гуманиста Стефана Замозия “Избранные древние надписи” (Analecta Lapidaria vetustorum) с его дарственной надписью 1598 года (редкий случай чисто гуманистического сочинения у Эстергази).
По оценке реставраторов ВГБИЛ, книги находятся в удовлетворительном физическом состоянии. 10 изданий, нуждавшихся в срочной реставрации, прошли полный комплекс реставрационных работ, в результате которых были сохранены все особенности оригинального переплета и восполнены утраты. В целях сохранности для большинства книг из коллекции Эстергази были изготовлены футляры из специального картона. Для инкунабул – индивидуальные футляры с учетом особенностей экземпляра.
Оценка стоимости коллекции никогда не проводилась.
1 Интернет-адрес: http://www.libfl.ru/restitution/ester/bd.html
2 Каталог изданий XVI в. в фондах ВГБИЛ. Ч. 1: Каталог немецкоязычных изданий. Изд. 2. М., 1996; Ч. 2: Книги на новых европейских языках (кроме немецкого). М., 2001.
3 Важнейшие из этих конволютов открываются следующими произведениями: Luther M. Von der Babylonischen gefengknusz der Kirchen. [Strasbourg, 1520]; Melanchthon Ph. Unterricht der Visitatorn an die Pfarherrn im Kurfurstenthumb zu Sachssen. [Nьurnberg?], 1528.
4 Назовем лишь некоторые из принадлежавших ему книг: Psalterium Davidis. Zьrich, 1532. Despautere J. Versificatoria. Paris: J.Bade, 1529. Erasmus D. Familiarum colloquiorum. Basel, 1529.
5 До 1918 г. нынешняя австрийская земля Бургенланд (Burgenland) официально входила в состав Венгрии (Транслейтании).
6 Литература по естественным наукам, книги на греческом, итальянском и французском языках также встречаются, но в единичных экземплярах.