Стихи.
АРКАДИЙ КУТИЛОВ
Опубликовано в журнале Уральская новь, номер 4, 2000
АРКАДИЙ КУТИЛОВ
Летом 1985 года в одном из скверов города Омска был обнаружен труп бродяги. Смерть наступила в результате невыясненных обстоятельств. Так нашли поэта Аркадия Кутилова.
Кутилов родился 30 мая 1940 года в Иркутской области, в таежной деревне Рысьи. Событийная канва его жизни извилиста, сложна, противоречива, порой, маловменяема, но, в любом случае, заслуживает долгого, пристального и заинтересованного разговора, который по понятным причинам невозможен в данном формате. А эта публикация – просто дань первоклассному поэту, имя которого обязано быть вписано и в читательскую память, и в историю русской поэзии.
ОНИ БЕСКРЫЛЫ
Боготворю их, солнечных и милых,
люблю сиянье знойное зрачков…
Они бескрылы, но имеют силы
нас окрылять, бескрылых мужиков!
Границы платьев берегут их прочно…
Я, нарушитель ситцевых границ, –
они бескрылы – видел это точно!
А, впрочем, кто их знает, этих птиц…
* * *
Я гляжу на тебя, любя,
твои локоны тереблю…
Я люблю в тебе не тебя,
я другое в тебе люблю.
Ты – успехов моих музей,
ты – в меня из меня окно.
Для тебя я бросал друзей,
и родных разлюбил давно.
Свою меру добра и зла
ты сплела из моих систем.
Даже почерк ты мой взяла –
с завитушкой на букве “эм”.
Ты – тропинка в моих снегах,
ты – письмо из Москвы в Сибирь,
ты в долгах – голубых шелках,
ты – в силках у меня снегирь.
Ты должна мне, мой мил-дружок,
я держу тебя сотней рук.
Вдруг уйдешь – и пропал должок!
Я встряхнусь, как пустой мешок,
и пристроюсь на пыльный крюк…
* * *
Я вам пишу звездой падучей,
крылом лебяжьим по весне…
Я вам пишу про дикий случай
явленья вашего во мне.
Пишу о том, как пел несмело:
взойди, взойди, моя заря!..
Я ради вас талант подделал,
как орден скифского царя…
Как я дружу с нейтронным веком,
как ярким словом дорожу…
И как не стал я человеком,
я вам пишу…
* * *
Слезы вечно летят за глазами,
как за солнцем летят небеса…
Зазевайся, любуясь на пламя,
слезы тут же вонзятся в глаза!
* * *
Тюрьма на улице Искусства
сбивает мысли на лету.
Колючей проволоки сгусток
застрял у времени во рту.
* * *
…Петух красиво лег на плаху,
допев свое “кукареку”…
И каплю крови на рубаху
брезгливо бросил мужику.
* * *
Цвела гвоздика, рыжая сначала…
Потом зарделась яростней вина…
Растение о помощи кричало,
а мы не понимали ни хрена.
* * *
Эх, Аркаша, нам ли горевать.
в двух шагах от ядерного взрыва!..
Знай работу, “телек” и кровать,
да в субботу – пять бутылок пива.
Соблюдай умеренность в любви,
не умей свистать разбойным свистом
И во сне удачу не зови,
и не пей с лихим авантюристом.
Не теряй ни сон, ни аппетит,
пусть душа от горестей не хмурится…
И к тебе, конечно, прилетит
птица счастья – бройлерная курица.
* * *
Скелет звезды? Паучьи ножки?
Корона древнего вождя?..
Да нет, я пальцем на окошке
рисую атомы дождя.
Я знаю все! Ничуть не меньше.
Я свой в космических краях.
На Марсе – явно нету женщин.
А наше Солнце – в лишаях.
Рисую знаки Зодиака…
(И вдруг подумаю о том,
куда
бежит
вон та
собака –
с таким торжественным хвостом?!).
* * *
Если бабы недружно запели,
значит, труп повезут со двора…
Если морда опухла с похмелья,
значит, весело было вчера…
Если мысль выше крыш не взлетает,
значит, кончился в сердце огонь…
Если снег на ладони не тает,
значит, мертвая это ладонь…
Если умер, но ходишь, как прежде,
если сдался, врагов возлюбя, –
значит, слава последней надежде,
что воскреснуть заставит тебя!
* * *
Жизнь моя, поэзия, подруга…
Я в стихах тонул, горел и мерз…
Очи мне не выклевала вьюга,
хоть прошел под вьюгой много верст.
Скажут: поза? Да, возможно, поза…
Жизнь – она из поз и прочих крох.
Пусть сгниет раздавленная роза,
а в гнилье взойдет чертополох!
Я не жду бессмертья ни минутки,
мне дороже – пальцы на струне,
чтоб рядком сидели проститутки,
весело болтая обо мне.
* * *
Хвалю запев в любом рассказе,
и сам начну издалека:
…Стоят казармы на Парнасе,
снежком присыпаны слегка.
Здесь начеку зимой и летом
поручик Лермонтов и Фет…
И сам Шекспир здесь спит одетым
уже четыре сотни лет.
Лишь иногда тумана стенка
качнется в мареве луны, –
и на свиданье Евтушенко
крадется мимо старшины…
Лишь иногда майорской дочке
ударят в сердце соловьи, –
и Вознесенский прячет очи,
еще хмельные от любви…
Бессмертье скучное изведав,
томятся пленники времен.
И за казармой Грибоедов
из пистолета бьет ворон…
Вот так великие зимуют,
и дозимуют, наконец, –
когда к Парнасу напрямую
прискачет пламенный гонец.
И Блок ружьем ссутулит спину,
и Маяковский – с палашом…
Парнас пустеет, а в долину
стремятся вороны гужом…
Война сегодня быстротечна,
война бездумна и беспечна,
война всеядна, как война, –
ей даже музыка нужна…
Но под полотнищами света,
под вой военныя трубы –
конец войне, и над планетой
взошли салютные столбы.
И сквознячком в народной массе
летает дым – победный чад…
Гудит толпа… А на Парнасе
казармы холодно молчат.
Совсем озябшая березка,
над ней – холодная звезда…
Но – чуткий звук… А может, просто
звенит святая пустота…
Но вздрогнет заяц на опушке,
но веткой белочка качнет,
но скрипнет дверь, и выйдет Пушкин,
и кружкой снегу зачерпнет.
ЛЮБОВЬ И ДОЛГ
Звучи, мой стих, во храме и в овине!
Про верность долгу слушайте рассказ.
Он токарь был, она была графиня,
и вот судьба свела их глаз на глаз…
Шальная ночь гудела соловьями,
и месяц млел от призрачной тоски.
“Мне хорошо, – она сказала, – с вами!”
Он промолчал, лишь стиснул кулаки.
Она цвела заманчиво-жестоко,
ее желал и мертвый, и живой.
Но он был токарь, первоклассный токарь,
и секретарь ячейки цеховой!
Вуаль графиня скинула не глядя,
но он угрюм, как танковый завод.
Графиня рвет с себя тугое платье,
но он угрюм… Графиня дальше рвет.
Графиня бьется, стонет, свирепеет
в почти предсмертной чувственной тоске.
Он членский взнос (четырнадцать копеек)
в кармане сжал до хруста в кулаке.
Графинин вид чертей ввергает в трепет!
Бог очумел от шелковой возни!..
Сам Луначарский, вдруг явившись в небе,
ему вскричал: “Возьми ее, возьми!”
Но он ее окинул гордым глазом,
и – “Нет! – сказал. – Хоть жгите на огне!”
Она лежала в стадии экстаза,
а он стоял немного в стороне.
Не сдался он, так чист и неповинен!
Бушуй, наш враг, от ярости бушуй!
Он токарь был,
она была графиня…
Он – просто токарь,
а она – буржуй!
ГЕРОЙ
Своей родне обиду я пою:
я был в огне, во вшах, крови и поте,
я танки опрокидывал в бою
а вы мне на похмелку не даете!
Не цените раненьев и наград
и цену вы не знаете герою…
Я вам сейчас устрою Сталинград!
И Курскую дугу я вам устрою!
Пусть вьется ваша дрянь и ваша пыль,
и брань моя гремит свинцовым градом!
А ну, противотанковый костыль,
шарахни хоть разок по этим гадам!
И вспыхнет под злодеями земля,
пощады эти “викинги” запросят…
Пусть вынесут мне ровно три рубля,
но чтобы на брильянтовом подносе!
…Стою один в пороховом дыму…
Ну вынеси мне тройку, Акулина!..
Ну вынеси, и я ее приму,
как раньше – ключ от города Берлина.
* * *
Эта пьеса шла под гром винтовочный,
ухала мортира за горой,
падала под пулями Дюймовочка,
весь дырявый, падал главгерой…
Но вставал и шел шагами быстрыми!
Весь дырявый, песню запевал…
Драматург! не надо много выстрелов.
Лучше – бац! – и сразу наповал.
Нам не надо мокрого и страшного,
нам наскучил пистолетный лай…
Ты слезу у зрителей выпрашивал?
Мы заплачем. Только не стреляй.
* * *
Горжусь своим культурным бытом,
я – современный негодяй.
Двадцатым веком я воспитан,
не словом “на”, а словом “дай”.
Я – покоренный. Непокорен!
Я не гожусь на колбасу!
По жизни, вымощенной горем,
с большим достоинством ползу!
* * *
Меня убили. Мозг втоптали в грязь.
И вот я стал обыкновенный “жмурик”.
Моя душа, паскудно матерясь,
сидит на мне. Сидит и, падла, курит!..
ВЫ СЛЫШАЛИ, КАК ПАДАЮТ…
Я знаю: было здорово!
Я знаю, кто здесь жил…
Старик в кепчонке порванной
здесь что-то сторожил.
Теперь забита досками
(уехали, ту-ту!)
почти что паустовская
избушечка в саду.
Старик – тот самый, в кепочке –
уже не в шалаше.
И яблоки за веточки
не держатся уже.
Одно, второе… пятое –
тук-тук – в пучине тьмы…
Вы слышали, как падают
не яблоки, а мы?
Вот славный сын Адама
с манерами Христа –
напился, плюнул в зама –
и грохнулся с поста.
Он грохнулся, а я пока
скандалами цвету…
И все ж не громче яблока
когда-то упаду.
Естественно, небрежно:
тук-тук – и тишина…
Прошу! Возьмите! Съешьте…
И сплюньте семена.
ПАСЫНОК
Когда-нибудь вечером синим,
без дум, без любви и мечты,
я вдруг попрощаюсь с Россией,
и стану с Россией на “ты”…
Зачем ты меня не любила,
терпела, стыдливо кривясь?..
В припадках беззлобного пыла
с тобой я налаживал связь…
Покорный твоим обещаньям,
признания ждал много лет…
Возьми же теперь на прощанье
моей головы амулет!
Прощай и забудь кривотолки.
Ведь люди чего не наврут!
…Курки моей верной двустволки
чачакнут и станут во фрунт!
К исходу лирической ночи,
как раз на коровьем реву,
бровями взмахнут мои очи
и шумно взлетят в синеву.