Стихи
Опубликовано в журнале Урал, номер 7, 2017
Валентина Костарева — родилась в Калининграде, окончила
факультет телерадиожурналистики Гуманитарного
университета (Екатеринбург) и филологический факультет Уральского федерального
университета. Публиковалась в журнале «Урал». Работает в библиотеке
Объединенного музея писателей Урала. Живет в Екатеринбурге.
***
И веки болят белизной занавески алтынной,
только душа засыпать почему-то не хочет,
а тщится в слова уместиться (то чаю с малиной!),
подышишь на форточку… Прочерк.
Когда бы легко к первородной прислушаться строчке,
нарочно ее не придумать, какая досада,
за окнами так намело, что стынут сорочки,
сквозь щели балкона снежок — и светлее не надо.
Мерцает во тьме одинокая сигаретка,
и все же, и все же ты не унываешь, бормочешь,
в стекло упирается взгляд, в нем тополя тонкая ветка,
и слышишь впервые за долгие светлые ночи.
***
Оказалось, жизнь — беда,
обманула, наболела,
подошла вплотную да
горьким словом с губ слетела.
Вертопрах мой, вертопрах,
и к чему себя неволишь?
Может, право, дело швах,
седина и бес в ребро лишь.
Может, в омут с головой,
может, с тайною печалью?
Даром, кажется, живой,
не оплаканный вначале.
Вот и скатертью дорожка
пролегла белым-бела,
лишь у левого крыла
отчий край болит немножко.
***
Словом вырасти, словом спасти
и в себе воспитать птицелова,
соловьиную ношу нести —
слово…
Где от праздников тесный январь
не вмещает крещенскую стужу,
это просто досужий словарь
или песня, запавшая в душу,
на морозе птенец и певец
неизбывного лета…
Это просто душа, наконец,
от нее и не спишь до рассвета.
Только в том неизбежно права,
что другого ей вовсе не надо,
понимающей тайну разлада,
только эти простые слова.
***
На улочке старой, в квартире печальной,
в натопленной комнате жарко зимой.
Подруги мои, вы рядом со мной,
два ангела темноволосых, босых.
И нас не смутить беднотою повальной,
тоской холодильников, вечно пустых…
Не будем о них…
***
Снег летит на окошко,
белый-белый как снег.
Наша рыжая кошка
ищет лапкой ночлег.
Распустила усы
(ночь распустила волосы)
если скажешь ей «кыс»,
вздрогнет от голоса.
Драгоценные камушки глаз
прячет за розовым носиком —
желтый глаз и зеленый глаз.
Разноцветная кошка у нас.
***
Вереск стоял на окне в прозрачном стакане…
Ты закурил — и пальцы пахли костром.
Сердце зашлось. Круг от лампы настольной
молча светил нам в лицо. Было без четверти шесть.
И случайная книга открылась на двадцать четвертой странице.
Так странно было нашествие ночи, как плыть по реке,
к тишине припадая… К темной воде припадая, глаз не смыкая,
думая думу свою на печальной реке…
***
Пусть это ложь. Да так уж нам с тобой,
счастливо избежавшим осужденья,
познавшим пропасть головокруженья,
назначено идти одной тропой.
Куда она, шальная, заведет,
никто из нас не думает, ей-богу,
все кажется — к блаженному итогу,
а трезво глянешь — все наоборот.
Но эти соловьиные просторы,
черемуха и жимолость кругом,
вино сухое и ночные споры…
***
И не понятно, чем все обернется,
тот разговор полночный в тишине…
И ноет сердце — там, где тонко, — рвется.
Но ниточка, протянутая вне
пространства собственного, прозвенит тревогой,
от этого ни скрыться, ни спастись
над сонным городом, над аркой невысокой…
И ты сказал: «Я здесь. Теперь с печалями простись».
И месяц наш. И мягкий свет на ветках,
осенних листьев торжество вокруг.
И только б вдруг не разомкнулся круг
блаженных встреч и расставаний редких.
***
А с утра подышать на мороз
там, где снег поднимается в рост,
и лежит на прохожей рябине
этот белый, похожий на синий,
красной ягодкой горькой гореть,
свиристеля хохлатого слушать…
А ему и рябины покушать
то же, что от любви одуреть.
***
…и нежность земная, как тяжесть земная.
Нам светят досель незнакомые звезды,
но ревность, мой друг, это чаша больная,
я пью подношенье твое и украдкой
гляжу на бокал с ледяной рукояткой…