Опубликовано в журнале Уральская новь, номер 16, 2003
Киселева Вера Николаевна родилась в 1940 в селе Давыдовка Курганской области. Закончила Литературный институт им. А. М. Горького. Публиковалась в журналах «Новый мир», «Урал», «Уральская новь» и др. Автор четырех книг стихотворений. Последняя книга — «Полотно» (Фонд «Галерея», Челябинск, 2002). Живет в Челябинске.
* * * (2000) Меня накрыла осень полотном. И эти складки плотной пустоты Вначале обозначат, а потом Сотрут мои мгновенные черты. * * * (2000) В саду метель шипит во тьме, Грань меж землей и небом руша, И не по пояс, а по душу Заносит нас. И слышно мне, Как с високосной высоты, Перекрывая вой метели, Уже почти что долетели Ко мне клавиры немоты. В них несгибаемая мощь И тишина такого ада, Что над землей не ночь, а нощь, И нам уже нельзя помочь Внутри заснеженного сада. * * * (2000) Я так научилась молчать, Что молча умею кричать. Ты скоро, родной, поутру Обнимешь мою пустоту. * * * (2001) Снега почти что накрахмаленные В Рождественские холода, Покуда небо неприкаянно Плывёт неведомо куда. На речке гулко стонет лёд. И к югу улетели музы. На плечи вьюга шаль кладёт, Крест-накрест стягивая узел. * * * (2001) Никогда - неповторимо, Потому что - никогда. Ты - вода, и я - вода. Мы плывем друг друга мимо. * * * (1998) Над чёрным бором предвесенним Взойдёт багровая луна, И сосен матовые тени Осеребрит голубизна. Тогда над утомленным миром В застывшей хрупкой тишине Звучит классическая лира, И высоко, и больно мне. И тянется душа на пальчиках К исповедальной глубине, И звёзд серебряные мальчики Играют на одной струне. * * * Играют на одной струне Седые ангелы. И мне Не больно, милый, а привольно Гореть на собственном огне. Топрак (1998) Чуждое, тюркское слово - топрак - Вдруг возникает знакомо для слуха, Эхом доносится русское - прах. И иссушённая солнцем старуха Вечности пересыпает песок, В мареве брезжит табун многоногий, Пыль оседает на вялый висок, Взгляд то спокойный, то жуткий, то строгий. Плен и чуму насылает Восток, Мудрость веков и отраду забвенья, И охраняет старухин зрачок Смерти фигуры и позы рожденья. Старая будет доить кобылиц, Полог небесный натянут над юртой, Рядом праправнук - глазаст, смуглолиц, Он наклоняется к ящерке юркой. Кружит над степью орёл высоко, Всё замирает - и время, и звуки, Вымя сжимают стемневшие руки, Белое льётся в сосуд молоко... * * * Белое льётся в сосуд молоко - Это представить довольно легко. Но почему оно льётся и льётся Вверх - в небеса, где и так высоко? * * * (2001) И душу, и зренье промыла гроза. В цветке на газоне искрится слеза. Серьеёный ребенок по луже идёт. Огромный над ним и под ним небосвод. Торчат через мятую майку лопатки, Но это не будущих крыльев зачатки, А место, где эти кривые крыла Могли появиться, да жизнь не дала... Глядят удивлённо деревья и зданья. Как маленький мальчик внутри мирозданья Нелепое, в общем-то, сделал движенье, На грудь наступив своему отраженью... * * * (2001) Наступив своему отраженью на грудь, Я по луже весенней продолжила путь. У меня за спиной без мучения Захлебнулось мое отражение. * * * (2000) Там, за спиной, в мутной воде каменный град. Это Челяба загримирована под Петроград. Отражены в мутной воде стынущих рек Улица, ночь, сто фонарей, двести аптек. Ветром осенним, что ли, сюда нас занесло? Я не припомню, что за эпоха, что за число. Здесь над ребёнком песню поёт странная мать. Песня знакома, только слова - не разобрать. Ночь виртуальна, и нереален солнечный свет. Души умерших образовали свой Internet: Бродят, дурёхи, по проводам вечного сна, Будто дорога очень знакома им и ясна. На пустырях песню поёт шорох песка. Пуля летит, как астронавт, в космос виска, И освещает тёмную ночь яркая боль... Голая степь, голый дворец, голый король. * * * (2000) Голая степь, голый дворец, голый король, Голая тьма, голый февраль, голая соль - Кто нас учил из-под руки долго смотреть, Как к нам ползёт целую жизнь голая смерть? * * * (1998) За каждым шагом тонкий звон листвы, А за оврагом - тишина и воля. И веет тихой добротою поле И дымом от картофельной ботвы. Слились в душе отрада и тоска, И между ними грань неразличима. В дни поздней осени почти необъяснимо Мне родина особенно близка И далека. И сходит всё на нет, И жизнь моя не тает, а стремится не в высоту, где происходит птица, а в темноту, где неизбежен свет. * * * (2001) Печаль расчёсывает волосы Над озером в шестом часу. И шепелявит детским голосом Лиловая листва в лесу. * * * (2001) Я возвращаюсь. У крыльца меня Встречают две сосны, мы их когда-то Из бора принесли и посадили Здесь, у крылечка самого, - для мамы И для себя, конечно. Хорошо Сидеть в вечерний час и вдаль глядеть, Вдыхая запах разогретой хвои... * * * (2000) На осколки прошлых лет Наступлю босой ногою. Мама-мама, Бог с тобою, Коль меня с тобою нет. * * * (2001) И сжимается тоска Возле правого виска. Я на палец накрутила Три седые волоска. * * * (2000) Я любила как хотела. Я гуляла в платье белом. Я жила в своей стране. Между прочим, между делом Вспоминайте обо мне. * * * (1999) Я стою с милым внуком, и осень стоит на Земле. За окошками нашего дома и дождик, и слякоть. Внук рисует весёлые рожицы на запотевшем стекле. Чем они веселее, тем больше мне хочется плакать... * * * (2001) Скоро кончится оно, Этой жизни полотно: Пряжа, нитки, узелки, Снег курчавый, точно Пушкин, Натали с фальшивой мушкой, И стихи, стихи, стихи...