Опубликовано в журнале Вестник Европы, номер 4, 2002
В конце осени в Москве проходил третий Международный фестиваль NET. Аббревиатура расшифровывается как “Новый Европейский Театр”. Допускаются и другие толкования.
В прошлом году NET не состоялся вообще. В инициативной группе третьего фестиваля остались только Давыдова с Должанским, сумевшие заинтересовать своей идеей Центр им. Вс.Мейерхольда.
Более естественного места для подобного фестиваля не найти. В недавно отстроенном здании ЦИМа на Новослободской улице есть все условия для экспериментов. Камерный зал способен менять пространство – расширяться, сужаться, вытягиваться в длину и даже расти вверх. Центр, руководимый режиссером Валерием Фокиным, стал настоящим приютом для альтернативных театральных групп.
Третий NET, как и его предшественники, открылся 9 ноября, в день падения Берлинской стены. Составители программы придают особое значение этой дате, с пристрастием приглядываясь к театрам Восточной Европы. Но из Польши, с родины основоположника эзотерического театра Ежи Гротовского, на нынешний NET не приехал никто. За зарубежье представительствовали бывшие союзные республики – Литва и Украина. Театр Оскараса Коршуноваса из Вильнюса стал самым заметным участником NETа. Коршуновас – звезда самых престижных мировых фестивалей. Между тем в Москве его практически не знают.
Театральные критики, даже в роли импресарио, не могут без концепций и сквозных тем. Темой нынешнего NETа стала современная драматургия – в спектаклях звучали только новые тексты, в которых вдумчивый самоанализ сменяли психопатические реакции на ужасы бытия. Первый спектакль – “Альцест” театральной группы “ПрактикА” – был похож на вялотекущую депрессию. Актеры сомнамбулически передвигались по сцене, перешептываясь малопонятными репликами. Туманный парафраз мольеровского “Мизантропа” написал постановщик спектакля Клим. Свой текст режиссер предоставил группе “ПрактикА”, собранной из профессионалов и любителей, увлекшихся Идеей в высоком понимании этого слова. Главную роль сыграл директор главного российского театрального фестиваля “Золотая маска” Эдуард Бояков. И смотрелся ничуть не хуже известных Бориса Репетура или Елены Морозовой. “Здесь мало увидеть, здесь нужно вглядеться” – это про спектакли Клима. Заумный текст не рассчитан на понимание, интонация важнее смысла, блик света или полет струйки дыма способны затмить остальные события спектакля. Режиссура Клима сродни работе трепетного стеклодува. Но изысканный кубок пуст – зритель волен наполнить его любым содержанием. Кто не попал в настроение, тому смешно. Кто совпал – погрузился в блаженную грусть.
Тридцатидвухлетний Оскарас Коршуновас, в отличие от бессребреника Клима, знает толк в хороших гонорарах. Во всем мире его театр играет только за бешеные деньги. Для NETа успешный литовец сделал исключение – очень хотелось в Москву, где был десять лет назад, еще студентом. Действие пьесы молодого немецкого драматурга Мариуса фон Майенбурга не выходит за пределы обыкновенной семьи. Но в тесной городской квартирке бушуют страсти, сопоставимые по накалу лишь с античными трагедиями. Интеллигентные родители боятся детей-подростков, словно по воле рока превращенных в остервенелых зверенышей. Инцест, убийство, поджоги – далеко не полный список злодеяний и пороков, выписанных хладнокровной рукой драматурга. Актеры Коршуноваса играют напряженно и остро, так, как не бывает. И потому убитые родители смешно падают вверх ногами, словно тряпичные петрушки, а бешенство дочкиного дружка может остановить только упавшая на него чугунная ванна. “Огнеликий” Коршуноваса не знает морали. В спектакле, изобилующем физиологическими подробностями, проглядывают черты старинного гиньоля. Режиссер скупо и точно оперирует приемами театра жестокости, закручивая действо как лихой детектив.
“Пластилин” Василия Сигарева в постановке Кирилла Серебрянникова стоял в фестивальной афише сразу за “Огнеликим” и воспринимался его опровержением. Русские вариации на “нижепоясные” темы оказались прямолинейнее метафорической литовско-немецкой чернухи. Сигарев, как акын, – что увидел, то и воспел. Наверное, именно за это и получил премию “Антибукер”. Действительность отражена такой, как есть, со всеми омерзительными подробностями из жизни нищих, зеков, калек и извращенцев. Драматургии как таковой нет – одна законченная сценка сменяет другую. Единственная отрада спектакля – пластика, поставленная участником группы “П.О.В.С.Танцы” А.Альбертом. Гротескные движения уводят персонажей в сюрреалистические сны. Текст, изобилующий ненормативной лексикой, тянет в тяжеловесную бытовуху. Сыграли бы без слов – было бы и понятней, и изобретательней.
Движение, приемы танц-театра все активнее проникают на драматическую территорию. Но “Пластилин”, представленный на NETе Центром драматургии и режиссуры, стал единственным образцом так называемого тотального театра. На фестивале, посвященном современной драматургии, преобладало слово.
Два дня читали пьесы молодых авторов из Швейцарии, Австрии и Германии. Эксклюзивный проект NETа организовал и провел немецкий режиссер Штефан Шмидтке. Читки, подготовленные молодыми московскими режиссерами и актерами, казались набросками к будущим спектаклям. Если они когда-нибудь состоятся, особенно придется потрудиться сценографам: авторы сталкивают разные пространства, временные пласты и реальности. Например, действие пьесы Морица Ринке “Мужчина, что еще не обнажил натуры слабой женской” соединяет эпизоды шекспировской “Ромео и Джульетты” с событиями Первой мировой войны. “А, это другая” Андреаса Заутера и Бернхарда Штудлара вольно смешивает происшествия, случившиеся до и после смерти главной героини. И не всегда понятно, к какому моменту относится следующий поворот любовной драмы.
Зато Евгений Гришковец – постоянный участник всех NETов – не нуждается ни в драматургах, ни в режиссерах. Сам пишет тексты, сам играет, неустанно воспевая нерешительность как норму жизни – еще одно немодное и потому остросовременное свойство характера. Сентиментальные исповеди Гришковца уступают в демократизме лишь телесериалам. Не случайно его “Дредноуты” и “По По” стали абсолютными аншлаговыми рекордсменами фестиваля.
К спектаклям, попадающим в NET, неприменимы общепринятые критерии и категории. Но одну тенденцию распознать все-таки можно. Смутное или нарочито банальное содержание противопоставляется изобретательному, искусственно придумываемому антуражу. Высказаться так, как никто до тебя не говорил. Неважно, что одни не поймут, а другие поймут неправильно. О смысле думать не стоит, зрителям предлагается следить за переменами фактур и форм. Не беда, что “кувшин” окажется пустым. Зато грубую каменную посудину ни за что не перепутать с изысканным стеклянным сосудом. Не то что в “театре содержаний”, где спектакли рассказывают разные истории, а выглядят на одно лицо.
NET остается фестивалем открытий. Несмотря на то, что многие из них останутся пробой пера или попыткой разобраться в чем-то, понятном только авторам спектаклей. Или психоаналитикам.