Опубликовано в журнале Уральская новь, номер 16, 2003
Вдовин Алексей Валерьевич родился в 1968 в Ташкенте. Стихи публиковались в журнале «Урал», «Уральская новь», в альманахе «Вавилон». С 2001 года — литературный сотрудник редакции журнала «Урал». Живет в Екатеринбурге.
* * * Поэты существуют временами во времени, которое над нами (над ними). Тот невидимый полог предшествует, предчувствуя стихами, и обращает некролог в пролог, описывает, замкнутые днями, черты лица, знакомого местами, ещё не существующий итог, но в гуще лет, размеченной крестами, уже определён исходный срок. * * * актеру П. Шишину Когда мой добрый друг, фигляр презренный, эстампами мадонн в различных позах пытается вернуть меня к искусствам, я не смеюсь. Я, счастьем упоенный, тягучее вино в аптечных дозах смакую, вволю отдаваясь чувствам. Поэзия пустого разговора смягчает прозу в меру острой кухни. Последовав разумному совету, уйдём и мы. Возможно, очень скоро. Аптекарь болен, фонари потухли, ночь быстро вырождается к рассвету. * * * А мальчики-то вовсе не кровавы! Когда меняешь фокус или ракурс, Грядущее предчувствие расправы Легко убить, получше выбрав закусь. Гармония того, что несовместно, Давно была изучена отцами, А под столом уже заполнен тесно Седьмой сундук жестокими сердцами. * * * "Однажды битому неймётся", - Сказал мне друг по преферансу, Последователь Песталоцци, Сосед по вековому трансу. И я пошёл своей дорогой, Освистанный при всём народе, Хромой, небритый и убогий, Уверенный в своей свободе. * * * Винтик с гаечкой целуются И надеются на лучшее. Снег метёт, бело на улице, Может, что-то и получится. Как же им поможешь, бедненьким, Слепо верящим в прекрасное. Мы такие же волшебники, Мы такие же несчастные. * * * Пыль осела снегом, сединой, Это было рядом, не со мной. Мимо - чьих-то плачущих огней, Чередой чего-то ждущих дней. Мимо - ноль, зеро, пустышка, пас - Вот и получается рассказ, Лет, бессонниц опустевших бред, Пепел, прах последних сигарет. Боль, ещё чуть-чуть, не отпусти, Не прощай мне ничего, прости. * * * моя голова тонет в ночном потоке кофе вы слишком поздно бросили спасательный круг мой капитан * * * запахи аквариума предвещают шторм надо менять галс пока не опали паруса занавесок * * * слова не нужны мы не знаем этого но всё равно молчим * * * ласточка в тусклом небе голые деревья не верящие весне * * * чашка кофе утром не надо сахара всё напрасно * * * мальчик строит крепость из песка блаженное ощущение мокрой грязи налипшей на пальцы всё что остается от детства * * * Игорю Маскину Мой добрый друг, так вовремя ушедший, нашёл ли землю ты, куда зарыть талант? Открыл свой берег, видимый отсюда? Минувший год как год, нам с рук сошедший, определим, раскроем фолиант и взмолимся о наступленье чуда. Меня, ты знаешь, мучают верлибры. Я всё могу, но их преодолеть становится порою невозможно. И я опять молчу, играю в игры словесные, пытаюсь умереть поэтом, только снова вру безбожно. Стих отдает тройным одеколоном, тверда земля, не знавшая лопат, и взгляд, и голос ходят сторонами - всё вместе именуется законом, хотя всё вместе - это явный спад размера, ритма, нелюбимый нами. А мы - не всё равно, где обитаем, совместны или разъединены? Я здесь, в одном, ты - в параллельном мире, но каждый неизменно обитаем, и в каждом мы, по существу, равны длиной шагов в распроданной квартире. * * * Полчища нагих и жадных на ласку дев, нелепое солнце, соседка в красном платочке - бред одного дня, когда, не успев кончить, задыхаешься на предпоследней строчке, которая, как правило, достается почти что даром накануне невнятной и мягкой прозы, с которой лучше покончить одним ударом, молча и даже не меняя позы, и дальше уйти, разбирая мир подетально, повторяя и растворяясь в вечном обыденном, неутомимый делатель в поисках тайны с обещанием никому не рассказывать об увиденном. * * * Эту жизнь доживаем, эпиграф возьмём из Гандлевского С. Очарованный странник, ну, чем ты теперь очарован? Мокрый снег осыпается со штукатурки небес, А могло припечатать и чем-то взаправду тяжёлым. Что ж, приступим к ремонту, хоть скоро начнётся зима, С неизбежностью, свойственной этому времени года. В грязных ватниках жмутся друг к другу пустые дома, Как бродяги, забывшие жаркое слово "свобода". Интоксикация тридцать девять - градусники не врут пять дней в благодати мутного жара весна отсутствие витаминов холодный ветер - и тут романтика смятой постели молоко вдыхание пара сколько лиц сколько тем многословный доктор пожалейте это Чехов цитирующий Рериха налево и направо дверь закрывается тишина на "тасмовской" заигранной ленте - шипение хрипы - и надо ставить сначала преследует запах канифоли и хвои паяю проводку выращиваю ель на балконе я точен - помню соседа соседку - всё злое милую девочку друзей не терпящих сентиментальной вони весна молодость гормональный взрыв времени через край энергия в эти годы не знает соотношений с мыслями про ад попадаешь в рай где удаётся избегать правильных решений она не придёт - придёт головная боль тридцать девять если градусник не врёт - романтика жёсткой кровати по вечерам димедрол круглая дилемма холодный ноль пять дней интоксикации - возможно этого вполне хватит * * * Олегу Дозморову Мне скушно, бес, всё утопить - И дальше, без руля и правил, Когда бы нас никто не правил, Что мы могли бы сотворить? Москва стоит, как третий Рим, Столпом эпохи постмодерна, А мы всё так же откровенны, И всё свободою горим. * * * Скрывают многоликость тем слова, написанные слитно, когда в них пребывает скрытно ушедшее за рамки схем. Из глубины иных систем, где голос есть продукт распада, к нам возвращается отрада опять уверовать в Эдем. Нам смутный ход иных времён дороже мраморного ада, среди кровавых цирков чада, на фоне вспоротых колонн, где каждый третий обречён на вымирание и жажду, где лишь один и лишь однажды на камне выбьет ряд имён.