Опубликовано в журнале Уральская новь, номер 16, 2003
Тхоржевская Виталина Витальевна родилась в 1971 в Свердловске. Публиковалась в журналах «Несовременные записки», «Урал» и др., автор двух книг стихотворений: «Птичья память», «Старт» (Свердловск, 1991); «Путешествие в обратную сторону» (Самара, 1994). Участница «Антологии современной уральской поэзии» (Фонд «Галерея», Челябинск, 1996). Живет в Екатеринбурге.
Дерево (1997) Дерево - целой деревней себя внутри, вытянутой рукою - синь пожинать. Может быть, так безумье, огонь горит? Может, пора младенцев собой спасать? Маятником сердечным, в кругу ворон - памятником: на память заучен мир - и оттого не двинет уже перстом, чтоб отогнать заката докучный нимб. И оттого не дрогнет, стоит стеной, что человек - отверив, отвоевав, окаменев, запекшись в крови корой - втиснулся в этот узкий, пустой рукав. Тост (1997) Я поднимаю свой бокал я поднимаю свой фужер я поднимаю свой стакан за восхитительный прожект причудливость моих манер и смелость моего прыжка простятся мне простятся мне простятся мне наверняка о! мой прожект предельно прост позвольте мне позволить мне всего один бессменный тост за мир иной в моей стране за мир иной совсем иной чем тот гудящий за стеной собакой павлова клянусь что есть святого глобус класс вокруг оси своей верчусь над партой лихо искривясь мне уготован коридор качает мир свои права но есть иной где до сих пор собака павлова жива там белка стрелка лайка рай и в нём летатель комаров спешит на дружественный лай легко минуя цепь миров звезда звезде стучится в дверь с бутылкой красного вина обворожительных затей общага звёздная полна бери шинель бушлат шлафрок уже домой да-да домой уже спускается курок за мир иной за мир иной я прогуляла твой урок разбит бокал фужер стакан и засыпаю как сурок зверьком не пойманным к ногам неприручённая рука с плеча срывается летит и машет пальцами пока не до -свистит -простит -горит Экзерсис № 5 (1997) В собачий двор спуститься под рассвет Под сводами весны мы невесомы И говорят нас вовсе в мире нет Заброшены в капусту хромосомы Как стайки незадачливых планет Стоят весы для тяжких урожаев Скрипит качель младенческих забав Скривлённая судьба прости я уезжаю Всей памятью хвататься за рукав Пустой состав до леты провожая Где был фонтан теперь фонарь горит Читать стихи весенними дворами Кропать в дожде до каменной зари Спи милый друг пока в оконной раме Не жди когда затеплится внутри * * * (1997) Валидол как драхму конца выплюнет Харону в зрачки и прикинувшись как есть дурачком проиграет жизнь в поддавки но сперва он проиграет тебя а потом он проиграет войну лунную сонату и вальс будет ползать раком по дну стиксову искателем драхм числиться спасателем душ как чертополох этот пах будет процветать и в аду чёрт чертополох богомаз хулиган хулитель харон не давай чернильницам глаз поливать дождями перрон валидол столкнёшь под откос красным колесом языка старику за весь перевоз не монетку дашь тумака ломаный серебряник зла валидола мал золотник не свалить его с языка ибо это русский язык ибо он скатался во рту и горчит и пальцем не тронь Песней Песен петой в аду перед вызовом на вечный огонь Аввакум (1997) Что ж ты, куманёк Аввакум, в земляной погрязши избе, всё поешь ей славу, реку, этой блядовитой судьбе? Нет ещё сознанья того, чтоб определять бытие. Как там, под землей, житие? Как всегда, в ответ Ничего. …Как горчишной жизни зерно, потомлюсь, поплачу в земле, а потом взойду над страной Житием своим шелестеть. …Ну а ты читай меж страниц, а потом - читай между строк, а потом - читай между птиц. Всё, что ты прочтёшь, будет Бог. Экзерсис № 2 (1997) Зелёный лепет мошкары Зеленозоркие дозоры Смотри случайные дворы За ними хижины как горы Блестят развалами бревна Побиты мхом в руках и вицах Из неба лепится как птица В крыло открытого окна Слетались яблонь парики На лысый вечер Плыли пары Под звон сиреневой ситары Они шагали под венки И громкий лён колоколов И красная звезда молитвы И рук прозрачная ловитва Под одномерный часослов Тиктакающий на буфете Они заходят наугад В мерцающий зазвёздный РАД На наблюдательном Тотсвете Весенней песенки разлад И лета красная как мошка Куда спешила неотложка Да опоздала год назад Памяти Бориса Поплавского (1997) Как птицы райские с хвостами расписными, Терновники поют над головами. Любовники расходятся чужими. Молчание становится словами. Струится свет. Природа безучастна. Лишь тяжесть мироздания навылет - Не веря снам, не слушая несчастных, Летит, по пёрышку утрачивая крылья. Из фетра нимб, фиалки - из неона, На облачке застывшего цемента - Парижский ангел, как во время оно, Влетел в каморку вечного студента - И сел, повесив нимб на гвоздик шаткий, Свидетель безучастный и внештатный (Из латаной летейской киноленты), Черновики раскрыв, как документы. ………………………………………… Мы времени не видели проточней. Оно проточней тьмы, проточней бега. Мы, как водою, дышим этой ночью, Дымящейся от берега до брега. Там, за спиной, Останкино мерцает, И ресторан вращается хрустальный. Он - тоже нимб и тоже - отзвук рая: Как Эйфель, он далёк и безначален. Там женщины прекрасные смеются. Там пьют вино. Там жизнь течёт бесцельно. На этой палубе - бескрайней, корабельной - Они плывут и больше не проснутся: Студенты, инфернальные девицы, Бездельники, мечтатели бродяги… Но тише, тише! Ангел стал молиться: Он шлёт сигналы, он меняет флаги… Над миром - над Титаником огромным - Плывет ковчег последнего завета. Им правит Ангел гибели и света, Как бог неправых, слабых и бездомных - Он им поёт о воле и покое, О небывалом зазеркальном рае - Как будто Эйфеля волшебною иглою Старинный фотоснимок выжигает… Призрак (1997) Любви, надежды, тихой славы Маячит призрак у стены Напротив. Что тебе, лукавый? Мы не для счастья рождены. На глобусе - паучья сеть. Вновь по тропинкам вьёшься мухой, Пока не свалится корсет Земного зрения и слуха. А ты, стоящий у стены, Как тень адамовой вины, Аминь, аминь, рассыпься манной! Ты слишком явно с нами схож И слишком просто достаёшь Нож из жилетного кармана. Прелюдия (1998) Чужие города - года - круги Быть одиноким в них легко-легко Идти по лестницам где вымерли шаги Брести по улицам где пыль стоит столбом В толпу вмешаться инородным сном Никто не замечает ты и рад Твои глаза багаж с двояким дном Многоэтажный отразят мираж Легко-легко среди чужих людей Идти в штормовке и без рюкзака На фоне общежительных страстей Печаль твоя светла рука легка Ты можешь выйти к церкви заглянуть В раскрашенный глазок на небеса Ты можешь умереть или уснуть Обманывая жизнь на полчаса Ты улыбнёшься в солнечную пыль Как радостно шагать ни с кем не в ногу И поглядишь на солнце как на шпиль Земного здания наполненного Богом Здесь тайную беспечность затая И явную являя безучастность Ещё блуждает молодость твоя Её печаль похожая на счастье Так поджидай уже который сон Её на этом обобщенном месте Риск разочарованья невесом Но тяжела сомнения совместность Смерть путается в собственной косе И миром движет встречная беспечность Спешите прошепчи спешите все А я и так спешу спешить навстречу Прапамять (1997) Она бросалась вслед за каждым, кто уходил на фронт, становилась тенью его, единственной дочкой, тайной связною ничейной крови: за всяким - гремящим кирзой, осенённым пилоткой, за всяким - кто стал никому на земле не нужен, чья жизнь трепетала флажком по военным сводкам: меняли её, как погоду, от завтрака к ужину. Тень ли она героя? Душа ли страха? Или ночная смерть в темноте за дверью? Злится в крови зегзицей, залётной плахой лжёт (я ей верю - и = я никому не верю). Кто говорил, что Прапамять - старуха-пряха? (Прялка ей - позвоночник, а пряжа - рёбра.) Слышь, как зудит-звенит от любви и страха и возвращает вспять тот же самый Образ: словно она бежит - как пощады просит, словно пощады нет - и земля вскипает мёртвыми - плодоносит, но мёртвых косит та же коса: уснуть, Никого спасая… Только - дитя она, и бежит навстречу, только - боса она, и бежит по снегу - вслед - уходящим в Свет за обрывом речи рваным шинелям, впадая в тебя с разбегу. Фонтаны (1997) Семицветная пыль изогнулась дугой, Искривлённой рапирой скрестилась с другой, Бронзовели по кругу литые кувшины, В металлических гроздях ржавело вино, Вырывалась вода - словно крик или хрип Из готических пастей магических рыб, Распускался цветок в золотой сердцевине, Рассыпаясь на тысячи радужных нот. Возвышалось, на солнце сверкая, как блеф, Золотое соцветье пятнадцати дев: Эта - с колосом, та - с виноградной лозой Возвещали, что близится век золотой, Там - железные птицы пытались взлететь - Всё взрывалось, спешило запеть и сгореть, Расплескать своё счастье и стать бирюзой, Опровергнуть судьбу восходящей слезой. Введение в необитаемое время (1997) А. Михайлову Ты прожил жизнь - как поле пересёк, А там, глядишь, лесок, в леске - малинник спелый, Речонка - за леском, на бережке - песок… На эту благодать уставясь ошалело, Опять тебе шагать и щуриться на свет: Земную жизнь пройдя, как пламень через кремень, В один прекрасный день понять, что смерти нет, А есть необитаемое время. Камень (1997) Чинной сельской улочкой иду К озеру под сводом тополиным, Рыжий камень у воды краду, Чтоб таскать в кармане по чужбинам, Вглядываться в рыжие зрачки С безнадёжно-чёрной сердцевиной И опять, сжимая кулачки, Отменять явление с повинной. Может, ты однажды во хмелю С мелочью иссякнешь из кармана… Бог с тобой! Я помнить не люблю. Значит, и разыскивать не стану. Лов (1998) Мир ловил меня, но не поймал. Г.Сковорода Ни нож не берет стервеца, ни дрожь - Не ведают, кто кого бьёт. Убьёшь? - говорит.- Ну давай, убьёшь,- Я в мир не растил сирот, Но жил легковесней, чем "нет" и "да", Казалось со стороны: С летящего гуся течёт вода На стогны родной страны. Там в полночь из стога торчит игла, Там девки речист подол, Там сладкая, дородовая мгла Во сне обнимает кол - И тень у плетня, и погожий день, А сверху, сквозь облака, Бессменный глаз, отрицая тень, Распахнут до сквозняка. На солнце взгляни в самый полдень дня - Я был на последнем дне: Оно - словно белая полынья, И запах полыни в ней. Я сладость ночи на горечь дня Меняю наверняка - Пусть облик мой, потеряв меня, Пьет вечность средь ивняка. Вода плеснёт мировую: - Ложь! (Не ведаем, кто кого пьёт.) Тебя ж оправдали, ядрёна вошь! Ведь небо - не эшафот И белый полдень - не твой палач, А солнце - не пистолет, Который целит в беззубый плач, А значит, и смысла нет Скрываться в собственной голове, Как в шаре для пустоты. Здесь небо ходит босым в листве И нет меж вами черты. Молчи, вода! Ты - томишь, двоишь, Всему потакаешь в лад. Сама не убьёшь, так на дне сгноишь Любой несказанный клад. Черты стирая до пустоты, Без воли себя солгать, Мне брешь безвременной красоты От мира не оторвать… Я вижу облик свой свысока, Я слышу всеобщий зов, И нечто властное, как рука, Протянуто из низов - Я вижу, слышу - но слеп и глух, Безрук - повернуться вспять. И легче верблюда втолкнуть в иглу, Чем миру меня поймать. Молчание (1999) Когда ты пройдёшь отчаянье, И страха, и гнева дрожь, Услышишь мое молчание И следом за мной пойдёшь - По тропкам орлов и ястребов, Куда не устанет течь Из ярких цветочных раструбов Печали прямая речь. Всё в небе - кресты. Как крестнику, Тебе завещаю Тишь - Подхватывай, словно песенку, Насвистывай, как молчишь: "Мы - только переиздания Текущего сквозь года Цветения - щебетания - Молчания навсегда".