Опубликовано в журнале Вестник Европы, номер 4, 2002
Когда вы впервые рассматриваете моментальные снимки греческой жизни, касающиеся ее религиозной стороны, вы погружаетесь в море социальной и культурной информации, в которой сюжет отдельного снимка – целование креста или прихожане на литургии – обрамление этой многообразной информации. Но это лишь на первый взгляд. В несуетном всматривании приходит узнавание в снимках объединяющего начала – особого состояния религиозности, того настроя, который, как свет южного солнца, задает тональность и сюжету, и его восприятию зрителем.
Джон Демос: “Тени молчания”
Джон Демос сделал серию “Тени молчания”. Итог многолетних съемок. Около девяноста фотографий: исцеления, молитвы, чудеса и домашние сборы на службу, улочки с фигурами тех самых людей, которые ходят в церковь. “Тени молчания” – о жизни религии в Греции. О религиозной жизни. Задуманная как книга, эта серия живет в виде выставки, успешно показанной в разных странах Европы.
Джон Демос исследует в своем творчестве не религиозность как таковую, не христианство и не православие. Он пристально рассматривает жизнь греков (один из последних его проектов посвящен жизни греков за пределами Греции, например на территории древних античных колоний на Кавказе). Поэтому для него православие – часть греческой жизни. Часть существенная, если не важнейшая. Для тех, кто знаком с греческой жизнью въяве, последнее утверждение естественно: Греция чуть ли не единственная из стран Европейского союза со столь мощным религиозным (и – важно – православным) влиянием на жизнь общества. Но эта влиятельность имеет собственные визуальные знаки опознавания. Знаки, непосредственно связанные с православной символикой и мироощущением.
Почему произведения из “Тени молчания” Демоса пользуются такой популярностью? Вероятно, черно-белая фотография, облаченная в лапидарную и парадоксальную форму, обречена на успех. Это может быть темой отдельного размышления: “очищенный” отсутствием цвета смысл приобретает полутоновую нюансировку серебра, золы и жемчуга на белом. Это привлекательно.
Но среди многих известных работ Демоса именно “Тени молчания” стали самыми популярными. Вероятно, в этом проекте он точнее, чем был в остальных: современный интерес к “молчащей” (не рекламирующей себя) – в духе средневековых традиций смирения – культуре православия он облек в любимую интеллектуалами форму чистой (pure) фотографии. Греция, мыслимая колыбелью европейской культуры, опасная с начала Нового времени как последний оплот Запада перед Востоком, вызывает любопытство как “хорошо забытое старое”, обретшее актуальность заново, – и все это воплощено в фотографии. А ей Греция всегда была интересна.
Исторический экскурс
в греческую фотографию
В Греции эпоха фотографии началась где-то в середине 1840-х годов. Как обычно, на вопрос “кто был первым?” называются несколько ставших мифологическими имен. Как только фотографическая техника позволила выйти из павильона со световым потолком на пленэр, снимать в Греции стало важным. Фотографы могли, подобно художникам ведуты, прикоснуться к античности, к тем местностям, ведута которых не просто красива, но освящена историей, и, словно художники этнографического жанра, наблюдать жизнь на экзотическом Востоке (начинавшемся южнее и восточнее европейских столиц). Для зрителей снимки греческих ландшафтов были чрезвычайно важны, поскольку “объективная” фиксация камерой передавала виды известных мест, облик населяющих их людей гораздо точнее, чем какие бы то ни было точные рисунки. В Греции снимали французский автор с европейской известностью Филипп Ибер Перро (1847), греческие фотографы Филипп Маргаритис (1848), Харлампий Витуладитис (1848). Последний стал известен дагерротипами, исполненными на острове Корфу в мастерской, развернутой под открытым небом.
Джон Демос: вера в чудо –
остановившееся время
Для Демоса, как во времена античные, ландшафт буквально очеловечен: Джон Демос снимает греков в их среде. И если – в их вере – им присуща мечта о чуде, приятие его необъяснимой природы, Демос выражает это в форме фотографии. Евангелие идет по тенистому, пересеченному солнечными полосами полю, опираясь на черное тело, облеченное в рясу. Черный знак, выведенный ветром. Иконы, летящие над глубоким гористым пейзажем Греции. Это священник несет праздничное Евангелие мимо стены храма на службу. Это развеваются одеяния монаха. Это крестный ход поднимается по горному серпантину над долиной. В этих фотографиях – мышление. Можно рассуждать о композиционных находках. Но фотография (как, впрочем, вся визуальная культура наших дней) “уже была”; преследующее зрителя культурное узнавание (опознавание) мешает смотреть новые изображения (облегчает находить их прообраз). И эти приемы парадоксальных изображений едва ли новы. Но в ряду истории о вере они – выражение этой веры. Этого особого состояния предстояния.
Можно предположить, что Демос цитирует поколение своих учителей (работавших в фотографии в 1960-х), когда дает укрупненные портреты на фоне толпы. Но и в этом – не столько обращение к снимавшим до него, сколько вглядывание. Он использует прием не как цитату, а по его прямому назначению. Происходя из поколения стилизаторов, профессионально жонглирующих приемами, он говорит с помощью формы о первом, заложенном в ней смысле.
Демос показывает с необыкновенной легкостью остановку времени. Когда Аббас снимает службу в протестантских церквах или католических монахинь на улицах, они из того мгновения того года, месяца и дня, когда они были сняты: это жизнь институциализированной церкви в определенный момент, названный (тогда же) современностью. Демос не знает времени, как его не чувствует религиозное ощущение жизни: церковный канон незыблем, значит, времени нет. И факт изменения уставов во времени, изменения незыблемого, факт исторический отвергается этим мышлением за ненадобностью. Когда муж удерживает больную на земле под ногами крестного хода, это происходит вне времени, это описано в Евангелии и в тот же момент – только Демос знает по дате съемки, записанной в личном архиве, когда – происходит и зафиксировано в фотографии. Дети несут цветы и ветви на Вход в Иерусалим – когда? – это происходит. Разве не чудо то, что чудеса могут происходить независимо от того, что на дворе урбанизированная постиндустриальная эра. Существует их возможность. Как еще один, древнейший, довод в пользу существования современной классической черно-белой документальной фотографии. Что в ней может быть нового? А что нового в чудесах? Они просто необыкновенно нужны.
Возникшее в эпоху поздней античности христианство продолжается в людях; с их присутствием оно остается в ландшафтах. Как свидетельствует фотография, оно пребывает – независимо от эры, в которой мы живем.