Опубликовано в журнале Вестник Европы, номер 6, 2002
Некоторое время назад наш журнал подготовил и издал серию публикаций о судьбах книжного рынка. Тогда в разговоре участвовали представители издательств, которые или находятся на стыке технологий – как О.Г.И., например, или которые принято считать “маргинальными”. Главенствующими темами нашего разговора стали перспективы (наличие или их отсутствие) книжного рынка, этика в области книгоиздания и тема “литературы как бизнеса”. Теперь мы решили продолжить этот разговор.
В канун десятилетия издательства “РОССПЭН” Филипп Смирнов, ответственный секретарь журнала “Вестник Европы”, беседует с Андреем Константиновичем Сорокиным, генеральным директором “Российской политической энциклопедии”.
Ф.С. Как вы считаете, существует ли в России книжный рынок, есть ли у него перспективы, особенно в связи с недавно прошедшей в Москве книжной ярмаркой?
А.С. Я бы с осторожностью относился к утверждению о том, что в России есть книжный рынок; прежде всего, если посмотреть на то, что существует в так называемых развитых странах, – там рынок есть, и он цивилизованный. У нас вместо рынка существует некое множество локальных рынков, книгораспространительских сетей, также локальных, которые не решают проблем книгораспространения и книжной реализации ни с точки зрения ассортимента в полном масштабе, ни с точки зрения широты охвата. Еще в большей степени, естественно, это касается литературы, которую модно называть словом “нон-фикшн”, интеллектуальной литературы, а в еще меньшей степени литературы научной, которой, например, занимается наше издательство. И до этого рынка, по моим представлениям, довольно далеко.
Ф.С. Насколько далеко? При сохранении нынешних условий…
А.С. Не могу себе этого даже представить. Я не возьмусь делать такого рода прогнозов по той простой причине, что мы с вами живем в условиях исключительной нестабильности экономической конъюнктуры и в условиях отсутствия регулирования этой конъюнктуры макроэкономическими средствами, я имею в виду экономическую политику государства, которая, изменившись в этом году, ударила по всему книгоизданию и книгораспространению. И в первую очередь по интеллектуальной литературе и издательствам, которые занимаются такого рода книгами.
Ф.С. Результаты ярмарки свидетельствуют о росте интереса к литературе, традиционно считаемой некоммерческой, – к поэзии, переводу научного текста, авторской эссеистике. Почему же вы так пессимистично настроены при взгляде на книжный рынок?
А.С. Я смотрю на рынок не пессимистически. Я бы в наших рассуждениях разделил две вещи: наличие или отсутствие спроса, который, безусловно, лежит в основе любых рыночных отношений, и наличие или отсутствие инфраструктуры рынка. Спрос есть в стране, в том числе и на литературу совершенно экзотическую, на литературу нашу. Но проблема не в этом, а в том, как при наличии спроса его удовлетворять; если есть инфраструктура удовлетворения спроса, есть или будет рынок. Если есть локальные способы решения проблемы, говорить о наличии общенационального рынка не приходится.
Ф.С. На этом локальном пространстве, вернее пространствах, каковы нормы поведения? Есть ли этика, существуют ли эти нормы или пренебрежение ими?
А.С. Относительный успех пройденного нашим издательством десятилетнего пути во многом связан именно с тем, что мы эти этические нормы соблюдали в отношениях как с юридическими, так и с физическими лицами – нашими авторами или финансовыми партнерами. В любом случае мораль – отражение некоторой вневнутренней реальности, реальности вне сознания. Что до распространенности принципов следования морали – в поведении хозяйствующих субъектов в первую очередь главенствует принцип экономической целесообразности. Я как издатель чувствую это постоянно в отношениях с магазинами, типографиями, – они не только диктуют условия существования и действий, но, основываясь на принципе дурного монополизма, считают себя даже вправе менять правила игры и поведения в процессе, это ни с чем другим связать невозможно, кроме как с принципом соблюдения их выгоды. Никто не задумывается ни о том, как это отразится на партнере, ни о пресловутых принципах морали.
Ф.С. А во взаимоотношениях между издательством и автором? Как вы оцениваете проблему пиратства?
А.С. Проблема неразвитости законодательства об авторском праве, на мой взгляд, – проблема вторичная. Важнее – неразвитость судебной системы в целом, и, если говорить о составляющих этой судебно-правовой системы, – то именно судопроизводства. Существующий закон “Об авторском праве и смежных правах” более или менее полно описывает то, что может и должно происходить. Осталось только добиться соблюдения этого закона, особенно при помощи судопроизводства. А потом можно добиваться и совершенствования законодательства.
Ф.С. Является ли деятельность вашего издательства, научная литература, бизнесом или пока нет?
А.С. В полном смысле этого слова – нет, конечно, и почему нет: подобная литература не издается и не может издаваться на собственной экономической основе. Затраты на ее производство едва ли будут покрыты доходами от реализации. По этой причине все издательства, занятые на рынке научной литературы прибегают к привлечению грантов. Безвозмездная основа гранта сокращает издержки издательства и делает подобные издания более рентабельными для производителя, но нужно отдавать себе отчет, что этот поиск привлеченных денег – тоже своеобразный рынок с очень жесткой конкуренцией. Потенциальному грантодателю необходимо демонстрировать определенную респектабельность: моральные принципы, реализованные в хозяйственном поведении, экономические показатели. Наши магазины – совсем не западные магазины, большие, где можно поставить все и в человеческих условиях прийти, выбрать интересующую тебя книгу, сесть, полистать, выпить чашку кофе, съесть даже пирожное, поговорив с приятелем о книжках, которые ты выбираешь или хотел бы приобрести еще. Лучшие московские магазины ни на йоту не приблизились с советских времен к этому типу стандартного западного книжного магазина.
Ф.С. Но были же попытки создать подобное. Однако попытка не удалась, даже в малом объеме. Кофе был выпит, объемы продаж не выросли. Сделан был вывод, что это нерентабельно, “за отсутствием культуры потребления”. Россияне склонны считать чтение занятием интимным, не кажется ли вам?
А.С. И да, и нет. И соглашусь, и не соглашусь. Не согласен с тем, что культура потребления в отношении книги и такого магазина полностью отсутствует. Нисколько не сомневаюсь, что если будет предложена инфраструктура потребления, все рано или поздно будет востребовано, как за последнее время многие новшества прижились на российской почве: многозальные кинотеатры тому пример. Сначала в них была культура поведения как в классического образца советских кинотеатрах, теперь же все иначе.
Ф.С. Но вы же не можете представить себе в Вязниках или, к примеру, в Туле такого рода магазин?
А.С. Не могу, но в университетских центрах могу, этих центров много, и интерес по отношению к ним есть со стороны студентов. Отсюда есть интерес к книге. Поступления в вузы растут. Проблема, между прочим, заключается не столько в отсутствии культуры потребления, сколько в отсутствии экономической рентабельности подобных проектов. Найти сегодня в Москве участок земли по разумным ценам для этого сегмента рынка – купить ли, арендовать ли – малореальная вещь. Строительство в Москве – огромные деньги. Если потенциальный инвестор будет работать с прицелом на дальние перспективы, тогда только это будет возможно. Это и настраивает меня пессимистично.
Если Дом книги на Арбате и система этих магазинов почему-то выживают, то только потому, что Лужков предоставил эти площади по тем арендным ставкам, которые позволяют подобным магазинам выживать. Если их предоставить по рыночным ставкам, по тем ставкам, которые существуют на том же Новом Арбате, – эти магазины закроются завтра же.
Ф.С. Но они и сейчас живут, насколько я понимаю, во многом на доходы от субаренды, они же не в чистом виде занимаются торговыми операциями с книгами, а продают сувениры, компьютерные аксессуары, вещи, и, собственно говоря, это и есть их сложная система выживания. Там мало места книгам.
А.С. По моим представлениям – не выживают, а жируют. По моим представлениям о дополнительных доходах. При тех экономических условиях, в которых мы существуем, книжная торговля вполне способна сама себя обеспечивать. И я могу об этом судить. Например, у нас есть свои маленькие специализированные магазинчики в Москве, которые приносят мне выручки больше, чем крупные магазины в Москве, при том что мы продаем там сугубо научную литературу. Просто потому, что там представлены наш собственный ассортимент и ассортимент издательств, которые выпускают похожую литературу, и оказывается, что… Да, мы не платим сверхарендных плат – они примерно те же самые, которые платит Дом книги на Арбате московскому правительству. И мы способны выживать, при том что уровень накладных расходов у нас значительно более высок, я имею в виду удельный вес, чем в больших крупных магазинах.
Ф.С. А как же издательству существовать без книготорговой сети, которая привычна: Роспечать, прочие агентства, – они сейчас представляют собой некоторые колоссы на глиняных ногах.
А.С. Это к вопросу о культуре рынка. Мне знаком целый ряд мелких и средних структур, которые пытаются действовать, как “Межкнига” в том числе, и издательства начинают выставлять на свои книжки долларовые цены – это путь в никуда. Они будут решать свои локальные задачи на узком временном отрезке, минимизируя объем производства и максимизируя выручку за счет монопольных цен, – это не рынок. Примерно то же самое я могу сказать о подписных агентствах, которые в погоне за ассортиментом, который, по их мнению, может и должен давать большой объем валовой выручки, тоже стремятся в никуда. Универсальные каталоги, по моим представлениям, носят достаточно бессмысленный характер, чем дальше – тем они будут более бессмысленны. Потому что спрос чем дальше, тем больше диверсифицируется, он разнообразится. Втиснуть его весь в один универсальный каталог невозможно. Все эти универсальные каталоги превращаются в свалку, в которой вы можете найти вполне научную энциклопедию, которая будет соседствовать рядом с откровенной порнографией, и нормальный потребитель к такого рода каталогам чем дальше, тем будет обращаться меньше – это случайное собрание названий. Будущее – за профилированием, специализированными каталогами, а не универсальными. Поддерживать сколь-нибудь серьезно универсальную базу сложно. Во всяком случае, в том, что касается научной интеллектуальной литературы, я совершенно уверен, что дело за специализированными структурами. Возьмите, сделайте, закройте сегмент, но закройте его полностью. Все потенциальные потребители будут вашими. Они придут к вам, зная, что вы обеспечиваете полноту циркулирующей информации, что это можно купить у вас.
Ф.С. В таком случае вопрос по тематическим планам издательства в канун десятилетия вашего издательства… Если раньше спрос был на всякого рода исторические сочинения – переосмысления истории, то сейчас каков он, этот спрос, и, в этой связи, каковы тематические планы вашего издательства?
А.С. Чем я немало горжусь, так это тем, что, помимо множества серийных изданий, которые мы затеяли и поддерживаем, ряд этих серийных изданий связаны просто с институализацией новых для России отраслей знания. Например, мы начали делать серию, посвященную экономической истории, и выпускаем ежегодник по экономической истории… Такой науки советское общество не знало, хотя это развитая отрасль знания. Мы издаем серию “Социальная история России 20-го века” и ежегодник по социальной истории – эта отрасль знания тоже неведома была советскому обществознанию, и мы также способствуем через эту серию институализации новой отрасли знания в России. Мы делаем, на мой взгляд, чрезвычайно важную серию, которая называется “Советская история в зарубежной историографии”. Рефлексия – абсолютно необходимая вещь не только для интеллектуально развитых людей, но и для интеллектуально развитых наций – ты обязательно должен знать, как ты выглядишь в чужих глазах. И для меня это принципиальная позиция, принципиальная серия. В рамках этой серии выходят разные по своему уровню книги. И представляющие разный тип историографического подхода. Есть западные ученые, которые исповедуют подход к исторической науке, к историческому исследованию очень близкий советским и российским исследователям: скрупулезное исследование фактов, и там это широко распространено, но, к сожалению, достаточно широко остается распространенным и спекулятивный подход, когда историк ставит во главу угла свои абстрактные умозаключения и подбирает под эти умозаключения не генеральную совокупность фактов, а отдельные факты. И выстраивает, таким образом, убедительные для непрофессионалов концепции. Но и то, и другое должно быть доступно российскому читателю. Он должен видеть, как советская, говоря шире, отечественная история выглядит в глазах других людей, других культур, других национальных традиций и т.д. Одним из профилирующих направлений для нас является публикация новых архивных документов. Мы активно сотрудничаем с Федеральной архивной службой Российской Федерации, Центральным архивом ФСБ, практически со всеми федеральными архивами Москвы и Петербурга. Целый ряд серийных изданий осуществляем в отдельных сборниках документов. Я назову некоторые из них, потому что они, на мой взгляд, тоже крайне важны со всех точек зрения: и с научной, и с общественно-политической. Например, у нас есть два многотомных издания по истории советского крестьянства. Первый проект называется “Советская деревня глазами ВЧК, ОГПУ, НКВД”. Это издание делается сугубо на материалах Центрального архива ФСБ и представляет собой публикацию сводок низовых органов ВЧК, ОГПУ, НКВД о состоянии умонастроений и вообще о состоянии дел в деревне в 20–30-е годы. Другой аналогичный проект – “Трагедия советской деревни. Коллективизация и раскулачивание”. И в рамках обоих проектов выявляются просто уникальные материалы, которые выведут не только на новые знания истории советского крестьянства, но и вообще политических процессов в советской России. Потому что обнаруживаются документы, которые прямо свидетельствуют о роли политического руководства в развязывании репрессий, прямо свидетельствуют о том, что, например, на рубеже 20–30-х годов между политическим руководством и руководством силового ведомства были прямые разногласия. Руководство ОГПУ выступало за сокращение масштабов репрессий, политическое руководство выступало за продолжение, за расширение масштабов политических репрессий, как это ни странно и парадоксально звучит, но это именно так. На то есть прямые документальные свидетельства. Результатом чего, собственно, были глобальная чистка в начале 30-х годов руководящего состава ОГПУ и последующий виток массовых репрессий. У нас интересная группа книг по исторической демографии России, у нас выходит трехтомник (два тома уже вышли) по народонаселению, у нас вышло несколько более мелких книг по этой проблематике, готовятся к переизданию материалы… на этот раз полные материалы переписи населения к концу 30-х годов, по поводу которых в свое время очень много было разного рода разговоров, спекуляций. Интересного много… Мы сегодня делаем еще одно уникальное издание – энциклопедию “Санкт-Петербург”, городоведческую. Новый тип для советской энциклопедистики, для российской энциклопедистики. Новый тип издания, посвященный истории города. Я надеюсь, что в 2003 году мы это издание сделаем.