Опубликовано в журнале Вестник Европы, номер 2, 2001
Мне кажется, что такой журнал, как “Вестник Европы”, должен анализировать “внутренний Запад”. Меня сейчас волнует эта проблема: ведь для России Запад был всегда “там” – по пословице “Хорошо там, где нас нет”. И вдруг оказалось, что в середине 90-х западные пространства, ценности, технологии стали формироваться в России. Я использую термин “Запад” в том смысле, как некогда говорил о нем Хайдеггер в конце 50-х годов: “Запад сейчас везде”, имея в виду, что и Япония – Запад, поскольку она использует некие универсальные механизмы изготовления образов, передачи информации, миграции денег и населения и т.д. Такое свободное открытое пространство с доминирующими элементами массовой культуры. Запад давно перестал быть понятием чисто географическим: Сингапур и Гонконг в этом смысле – такой же Запад, как Швейцария или Америка.
В России была иллюзия, что признание Запада как бы легитимизирует тебя как писателя, издателя, художника, ссылки на это важны были даже для “антизападников”. Появившиеся в России маленькие снобистские издательства по инерции были ориентированы на этот “внешний” Запад, мое издательство в том числе.
А сейчас со мной как с издателем происходит кардинальная перемена: я отказываюсь от снобизма, от того, чтобы ориентироваться на Запад тем образом, как я ориентировался до середины-конца 90-х годов. Я достаточно регулярно бываю на Франкфуртских книжных ярмарках, и в какой-то момент я стал понимать, что ситуация меняется. Она стала меняться, на мой взгляд, после кризиса 98-го года – очень важная дата, потому что Россия впала в некую адекватность после этого кризиса, но и западное отношение к России стало меняться в сторону большей адекватности, большего реализма.
Признание, которое исходит от западных издательств, приобрело другое качество: российский автор стал просто Автором – вне всякой связи с его политическими или иными пристрастиями. Это важная перемена. Под западными издательствами я имею в виду немецкие, французские и в небольшой степени американские, поскольку они впали в нарциссизм. Ресурс антикоммунизма как особой энергии творчества, энергии сопротивления, которая была важна для писателей и для интеллигенции, исчерпан. Антикоммунизм умер, как и коммунизм… Это братья-близнецы, которые умерли.
А каков новый ресурс энергии? Если из антикоммунизма я не могу ее черпать, то чему я сейчас могу сопротивляться как интеллектуал? Сейчас многие интеллектуалы находятся в чудовищной прострации и тоске, связанной с тем, что социальные и культурные пространства, образовавшиеся после революции 91-го года, – это как бы не то, чего ожидали от этой революции… Не ожидали тотального господства дикого капитализма и наслаждения капитализмом, которое наступило в обществе. Тем более не ожидали, что общество окажется настолько тривиальным и настолько похожим на все остальные общества, что оно погрузится в наслаждение массовой культурой. Огромные иллюзии, связанные с традицией русской исключительности, русской духовности, разрушаются. И это разрушение, умирание иллюзий тяжелейшим образом, мне кажется, переживается интеллигенцией. Возвращаясь к издательскому пространству, могу сказать, что сейчас для издательств существенный вопрос, который все по-разному решают, – как позиционировать себя и строить новую систему отношений с массовой культурой.
Есть две издательские и литературные стратегии. Первая – начать искать новый вариант башни из слоновой кости. То есть по-прежнему ориентироваться на классическое модернистское противостояние элитарной и массовой культуре. И вторая стратегия, которая прямо на наших глазах оказывается самой востребованной в России, – это то, что я для себя называю стратегией Уорхолла. Никак не противопоставляя себя внешним образом массовой культуре, активно с ней работать. Работать, естественно, как интеллектуал. То есть работать, пытаясь позиционировать свою критическую позицию – не внешне критическую, а аналитически критическую позицию.
Мне кажется, что сегодняшняя ситуация странным образом рифмуется с русской ситуацией 19-го века: примерно с 1866 по 1876 год – это десятилетие. Отмена крепостного права 61-го года, потом 63-й год, судебная и военная реформы. В России побеждает капитализм, но, как говорил Ленин, с “родимыми пятнами феодализма”. Почти то же самое происходит в 90-е годы у нас. Побеждает капитализм с огромными, чудовищными родимыми пятнами социализма-феодализма. Достаточно поехать в провинцию и посмотреть, как много там элементов этого социалистического феодализма осталось. Если говорить о результатах реформ прошлого века – результат просто фантастический: в это десятилетие в России рождается то, что и составляет основную реальность России для всего остального мира, а именно: рождается русский роман. В десятилетие с 1866 по 1875 год были написаны “Отцы и дети” Тургенева, “Обломов”, “Преступление и наказание”, да практически все романы Достоевского, “Война и мир”, “Анна Каренина”. То есть русский роман родился из этой ситуации. И говоря с западными коллегами, я вижу, что у них есть сильное ожидание, связанное с Россией.