Детективный роман (окончание)
Опубликовано в журнале Урал, номер 6, 2017
Окончание. Начало
см. в № 5, 2017 г.
***
На душе у него было тяжело и неспокойно. Волков сам себе удивился: почему внезапная смерть старухи Квашниной производит на него более гнетущее впечатление, чем смерть ее молодой внучки. С точки зрения здравого смысла должно быть наоборот. Ну сколько бы еще бабка протянула? Год, пять лет? А у Беллы вся жизнь была впереди.
Но он тут же нашел объяснение. Во-первых, с Верой Ивановной он лично общался и тогда еще почувствовал к ней симпатию, которую весьма редко вызывают посторонние пожилые люди с их вечным нытьем, жалобами, косностью и узостью мышления. А во-вторых, он уже успел понять, что представляла из себя Белла Квашнина. Да, она могла бы дожить до глубокой старости, но каким было бы качество ее жизни? У нее и в двадцать три года ничего светлого и красочного не было. Личной жизни — ноль, друзей — ноль, интересов и увлечений — ноль… В одном только месте она себя и чувствовала нужной и важной. Но даже там она не вела себя спокойно и умиротворенно, как следовало бы. Напротив, агрессия из нее так и выпирала. Агрессия, имеющая под собой религиозное основание, — страшнейшая вещь…
Повторный визит в церковь Усекновения Главы Иоанна Предтечи молодой человек отменять не стал. Одно дело с прихожанами и с церковными старушками общаться, и совсем другое дело — с настоятелем храма. Невозможно, чтобы священнослужитель не знал «сестру Варвару», слишком уж заметной фигурой она была.
Однако ожидания Волкова не оправдались. Отец Александр, высокий, статный, черноволосый мужчина, которого вполне можно было принять за крутого байкера или за эстрадного артиста, не будь на нем фелони с епитрахилью, принял Сергея в небольшой каморке, приспособленной для отдыха служителей церкви. Настроен он был вполне дружелюбно, охотно шел на диалог, однако не смог предоставить никаких сведений, проливающих свет на прошлое Беллы Квашниной. Известие о смерти девушки воспринял вполне спокойно, без восклицаний и сокрушенных жестов, хотя заметно было, что он всерьез опечален.
— Когда я возглавил сей приход, Варвара уже была постоянной прихожанкой. Мой предшественник ее немного знал, он мне и рассказал, что настоящее имя этой девушки не Варвара, а Белла, что она сирота, воспитывается бабушкой, учится в каком-то институте. Он ее исповедовал пару раз. До того, как она обрела духовного отца.
— А вы ее исповедовали?
— Я — нет. Я ни разу не видел Варвару на исповеди и на причастии. Вернее, видеть видел, но не в качестве исповедующейся и причащающейся. Как и обычно, она просто следила за порядком при совершении таинств.
— На нее кто-то возлагал эти обязанности? Может, она за свою работу получала вознаграждение?..
— Да Господь с вами, какое вознаграждение!.. Исключительно по велению сердца. У нее была душевная потребность помогать прихожанам, поправлять их ошибки.
— А она хорошо разбиралась в церковных делах?
Простой вопрос поставил отца Александра в затруднение. Он поджал губы, слегка нахмурил лоб. Шумно вздохнул.
— Видите ли, Сергей Васильевич, здесь дело не в знании. Обрядовую сторону богослужений могут хорошо знать только выпускники духовных семинарий. Варвара в семинарии не училась. А что касается правил для прихожан, то они не являются частью христианской догматики. Скажем, нет никакого установленного способа приложения к святым иконам. Никем не регламентировано, какие поклоны надлежит совершать во время богослужения, поясные или земные. Вообще, церковные правила писаны не для прихожан, а для священнослужителей… Вот вы в армии служили?
— Да.
— Значит, вам известно, что гражданский человек становится настоящим военным только после принятия присяги, хотя срок службы у рядового-срочника начинается чуть раньше. Так вот: пока молодой солдат не принял воинскую присягу, его нельзя судить по тем уголовным статьям, которые описывают воинские преступления.
— Верно, так и есть.
— Вот и в церкви аналогично. С иерея спрос куда больший, нежели с мирянина. Просто потому, что мирянин и не обязан знать правила…
— Странно. Вернее, не странно, я с вами согласен, но тогда объясните: какую же функцию выполняла Белла?
— Она радела за ближних. Тем самым показывала свое неравнодушие. Знаете, есть мнение, будто в монастырях живут одни только эгоисты, озабоченные лишь своим личным духовным спасением. А это не так. Взаимоподдержка, взаимовыручка, забота о ближнем своем в монашеской среде развиты куда сильнее, чем в миру. Не зря же иноки друг друга именуют словом «брат». Можно ли к брату своему относиться равнодушно? Можно ли не поправлять его ошибок? Даже если ошибки как таковой и нет. Заметьте, ведь любая мать считает себя вправе делать своему чаду замечания. При этом она далеко не всегда может быть правой, верно?
— Конечно. Иногда родители своими наставлениями только мешают.
— Но не давать советов и не делать замечаний они не могут! Не вмешиваются в жизнь своих близких только равнодушные люди, которых не волнуют чужие судьбы… О таких людях очень точно говорит Христос: «О, если б ты был горяч или холоден! Но ты тепл, и потому я исторгну тебя из уст своих»…
— Кажется, я вас понял, отец Александр. Вы ценили в Белле не ту сомнительную помощь, которую она оказывала прихожанам, а сам факт этой помощи. Типа будь она равнодушным и бездуховным человеком, то не взвалила бы на себя контролерские функции. Так?
— Можно сказать и так, — нахмурился настоятель. — Я чувствую, вы внутренне порицаете эту девушку? Напрасно. В ней была Вера. Нельзя жить без Веры.
— О, я бы с удовольствием поговорил с вами на эту тему, отец Александр, и разговор наш продлился бы до второго пришествия, которого христиане всего мира ждут с тридцать третьего года от Рождества… Но у меня сейчас другой интерес. Эта девушка убита, и мы ищем преступника. Я полагаю, что смерть ее связана с какими-то личными обстоятельствами, о которых можете знать вы…
— Я ничего не знаю. У меня с Варварой не было откровенных бесед.
— И что, за все время ни одной исповеди? — с сомнением спросил Сергей.
— Я уже ответил. Не приходила она ко мне на исповедь. А если бы и приходила, я бы ничего вам рассказывать не стал. В уголовно-процессуальном кодексе ясно сказано, что священнослужитель не может быть принужден к разглашению тайны исповеди…
— Да знаю, знаю, — с легким раздражением откликнулся Волков. Его подмывало напомнить отцу Александру, что на протяжении последних трех столетий служители церкви сплошь и рядом нарушали тайну исповеди, активно сотрудничая с органами государственной власти, будь то власть царей или власть Компартии. Но начинать новый виток дискуссии он не хотел.
— Мне бы не хотелось, чтобы вы уходили от меня с недовольством в душе, Сергей Васильевич, — промолвил настоятель, когда Волков уже поднялся со стула. — Да и грех убийства должен быть наказан не только на небесах, но и на земле. Если вы хотите разузнать побольше о сестре Варваре, то могу вам назвать человека, с которым она уж точно была откровенной.
— Кто он?
— Ее духовник. Старец Петр. Из Свято-Натальиного монастыря.
— Где этот монастырь находится?
— В Пермском крае. От города надобно ехать по Московскому тракту, потом резко свернуть на север.
— Вам сама Белла рассказывала про отца Петра?
— Да. Я как-то предложил ей прийти на исповедь, она мне и ответила, что у нее есть духовный отец, которого она регулярно посещает. Я не знаком лично со старцем Петром, но много о нем слышал, еще в семинарии. Достойный человек. И путь к Богу он прошел мучительный и тернистый. Бывший офицер, десантник. Воевал в Афганистане, был ранен, попал в плен, чудесным образом спасся… С тех пор и удалился от мира.
На выходе из храма Волков остановился, с минуту поразмышлял. Подошел к стойке, за которой сгорбленная старушка принимала записки за здравие и за упокой, написал на сером клочке бумаги два имени, свое и Настино, и подал ей в руки вместе с пятидесятирублевой купюрой. «Хуже не будет», — подумал он, завел двигатель и поехал в сторону дома.
Глава 7
В воскресенье они выехали на первый в этом году загородный пикник в компании трех Настиных друзей. Сидели на берегу неширокой, но не по размеру бурной речки, жарили баранину, кидали мяч. За неделю почва уже успела просохнуть, большая весенняя грязь сошла. Кое-где пробивалась свежая травка, наперебой пели и стрекотали птицы. Смакуя французское бордо, прихваченное Настиными знакомыми из аэропортовского магазина беспошлинной торговли, Волков активно поддерживал веселый треп, смеялся вместе со всеми и запрещал себе думать о работе. В обычные-то выходные дни он о ней и не думал, благо всегда находились более увлекательные и приятные занятия. Но история с Садоводом и его жертвами была особенной, потому что касалась Насти. Трудно было понять, каким боком она ее касалась, тем более теперь, после убийства бедной Веры Ивановны Квашниной, но чувствовать себя спокойно Сергей не мог. Самые разномастные предположения так и лезли в голову, и больше всего ему не нравилось, что пока нет возможности их проверить.
Такая возможность представилась только в понедельник. Установить, какая машина стояла возле дома Квашниной пятничным вечером, оказалось довольно просто. Двадцать первый век на дворе, в базах данных какой только информации нет. Из девяти автомобилей, подходивших под названные глазастым свидетелем Андреем координаты, сыщики отобрали те, владельцы которых в прошлом имели нелады с законом. Таких машин оказалось всего две. На одной из них ездил пенсионер, еще в советские времена отмотавший солидный срок за хищение госсобственности в особо крупном размере, но в последние двадцать пять лет не замеченный ни в чем предосудительном. Другая же принадлежала молодому парню, который судимостей не имел, но в подростковом возрасте проходил подозреваемым по делу о наркотиках. По тому же делу проходил и его брат-погодок, но тому повезло меньше, пришлось ему два с половиной года собирать школьную мебель в одной из западносибирских колоний. На свободу он вышел в октябре прошлого года.
— Смотри, Серега, какое дело, — говорил Сафронов, отворачиваясь от монитора. — Откинулся этот самый Коля в начале октября, сразу же вернулся в город. Прописан в родительской хате, где проживает фактически, неизвестно. В середине марта, совсем недавно, получил водительские права. А в конце марта младший братец выдал ему доверенность на право управления своей тачкой. У братца, похоже, дела идут неплохо, сам он катается на новенькой «шевроле», так что потертый «Жигуль» тринадцатой модели ему без надобности.
— Ну да, и он этот «Жигуль» щедрым жестом отдает Коле, — кивнул Волков. — А тот, видать, борзый водила: не успел за руль сесть, а уже два штрафа, и оба за превышение скорости. Какой русский не любит быстрой езды…
— Надо бы нам фотографию этого Коли раздобыть. Покажем мужику из бабкиного дома, пусть опознает.
— Так он же водителя не разглядел, Саня. Вспомнил только, что это блондин был.
— А вдруг нам повезет, прикинь!.. И второе: нужно тихонько тачку его посмотреть. Если он зацепил машину Андрея, то хоть какие-то повреждения должны и у него остаться, на заднем бампере.
С фотографией Николая Кононенко проблем не возникло, ее без труда нашли в интернетовских соцсетях. Другим положительным моментом было то, что оперативников Славу и Дениса, выезжавших на труп Веры Ивановны Квашниной, официально включили в группу, работающую по Садоводу. Больше людей — стало быть, меньше нагрузка на каждого из них. На следственном уровне картина выглядела неопределенно: уголовное дело об убийстве старшей Квашниной оставили Кроликову, но не объединили с делом о преступлениях Садовода. Слишком уж не было похоже убийство пожилой женщины на дело рук маньяка.
Пока Слава ездил предъявлять Андрею фотографию Николая Кононенко, остальные сыщики разыскивали автомобиль подозреваемого. Задача Славы оказалась простой: повертев снимок в руках, свидетель заявил, что «во всяком случае, очень похож». А вот машину удалось осмотреть только вечером, когда Кононенко подъехал на ней к своему дому. Не к своему, вернее, а к дому младшего брата, который предоставил освободившемуся из мест лишения свободы Коле временное пристанище.
Как и предполагали оперативники, на заднем бампере «Жигулей» обнаружились почти незаметные трещинки, которые могли образоваться от слабого удара о твердый предмет. Например, о бампер другой машины. Понятно, что для пущей уверенности нужна была техническая экспертиза, которая бы подтвердила, что повреждения на «тринашке» образовались именно в результате соприкосновения с машиной свидетеля Андрея, а не с какой-то другой. Да только кто ж ее, экспертизу, проводить-то будет без постановления следователя? Ее и с постановлением могут провести только через неделю. А время дорого.
***
Доставленный в отдел полиции гражданин Кононенко сидел в кабинете капитана Сафронова. Хозяин кабинета уже битый час торговался с ним. Волков сидел в углу, в разговор не вступал, посматривал на задержанного и вспоминал фоторобот, составленный по словам Насти. Нет, явно не этого парня она видела в парке. Как там она говорила? Блинообразная отечная рожа без особых примет. И примерно такое же описание дала соседка Веры Ивановны, встретившая незнакомого парня в подъезде. Сидевший же на стуле Кононенко вполне мог считаться красавчиком, черты лица его отличались живостью и выразительностью, а прическа была выполнена по последней моде. На такого посмотришь и не подумаешь, что он имеет срок по наркотической статье.
Сафронов, очевидно, тоже понимал, что Коля не может оказаться убийцей Веры Ивановны. Сообщником, пособником — да. Но не он бил женщину молотком по голове.
— Еще раз повторяю, Колян, слово пацана даю, — убеждал он, старательно копируя блатные интонации, — если нам поможешь, наказание получишь по минимуму. Мы тебе и явку с повинной сделаем, и помощь следствию, и все что хочешь. Обставим дело так, что будто бы ты сегодня сам пришел к нам и все рассказал про своего кореша, который старуху мочканул. Ты ж не виноват ни в чем, по сути. Ты в машине сидел, напарника своего ждал, чтобы вам быстро-быстро смотаться. Да?
— Нет у меня никакого напарника, — отчаянно юлил Кононенко, — я вообще у того дома случайно оказался. По своим делам ездил, решил срезать, дворами проехать. А там дворы как кишки, блин. Заблудился я, приткнулся к какому-то подъезду, чтоб другую тачку пропустить. Вот, короче, а тут пацан какой-то ко мне в машину лезет, деньги сует, говорит, срочно надо на автовокзал. Пятихатку дал, только вези быстрей, говорит. Я задом сдал, чужую тачку цапанул бампером…
— И поэтому свинтил быстренько, да?
— Ну да, блин. Испугался просто. Я в ДТП не попадал еще, вот и растерялся… И страховки у меня нет, пришлось бы за ремонт той тачки самому платить.
— Да ты мне свою бредятину третий раз втираешь! — прикрикнул Сафронов. — Тут ведь не лохи сидят, а опера. Если кто и лох, так это ты вместе со своим корешем. Вы ж время выбрали самое дурацкое, вас пять человек запомнили. Того парня, которого ты будто бы на автовокзал повез, видели возле старухиной квартиры. А в самой квартире он знаешь, сколько следов оставил? У нас и образцы одежды, и обуви, все есть. И на пассажирском сиденье в твоей «тринашке» эти же следы будут, отвечаю.
— И че? Может, и убил он кого-то, а мне откуда знать? Он попросил подвезти, бабок дал, я и подвез. Это что, преступление?
И опять Сафронов убеждал и убеждал, а Сергей думал, что если вот этого Колю аккуратно приложить резиновой палкой по какому-нибудь чувствительному месту, то он назовет имя своего сообщника весьма быстро. Хоть и отсидел, но не похож он на матерого уголовника, умеющего уходить в глухую защиту. Бить или не бить — вот вопрос…
Неизвестно, как бы сыщики этот вопрос в конечном итоге разрешили, если бы Коля продолжал упорствовать. Условия он для себя выторговал просто роскошные: ни о каком убийстве он ничего не знал, просто его друг, с которым вместе зону топтали, хотел поговорить с какой-то неизвестной бабкой, проживавшей по такому-то адресу, и попросил Колю свозить его туда и подождать у соседнего подъезда. Почему у соседнего? А там место свободное было. Почему задел чужую машину и смылся? А потому, что друг нервничал сильно, кричал «гони!», вот Коля и погнал…
— Черт с тобой, заметано, — с видимым облегчением выдохнул капитан. — Следак тебя дергать не будет, официально свидетелем не пойдешь. Имя друга?
— Вова.
— Фамилия?
— Квашнин.
— Как?!
— Квашнин Владимир Викторович, девяносто четвертого года рождения. Капитан, данные точные, ручаюсь. Мы с ним три месяца в одном отряде гужевались, на проверках рядом стояли.
Опера заинтересованно переглянулись. Им обоим было известно, что непутевого сына Веры Ивановны звали Виктором. Знали они и о том, что в молодости он был осужден на семь лет, освободился в девяносто третьем году и с тех пор в город не возвращался. Мог ли он через год после освобождения обзавестись сыном? Да легко.
Коля Кононенко, получив гарантии того, что никто его не будет привлекать к ответственности за пособничество, стал заметно более откровенным. Поведал, что в колонии ему поначалу приходилось несладко. Поставить себя не сумел, наладить отношения не смог ни с блатными, ни с администрацией. Попробовал было найти себя на производстве, но продержался там всего неделю, так как оказался полностью непригоден к физическому труду. Несколько месяцев исполнял обязанности дневального по отряду, носил позорную «красную» повязку, мыл полы и выносил мусор. Внешность он имел смазливую, но, с точки зрения зэковской братии, отнюдь не мужественную, и это чуть было не стало причиной перевода Коли в касту «опущенных». Нашлись в отряде двое бывалых уркаганов, которые положили глаз на его фасонистое тело, и не миновать бы Коле психологической травмы, если бы за него не заступился Вова Квашнин, месяц назад заехавший в отряд. Несмотря на юный возраст, срок он отбывал по уважаемой в уголовном мире статье, за участие в вооруженном грабеже. В отличие от хлюпика Коли, был крепкой комплекции, напрочь лишен интеллигентских комплексов и слабостей и потому сумел занять свою нишу в лагере. Вова поговорил с блатными, и от Коли отстали. Спасенный парень не ведал, зачем этот плоскорожий отморозок помог ему, но предполагал, что услугу придется отрабатывать. До конца срока он шестерил на Вову, оказывал всяческие мелкие услуги, но время для настоящей благодарности пришло позже.
В октябре прошлого года, когда Кононенко освобождался, Квашнин еще оставался в колонии. Обменялись контактами, договорились встретиться. Коля, в принципе, не возражал против дальнейших дружеских отношений: будучи по натуре ведомым и несамостоятельным, он нуждался в сильном и наглом товарище, который и защитит, и в выгодное дело возьмет, если будет случай.
Следующая их встреча состоялась только в марте, когда Вова приехал в город. Несколько раз соображали на троих в квартире Колиного брата, который если и был против таких гостей, то виду не подавал. Квашнин о себе рассказывал мало, ни о чем не просил. А вот на прошлой неделе, в четверг, взял да и попросил.
***
— Короче, я ему сразу сказал: в мокрухе участвовать не буду. Он же сначала хотел, чтобы бабку мы вместе замочили. А я отказался.
— А ты знал вообще, что за бабка такая, видел ее хоть раз?
— Нет.
— И Вова не говорил, зачем нужно ее убивать?
— Да не в бабке дело, а в квартире. Вова говорил, ему еще на зоне хорошую наколку дали, что вот типа живет древняя старуха совсем одна, и в хате у нее куча всякого антиквариата, как в Эрмитаже, и золотых цацек полная шкатулка. Вот он и решил квартиру грабануть… Мне половину предлагал. Но я на мокрое дело не подписался, — с гордостью повторил Кононенко.
— Да, молодец, герой, — с усмешкой сказал Волков. — У тебя просто кишка тонка оказалась, и ты подписался на другое. На то, чтобы привезти Вову к бабкиному дому и ждать его у соседнего подъезда. Чтобы ему, в случае чего, не пешком пришлось ноги уносить. Так ведь?
— Ну да, и че? — с вызовом спросил Коля. — Мы с вами условились, что я о мокрухе как бы ничего не знаю. Условились или нет?
— Да не суетись ты, условились. Давай дальше. Поделился с тобой Квашнин?
— Нечем делиться. Бабка в квартире не одна оказалась. Вова мне так сказал: когда он ее уже кончил, а было это в прихожей, из комнаты мужской голос раздался. Как будто кто-то старуху окликнул по имени. Вова к этому вообще не готов был, он же считал, что бабка одинокая. Короче, он выскочил за дверь, выбежал из подъезда, ко мне в машину прыгнул, и мы уехали. Вот и все.
— Мужской голос? — заинтересовался Сафронов. — А что конкретно спросили?
— Вова услышал такие слова: «Вера Ивановна, там у вас все нормально?» Вроде так.
— Но ты сам-то этих слов не слышал?
— Да вы что, опять меня проверяете?! Да как я их слышать мог, если я все время в тачке сидел? Я в квартиру вообще не поднимался, это все Квашнин сделал!
— Да не ори, успокойся. Где его найти?
— Вовку? Где он живет, я не знаю. Могу сотовый дать.
— На хрена мне сотовый? Ты если взялся помочь нам, так помогай, а то мы ведь можем об уговоре и забыть. Тебе что, Квашнин о себе ничего не рассказывал, ни у кого он живет, ни чем занимается?
— Он на Петровском кладбище работает. Могилы копает…
***
Двое одетых в грязные комбинезоны людей закончили работу. Тяжело и натужно дыша, Владимир Квашнин сплюнул в свежевырытую могилу, воткнул лопату во влажную землю, закурил сам и сунул сигарету напарнику. Закашлялся. Несмотря на внушительные габариты, тело его силой и выносливостью не отличалось. Еще бы, с его-то бурным прошлым! Все детство на улице прошло. Отцу с матерью он ни за каким бесом нужен не был. С двенадцати курил, с тринадцати пил, с пятнадцати планчиком баловался. Питался кое-как. В семнадцать подхватил от привокзальной шалавы какую-то венерическую гадость, с тех пор так она в нем и живет. Не до лечения. На зоне тоже не было доброхотов его лечить. Спасибо, что хоть кормили.
Настроение у Квашнина было отменное. Настолько же он бывал доволен в детстве, когда удавалось удачно стырить кусок копченой колбасы или бутылку пива в магазине самообслуживания. Став постарше, Володя начал промышлять мелким уличным разбоем: нападал на одиноких прохожих, угрожал ножом и пневматическим пистолетом, отбирал деньги, цацки и мобилу. После очередного гоп-стопа, обогатившись на пять–десять тысяч, он чувствовал эйфорию, и восторг, и сладостное предвкушение траты легких денег. А тратил он их быстро, стремясь моментально удовлетворить любую внезапно возникшую прихоть. Контролировать Володины прихоти было некому: родители пили по-черному, с сыном общались гораздо меньше, чем с собутыльниками. Школьным учителям он был как кость в горле, они только обрадовались, что после седьмого класса перестали видеть его в классе.
В семнадцать лет Володя Квашнин остался один. Отец его в пьяной драке зарезал кореша и поехал в места лишения свободы, хорошо знакомые ему с юных лет. Мать недолго горевала, уже через месяц притащила в их задрипанную коммуналку какого-то плюгавенького мужика, тоже не мыслившего жизни без алкоголя и давно лишившегося своей жилплощади. Вдвоем они и траванулись пойлом непонятного происхождения и были похоронены за казенный счет, так как у Володи не имелось ни стабильного дохода, ни вещей, которые можно было бы превратить в деньги. Да и желания оказать последние почести матери у него тоже не было.
Возможно, окажись на месте Володи другой человек, он бы сумел выкарабкаться и из такой ситуации. В конце концов, крохотной комнатенки на окраине Соликамска никто Квашнина не лишал, крыша над головой была. Наверное, можно было вернуться в школу и получить аттестат, можно было пойти в техническое училище, можно было устроиться грузчиком в продуктовый магазин, можно было выбить какую-то материальную помощь от государственных органов… И с планчиком тоже можно было завязать, и перестать совокупляться с шалавами. Но Володя был слаб. Потому-то ему и нравилось чувствовать свою силу, отнимая бабки и телефоны у припозднившихся прохожих. Удачное «дело» обеспечивало ему несколько дней веселой жизни, но потом опять наступало голодное время, и вновь Володя выходил на улицу с травматическим стволом. Короче, повторял криминальный путь своего отца.
В один прекрасный вечер ствол не помог. Невысокий, хорошо одетый мужичок, которого Квашнин принял за пьяного (легкая добыча!), внезапно протрезвел, как только увидел оружие в руках грабителя. Еще бы: отставной офицер, спецназовец, всю жизнь провел в горячих точках. Рыхлого и неуклюжего Володю он уложил на землю в два приема, профилактики ради отбив правую почку.
Со следователем парню не повезло, тот навесил на него аж четыре аналогичных эпизода. Все потерпевшие уверенно опознали в Квашнине ночного грабителя. Зато ему повезло с судьей: благообразная дама, явно готовившаяся уходить на заслуженный отдых, учла несовершеннолетний возраст подсудимого (восемнадцати-то ему еще не успело стукнуть) и назначила Володе три года колонии общего режима.
На втором году срока парень от нечего делать написал письмо отцу, коротавшему дни в другой зоне. Виктор Квашнин в переписку вступил на удивление охотно, словно желая восполнить недостаток общения с сыном. Наверное, никогда между ними не было более теплых отношений, чем во время отсидки. Отец подробно рассказывал Володе о своей молодости, о семье, о живых и мертвых родственниках. Тогда-то и зародились в голове молодого упыря туманные планы, как покончить со своим убогим существованием и зажить красивой жизнью.
Плоское лицо Володи расплылось в улыбке. Ждать недолго осталось. Все самое трудное уже сделано. Да и не шибко трудно было. Теперь главное, чтобы Колька, слизняк, никому случайно не проболтался. Может, отправить его вслед за бабкой? А то ведь может и оборзеть, бабки начнет вымогать за молчание. Или возьмут его менты на какой-нибудь наркоте, начнут раскручивать, он до кучи и про Вову расколется. Слизняки, они все такие.
От приятных мыслей о грядущей веселой жизни Володю вывел шум машины, резко затормозившей на асфальтированной дорожке. Из машины вышли трое мужиков и направились к нему. К нему! Именно к нему! Потому что навестить покойных родичей с пустыми руками не приезжают. Да и на рожи мусорские он насмотрелся за три года, все они по одному подобию вытесаны…
Квашнин судорожно схватился за черенок лопаты. Размахнувшись что было сил, метнул инструмент в приближающихся ментов. Ни в кого не попал. Под удивленным взглядом напарника перепрыгнул через свежую могилу и побежал. Услышал в небе гром и секундой позже сообразил, что мусора стреляют вверх. Сзади на него прыгнул кто-то очень цепкий, обхватил за шею, обрушил на землю. Через пару секунд Квашнин почувствовал, как на запястьях защелкнулись браслеты.
***
Анастасия Трофимова держала в руках фотографию некрасивого парня с откровенно дегенеративными чертами лица, легонько покусывала губы и молчала. Она не знала, что сказать.
А ее супруг очень надеялся, что она уверенно опознает запечатленного на снимке субъекта. Сдав задержанного гражданина Квашнина на попечение следователя Кроликова, он специально приехал к Насте в офис, чтобы показать ей фотографию.
— Внимательно смотри, Настюша, не торопись, — говорил Сергей. — Понятно, что таких уродов по улицам гуляет много. Понятно, что ты его видела с довольно большого расстояния, да еще сквозь дождик… Но надо твердо решить, он это или не он.
— Я не знаю, Сереж, — с отчаяньем в голосе ответила Настя. — Боюсь ошибиться. Ведь его в убийстве обвиняют, Сереж! А если я ошибусь?..
— А ты не бойся! Его не просто обвиняют в убийстве, он убийца и есть. Он уже сознался в убийстве Веры Ивановны, бабушки Беллы. А вот насчет самой Беллы — упрямо отрицает. От твоего слова действительно многое зависит, Настя. Если мы будем иметь железную уверенность, что именно он в тот вечер следил за тобой в парке, возле места, где была убита Белла, то мы его однозначно расколем. Благо все обстоятельства против него работают. Мотив в первую очередь. Если кто и мог желать смерти двум женщинам, молодой и старой, так это Квашнин.
— Какой мотив? За что он убил Веру Ивановну?
— Квартира, Настюха. Шикарная «трешка» с высокими потолками, практически в центре города, рядом с метро. Пятьдесят четыре квадрата жилой площади. Вот ради этих квадратов все и замышлялось. Если перевести квадраты в доллары, то сумма получится охрененная, особенно для мелкого уголовника из Соликамска.
— Вот, значит, как… — задумчиво пробормотала Снежная Королева, постукивая ногтем по фотоснимку. — А тебе не кажется странным, что он так легко сознался в убийстве своей бабушки, а в убийстве двоюродной сестры признаваться не хочет?
— Ну, во-первых, родственные отношения тут ни при чем, Квашнин не был знаком ни с той, ни с другой. А во-вторых, в случае с Верой Ивановной он действовал не один, а с сообщником. И этот сообщник его сдал. Соседка Квашниной тоже его опознала, по фотке. Так что там нет смысла запираться. А вот убийство Беллы доказать труднее, потому что нет ни следов, ни свидетелей… Кроме тебя.
— Но я не знаю! — повторила Настя. — Да, он похож на того парня, которого я видела. Тот же тип внешности. Но поручиться, что это был именно он, я не готова. Может, имеет смысл посмотреть на этого Квашнина вживую?
Волков кивнул. Конечно, имеет смысл. И следователь Кроликов непременно будет проводить опознание и обязательно пригласит Настю. Но только вряд ли будет толк. Если уж она не опознала Квашнина по фотографии, то и подавно не опознает, когда он будет сидеть рядом с двумя такими же плоскорожими индивидами. А ведь процедура опознания требует, чтобы люди действительно были похожи друг на друга. Нельзя посадить Владимира Квашнина между Арнольдом Шварценеггером и Дольфом Лунгреном, например. Так что нужно искать другие доказательства его причастности к убийству Беллы.
Пока же задержанный упорно стоял на своем. Да, бабушку он убил. Да, ради трехкомнатной хаты. Еще два года назад он вообще ничего не знал о родственниках по отцовской линии. Если б не переписка, которую он поддерживал с отцом, так бы ничего и не узнал. В письмах Виктор Квашнин рассказал сыну о грехах своей молодости, о том, как получил первый срок, как мать фактически отказалась от него и не дала шанса на новую жизнь. Веру Ивановну он считал главной виновницей своих злоключений. Винил ее и в собственном алкоголизме, и в нищете, и в загубленном здоровье, и в том, что четверть жизни прошла за колючей проволокой. Ну да, попался один раз на изнасиловании, так что ж теперь, надо было всю жизнь ему сломать из-за этого?.. Механизм самооправдания у Квашнина-старшего работал отменно.
Между прочим, рассказал Виктор своему отпрыску и о том, что мать его до сих пор живет и здравствует в той же самой квартире, где прошло его детство. Живет вместе со своей внучкой, рожденной от дочери Виктории. В том же самом доме проживает и его давний преданный друг Виталик. Единственный, кто не прервал контакты с Виктором, когда его посадили в первый раз. Все эти годы они регулярно переписывались, и Виталик информировал друга о жизни Веры Ивановны. Когда же она помрет наконец? Тогда можно будет заявить свои права на квартиру, Виктор же единственный сын. Стало быть, наследник. Сестра Вика куда-то пропала, от нее много лет вестей нет. Так что если с кем и придется квартиру делить, так только с этой девчонкой, дочкой Вики. Половина, конечно, меньше целого, но тоже неплохо.
Надежды Виктора не сбылись. Осенью прошлого года Володю известили, что отец его умер в тюремной больнице от цирроза печени. И парень сразу же решил, что теперь претендовать на бабкино наследство будет он сам.
Оказавшись на свободе, Володя не поехал в родной Соликамск. Нечего там ловить, кроме очередной венерической заразы. Отправился он сюда, чтобы быть поближе к бабкиной хате.
Вопрос с работой и жильем решился довольно просто: Володю взяли на должность кладбищенского разнорабочего и там же, при кладбище, выделили крошечную комнату, больше напоминавшую камеру штрафного изолятора. Парень не отчаивался: это ненадолго. Он не будет, как отец, пассивно ждать. Если его отделяет от десятков тысяч долларов жалкая жизнь какой-то никчемной бабки, которая к тому же так подло обошлась с его отцом, то почему бы эту бабку и не кокнуть?..
Несколько раз он приезжал к дому, где прошла молодость его отца. Смотрел на освещенные окна пятого этажа, в которых изредка мелькали силуэты Веры Ивановны и Беллы. На глаза им старался не попадаться. Зато познакомился с Виталием, координаты которого ему сообщил незадолго до смерти отец. Предчувствовал, видимо, что недолго осталось небо коптить.
В силу недостатка образования и узости кругозора, Володя имел весьма смутное представление о гражданском праве. Не совсем понимал, чем отличается наследование по завещанию от наследования по закону. Был уверен, что после смерти бабки квартира будет поделена между ее внуком и внучкой. Между ним самим и Беллой, стало быть. Исходя из этого простенького предположения, он уже прикидывал, как половчее пришить старуху, которая почти не выходила из квартиры. Может, тупо прийти к ней в гости под видом слесаря, электрика или торгового представителя?
Пока Володя сомневался, ситуация резко переменилась. В прошлую среду он неожиданно встретился с Верой Ивановной на своем рабочем месте, на Петровском кладбище. Он и знать не знал, кого привезут хоронить в новенькой могиле, пока не увидел бабку среди прощавшихся с покойницей людей. И только тогда понял: хоронят его двоюродную сестру Беллу. Хотел было по-тихому смыться, но напарник не отпустил. Понятно, одному-то не хочется гроб спускать и могилу закапывать…
Володя с любопытством поглядывал на свою родственницу, лежавшую в гробу, и старался не встречаться взглядом с бабкой. Под конец похорон она все же посмотрела на него и чуть было не окочурилась от ужаса. Еще бы: сходство между отцом и сыном было поразительным, многие знакомые это замечали. Наверное, пребывавшей в эмоционально подавленном состоянии старухе показалось, что она видит перед собой невесть откуда взявшегося Виктора. Жаль, откачали ее, все проблемы бы решились.
А на следующий день Квашнину позвонил Виталий. Предупредил, что старуха собирается писать завещание в пользу какой-то сестры, живущей в Тюмени. Он же растолковал парню, что если бабка помрет, оставив такое завещание, то Володе не достанется вообще ничего. Нет, Виталий не призывал его ни к каким насильственным действиям, тем более к убийству, но по голосу чувствовалось, что у него есть свои причины желать Вере Ивановне всяческих неприятностей.
Проникнуть в подъезд оказалось легко, доверчивая бабка сама открыла дверь. Поднимаясь на пятый этаж и нащупывая в кармане молоток, Квашнин не рефлексировал и не переживал. С чего бы вдруг? Он по жизни не был отягощен способностью к рефлексии и нравственным переживаниям. Но стоило ему увидеть кровь старухи, так на него сразу же напал панический, иррациональный страх. Захлопнув дверь, он вприпрыжку помчался вниз и плюхнулся в ожидавшую его машину.
***
Давно уже Николай Григорьевич Кроликов научился не выказывать своего отношения к обвиняемым. Следователь должен быть образцом спокойствия и выдержки, он не имеет права орать и материться, оскорблять допрашиваемого, стучать кулаком по столу и другими способами проявлять свои негативные эмоции. Поэтому и с Квашниным он общался подчеркнуто корректно, лишь изредка позволяя себе легкую иронию, которую молодой отморозок все равно наверняка не замечал.
— Значит, никаких посторонних людей вы в квартире Квашниной не видели?
— Нет.
— И чужих голосов не слышали?
— Нет. Она одна была.
— А зачем вы сказали вашему Кононенко, что Веру Ивановну кто-то окликнул из дальней комнаты?
— Я… Это… Не знаю.
— Думаю, я могу ответить за вас. Как-то же нужно было объяснить, что вы вернулись с пустыми руками, ни одного золотого колечка не унесли. Стыдно было вам признаваться перед сообщником, что вы просто-напросто перепугались. Правильный пацан ведь не должен бояться убивать людей, верно? Это всякие там интеллигентные хлюпики падают в обморок, увидев человеческую кровь… Ладно, Владимир Викторович, переходим к следующей теме. Вечером семнадцатого апреля вы где были?
— Так это… Я уже говорил. На кладбище. Я живу там, в подсобке.
— Это неправда. Есть свидетели, которые показывают, что вечером семнадцатого апреля видели вас в городском парке культуры и отдыха, — уверенно солгал Кроликов.
— Где?
— Вы плохо слышите? В городском парке культуры и отдыха. Вас что, мама в детстве на аттракционах не катала?
— Нет, — обескураженно ответил Квашнин.
— Сочувствую. Так что вы там делали?
— Я?.. Я там не был. Я даже не знаю, где он находится, этот ваш парк… Я в Соликамске родился, город не знаю.
— Со своей двоюродной сестрой вы были знакомы?
— Не. Я ее только на кладбище увидел, когда ее хоронили.
— А вот этот предмет вам знаком?
Квашнин с минуту рассматривал завернутую в прозрачный пакетик серебристую пластинку в форме надкушенного яблока. Никаких эмоций на его не отразилось.
— Это с какой-то навороченной мобилы снято…
— А у вас мобила не навороченная?
— Не. У меня обычная звонилка…
Николай Григорьевич допрашивал парня около полутора часов, перепробовав за это время весь комплекс приемов, рекомендуемых для изобличения преступника. Итог был только один: он четко понял, что к убийству Беллы парень непричастен. Он не попался ни в одну из расставленных следователем ловушек. Правда, твердого алиби у него не было, работники Петровского кладбища подтвердили лишь то, что семнадцатого апреля Володя Квашнин находился в своей подсобке с восьми часов вечера. Девушка же была убита на полтора-два часа раньше. Но Кроликов доверял своей интуиции. Многолетний опыт работы в следственных органах давал ему моральное право прислушиваться к внутреннему зову. Чутье подсказывало: не резал Володя свою двоюродную сестру ножом. Хотя он и был единственным человеком, которому могла бы принести материальную выгоду смерть Беллы Квашниной…
***
Раскрытие тяжкого преступления и задержание опасного лиходея — всегда радость для хорошего опера. Поскольку радостные события русский народ привык отмечать, два капитана полиции сочли совершенно естественным под конец рабочего дня употребить немного горячительного напитка. Под скромную закуску. В запертом изнутри кабинете. Попробовали сначала поговорить на отвлеченные темы и сами не заметили, как разговор соскользнул на бывшего (и будущего) зэка гражданина Квашнина.
— Я связался с колонией, где сидел этот упырь. Запросил личную характеристику Квашнина и данные о его психологическом состоянии. Официальный ответ придет на днях, а самое главное мне на словах сказали.
— У тебя во всех зонах знакомые есть? — улыбнулся Волков.
— Нет, конечно. А вот у начальника нашего отдела — да. Почти во всех. Я его сегодня утром попросил, он мне сказал, с кем можно поговорить, и дал телефончик… — Сафронов отправил в рот ломтик копченой колбасы, сжевал. — Короче, Квашнин характеризуется отрицательно, летал с отряда на отряд, пять раз попадал в штрафной изолятор. Несдержан, резок, склонен к проявлению агрессии. Но психологических отклонений за ним не замечено, в группе дезадаптации не состоял.
— Так никто и не говорит, что он псих, Саня, — пожал плечами Сергей. — Свою бабушку он грохнул по вполне конкретному мотиву, ради дорогой квартиры. А если и Беллу он зарезал, то опять же есть совершенно здравая причина. Делиться наследством не захотел.
— Так мы изначально-то кому приписывали смерть Беллы? Садоводу! А Садовод у нас — маньяк, то есть психопат. К тому же, как мы решили, он очень не любит счастливых людей. Значит, сам он какой? Правильно, несчастливый! А существование Квашнина только несчастливым и можно назвать. Вот я и хотел проверить, не числится ли за ним каких-нибудь отклонений. Нет, не числится… Но самое главное, Серега, не это. Самое главное, что освободился он тридцатого декабря прошлого года.
— Та-а-к, значит, — протянул Волков. — А первое убийство произошло второго января. Ты сам-то веришь, что на третий день после освобождения Квашнин совершил «идейное» преступление в незнакомом городе? Не бутылку водки украл, не телефон у малолетки отобрал, не женщину изнасиловал с голодухи, а убил молодого парня, чтобы лишить его счастья?..
— Не верю.
— И я не верю. Особенно в то, что этот необразованный олигофрен подбросил на место преступления древнейший символ греха. Саня, вот мое мнение: Квашнин может оказаться убийцей Беллы, но он не может оказаться Садоводом.
Алкогольно-закусочное совещание было прервано появлением старшего лейтенанта Черновского. В кабинет он вошел в компании незнакомого парня со спортивной фигурой и похожей на репу головой, одетого в потертый джинсовый костюм.
— Бухаете, значит? — вопросил Черновский, прокурорским жестом указывая на почти пустую бутылку «Хортицы». — Круто, сейчас как раз за знакомство и выпьем!..
У Сергея промелькнула мысль, что парня этого он уже где-то видел. Где именно, вспомнить не успел. Репкообразный крепыш, не дожидаясь официального представления, задорно сверкнул золотым зубом и шагнул к столу. Дружелюбно протянул руку сначала Волкову, потом Сафронову.
— Дознаватель следственного отдела по Южному району Михаил Светлов. Можно просто Миша, я в вашей компании самый молодой, похоже.
— Да что им твое имя, они все равно не поняли, зачем я тебя притащил, — засмеялся Черновский. — Ребята, он не дознаватель, а первый мужчина Беллы Квашниной!
Глава 8
Волков сразу же вспомнил. Миша! Ну конечно, это же Настин одноклассник. Сергей видел его на групповой фотографии, сделанной по окончании средней школы. Не так уж сильно парень изменился. Разве что в плечах раздался да сменил пышную шевелюру на короткий спортивный ежик.
А ведь это о нем говорила Настя в тот вечер, когда узнала о гибели Беллы! Значит, он и был тем мальчиком-аутсайдером, над которым подшучивали злые одноклассники, которого пытались «поженить» на несчастной Белле. До тех пор, пока он не избил троих негодяев и не выбросил в окно их сумки. Снежная Королева говорила, что именно тогда его и начали уважать…
***
Не просто уважать, но и побаиваться. Непредсказуемых людей всегда опасаются. Вроде был тихоня тихоней, а вот взял да и навалял люлей сразу троим. Кто знает, на какое слово и на какой взгляд он еще может обидеться. Лучше быть с таким поосторожнее.
Миша Светлов чувствовал, как изменилось отношение к нему, и ему это нравилось. Всего за несколько месяцев он изменился до неузнаваемости: стал смелым, дерзким и мстительным, скорым на применение силы. Не прощал ни одного обидного выпада в свой адрес, первым лез в драку и отстаивал свое мнение до победного конца, даже если ситуация была совершенно пустячнной. Кабы жил он в советское время и состоял в какой-нибудь пионерской или комсомольской организации, пришлось бы ему каждую неделю являться на общие собрания в качестве обвиняемого. Но в двадцать первом веке людям уже не до общих собраний.
Записным красавцем он не был, но исходивший от него аромат силы, опасности и непредсказуемости с лихвой компенсировал заурядную внешность. К концу девятого класса Миша заметил, что им явно интересуется одноклассница Алена, не по возрасту одаренная по женской части и в прошлом имевшая серьезные отношения со старшими парнями из физкультурного института. И в то же время он стал ловить пронзительные взгляды, которые кидала на него скромная дурнушка Белла, несколько лет назад прозванная Квакшей из-за вечной привычки бубнить себе под нос непонятные словеса. Еще год назад он был таким же, как эта нескладная деваха. Немало пришлось ему вытерпеть оскорбительных замечаний на тему их внешнего и поведенческого сходства. «Тебе, Светлов, все равно никто не даст, а Квакшу никто не захочет, так что вам только одно и остается, что друг с другом…» Миша тогда только кулаки в кармане сжимал да зубами поскрипывал, жалел одновременно и себя, и Беллу. Никакой близости между ними не было: парень избегал лишний раз подойти к ней, чтоб не дать дополнительного повода для злых подначек. Да и она в его сторону тоже не смотрела.
Теперь вся эта дрянь осталась позади. Никто уже не смел сравнивать Светлова с Квашниной, а если бы посмел, мигом остался бы без передних зубов. И конечно, Миша не имел ни малейшего намерения заводить отношения с этой странноватой, зашуганной девушкой и тем самым ставить под угрозу наработанный за год авторитет. А как же: ведь в природе о самце судят не в последнюю очередь по его самке. Эту истину чуют нутром даже те мужчины, которые никогда не изучали этологии. И Миша не был исключением. В выборе между жгучей брюнеткой Аленой и серой мышкой Беллой он не колебался.
Но юмористка-судьба посмеялась над пятнадцатилетним подростком. Ей угодно было, чтобы мальчишескую невинность он потерял именно с Беллой. Почву для этого невольно подготовила Алена, с которой парень начал «дружить» за месяц до окончания девятого класса. Не обладая ни богатым интеллектом, ни милым характером, она четко осознавала, что способна привлекать парней только своими телесными достоинствами. И еще она знала (объяснил же кто-то!), что подавляющее большинство молодых мужчин готовы идти за красивой сексуальной морковкой до тех пор, пока морковка эта висит перед ними на веревочке. Висит совсем близко. Висит и манит. Стоит только морковку скормить, и сразу ослабевает интерес к ее обладательнице. Отношения с парнями Алена строила, исходя из этих нехитрых постулатов. Вопреки гулявшим по школе сплетням, она была девственницей; ухажерам своим позволяла «почти все, но не до самого конца». Потому-то ухажеры у нее и задерживались дольше, чем на три дня.
На Мишу Светлова, за короткое время превратившегося из омеги в альфу, она запала всерьез. А это означало, что ни в коем случае нельзя ему быстро «давать». А то получит свое и отвалит. Некоторыми ласками она его все же одаривала, но до главной своей тайны не допускала.
А парню, между прочим, шел шестнадцатый год, и тестостерон кипел не только в голове, но и в других частях тела. К тому же требовалось подтвердить свой высокий статус: кто, как не он, должен первым в классе расстаться с девственностью?..
После очередной мучительно-незавершенной встречи с полногрудой Аленой он брел к себе домой, неудовлетворенный и немного обиженный. Случайно ли ему повстречалась Квакша на полпути? Кто знает… Во взгляде ее Миша прочитал мольбу. И он понял, на что рассчитывает эта несчастная девушка, которую никто из сверстников и за человека-то не считал. Она хочет с его помощью выкарабкаться наверх. Стать столь же раскованной и бойкой, как ее одноклассницы. Обзавестись подругами. Привлекать к себе взоры парней. Избавиться от отвратительного прозвища. Кто ж может ей помочь, если не Миша? Ведь совсем недавно он был таким же, как она. Стоит только прилепиться к нему, и он заразит ее уверенностью и силой, и дальше все пойдет как по маслу…
Они больше часа бродили по улицам и разговаривали. Миша с удивлением заметил, что Квакша может не только под нос себе бубнить, что она и улыбаться умеет, и чувство юмора у нее наличествует. Да и внешность у нее совсем даже не отталкивающая, просто своеобразная.
Около восьми часов Белла робким голосом, потупив взор, предложила парню зайти к ней в гости. Благо оказались подростки недалеко от ее дома. Столь же робким голосом она сообщила, что бабушки дома нет, уехала на пару дней в сад, помогать подруге с весенними посадками. И кинула на Мишу такой красноречивый взгляд, что он без лишних объяснений все понял.
Там, в просторном жилище Веры Ивановны, и случилась та неожиданная неприятность, с которой часто сталкиваются подростки, вознамерившиеся лишить друг друга девственности. Болезненные попытки, одна за другой. Неловкость и смущение, страх и слезы. Закончилось тем, что растерянный и отчаявшийся Миша просто-напросто оторвался от Беллы и сбежал из квартиры, позабыв надеть носки и так и не осознав, по причине своей неопытности, что своей цели он-таки добился…
Уже много позже, анализируя неловкую и глупую ситуацию с высоты накопленного опыта интимной жизни, парень легко нашел объяснение случившемуся. С одной стороны, бьющая из его подростковых ушей гиперсексуальность в сочетании с неумелостью и элементарной безграмотностью. С другой стороны — физиологическая неготовность партнерши к таким смелым экспериментам. Ну рано было девятикласснице Белле Квашниной переходить на новый уровень сексуального развития! Просто рано.
Нельзя сказать, что история эта наложила тяжелый отпечаток на психику Михаила Светлова. Уже через месяц он все же добился желаемого от Алены, и все произошло просто и без напрягов. Потом были другие девушки. Их могло быть и еще больше, но парень всерьез занялся спортом, и силы после тренировок оставалось не так уж и много. Миша жил полноценной жизнью, после школы поступил в юридическую академию, окончил ее в прошлом году и в настоящее время работал в органах дознания.
***
Ни один мужик не станет рассказывать, что у него когда-либо случались трудности в интимных отношениях с женщиной. Не был исключением и Миша. Он бы тоже ничего подобного не рассказал коллегам, если бы история эта случилась с ним лет в двадцать. Но подростковые приключения — это другое. О них вспоминать не стыдно. Ибо кто из нас в пятнадцать лет не влетал в преглупейшие ситуации?..
— С тех пор я ее не видел, — вздохнул Светлов. — Хотя нет, пару раз все же встречал. До окончания девятого класса нам тогда оставалось всего две недели. Она в школу не ходила, а учителя откуда-то взяли, что она болеет. Появилась только на двух контрольных и на одном экзамене. На вручении аттестатов я ее тоже не припомню…
— Не общался с ней? — спросил Волков.
— Нет. Она в мою сторону даже не смотрела. Думаю, если бы я к ней приблизился, она бы сразу же убежала. Да мне и самому не очень-то хотелось. Как-то стремно было.
— Ну что ж, вот и причина, по которой Квашнина перевелась в другую школу, — удовлетворенно констатировал Сергей. — Не хотелось ей с тобой пересекаться каждый день. А может, и не только с тобой. Кто-то еще знал о вашей… попытке?
На круглом лице Светлова сначала промелькнуло смущение, а потом решительная обреченность. Дескать, если уж рассказывать, так все подчистую.
— Поначалу никто не знал. Как бы резона не было о таком говорить. А потом у меня отношения завязались с Аленкой, до зимы мы с ней встречались, а в ноябре поссорились и расстались. Поссорились очень жестко, орали друг на друга… Она, кретинка, меня в неблагодарности упрекала. Типа, она меня мужчиной сделала и мне свою девственность отдала, а я не ценю. Вот я ей и высказал, что мужчиной меня не она сделала. Очень приятно мне было видеть, как у нее лицо поползло от удивления и возмущения. Ну как же, она ж себя самой крутой телкой считала, и вдруг парень изменяет ей с какой-то ниочемной Беллой… Она в меня буквально вцепиться готова была от злости.
— Да, можно представить, — кивнул Сергей. — Она бы и в Квашнину вцепилась, если бы та в вашем классе осталась. Ты с Аленой не виделся после школы?
— Нет. По слухам, она уехала куда-то на юг.
— Ладно, мужики, давайте по последней, — предложил Черновский, разливая водку в пластмассовые рюмки. — Я надеюсь, вы не собираетесь эту Мхитарову разыскивать?
— Нет, а на фига? — поинтересовался Сафронов. — Мне вообще кажется, что мы слишком углубились в личность Беллы Квашниной. Она кто? Она жертва маньяка, одна из четырех. Так какого рожна мы в ее биографии копаемся?
— Ну вы наглые, мужики, да вы ж сами меня отправили по школам, где она училась! Я, как дурак, опрашивал учителей, искал одноклассников… Вон Мишу нашел, — кивнул Черновский на Светлова. — Зря, что ли?
— Вовсе не зря! — твердо сказал Волков. — Более того: я считаю, эту работу тебе надо и завтра продолжать. Съезди еще раз в ее вторую школу. И в библиотеку, где она работала, тоже сгоняй. Надо бы и в церковь Усекновения Главы Иоанна Предтечи… Нет, туда сам смотаюсь. Мужики, с этой девчонкой что-то нечисто. Да, она — жертва Садовода, но жертва не простая. Я не удивлюсь, если она с Садоводом была знакома.
— Это почему?
— Про яблоко не забывайте. Символ греха! Христианский символ. Квашнина была верующей христианкой. Мало ли с кем она могла пересечься в церкви? Наш маньячина может быть выходцем именно из церковных кругов. Членом какой-то секты, например. Про исламских фундаменталистов знаете, надеюсь? А христианских фундаменталистов разве не бывает? Какой-нибудь ушибленный на голову фанатик возомнил себя Десницей Божьей и начал «наказывать» людей, осмеливающихся не верить в Бога и при этом выглядеть счастливыми. И Белла могла об этом узнать. И он мог ее убрать тем же оружием и подбросить тот же предмет… Надкушенное яблочко, блин.
— А рабочие совещания иногда полезно разбавлять водкой, — задумчиво проронил Сафронов. — Классная идея.
***
Садиться за руль Сергей не рискнул. Ноль-семь на троих как-никак, тем более что Черновский выпил всего пару рюмок. Трезвенник Миша спиртного вообще не употреблял. Спортивный режим.
Настю он дома не застал. Вспомнил: у нее ж сегодня вождение до восьми вечера. Последнее вождение вроде бы. Послезавтра — внутренний экзамен в автошколе, а после праздников предстоит экзамен в ГАИ. Сдаст, никуда не денется.
Сергей тщательно умылся, перемежая холодную воду с горячей. Его тянуло лечь на диван и заснуть, но делать этого было нельзя. Весь вечер будет потерян.
Не торопясь, Волков сделал полсотни приседаний и столько же наклонов. Съел большую гроздь сладкого винограда. Перемножил в уме несколько трехзначных чисел. Еще раз умылся. Хмель стремительно улетучивался из головы, оставляя лишь приятную легкость и расторможенность мышления.
Настя вернулась, когда он уже разогревал в микроволновке котлеты с цветной капустой. За ужином он поделился с ней новостями. Узнав о давней связи Беллы с Мишей, она чрезвычайно удивилась.
— Никогда бы не подумала. Белла, такая нелепая, угловатая, застенчивая… У меня с одноклассниками не было особо близких отношений, за исключением двух-трех человек, но я все же знала, кто с кем в любовь играет. Беллу ни в чем подобном заподозрить было просто невозможно…
— Тем более со Светловым, да?
— Тем более с ним, — кивнула Настя. — После его чудесного преображения можно было ожидать, что он найдет себе супердевочку, не столько для любви, сколько для понтов. И он такую девочку вроде как нашел. Алену… Фамилию не помню.
— Мхитарова, — напомнил Волков.
— Точно!
Настя достала школьный альбом, показала мужу фотографию юной брюнетки с пухленькими губами и большими южными глазами. Чувствовалось во внешности Алены нечто кавказское.
— Ты с ней близко общалась?
— Нет. Я ж говорю, у нас класс недружный был. Да и сама эта Алена, как мне кажется, в друзьях не нуждалась. Скорее уж в обожателях и поклонниках… После школы, как мне говорили, она вместе с родителями куда-то в теплые края укатила.
Настя слегка нагнулась, погладила сидящего у стола Зигфрида, который ласково муркнул в ответ. Допила чай и настороженно взглянула на супруга.
— Сереж, так что с этим парнем, которого вы задержали? Так он и не признался в убийстве Беллы?
— Нет. Да и не убивал он ее, как мне кажется. Кроликов — очень толковый следователь, Настя. И тем не менее он Квашнина ни на чем зацепить не смог. И ты тоже его не опознала… Кстати, будь готова к тому, что придется еще раз опознавать, вживую. Завтра или послезавтра.
— Да не вопрос. А тех троих, парня и двух девушек, тоже не он?..
— Нет. Точно не он. Квашнин вышел из колонии за три дня до первого убийства. Само собой, мы постараемся проверить, где он находился в те дни, когда были совершены преступления, но я и без всяких проверок уверен, что он тут ни при чем. Не такой он человек, чтобы оказаться Садоводом. Ты знаешь, Насть, я за последние дни несколько раз свое мнение изменил. Вот сейчас мне снова кажется, что все четверо были убиты одним лицом, причем убиты именно по идейным или религиозным мотивам. Никак у меня это чертово яблоко из головы не выходит…
— И Белла тоже? Ты же говорил, она сама была очень верующей девушкой, в церкви чуть ли не жила. За какие грехи ее могли наказать?
— А ты думаешь, я зря два раза в храм ездил? Меня очень интересует личность Беллы Квашниной. Что-то в ее жизни было такого, чего мы не знаем. Вот видишь, про ее давнюю связь с Мишей Светловым ты же не знала? И никто не знал. А значит, могут всплыть и другие тайные обстоятельства… Настюша, у меня к тебе просьба: созвонись завтра с одноклассниками, попробуй найти эту самую Алену.
— Зачем? — удивилась Снежная Королева.
— Сам не знаю. Просто из всех людей, когда-либо контактировавших с Квашниной, Алена — единственная, кто мог всерьез ее недолюбливать. Девушка, не сомневавшаяся в своей неотразимости и незаменимости, вдруг узнала, что ее парень изменил ей, да не просто изменил, а девственность мужскую потерял, и с кем?.. Не с такой же яркой красавицей, а с какой-то белой молью, ничего из себя не представлявшей. Представляешь бурю эмоций?
— Ну, не знаю. У меня бы никакой бури не было. Наверное. И ненавидеть девушку, с которой замутил мой парень, я бы точно не стала.
— Так понятно, ты же не ревнивая. А твоя одноклассница другой была.
— Все равно, не верю я, что Аленка могла столько лет зло таить. У нее только за два последних класса трое парней сменилось, не считая Миши. И с чего бы она стала через восемь лет мстить Белле?.. Но я попробую узнать, раз тебе это важно.
Уже перед сном, лежа в постели и наблюдая, как Снежная Королева расчесывает на ночь свои роскошные волосы, Сергей вдруг спохватился.
— Настя, а почему ты сегодня не позвонила, не предупредила, что к дому подходишь? Я бы тебя встретил у подъезда.
— Да надоело, — своенравно повела плечом девушка. — Бояться и скрываться должны преступники, а не нормальные люди. Да и вообще, не волнуйся ты за меня. Уже двенадцать дней прошло, и ни разу я того парня не видела.
— Праздники скоро, — задумчиво пробормотал Сергей. — Он выходит на охоту по праздникам. Он не терпит, когда кто-то счастлив…
— Да, точно, я об этом как-то подзабыла. Но праздники мы же проведем вместе, так?
— Естественно. Два года знакомства, как такое не отметить, — улыбнулся он.
— Кафе, ресторан?..
— Нет, — покачал головой Волков. — Я не хочу провоцировать Садовода. Не хочу создавать привычную для него ситуацию. Лучше на природу куда-нибудь выедем, погода вроде наладилась.
— Может, в веревочный парк? — оживленно предложила Настя. — Помнишь, я тебе говорила, что в Интернете их рекламу видела. «Дитя джунглей» называется. Там классно.
Сергей живо представил, как они со Снежной Королевой перелетают с ветки на ветку, цепляясь за лианы, как мелькают в зеленой кроне их тренированные тела, как играют под кожей упругие мышцы… Он знал, что такое настоящие африканские джунгли. Доводилось с ними соприкасаться, когда служил на российской авиабазе в Южном Судане. Хорошо бы вдвоем туда выбраться. Но пока сойдет и веревочный парк.
***
«Тайные обстоятельства», которые надеялся узнать Сергей Волков, действительно всплыли во второй половине следующего дня. Старший лейтенант Черновский, продолжавший копаться в юных годах несчастной Беллы Квашниной, появился в отделе полиции около пяти часов вечера. И тут же вывалил на своих коллег ворох информации, которой один только Волков и придал серьезное значение.
В новой школе она вела себя почти так же, как и в старой. Но некоторые перемены все же произошли. Учителя и одноклассники ее вспомнили как нелюдимую, замкнутую, необщительную девочку, почти никогда не улыбавшуюся. Однако училась неплохо. Избавилась от привычки смотреть в пол и бубнить себе под нос. Прежним прозвищем ее никто не называл.
Волков и сам догадывался, что постельный инцидент с Михаилом Светловым должен был иметь последствия для психического состояния Беллы. Ведь что произошло-то? Она прониклась чувствами к парню, который сам недавно завоевал место под солнцем, и надеялась при его поддержке вылезти из сумрака. Ради этого готова была ему отдаться. А он, парень этот, сбежал от нее! Сбежал в самый драматичный момент ее подростковой жизни, сразу после мучительного дефлорационного акта! Тут не нужно быть психологом, чтобы понимать, каким образом такое событие может отразиться на дальнейшей интимной жизни девушки. Особенно если она и так не отличается здоровой и крепкой психикой.
Никто из опрошенных Черновским людей не помнил, чтобы Белла с кем-то «мутила» в старших классах. Не поступило таких данных и из института, который она так и не успела окончить. Похоже, Миша Светлов был не только первым ее мужчиной, но и единственным. Так и не нашлось подтверждения идее Волкова о том, что Квашнина все же имела личное счастье, за которое ее и зарезал Садовод.
Зато Сергея заинтересовал один эпизод, приключившийся с Беллой за два месяца до того, как она распрощалась со средней школой. На первый взгляд ничего особенного. Проводился самый обыкновенный конкурс рефератов по гуманитарным дисциплинам между учениками старших классов. В добровольном порядке, только для любителей. Сама Белла ничего не писала, так как любимых предметов у нее и во второй школе не появилось. Однако на защите и обсуждении рефератов она присутствовала вместе со всем классом. Вот там и разгорелся конфликт между ней и одним из участников конкурса, чей опус занял второе место. По воспоминаниям очевидцев, девушка засыпала докладчика по имени Женя возражениями и обвинениями, оскорбляла его и прямо потребовала, чтобы он признал свою неправоту, отказался от участия в конкурсе да еще и извинился перед всеми присутствовавшими. Но не тут-то было. Парень попался находчивый, ершистый, да и в теме своего реферата разбирался исключительно хорошо, так что легко парировал все ее выпады. Эмоциональная схватка между Беллой и Евгением сработала ему даже на руку: жюри однозначно решило, что реферат парня заслуживает высокой оценки.
Конфликт на этом не угас: до самого выпускного вечера девушка смотрела на удачливого оппонента, как Гитлер на Чарли Чаплина, всем видом демонстрируя свою неприязнь. Пыталась настроить против него педагогов, распространяла слухи о его наркотических и гомосексуальных наклонностях, пробовала поссорить пацана с его девушкой. Выглядели все ее потуги довольно комично и парню доставляли больше удовольствия, чем проблем.
Апогеем противостояния стала безобразная сцена на выпускном вечере. Квашнина отпустила какое-то язвительное замечание по поводу Жениных отношений с его девушкой. Та, на беду, оказалась рядом и ответила Белле аналогичной колкостью. Завязалась бурная словесная перепалка, переросшая в короткую, но яростную женскую драку. Могла бы она быть и не короткой, но вовремя вмешался смотревший за порядком преподаватель и разнял бесновавшихся девушек.
С такой вот неожиданной стороны раскрылась тихоня Белла, бывшая Квакша. Волков хотел расспросить Черновского о том злополучном реферате, который стал причиной конфронтации между школьниками, но не успел. Позвонила Настя. Дрожащим от волнения голосом она сообщила, что поиски ее одноклассницы Алены Мхитаровой привели к результату. Но не к такому, на какой рассчитывал Сергей.
***
В тот день сыщикам несказанно повезло. Сделав всего несколько телефонных звонков, они узнали фамилию следователя, который в прошлом году вел дело об убийстве Алены Мхитаровой. Везение заключалось еще и в том, что в настоящее время он работал не в Пермском крае, где погибла девушка, а в одном из районных следственных отделов города. Созвонились с ним, договорились о встрече.
На встречу поехал Волков, потому что никто, кроме него, не видел в этой встрече никакого смысла. Ну какое отношение имеет смерть бывшей одноклассницы Беллы Квашниной к похождениям Садовода? Они даже географически разнесены на триста с лишним километров. И по времени — на полгода, если считать, что первое убийство маньяк совершил в январе.
Не поехал с Волковым и Миша Светлов, которого сыщики известили о прошлогоднем происшествии. Хотя мог бы и проявить интерес, ведь речь шла о его бывшей, хотя и давно забытой девушке. Подъезжая к нужному дому, Сергей слегка поморщился, вспомнив о Мишином безучастии. Он не любил мужчин, легкомысленно относящихся к своему прошлому.
Следователь Ковалев принял визитера в своей квартире, благо находился в отпуске и готовился отбыть на курорт с женой и двумя детьми.
— Вам очень повезло, что связались со мной сегодня, — добродушно заявил он, пожимая Сергею руку. — Завтра утром мы улетаем в Хорватию.
— Очень хорошо, приятного полета, — улыбнулся Волков, представив лазурные волны Адриатического моря и золотистый пляж с мелким песочком. Втихую позавидовал. Ему самому до отпуска оставалось еще два месяца.
— Значит, расскажу вам по памяти, как было дело, — пообещал Ковалев, когда они расположились в комнате. — Бумажек никаких у меня нет, естественно, они остались в транспортной прокуратуре Пермского края…
— Почему в транспортной?
— Ну как же, девушку эту ведь на железной дороге убили. Ткнули ножом и выбросили из тамбура.
— Дело не раскрыто?
— Нет, — с видимым сожалением покачал головой следователь. — Я не смог. Сергей Васильевич, у меня за пятнадцать лет работы один только «висяк» и есть. Потому я его так хорошо и помню…
— А куда ехала Мхитарова?
— Значит, так… — Ковалев прикрыл глаза, мысленно возвращаясь в прошлое. — Скорый поезд сообщением Абакан–Москва. У нее билет был до Москвы. Если я не ошибаюсь, Мхитарова всю молодость провела в городе, школу здесь закончила, а потом уехала с родителями куда-то на юг. В Сочи вроде бы. Весной прошлого года она познакомилась с инженером из Москвы, работавшим на строительстве олимпийских объектов. Сразу после Олимпиады вместе с ним поехала в столицу, вышла за него замуж. Три месяца жили душа в душу, Алена работала в каком-то крупном холдинге. В августе ее направили в командировку в город, вести переговоры с местными фирмочками. Пробыла она здесь всего три дня, утрясла все командировочные дела, села в поезд… Не помню точно, в какое время, но ближе к вечеру. А убили ее через три-четыре часа после отправления, когда поезд только-только проскочил границу нашей области и Пермского края. Тело нашли железнодорожники следующим утром.
— Говорите, ножом ткнули?
— Да. Не очень профессионально. С таким ранением она могла бы и выжить, если бы сразу медпомощь оказали. А так, похоже, просто кровью истекла. Да и с насыпи катилась, сами понимаете…
— Что пассажиры, проводники? Ничего не видели и ничего не слышали?
— Ничего. Сергей Васильевич, вы бы знали, чего мне стоило этих пассажиров найти и допросить! Они же все из разных городов, и сибирских, и уральских. Большинство до Москвы ехали, а кое-кто и раньше вышел. Да только без толку. Никто не вспомнил ничего важного. Соседи по купе только в полночь забеспокоились, что Алены так долго нет. Думали, в вагон-ресторан пошла.
— А она курила?
— Да, курила. У нее в кармане и пачка сигарет нашлась с зажигалкой. Так что в тамбуре могла оказаться совершенно добровольно. Соседи вспомнили, что она и за два часа до исчезновения курить ходила.
— Алексей Алексеевич, насколько я знаю, проводники запирают двери вагонов на ключ. Как же дверь могла оказаться открытой?
— Правильный вопрос. Я тоже сначала на проводников грешил. Двое их было, молодой парень и женщина средних лет. Пацана я немного помурыжил, он и признался, что часто забывал запирать двери. Мог забыть и в тот раз. Но против него никаких улик не нашлось. И с Мхитаровой он не был знаком, мы всю его биографию перелопатили…
— А среди пассажиров у нее знакомые были?
— Вот насчет пассажиров не уверен. Во всяком случае, никто не заявил об этом. Мы проверили соседей по купе и еще нескольких подозрительных граждан. Хотя, по-хорошему, проверять надо было весь поезд. Между вагонами сообщение свободное, ее кто угодно мог ножом ткнуть.
— Отчего ж вы не проверили? — настойчиво спросил Волков.
— Отчего?.. Слушайте, я не люблю плохо отзываться о своих бывших коллегах, но оперативные службы наши сработали хреново! Я десяток поручений раздал и на их начальника давил, как мог, и без толку! Нет, кое-что они сделали, конечно, но вполне допускаю, что могли и схалтурить. Кстати, лично я дело не закрывал. До ноября провозился, а потом меня сюда перевели, по собственному желанию. У меня жена отсюда родом. Дело передали другому следователю, я потом ему звонил, справлялся. Короче, дело уже в январе в архив легло.
— Значит, пассажиров детально не проверяли, — задумчиво протянул Волков. — Ну хорошо, но списки-то вы наверняка составили, и они сохранились? Значит, не поздно это сделать и сейчас?
— А кто будет этим заниматься? Дело в архиве, говорю же. Разве что доброхот какой-нибудь, по собственной инициативе и в личное время. Да только…
— Что?
— Это ведь поезд, а не самолет. Нельзя ограничивать круг подозреваемых только теми людьми, которые занимали места согласно купленным билетам. Вы же сами знаете, проводники иногда пускают «зайцев», за определенную мзду. Понятно, что никто из проводников тогда не признался, что вез «зайцев», но нельзя в это верить на сто процентов. Наконец, кто-то мог проникнуть в поезд и без ведома проводников. На одной станции залез, на другой соскочил, и все дела. Или вообще на ходу…
— А какая была ближайшая остановка вслед за тем местом, где обнаружили труп?
— Город Волнушка. Не город, скорее, а городок, но там крупный железнодорожный узел, там даже скорые поезда делают остановку.
— Понятно. Алексей Алексеевич, у вас там остались хорошие знакомые среди полицейского начальства?
— Смотря что нужно, — осторожно сказал Ковалев.
— Посмотреть материалы дела всего лишь. Желательно не только следственные, но и оперативные.
— Ничего себе «всего лишь»! — возмутился следователь, но тут же смягчился: — Ладно, вы посидите немного, я попробую дозвониться.
Он вышел в другую комнату, а Сергей неторопливо пил чай и думал, есть ли смысл в его визите к следователю Ковалеву. А вдруг Сашка Сафронов и Андрюха Черновский окажутся правы? Что, если смерть бывшей Настиной одноклассницы никоим образом не связана с преступлениями Садовода? Ведь нет ни одного факта, при помощи которого можно было бы привязать одно к другому.
Хотя нет, два слабеньких фактика все же вырисовываются. Орудие убийства — раз. Жертвы Садовода тоже погибали от ножа. Кроме того, по словам Ковалева, Алена Мхитарова на момент смерти имела вполне налаженную личную жизнь и неплохую работу. Стало быть, со стороны ее можно было бы назвать счастливой женщиной. Это два. Маньяк, разбрасывающий на местах преступлений яблочные фигурки, не любит, когда кто-то счастлив. Со своей попутчицей он мог расправиться именно по этой причине.
А вот интересно, случайно он встретился с будущей жертвой в одном поезде или специально купил билет, чтобы убить ее по дороге? Если специально, значит, планировал убийство заранее. Значит, был знаком с Аленой и ранее. Это было бы неплохо. Можно будет проанализировать списки пассажиров поезда Абакан–Москва и закончить ту работу, которой пренебрегли пермские опера в прошлом году.
Уходя из гостеприимного дома, Волков имел при себе листочек, на котором аккуратным почерком Алексея Алексеевича Ковалева были записаны фамилии нужных сотрудников полиции и транспортной прокуратуры. Хоть он и продолжал сомневаться в необходимости такой поездки, но все же твердо решил съездить в эту самую Волнушку. Не так уж далеко. Если сильно гнать, можно за три часа домчаться. И ехать надо завтра с утра, только так. Послезавтра — первое мая, праздники начинаются, а в праздники государственные службы не работают.
Только он завел двигатель, как позвонил Черновский, которого Волков еще два часа назад просил установить координаты того самого Жени, реферат которого шесть лет назад стал причиной школьного конфликта. Получив нужные данные, Сергей взглянул на часы, пару минут подумал и решил удовлетворить свое любопытство уже сегодня. А то мало ли, вдруг Женя на праздники куда-нибудь свалит?..
***
Насте он не стал говорить о своих планах на предстоящий день. Смерть Алены Мхитаровой они, конечно, обсудили. Когда твои ровесники, которых ты хорошо знал, во цвете лет уходят из жизни, об этом поневоле будешь и думать, и говорить. Тем более если погибли они насильственной смертью.
— Поверить не могу, — слегка подрагивающим голосом говорила Настя, — ведь это как раз в те дни случилось, когда мы с тобой в свадебное путешествие ездили. Мы на золотистом песочке нежились и в Средиземном море купались, а она кровью истекала под железнодорожной насыпью…
— На моем месте кто-нибудь другой сказал бы: «На все воля Божья», — невесело усмехнулся Сергей. — Настюша, не накручивай себе нервы. То, что случилось с Аленой, это случайнейшая случайность. Никто от подобной случайности не застрахован, и с нами тоже она может приключиться, но вероятность исчезающе мала…
— Алена, наверное, тоже так думала, до того момента, когда ее в тамбуре ножом ткнули. Мы же люди. Всем нам свойственно говорить: «Да со мной ничего такого уж точно не случится». Инстинкт самосохранения работает. Гасит неприятные мысли о возможности внезапной смерти.
— Согласен с тобой, Настюша. По той же причине предки наши и загробную жизнь придумали. Чтоб не так страшно было умирать. Но и ты согласись: у нас с тобой в тысячи раз больше шансов дожить до глубокой старости, чем шансов погибнуть от несчастного случая в молодые годы.
— А в нашем мире не только несчастные случаи происходят, но и криминальные, — упрямо мотнула головой Снежная Королева. — Ты лучше меня это знаешь, раз в полиции служишь. Посмотри, они же все молодые, и первые жертвы Садовода, и Белла, и Алена… А могла бы и я быть в их числе. В конце концов, ты в это дело потому и впутался, что за мою жизнь забеспокоился…
Голос Насти звучал встревоженно, но Волков знал, что нервный срыв ей не грозит. За два года знакомства он ни разу не видел свою белокурую возлюбленную в состоянии эмоционального кризиса. Не было ни надрывных рыданий, ни исступленных воплей, ни битья посуды. Положительные эмоции Настя могла выражать очень громко и очень бурно, негативные же эмоции проявлялись только через интонацию и мимику. Да и то не каждый мог их заметить. Поначалу Сергей вообще сомневался, что жена его способна на гнев, страх или отчаянье. Потом понял: способна, как и любая нормальная женщина. Просто природа наградила ее редкой способностью гасить эмоциональное смятение, облекать его в более спокойную и менее разрушительную форму. Так кипящая вулканическая лава замедляет свой бурный ход и застывает, соприкасаясь с холодными океаническими водами. Не зря Сергей называл свою жену Снежной Королевой.
***
Следующим утром он уже летел по трассе, выжимая до ста сорока километров в час. Западный ветер опять принес пасмурную погоду, накрапывал мелкий дождик, и капли влаги разбивались о лобовое стекло. Одна за другой звучали из динамиков песни французских исполнителей, на которые недавно «подсел» хозяин автомобиля.
Волков вслушивался в грассирующие звуки, изредка ловил знакомые слова, но то и дело возвращался мыслями к вчерашнему разговору с Женей, который некогда учился в одном классе с Беллой Квашниной, а ныне числился аспирантом кафедры средневековой истории гуманитарного университета. Причем аспирантом весьма перспективным. Так уж получилось, что в разговоре им пришлось коснуться тех научных проблем, над которыми Женя работал, и Волков успел по высшему баллу оценить профессионализм и увлеченность будущего ученого. В исторической науке тот ориентировался не хуже, чем хорошая хозяйка на своей кухне.
После беседы с аспирантом Женей у Сергея сложилось непередаваемое словами внутреннее ощущение. Как будто он на зимней рыбалке, сидит у полузамерзшей лунки и видит, как маленькая рыбка тычется острой мордочкой в лед, словно сама желает быть насаженной на крючок. А он по неведомой причине не желает ей помочь, проломав тонкую ледовую корочку. Такое у него и раньше случалось. Бьется какая-то мыслишка о своды черепной коробки, а привычки и стереотипы не дают ей прорезаться. А кто из нас свободен от стереотипов? Да никто не свободен.
На подступах к Волнушке автомагистраль проходила параллельно железной дороге, буквально в сотне метров. Сергей поглядывал на серые нумерованные столбы с натянутыми проводами и думал, что, возможно, именно вот на этом участке и случилась трагедия. Где-то здесь в августе прошлого года проходил поезд Абакан–Москва, из которого выбросили Алену Мхитарову. Возможно, вон под теми кустами она и лежала еще несколько минут или часов, пока не скончалась от потери крови. Волков представил себе плоскую рожу, встреченную Настей в парке культуры и отдыха, и сильно стиснул рулевое колесо. Впервые за свою службу он чувствовал горячее желание поймать преступника. Не потому, что начальство требует, и даже не потому, что преступник этот может быть опасен для Снежной Королевы. А просто так, по велению сердца.
В транспортной прокуратуре его уже ожидал сотрудник, с которым вчера созванивался следователь Ковалев. Но пробыл там Сергей совсем недолго. Пробежался глазами по листам уголовного дела. Обращал больше внимания не на то, что в нем было, а на то, чего в нем не было. Ничего интересного не обнаружил, разочарованно вздохнул и направился в городское управление внутренних дел, которое располагалось в соседнем здании, явно нуждающемся в ремонте.
Сотрудники полиции отнеслись к его появлению без энтузиазма. Волков не удивился: в самом деле, кто он такой? Обычный мент из соседней области, который непонятно почему жаждет ознакомиться с оперативными материалами дела, закрытого четыре месяца назад. Если б не вчерашний звонок Ковалева, его бы дальше дежурной части вообще не пустили. А так его провели в пустой пыльный кабинет и позволили ознакомиться с нужными бумагами. Но перед этим Сергей наведался в расположенную здесь же, в управлении, вполне приличную столовую, так как изрядно проголодался.
Если уголовное дело — это четкость и ясность, то оперативные материалы — это хаос и мешанина. Волков мог бы долго копаться в ворохе разнокалиберных листочков, покрытых частично печатными, частично рукописными текстами. Но он в первую очередь взялся за самый важный документ. А таковым документом он считал список пассажиров поезда «Абакан–Москва», в котором произошло убийство. Железнодорожная компания в свое время предоставила его оперативникам, с разбивкой по вагонам. Четыре купейных, восемь плацкартных. Всего — пятьсот семьдесят шесть мест. Пассажиров в списке значилось чуть меньше, пятьсот шестьдесят. Понятное дело: кто-то уже успел выйти, а их места еще не успели занять. Отдельно прилагался список проводников общим числом двадцать пять человек.
Как понял Сергей, в прошлом году сотрудники полиции тщательно отработали только тех людей, которые ехали в том же купейном вагоне, что и Алена. Ментов можно понять: работы много и нет гарантии, что она будет выполнена не впустую. А проверить тридцать пять человек все же проще, чем отрабатывать пятьсот с лишним, это понятно.
Сам Волков никого проверять не собирался, да и не было у него такой возможности. Люди, ехавшие в поезде, они же по всей стране разбросаны. От Волги до Енисея, как в песне поется. Август, время отпусков. Многие едут на юг с пересадкой в Москве. Потом обратно возвращаются. Москвичи, наоборот, в столице остаются. Это скольким же городским и областным управлениям внутренних дел нужно поручения разослать, чтобы всех охватить?.. Так что Сергей мог надеяться только на удачу. На то, что смерть Алены Мхитаровой связана с убийствами в городе. Проще говоря: на то, что девушку убил Садовод.
К изучению оперативных материалов Сергей приступил в половине третьего, а без четверти четыре он резко откинулся на стуле, сцепив руки на затылке. Не предчувствие удачи он теперь ощущал, а самую настоящую удачу, большую и красивую. Непонятно только было, что с этой удачей делать.
Еще через несколько минут он сел в машину. Порылся в бардачке. Вдруг повезет еще раз и там совершенно случайно окажется карта Пермского края?.. Но нет, не оказалось. Откуда бы ей там взяться, в самом деле.
Карту пришлось купить в киоске за тридцать рублей. Волков отыскал на ней нужный объект, мысленно проложил маршрут и поехал на север.
Глава 9
Никакого спасения нет от этих снов. Никакая молитва не помогает. Несколько ночей ничего не снится или снится какая-нибудь глупая мирская дребедень, а потом начинается… Опять проносятся перед закрытыми глазами горные пейзажи и козьи тропы, убитые и умирающие от ран люди, маленький кишлак у подножья серой горы, земляная яма, примотанная к правой ноге ржавая цепь, от которой кровоточит лодыжка… И слышатся автоматные очереди и взрывы гранат, русские матюки и гортанные выкрики «духов», стоны раненых и блеянье баранов. И даже запахи в сон проникают. То сладкий аромат горной растительности, то жуткий смрад разлагающихся трупов. И никуда от них не деться, от воспоминаний.
Он тихонько застонал и открыл глаза. В келье царил приятный полумрак. Лучи вечернего солнца еле пробивались сквозь плотные занавеси. Он сел на кровати, дотянулся до стоящей на столике эмалированной кружки, сделал пару глотков. Сколько ж можно, почему прошлое не отпускает его, почему приходит к нему в снах? Почти тридцать пять лет прошло.
А может, Господь специально не дает ему забыть о тех страшных днях и неделях? Они ведь всю дальнейшую жизнь предопределили. Не влетел бы он тогда со своей автоколонной в засаду, не попал бы в плен, теперь мог бы совсем не так жить. В армии бы остался, дослужился бы до генеральских звезд. Разве не о них он мечтал все курсантские годы, разве не ради амбиций связал жизнь с военной службой?
Да только теперь это все не имеет значения. Ни на какую должность в мире он не променяет свое сегодняшнее положение. Митрополит доверил ему великую миссию — быть духовником сразу двух монастырей, мужского и женского, осуществлять духовное руководство двух сотен людей, добровольно отказавшихся от мирских удовольствий ради высших целей. Братья и сестры верят ему, обращаются за советами, поверяют свои мысли и желания. Почтительно именуют «старцем». Еще неизвестно, кто у монастырских насельников в большем авторитете, настоятель с настоятельницей или он сам. Да и за пределами монастырей живет несколько благочестивых людей, которые доверили ему вести свои души по пути к спасенью и вечной жизни на небесах.
В дверь тихонько постучали. Вошел на цыпочках молодой послушник, недавний выпускник детского дома. Увидел, что обитатель кельи не спит, поклонился.
— Пришли к вам, отец Петр. Просят принять.
— Кто на сей раз?
— Человек из милиции… Из полиции то есть, — поправился парень. — Я сказал, что вы отдыхаете, но он настаивает.
Отец Петр не удивился. Он знал, что рано или поздно ему придется повстречаться с сотрудниками правоохранительных органов.
— Проведи его в гостевую залу. Я подойду через десять минут.
***
Помещение, в котором оказался Сергей, представляло собой обыкновенную большую комнату, правда, с очень высоким потолком. Здесь стояло несколько маленьких столиков, и возле каждого — по два-три мягких кресла. Он опустился в одно из них и с наслаждением вытянул ноги, уставшие от долгого сидения в машине.
Приоткрылась двустворчатая дверь, и в комнату вошел человек, ради встречи с которым Волков только что проделал тридцатикилометровый путь от Волнушки до Свято-Натальиного монастыря. Отец Петр выглядел значительно старше своих лет. Совершенно седой, все лицо в морщинах. Но вот чего в нем не чувствовалось, так это старческой дряхлости и дряблости. Спину держал прямо, ноги ставил твердо и уверенно. Десантная закалка, она на всю жизнь. Волков бросил взгляд на левую руку отца Петра и сначала не понял, что с ней не так. Рукав широкого одеяния был явно пуст по локоть. Так вот почему он ушел с военной службы после Афганистана…
Сергей приподнялся с кресла, не зная, как приветствовать духовную особу. Слегка наклонил голову, руку протягивать не стал. Отец Петр кивнул в ответ, пристально глядя на посетителя умными карими глазами.
— Отец Петр, я сожалею, что пришлось потревожить ваш покой, но дело того стоит. Меня зовут Сергей. Я из полиции, вот мое удостоверение.
— Что вас привело ко мне? — спокойно спросил духовник, усаживаясь в кресло.
— Беда, случившаяся с одной из ваших… духовных дочерей, если позволите так выразиться.
Старец ничего не ответил. Волков хотел было продолжать, но в этот момент вошел молодой паренек, поставил на столик поднос с двумя чашками дымящегося чая и песочным печеньем. Когда послушник вышел, Волков притронулся к чашке, но пить пока не стал. Слишком горячо.
— Отец Петр, я говорю о девушке, которую вы, скорее всего, знали под именем Варвара. Она приезжала к вам несколько раз в год…
— Да. Я знаю Варвару. И настоящее имя ее мне тоже известно, — промолвил старец с некоторой обреченностью в голосе.
— Она убита.
Брови духовника взлетели вверх.
— Как?.. Вы совершенно уверены в своих словах?
— Мои коллеги видели ее труп и присутствовали на похоронах.
Старец шумно вздохнул, перекрестился.
— Да упокоится с миром душа ее. Не знаете, отпевание было?
— Нет. Можете отпеть заочно, если так делается.
— Обязательно… Но зачем же вы приехали, Сергей? Только чтобы сообщить мне о смерти Варвары?
— Нет. Белле уже ничем не помочь. Но речь идет о судьбе другого человека. Видите ли, отец Петр, — начал Волков мешать правду с ложью, — за последние месяцы в нашем городе было совершено несколько тяжких преступлений. Последнее случилось две недели назад. И у нас есть подозреваемый, он сейчас содержится под стражей. Молодой человек, студент аграрного вуза, единственный сын мамы, которая воспитывала его одна, без отца. Ни в каком криминале парень замешан не был, вообще никогда. Спокойный, мирный. Маму очень любит. В храм иногда захаживает. А теперь вот в камере сидит. Двадцатка ему светит. Если не пожизненное.
— Он признает себя виновным?
— Не признает. Он и не виновен. Просто ему не повезло. Неопытный он в таких делах. Нашел мертвое тело, хотел помочь, вытащил нож из раны. Наследил, натоптал, пальчики оставил. Тут-то его и прихватили. Алиби нет ни по одному из эпизодов. Для следователя этого достаточно. Для суда тоже будет достаточно.
Отец Петр молча смотрел в сторону. Нервно сжимал пальцы правой руки. Так ничего и не сказав, он встал и подошел к окну. Стоял, повернувшись к Волкову спиной. Шептал какие-то слова. Сергей прислушался и понял, что старец молится.
— Отец Петр! — окликнул он. — Вы просите Бога, чтобы Он дал вам совет, наставил на путь истинный? А собственная совесть вам разве ничего не подсказывает?
— Совесть и есть Божий голос, звенящий в душе… Чего вы от меня хотите? — глухо спросил старец, медленно повернувшись. — Если вы знаете, что тех людей убила Варвара, значит, вы сами можете это доказать и тем самым снять подозрения с невинного…
— Нет, отец Петр. Не так просто. В том-то и суть, что против невиновного человека улики есть, а против настоящей убийцы — нет. Вы думаете, на основании чего я сделал вывод, что маньяком, которого наша полиция разыскивает с Нового года, являлась тихая работница библиотеки, студентка кафедры социальной психологии Белла Квашнина? Да не было у меня никаких нормальных оснований. Так, общие предположения, чрезвычайно туманные. Дурная наследственность, плюс отсутствие родительского воспитания. Психологическая травма, перенесенная в подростковом возрасте. Зацикленность… вы уж простите, отец Петр, но я называю вещи своими именами, — зацикленность на религии, на вере в свою особую миссию по наказанию нечестивых, осмеливающихся радоваться жизни… И как мне с таким набором «доказательств» идти к следователю, который уже две недели держит в камере удобного подозреваемого с отпечатками пальцев на орудии убийства? Да он меня и слушать не станет. И я его даже понимаю: легко ли поверить, что девушка, зарезанная в городском парке культуры и отдыха, сама перед этим зарезала троих человек и каждый раз оставляла на месте преступления тот же символ, который потом оказался на ее трупе? Или вы не знали об этом?..
Конечно, Волков лукавил. Перечисленные обстоятельства лишь зародили в нем смутные подозрения, но подлинная уверенность появилась благодаря двум фактам, о которых он отцу Петру не сообщил. Тема школьного реферата, из-за которого Белла готова была драться с будущим аспирантом Женей. И — наличие ее фамилии в списке пассажиров поезда Абакан–Москва, на котором в прошлом году возвращалась из командировки Алена Мхитарова, бывшая одноклассница Квакши.
Но реальная трудность заключалась в том, что этих фактов действительно было недостаточно, чтобы считать раскрытыми три убийства. Нет, теперь уже четыре, ведь первой жертвой Садовода была Алена Мхитарова. Для того Волков и приехал к бывшему офицеру воздушно-десантных войск, а ныне почтенному старцу отцу Петру, чтобы тот подтвердил предположение о виновности Беллы. Говорил же настоятель церкви Усекновения Главы Иоанна Предтечи, отец Александр, что девушка имела своего духовника, к которому регулярно ездила. Только у него она и исповедовалась. Никому другому свою душу не открывала. И Сергей был почти уверен, что со своим духовником она делилась абсолютно всем. И мыслями, и желаниями, и поступками. Во-первых, для верующего человека духовник на то и духовник, чтобы с ним быть полностью откровенным. Во-вторых, любому человеку, даже предельно замкнутому, погруженному в себя, непременно требуется отдушина. Хоть с кем-то да нужно поделиться своими душевными переживаниями. А уж если девушка совершала убийства по религиозным мотивам, если уж она считала себя орудием Господа, то как могла она не рассказать духовному отцу о своих проделках?..
Старец медленно подошел к креслу, в котором сидел Волков. Встретившись с ним взглядом, Сергей слегка напрягся. Он вдруг подумал, что поступил очень неосторожно, заявившись в монастырь в одиночку, да еще и не предупредив никого. А что, если этот седовласый старичок является идейным вдохновителем Беллы? Подчинил девчонку своему влиянию и заставлял ее убивать людей. Сколько таких примеров, когда люди впутываются в различные секты и религиозные общины и там лишаются внутренней свободы, попадают под власть бородатых проповедников… Если так оно и было, то отец Петр сейчас находится в крайне опасном положении. Стало быть, он и сам сейчас опасен. Силы у него немерено, это видно. Да и на помощь никто не придет. Здесь, в монастыре, этого старца почитают чуть ли не за пророка.
— Так что делать будем, отец Петр? — твердым голосом спросил Волков. — Готовы ли вы рассказать правду о преступной деятельности Варвары? И не только мне рассказать, но и следователю, который ведет дело. Судьба невиновного человека сейчас решается. Вы же монашеский чин носите, вам нельзя проявлять равнодушие…
— А коллегам своим вы рассказывали то, что сейчас изложили мне? — перебил его отец Петр.
— Конечно, — еще более уверенно сказал Сергей. — Своими догадками я поделился с начальником отдела. Он мне не поверил. Но все же отправил меня к вам. Вроде как для того, чтобы я убедился в ошибочности своих предположений. Но только я-то знаю, что прав. И вы знаете, что я прав. Поймите: Варвара все равно мертва, вы ей хуже не сделаете. Родственников у нее не осталось, так что позор ни на кого не ляжет. Люди ее не осудят. Ее осудит другой Судья.
— И меня тоже, — прошептал старец, опустившись в кресло. — Я должен был отвратить ее от пути, который она выбрала…
***
Он внимательно вглядывался в серые глаза стоящей перед ним девушки. Бледной, слегка нескладной, с гладко зачесанными волосами. На вид ей можно было дать лет двадцать. Девушки такого возраста к нему приезжали нечасто. Но те, которые все же приезжали, неуловимо походили вот на эту, с серыми глазами. И судьбы у них тоже оказывались похожими, как выяснялось позже.
— Что привело тебя в наш монастырь?
— Я не в монастырь. Я к вам, старец Петр.
— Чего ты хочешь?
— Хочу, чтобы вы стали моим духовным отцом. Хочу, чтобы отпускали мне грехи, чтобы вели меня по жизни.
— Почему именно я? Ты ведь приехала из города, неужели там нет достойных священнослужителей? Духовный отец должен быть близок к своему духовному чаду. Чем ближе, тем лучше. Ты ведь не сможешь ко мне часто приезжать…
— Я буду приезжать всякий раз, когда почувствую, что это необходимо, — перебила девушка. — А наши священники меня не устраивают. Во-первых, они живут в миру, живут своими бытовыми и семейными проблемами. В них нет той святости, которая есть в монастырских людях. А во-вторых… — она сделала многозначительную паузу. — Старец Петр, мне было видение.
— Какое? — полюбопытствовал он, ничуть не удивившись.
— Это было на Страстной Седмице… Я молилась, я очень долго молилась. Я обращалась к Богу и спрашивала, как мне жить и что мне делать. Я хотела, чтобы Бог ответил мне, и он ответил. Но не Сам, не лично. Я, наверное, пока недостойна того, чтобы говорить с Богом напрямую. Он послал ко мне святого… Я не поняла, какого именно. В таком, знаете, длинном облачении, как на иконах пишут, и с коротким мечом в руке. Он наклонился ко мне и сказал: «Варвара, тебе нельзя жить одной. Ищи святого старца, который поведет тебя к вечному свету. Слушайся его беспрекословно, как слушалась бы Самого Бога». Вот так он сказал и пропал.
— Это правда, Варвара? Ты действительно его видела?
— Как вас сейчас. Святой, настоящий святой с сияющим нимбом…
Так состоялось знакомство отца Петра с Беллой Квашниной. Он тогда не стал подвергать сомнению ее чудесное видение, хотя сам был почти уверен, что девушка просто галлюцинировала. Будучи глубоко верующим человеком, он все же полагал, что многочисленные «видения», «знамения» и «явления» ничего общего с Богом и святыми не имеют. Длительными постами, ночными бдениями и усердными молитвами люди изменяют свое психологическое состояние, настраивают себя на определенную волну, тем самым подготавливая свое сознание для потусторонних видений. И является им не что попало, а именно то, о чем они напряженно думают, чего они ждут, что они готовы лицезреть. Видеть ожидаемое — вот главный принцип галлюцинаций. Не на этом ли основан и феномен спиритизма?..
Стать духовным отцом Варвары он согласился. Старец и девушка заключили нечто вроде договора: он берет на себя ответственность за спасение ее души, обязуется вести ее через жизненные перипетии, помогать словом и советом, а она отдает ему часть своей воли, соглашается безоговорочно следовать всем его предписаниям. У отца Петра уже имелось пять таких духовных чад, и со своими обязанностями он справлялся, с его точки зрения. Знал бы он тогда, что с Беллой все пойдет наперекосяк…
Поначалу ничто не предвещало беды. Девушка приезжала в монастырь раз в два-три месяца, обычно по выходным и праздничным дням. Вела долгие задушевные беседы с отцом Петром, а если он бывал занят, просто слонялась по монастырской территории. Рассказывала старцу о своей судьбе, ничего не тая. Поведала и о своих беспутных родителях, непонятно куда пропавших, и о бабушке Вере Ивановне, единственном человеке, к которому Белла чувствовала хоть какие-то теплые чувства, и о непростых отношениях со сверстниками, и о неудачной попытке поступить в духовную семинарию. Не умолчала Белла и о парне по имени Миша, сбежавшем от нее через пять минут после того, как он лишил ее девственности.
Странное ощущение складывалось у отца Петра в ходе этих бесед. Ведь в чем видел он свою обязанность? Распознать проблему, мешающую духовной дочери жить, и указать пути ее разрешения. С первым пунктом трудностей не возникало. Психика Варвары была поражена тяжелейшими комплексами, отравлявшими ее существование. Внешностью привлекательной природа не одарила — раз. Детство трудное — два. Родительский алкоголизм — три. Патологический страх перед отношениями с мужским полом, вызванный неудачным «первым разом» в юном возрасте, — четыре. И все это наслоено одно на другое, как многоуровневый бутерброд. Отец Петр не сомневался, что и к вере-то Белла пришла именно потому, что не имела полноценной жизни. Нужно же было себя чем-то занять. И духовного отца она стала искать не потому, что так повелел святой с мечом, а потому, что ей позарез требовался человек, который всегда выслушает, всегда посочувствует, всегда подскажет, как лучше поступить. О чем думала, то и «увидела».
Со свойственными ему добродушием и гуманизмом старец поначалу пробовал понизить тот градус веры, которого достигла Белла. Мало ли девушек, не обладающих модельной внешностью, устраивают личную жизнь, в любви и согласии живут с мужьями, растят и воспитывают детей? И как-то справляются с перенесенными в раннем возрасте ударами судьбы. Многие даже счастливыми себя считают. Почему бы Варваре не пойти по их пути?
Однако он быстро убедился, что девушка не собирается выполнять условия заключенного между ними духовного соглашения. Все попытки отца Петра склонить ее к налаживанию отношений с достойным мужчиной наталкивались то на мягкое неприятие, то на агрессивное сопротивление. Не раз и не два он замечал в ее серых глазах досаду и разочарование. Потому сильно и не настаивал. Возьмет да не приедет больше, найдет себе другого духовного отца, и не факт, что это будет благочестивый и мудрый старец. Много в наши дни развелось всяких больных на голову шарлатанов, выдающих себя за учителей и спасителей человечества…
Примерно через год он сменил тактику. Не видишь себя в миру? Хочешь попробовать монашеской жизни? Что ж, в Свято-Натальином монастыре тебя всегда готовы принять. Только учти, правила здесь строгие. Послушание и смирение на первом месте. Не всем такое нравится. Не все приживаются. Вот в прошлом году две сестры из монастыря сбежали…
Но Белла не горела желанием принимать монашеский постриг. Ссылалась на то, что живет со старой и слабой бабушкой, которая одна не справится. Тогда-то отец Петр впервые заподозрил неискренность. Не в бабушке дело. В другом. Не хочет девушка смиряться и подчиняться, не желает она сливаться с монастырской массой, становиться одной из многих, ничем не примечательной и не выделяющейся. Так она каждый день чувствует свою особость, свою непохожесть на других. Избранность! Возвышенность! А как же: все-то вокруг мелкие и приземленные люди, и мысли у них такие же мелкие и приземленные. Думают о деньгах и о сексе, о работе и детях, о поездке в Турцию и о приобретении нового холодильника, о диетах и соляриях… На фоне этого жвачного стада сестра Варвара возвышается исполином. В собственных глазах, естественно.
Белла приезжала и уезжала, а он продолжал думать о ней. Куда ж ее пристроить? В монастыре такой девушке не место, это точно. Она там будет источником постоянных конфликтов. Женский коллектив, он и есть женский коллектив, там малой искорки достаточно, чтобы переполох поднять. Так что ее категорическое нежелание облачаться в монашеские одежды можно только поприветствовать. Вот только неясно, чего же она сама хочет от жизни?.. Понемногу отец Петр начал побаиваться свою подопечную. Как бы чего не натворила!
В августе прошлого года он с ужасом узнал, что интуиция его не подвела. Имелись основания для опасений, еще какие основания. В очередной визит Белла рассказала духовному отцу, что вот буквально только что, по дороге в монастырь, убила свою бывшую одноклассницу, с которой они когда-то не поделили одного парня. И хоть она говорила об этом на исповеди, но старец не уловил в ее интонациях подлинного раскаяния или сожаления. Белла винила себя лишь в том, что позволила эмоциям завладеть собой. Иначе говоря, убийство она совершила в порыве необузданной ярости, экспромтом. Чистая случайность, что ни пассажиры, ни проводники ничего не заметили. А следовало бы сделать это с холодной головой, спокойно и осмысленно, продумав все детали и обеспечив себе надежное алиби.
В ответ на осуждающие возгласы старца девушка заметила, что одноклассница Алена вполне заслужила смерть. Насмехалась над Беллой в школе, отбила у нее парня, из-за чего вся жизнь у Беллы пошла наперекосяк. Да вдобавок еще и вела разгульно-развратную жизнь, беспрестанно меняя ухажеров. Не думала ни о душе своей, ни о Боге. А выглядела, несмотря на все это, вполне довольной и успешной. Всегда видно, доволен человек жизнью или нет. Несправедливо это, вот что.
Опешивший старец пытался взывать к совести и милосердию, но Варвара загрузила его кучей библейских цитат, которые ничего общего не имели с пресловутым христианским всепрощением, но ясно и четко оправдывали убийство. После того как она уехала, отец Петр еще долго пребывал в трансе. Он сам не понимал, из-за чего ему больше расстраиваться. Его духовная подопечная нарушила шестую заповедь — это, конечно, ужасно. Но еще более ужасно, что он, служитель Бога, проиграл ей в простеньком диспуте, не смог доказать, что убийство человека противоречит христианским нормам!.. Белла использовала Библию — основу основ. Не мог же он, православный монах, переть против священной книги!
Белла не показывалась в монастыре примерно полгода. Появилась незадолго до праздника Крещения Господня. Старец сразу же заметил произошедшую с ней перемену. Уверенность и непоколебимость — вот что сквозило в ее взгляде. Она как будто нашла свое место в жизни, окончательно распрощалась со всеми сомнениями и душевными терзаниями. Такое выражение лица он видел у женщин, которые бесповоротно решили стать монахинями. У тех, которые твердо выбрали свой путь и готовы идти по нему, не сворачивая.
Как выяснилось из разговора с подопечной, она свой выбор тоже сделала, и свой путь наметила, и тоже готова идти до конца. Только путь этот ничего общего с монашеским обетом не имел. Белла решила чистить мир от скверны. Вот так, ни больше ни меньше. Совершенно серьезно, без тени сомнения говорила она отцу Петру, что хочет стать десницей Божьей, наказывать то зло, до которого не доходят руки у Всевышнего. И не простое зло, а то зло, которое себя хорошо чувствует. Иначе говоря, тех жалких людишек, которые живут без Бога и без веры и имеют наглость улыбаться и радоваться жизни, хотя им следовало бы страдать и мучиться. Из ее объяснений старец понял, что первая жертва была лишь репетицией. Она не в счет. Ее Белла убила по личным мотивам, без всякого плана. А вот следующие будут наказываться за неправедную жизнь. Один уже наказан пару недель назад.
Они проговорили до ночи, доказывая друг другу свою правоту. Отец Петр тщетно пытался заставить свою подопечную свернуть с пути убийств. Она ловко парировала все его доводы, ссылаясь уже не только на библейские тексты, но и на многовековой опыт христианских церквей. Заметно было, что она изрядно поднаторела в этой теме. Старец мог противопоставить ее аргументам только общие слова, которые даже ему самому казались расплывчатыми, неубедительными и противоречащими общеизвестным историческим фактам. Он чувствовал ее идейное превосходство!
Такая же история повторялась еще два раза, в феврале и в марте. Варвара приезжала в монастырь, рассказывала отцу Петру про очередной акт божественного служения, и у них опять завязывалась дискуссия. Отчаявшись переубедить девушку, старец напоминал ей, что она сама обещала беспрекословно слушаться его на пути к спасению. Белла снисходительно улыбалась и отвечала, что нашла свой собственный путь к спасению, по которому может идти сама, без посторонней поддержки. После ее предпоследнего визита он долго пытался понять: а зачем же она продолжает приезжать, если он, старец Петр, перестал быть для нее авторитетом? Если ей больше не нужен духовный наставник, то для чего она рассказывает ему о своих кровавых подвигах? А потом он понял: Варваре жутко нравятся вот эти длинные разговоры, полуночные дискуссии на тему добра и зла. Ей приятно сознавать, что пожилой человек, который уже много лет носит монашеский чин, не может переубедить ее, молодую девчонку. А ведь спорят они не на какие-то отвлеченные темы, нет! Они допустимость убийства обсуждают, причем с чисто христианских позиций. И если святой отец затрудняется в поиске аргументов, значит, она, Белла, — большая христианка, чем он сам!..
Сказать, что все эти месяцы отец Петр пребывал в смятении, значит, не сказать ничего. И дня не проходило, чтобы он не думал о судьбе своей подопечной. Не только о земной судьбе, но и о небесной. Что ждет ее на Страшном суде? А что ждет его самого? Он согласился стать духовным наставником девушки и тем самым взял на себя ответственность за ее мысли, слова и поступки. Не спросится ли с него в полной мере?.. Старец перебирал в уме различные варианты действий, но не мог остановиться ни на одном из них. Неизвестно, какое решение он бы в итоге принял, если бы ситуация не разрешилась сама собой. Варвара мертва и сейчас проходит посмертные мытарства. И все, что может он для нее сделать, — молиться о ее душе…
***
Небо уже чернело, когда Волков вышел за ворота. Отец Петр предлагал ему остаться и заночевать в монастырских стенах, но он вежливо отказался. Не любил Сергей проводить ночи в незнакомых местах. К тому же ему хотелось в одиночестве переосмыслить все то, что он узнал от старца.
Запустив мотор, он достал телефон, чтобы позвонить Снежной Королеве, но в этот момент аппарат затренькал, и на дисплее высветилось ее имя.
— Сереж, ты скоро дома будешь? — спросила она с тревожными нотками в голосе.
— Три с половиной часа, Настюша, — невесело ответил он. — Раньше не получится.
— Ничего себе, — удивилась она, — это ж почти ночь будет. Куда тебя занесло?
— Не по телефону, Настя. Приеду — расскажу. У тебя все хорошо?
— Да. Экзамен сдала, машина целая. Через неделю в ГАИ сдавать будем.
— Ты сдашь, я уверен.
— И я уверена. Еще я в следственном отделе была, мне Кроликов трех парней показывал и среди них — того самого Квашнина. Я сказала, что никогда раньше никого из них не встречала.
— Расстроился Кроликов?
— Нет. Не расстроился и даже не удивился. Хотя у него такое непроницаемое лицо, что просто нельзя понять, о чем он думает… Сереж, а мне подарок прислали.
— Что за подарок?
— Даже два подарка. Букет хризантем и мою фотографию.
— Не понял, — хмыкнул Волков. — Кто прислал-то?
— Вот и я думаю — кто?.. Понимаешь, я зашла в подъезд, заглянула в почтовый ящик, а там конверт лежит. Чистый, без адреса и без почтового штемпеля. А в нем — фотография. Моя фотография. Меня сфотографировали около фитнес-клуба в прошлую пятницу. Метров с десяти. Из машины, скорее всего, судя по тому, что я ничего не заметила.
— А цветы?!
— Посыльный доставил, из цветочного магазина. Девять шикарных хризантем, белые и оранжевые. Я сначала подумала, что это от тебя…
— Нет, Насть, не от меня. Но точно не от Садовода, потому что… — он замолк на полуслове. — Короче, дома поговорим.
— Приезжай скорее, Сереж. У меня что-то неспокойно на душе. Хотя этот человек как раз призывает меня не бояться…
— То есть как?
— А на обратной стороне фотографии синим фломастером написано: «Не бойся!!!» С тремя восклицательными знаками…
Глава 10
Первомайский вечер они провели на даче одной из Настиных подруг, в компании самой подруги и ее молодого человека. Строго говоря, дача принадлежала не подруге, а ее родителям, но те отдыхали за границей, так что деревянный домик с обнесенным ветхим заборчиком участком был в полном распоряжении молодого поколения.
Жарили шашлык, пили красное полусладкое вино. Сергей пил больше, чем обычно, намеренно желая расслабить свой мозг, вытеснить из него прилипчивые мысли, от которых никак не мог избавиться. Пил сам и подливал Насте. Она не возражала.
Накануне он вернулся домой в половине двенадцатого ночи. Увидев его усталое лицо, Снежная Королева не стала задавать вопросов. О беседе со старцем Петром он ей рассказал уже утром, полноценно отоспавшись.
Реакция Насти оказалась вполне предсказуемой: безмерное удивление, смешанное с облегчением. Удивляться было чему: девушка, которую принимали за одну из жертв жестокого психопата, сама оказалась серийной убийцей. Четыре трупа на ней, считая Алену Мхитарову. А могло быть и пять. Сергей нисколько не сомневался, что в парке Белла выслеживала именно Настю. Выслеживала, чтобы убить. И оставить на месте преступления фигурку в виде надкушенного яблока, символ греха. И если бы не вмешательство неизвестного парня, то лежать бы сейчас Насте в сырой земле рядом с дедом, бабкой и старшим братом.
В сущности, та проблема, ради которой Волков добровольно впутался в дело Садовода, благополучно разрешилась. Личность Садовода установлена, Насте больше ничего не угрожает. Сергей решил ничего не говорить своим коллегам до окончания праздников, но сам-то он знал правду, и этого было достаточно.
И все же не мог он не задаваться другим вопросом: а что же это за таинственный Благодетель, который два дня подряд охранял Снежную Королеву и убил безумную фанатичку, выслеживавшую ее? Да еще и цветы прислал с фотографией. Снимок, кстати, получился очень удачным, хотя Настя совершенно не позировала. Волков тоже решил, что фотограф, скорее всего, сидел в машине. Значит, этот парень и сейчас не оставляет ее своим вниманием. С чего бы вдруг?
Совместными интеллектуальными усилиями они пришли к естественному выводу: Благодетель был знаком с Беллой Квашниной. Он мог и не знать о ее предыдущих преступлениях, но он точно знал, что она намеревается убить Анастасию. Не мог же он случайно оказаться в нужное время в нужном месте! Мало того, он и к жизни самой Насти должен иметь какое-то отношение, а иначе зачем бы он стал спасать ее? Правда, она уверенно говорила, что лицо его показалось ей незнакомым. Но ведь личное знакомство и не требовалось. Настя всегда вела насыщенную, активную жизнь, посещала разные места и общалась со многими людьми. Где-то она пересеклась с Благодетелем, запала ему в душу. Такое случается даже в насквозь утилитарном двадцать первом веке: увидит мужчина девушку и потом всю жизнь забыть не может, если даже и не общается с ней.
Сергей был очень рад предстоящим праздникам. Они давали ему возможность не спеша поразмышлять над ситуацией. В том числе и над вопросом: а стоит ли вообще посвящать коллег в детали своей поездки в Волнушку и, главное, в монастырь? Ведь что произойдет, когда следователь Кроликов узнает о подлинной роли Беллы Квашниной во всей этой истории? А очень просто. Уголовное дело опять будет разделено. Убийства Алены Мхитаровой, Олега Волнухина, Ангелины Соколовской и Натальи Пешковой будут считаться раскрытыми, уголовное дело закроют в связи со смертью виновного лица. А вот по делу об убийстве Беллы Квашниной работа продолжится. Ни один нормальный человек не поверит, что она сама себя зарезала тремя ударами в жизненно важные точки. Значит, будут искать Благодетеля. Найдут или не найдут — вопрос. Но Сергей не хотел, чтобы спаситель его жены пошел под суд. Потому и не спешил раскрывать все карты перед своими сослуживцами.
Что же касается Насти, то она вообще была против того, чтобы Волков продолжал работать по этому делу. Настойчиво советовала ему ознакомить коллег с откровениями отца Петра, а потом с достоинством выйти из игры, вернуться к исполнению обязанностей по штатному месту службы. По ее словам, Сергей и так сделал очень много для установления личности Садовода, и ничего страшного не случится, если он не будет участвовать в розыске другого убийцы. Тем более они ведь теперь точно знают, что убийца этот не представляет опасности для их семьи.
Такая позиция жены немного удивляла Сергея. Сколько он знал Снежную Королеву, она всегда отличалась любопытством, обожала решать сложные жизненные задачки и узнавать новое. Потому, кстати, и была круглой отличницей и в школе, и в академии. А сейчас она вдруг не хочет выяснять, кто спас ее от смерти две недели назад! Для этого должна быть очень веская причина. Поразмыслив немного, Волков эту причину нашел. Вероятно, девушка смутно догадывается, кто этот таинственный спаситель. Кто-то из бывших молодых людей. А таковых в ее жизни насчитывалось не то чтобы очень много, но все же порядочно. Тема бывших любовных связей никогда не была запретной в их семье, даже наоборот: они частенько предавались воспоминаниям, делились друг с другом подробностями своих старых романов и романчиков. От Насти Волков знал, что в сексуальном смысле он у нее второй мужчина, и не сомневался, что она говорит правду. Но не всегда же отношения парня и девушки сопровождаются интимной близостью! И вот на кого-то из своих бывших она наверняка и думает и боится в этом признаваться… Хотя что здесь страшного?
***
Второго мая он заступил на суточное дежурство в своем родном отделе полиции. С утра голова немного побаливала от переизбытка принятого накануне алкоголя, но к полудню он уже чувствовал себя огурцом. Сидел в кабинете, пил чай, устранял мелкие недостатки по служебной документации. Два раза скатался на происшествия. На вопросы сотрудников отвечал уклончиво, отделываясь общими словами. Подполковника Грушина, понятное дело, на службе не было, он по праздникам не работал, так что никто не мог требовать с Волкова отчета о ведущейся работе.
Но ведь праздники закончатся, и ему все равно придется отчитываться! И перед Грушиным, и перед Сашкой Сафроновым, который прекрасно знал о его поездке в Волнушку. Про посещение Сергеем монастыря Сашка, правда, не знал. Но ведь в монастырь Волков поехал только лишь потому, что увидел знакомую фамилию в списке пассажиров поезда Абакан–Москва. Так что если уж дезинформировать коллег, то придется и этот факт скрыть. Да и про хризантемы, столь неосторожно подаренные Благодетелем, тоже придется умолчать. Они ведь не под дверь подброшены, а заказаны через цветочный магазин. Они — единственная на сей момент зацепка для установления личности Благодетеля.
Вот этой зацепкой Сергей и решил воспользоваться. Предупредив дежурного по отделу, он сел в «нексию» и поехал в цветочный магазин, из которого привезли букет. Накануне, когда цветы доставили, Насте пришлось расписаться за доставку, и название магазина она запомнила.
Салон «Mayflower» располагался недалеко от их дома. Улыбчивые сотрудницы сразу поскучнели, когда поняли, что стройный молодой мужчина не букет пришел выбирать для любимой девушки, а вопросы задавать. От ответов, впрочем, они и не думали уклоняться, хотя и не могли взять в толк, какая криминальная составляющая может быть в обыкновенной доставке цветов.
— Как вообще заказывают цветы в вашем салоне?
— Разными способами, — принялась объяснять симпатичная продавщица. — Можно лично прийти, оплатить понравившийся букет и сказать, по какому адресу и в какое время нужно его доставить. А можно сделать заказ через Интернет. У нас есть свой сайт, там все композиции размещены в удобном для просмотра виде. Опять же, нужно выбрать подходящий букет и оставить свой номер телефона. В течение получаса мы связываемся с клиентом, уточняем адрес, время и способ оплаты…
— А какие есть способы оплаты? Кроме наличных денег, имею в виду.
— Можно расплатиться с банковской карты, можно при помощи электронного кошелька, но самое простое — через обычные терминалы, через которые вы деньги на телефон кладете. Нам приходит сообщение, что оплата произведена, и заказ считается совершенным. Все очень просто, как видите.
— Данные о заказах у вас сохраняются?
— В течение месяца.
— Тогда вот что. Меня интересует заказ, который был сделан позавчера по адресу… — он назвал свой домашний адрес, — около восьми часов вечера. Посмотрите, пожалуйста, как он был оплачен.
Девушка подсела к монитору, пробежала пальцами по клавиатуре. Довольно хмыкнула и слегка повернула монитор, как бы предлагая Волкову посмотреть.
— Заказ оформлен при помощи Интернета. Заказчик оставил номер телефона, мы с ним связались. В семнадцать десять. Оплата произведена через терминал в семнадцать сорок пять. Кстати, это я и связывалась, я позавчера работала.
— А записи телефонных разговоров у вас хранятся? — спросил Волков, думая, что это была бы слишком большая удача.
— Хранятся, но всего сутки. Потом автоматически стираются.
— А голос заказчика вы помните?
— Да, вот именно голос этого заказчика я помню. Из-за его особенности. Гнусавый такой, причем преувеличенно гнусавый. Как будто нарочно нос зажимали.
Сергей вздохнул. Да не «как будто», а именно что зажимали. Или еще каким-то нехитрым способом голос изменили, хотя бы с помощью платка, накинутого на телефон.
— Но хотя бы молодой человек говорил или в возрасте?
— Не знаю, — покачала головой девушка. — Я даже не уверена, что это был мужчина. Но голос скорее мужской, чем женский. А может, я так подумала просто потому, что в онлайн-заявке он себя назвал Павлом.
— Вот как?
— Да, у нас там две графы. В одной нужно написать номер телефона, в другой — свое имя, чтобы мы могли как-то обращаться к человеку…
— Номер телефона? — с надеждой спросил он.
— Номер есть, — кивнула продавщица. — Вот, пожалуйста, — глядя в монитор, она написала на квадратном листочке несколько цифр, протянула Волкову.
***
Утром третьего мая Волков сменился с дежурства в отделе полиции Восточного района. В это же время капитан Сафронов заступил на дежурство в Центральном районе. Предыдущие два дня он лечил психику немалыми алкогольными дозами по случаю праздничных выходных и чувствовал себя не самым лучшим образом. Впрочем, такое с ним и раньше случалось и на качестве выполняемой работы обычно не сказывалось. Есть такие профессии, представители которых способны работать чуть ли не в бессознательном состоянии, да еще и не поспав двое суток.
Третий день мая тоже выдался спокойным в криминальном плане, по вызовам не дергали, и телефоны в дежурной части не разрывались. До полудня Сафронов просидел в своем проникотиненном кабинете, потребляя крепкий кофе и развлекая себя не шибко интеллектуальной компьютерной игрой. В первом часу ему позвонил дежурный майор, попросил зайти.
— Письмо тебе, — загадочно улыбнувшись, сообщил майор, когда Сафронов зашел в помещение дежурной части.
— А вот, гляди, — майор протянул Саше уже вскрытый конверт, на котором кривыми буквами был написан простенький адрес: «Дежурная часть отдела полиции Центрального района».
Саша понял, почему конверт уже надорван, но не понял, почему майор передает послание именно ему. Он вынул сложенный на европейский манер лист бумаги и прочитал текст, написанный синим фломастером:
«Не надо больше искать того, кто убил сестру Варвару. Это я сделал. Имя свое не назову, не хочу позорить родных. Чтобы вы мне поверели, скажу, где лежит нож. В яме, которая на дне оврага. Справа от мостика, если на парк смотреть. Я доброе дело сделал и жизнь спас. Но сам жить больше не хочу и не могу».
Через три минуты Сафронов вломился в кабинет дежурного следователя, который наводил порядок в бумагах одного из девяти числящихся за ним уголовных дел. Еще через десять минут они мчались по центральным улицам в сторону парка культуры и отдыха. Остановились неподалеку от высокого офисного здания. Сафронов вспомнил: он уже был там, когда вместе с Анастасией Волковой просматривал видеозаписи с камер наблюдения. Ему тут же пришла в голову мысль, что неплохо бы известить Волкова о невероятном послании. Он позвонил, но у Сергея телефон был отключен. Все еще отсыпается после дежурства, наверное.
Понятых нашли без труда, благо погода стояла теплая, солнечная и люди шли в парк чуть ли не вереницей. Но возникла другая сложность. На дне оврага, через который был перекинут пешеходный мостик, действительно имелось несколько ям, но во всех стояла талая вода. Так всегда бывало весной, после таянья снега. К середине лета ямы подсыхали, и любой валяющийся в них предмет можно было извлечь, не замочив ни рук, ни ног. Теперь же пришлось искать полутораметровую палку и шарить ей на дне ямы. Но и эта затея не увенчалась успехом. Матерясь в голос, Сафронов сбегал до машины, принес из багажника пластмассовое ведро и начал вычерпывать грязную воду. За двадцать минут яма опорожнилась наполовину, но и он сам успел по пояс перепачкаться и замочиться. В эти минуты он ненавидел предполагаемого убийцу Беллы Квашниной даже не за то, что он совершил убийство, а за то, что спрятал нож в такое неудобное место.
Дальше вычерпывать становилось неудобно, наклоняться приходилось все ниже и ниже. Сафронов снял форменную куртку, закатал рукав рубашки и погрузил руку в темную воду. Нащупал твердый предмет, извлек его на поверхность. Показал понятым. Ну что ж, не зря старался.
***
Маршрут и без того был самый сложный, а тут еще ветер поднялся. Нижняя веревка раскачивалась и норовила выскользнуть из-под ног. Волков перебирал руками по верхней веревке, заставляя себя смотреть не вниз, а на прикрепленную к здоровенной сосне деревянную площадку, которая была его промежуточной целью. Добравшись до нее, он просунул руки в заготовленные для этого ремни и заскользил по тросу, натянутому между двумя деревьями. Угол наклона был порядочным, так что Волков набрал немалую скорость. Оказался на очередной площадке, посмотрел влево. Метрах в двадцати увидел Настю, мелькавшую среди листьев и хвойных веток. Девушка продвигалась по параллельной трассе, стремясь к той же цели, что и он. Целью был красный воздушный шар, закрепленный на виднеющемся впереди столбе. Кто первым доберется до него, тот и победитель. Таковы были условия состязания, разработанные руководством веревочного парка «Дитя джунглей».
Между Сергеем и Настей было много общего, в том числе мощная адреналиновая зависимость. Без риска они жить не могли и потому частенько пробовали свои силы в различных экстремальных развлечениях, даже в тех, для которых требуется основательная профессиональная подготовка. Спуск на велосипедах по горному серпантину, заплывы на запредельные дистанции при штормовой погоде, катание на необъезженных кобылках — все это случалось в их жизни. Подобные «экстримы» они старались приурочивать к семейным праздникам. «Надо так жить, чтобы твой день рождения не был похож на годовщину нашей свадьбы, а мой день рождения — на годовщину знакомства. Чтобы праздники наши не сливались в одно мутное пятно, чтобы мы каждый из них помнили и через год», — говорила Снежная Королева. Волков с ней соглашался. Действительно, ведь многие семьи отмечают памятные даты по одному и тому же алгоритму: накрытый стол, вино-водка-пиво, старые друзья… Да, могут меняться злачные заведения, но общая концепция праздника остается неизменной. Потому и не помнят люди, чем двадцать пятый день рождения отличался от двадцать шестого. А вот Сергей свой двадцать девятый день рождения никогда не забудет. Они тогда прыгали из чрева винтомоторного самолетика, и у Волкова не раскрылся основной парашют. Тот самый случай, один из сотни тысяч. Запасной парашют осечки не дал, но из-за нескольких страшных мгновений Сергей лишился душевного равновесия, отстранился от управления и окончательно пришел в себя на вершине гигантского кедра, среди густых ветвей. Спуститься ему удалось нескоро, зато как весело они потом отмечали праздник, прямо там же, на учебном аэродроме, в арендованной беседке…
Было и еще кое-что, сближавшее Сергея и Настю: в их семье витал дух конкуренции, аромат соперничества, запах соревнования. Ни в чем они не желали друг другу проигрывать, ни в знаниях, ни в умениях, ни в навыках. Понятно, что касалось это лишь тех сфер, в которых в принципе допустимо соперничество между мужчиной и женщиной. Они друг для друга были как бы ходячими мотиваторами, постоянно действующими стимулами для умственного и физического самосовершенствования. Так и сегодня: оба они твердо решили пройти трассы самой высокой степени сложности, пролегавшие в некоторых местах на десятиметровой высоте параллельными курсами.
То ли Настя тайком от мужа заранее побывала в парке и успела изучить веревочный маршрут, то ли просто меньше осторожничала, но к цели она пришла первой. Издала веселый победный клич, ткнула шарик, и он тут же хлопнул, превратившись в маленькую красную тряпочку. Ухватилась за вертикальный канат и скользнула вниз. Сергей присоединился к ней через полторы минуты, обхватил за талию, и оба они, дурачясь и смеясь, повалились в свежую майскую траву.
Немного погонявшись друг за другом по лесу, они пошли к припаркованной на грунтовой стоянке машине. Напились воды, отдышались. Волков достал из бардачка мобильный телефон, увидел на дисплее пропущенные вызовы. Три. Все — от Сафронова. На секунду задумался, отвечать или не отвечать. Вряд ли у Сашки дело, которое не может подождать до завтра. Но любопытство взяло верх, Сергей ответил. Предварительно отошел, чтобы Настя не услышала.
То, что сообщил капитан Сафронов, буквально взбудоражило Волкова. В жизни вообще редко случается, чтобы убийцы писали письма сотрудникам правоохранительных органов. А этот вот написал. Хоть и не представился, но все же проявил преступную осведомленность, указал место, куда выбросил нож. Стало быть, позаботился о том, чтобы сотрудники полиции поверили, что письмо действительно отправлено убийцей. Ну и для чего? Просто поиграть захотелось?..
— Очень интересно, — констатировал Волков. — И что делать будем?
— Сегодня пока ничего делать не будем, выходной день. А вот завтра…
— Так и завтра выходной.
— Да, но завтра на дежурство заступает Кроликов. Обсудим с ним эту дребедень.
— Согласен. Давай постарайся ночью покемарить, чтоб утром у Кроликова не заснуть. Я к половине десятого тоже приеду.
Волков отключился и покосился на Настю, которая стояла возле машины и слегка подтанцовывала в такт льющейся из динамиков музыке. Ее гибкое, налитое силой и бодростью тело двигалось легко, плавно и ритмично. Волков подумал, что у них впереди еще целый вечер, который они проведут в той самой кафешке, где в позапрошлом году состоялось их знакомство. Будут пить холодное цимлянское шампанское и угощаться вкусными закусками, смотреть друг на друга, тонко иронизировать, припоминать интересные моменты из их совместной жизни, строить грандиозные планы на будущее… А вот о чем не будут говорить, так это о Белле Квашниной и о совершенных ею злодеяниях. Семейный праздник не должен омрачаться подобными темами. Жаль, что кафешка маленькая, танцпола там нет. Но ничего, потанцевать они и дома смогут, и к концу танца одежды на них вовсе не останется. А потом они предадутся эротическим удовольствиям, до которых оба весьма охочи. Присущий их отношениям состязательный дух касался и сексуальной сферы, оба старались перещеголять друг друга в любовных наслаждениях. После интимных ласк с женой Сергей иногда вспоминал свою давнюю любовь, лыжницу Машу. И признавал, что по уровню сексуальной активности Снежная Королева если и уступает Маше, то совсем чуть-чуть, на самую малость. Так что ему приходилось соответствовать ее запросам, дабы не ударить в грязь лицом…
***
Из троих мужчин, находящихся в кабинете следователя Кроликова, только один выглядел свежим и бодрым. Сам Николай Григорьевич. Собеседники его явно не выспались, это однозначно читалось на их лицах. Правда, причины недосыпа у них были совершенно разные.
У обоих капитанов было что поведать следователю. Волков, стараясь быть кратким, рассказал о своей поездке в Волнушку и Свято-Натальин монастырь. Рассказ его поразил не только Кроликова, но и Сафронова. Сколько сил и времени потрачено на поиски Садовода!.. Еще пару недель назад они приписывали ему четыре убийства, и их на самом деле было четыре, вот только первое из них произошло гораздо раньше. А серийным убийцей оказалась девушка, которую они принимали за очередную жертву…
— Вот и объяснилась та странность, над которой мы голову ломали, — покачав головой, промолвил Сафронов. — При ней не было никаких вещей, кроме телефона. Мы тогда думали, что ее обобрал убийца, но почему тогда он телефон оставил?.. А все просто. Она готовилась совершить убийство, потому и не имела при себе никаких предметов, которые можно потерять или случайно выронить. Мало ли, вдруг бы ей пришлось убегать? Вполне профессиональное поведение.
— Да, она все свои преступления совершала очень грамотно, — согласился Волков. — Следов не оставляла, в поле зрения камер не попадала. Ни в одном ресторане или кафе никто ее не запомнил, ни один свидетель.
— А может, и запомнили, — предположил Кроликов. — Просто никому из свидетелей не пришло в голову, что такая серая мышка может оказаться серийной убийцей. Только вот откуда этот профессионализм взялся? Она кто? Студентка факультета психологии, скромная работница библиотеки, да к тому же повернутая на религии. Стало быть, оторванная от реалий нашего бренного мира. Никакого криминального прошлого…
— Вот именно — работница библиотеки! В квартире Квашниных не обнаружилось ни одной книги по криминалистике или следственной практике, но ведь Белла могла эти книги читать на работе. А в них все есть, что нужно. Любой интересующийся человек может, при некоторой усидчивости, освоить принципы нашей работы. Может узнать, как надо совершать преступления и как не надо их совершать. Как не оставить следов, как сделать, чтобы тебя не запомнили… В советское время, кажется, подобная информация была закрытой, но теперь-то ситуация изменилась. Да даже из обыкновенных детективов, которыми завалены книжные полки, начинающий убийца может для себя почерпнуть много полезной инфы… И не забывайте про Интернет! Это вообще бездонный кладезь самых разных сведений. Можно тупо ввести в поисковую строку: «как не наследить на месте преступления» — и сидеть, просвещаться… Причем я уверен, что просвещаться она начала недавно. Самое раннее — во второй половине прошлого года. Потому что убийство в поезде никаким профессионализмом не пахнет. Оно только по чистой случайности не было раскрыто сразу же. Если бы пермские менты утрудили себя анализом списка пассажиров, ей бы не удалось вывернуться.
— Да, наверное. Ладно, чего теперь сожалеть о прошлом. Надо думать, как нам сейчас действовать. Это очень хорошо, что ты нашел монаха. Но вот лично я не уверен, что показаний этого старца хватит, чтобы закрыть дела об убийствах. Разумеется, я его официально допрошу, под протокол, и он, допустим, не станет артачиться, не станет ссылаться на тайну исповеди… Но почему мы должны ему верить?
— Потому что у него нет никаких причин обливать свою покойную подопечную таким морем грязи, — ответил Сергей. — Клеветать на мертвых — по церковным канонам это еще больший грех, чем клеветать на живых, потому что у мертвых есть другой Судья. Вот Он пусть и судит. Тем более для старца Петра эта мерзавка была как дочь. Он ведь за ее действия несет ответственность перед Богом и совестью, понимаете? Так зачем же возводить на нее напраслину?
— Но ведь тебе же он рассказал о преступлениях своей «дочки», а мог бы этого и не делать, — заметил следователь. — Почему, как думаешь?
Волков про себя отметил, что Кроликов обращается к нему на «ты», хотя в прошлый раз общался более официально.
— Потому что он человек порядочный. Я ему спел красивую байку, будто у нас есть подозреваемый, которого вот-вот отдадут под суд за убийства, к которым он не причастен. Если бы отец Петр промолчал, он бы тем самым взял на себя ответственность за загубленную жизнь этого вымышленного паренька…
— Порядочный человек?! — со злостью выкрикнул Сафронов. — А когда эта больная психопатка рассказывала ему про свои дела, где была его совесть и где была его порядочность? Да он должен был после прошлогоднего убийства, самого первого, запереть Квашнину в каком-нибудь монастырском подвале и сразу же в «ноль-два» позвонить! И три человека остались бы живы! А он с ней разводил философские диспуты, что-то ей доказывал, в чем-то убеждал, пенек! Мне порой жаль, что у нас статьи за недоносительство нет, этому старцу не в монастыре место, а в колонии…
— Ладно, Саш, давай потише, — поднял руку Кроликов. — Криком не поможешь. Священники и монахи — это совершенно особый тип людей, у них свои понятия о добре и зле. У него были свои причины, чтобы не сообщать в полицию о преступлениях Беллы, и нам эти причины не понять. В любом случае привлечь его к уголовной ответственности я не могу, если только…
— Что?
— Если только он не лжет. Есть только одна причина, по которой отец Петр может оговаривать Беллу: он покрывает другого человека. Возможно, кого-то из своих подопечных. Белле-то что, она мертва. На нее легко стрелки перевести.
— Нет, Николай Григорьевич, это невозможно, — убежденно сказал Сергей. — Я ему в глаза смотрел, он не лгал. И повторюсь еще раз, для верующего человека это большой грех, клеветать на усопших…
— Ладно, я его вызову повесткой и поговорю с ним. Одних его слов, конечно, маловато будет, нужны и другие доказательства.
— По крайней мере, по эпизоду с Аленой Мхитаровой доказательная база есть. Белла Квашнина ехала с ней в одном поезде, в соседнем вагоне. Если предположить, что ее все же убил кто-то другой, то слишком уж маловероятное совпадение вырисовывается…
— Сделаем так, — решительно перебил следователь. — Сгоняете в центральную библиотеку, где Квашнина работала. Поговорите с персоналом еще раз. Постарайтесь узнать, был ли у нее на рабочем месте компьютер. Если не было, выясните, за каким компьютером она чаще всего сидела в читальном зале для посетителей. Я знаю, там есть такой зал, наподобие интернет-кафе. Если она выходила в Интернет, в памяти могут оставаться недавно посещенные сайты. Всего две недели прошло, не так уж много. Второй момент: нужно показать фотографию Квашниной всем свидетелям, которые у нас фигурировали в делах о трех убийствах. Черт знает, может, ее и вспомнят. Третье: нужно произвести самый тщательный обыск в квартире Квашниных. Санкция будет, я завтра поговорю с прокурором. В прошлый раз мы там ничего не нашли, но это и не обыск был, а осмотр. Так, по верхам прошлись. Теперь же надо все вверх дном перевернуть…
Волков хотел было сказать, что именно комната Беллы Квашниной пробудила в нем первое подозрение, настолько туманное и расплывчатое, что оно так и не вылезло за рамки подсознания. Сейчас-то он понимал, зачем маньячка держала в шкафу столько однотипной одежды и несколько пар новых кроссовок. Совершала очередное убийство — и тут же избавлялась от одежды и обуви. Да и подчеркивания на библейских страницах о чем-то свидетельствовали: заинтересовавшие Беллу эпизоды преимущественно касались Божьего гнева, изливаемого на головы нечестивцев. Такими моментами Библия просто пестрит, в любой ее главе грешников или испепеляют, или топят, или насылают на них всякую летучую гадость. А уж висевшие на стене иконы сразу вспомнилась Волкову, как только он узнал тему реферата, из-за которого дралась со своим одноклассникам будущая «сестра Варвара». Одна из иконок просто сама за себя говорила.
Но Сергей не стал рассказывать коллегам о своих былых догадках. Все равно их к делу не подошьешь. Вот если они в ходе обыска найдут нечто вещественное, тогда другой разговор будет.
Далее инициативу захватил Александр Сафронов. Выложил на стол анонимное письмо и рассказал о своих вчерашних приключениях в парке, после которых пришлось переодеваться в запасной комплект формы.
— Нож завтра же пойдет на экспертизу, — заявил следователь. — Нужно убедиться, что Квашнину зарезали именно этим предметом.
— У вас есть сомнения? — удивился Сафронов.
— Моя работа требует документального подтверждения для любых фактов. А по-человечески я, конечно, не сомневаюсь. Нож выбросил убийца. И еще я почти уверен, что этот нож он позаимствовал у самой Квашниной. Не забывайте, три предыдущих убийства были совершены однотипным оружием. Эксперты не смогли однозначно ответить, один это был нож или разные, но то, что они изготовлены по одному образцу, — это факт.
— А для чего надо было убивать Квашнину ее же оружием? — спросил Волков.
— Для того же, для чего надо было подкидывать фигурку в виде надкушенного яблока. Чтобы подчеркнуть связь между убийствами. Чтобы труп Квашниной спрятать среди трупов ее жертв…
— А это зачем?
— Я не знаю, — вздохнул следователь. — И это не единственная наша непонятка. Вот, к примеру, зачем он написал письмо в дежурную часть? Есть идеи?
— Подсказку нам кидает, чтобы мы его поскорее поймали, — предположил Сафронов. — Многие серийники так делают, когда устают убивать…
— Саня, че за глупость?! — возмутился Волков. — Серийной убийцей была сама Квашнина, а не тот, кто ее зарезал. Это во-первых. Во-вторых, где здесь подсказка? Нож две недели в водяной яме пролежал, там если и были «пальчики», так сейчас точно нет. А в-третьих, ты письмо-то еще раз перечитай! Это же предсмертная записка. «Не хочу позорить родных», «жить больше не хочу и не могу» — он же не просто так это написал.
— Знаете, был в конце тридцатых такой случай, — задумчиво сказал Кроликов. — Один крупный начальник из киевского управления НКВД со дня на день ожидал ареста. Было за что. Так вот он придумал фокус: бесследно исчез из города, а на столе в рабочем кабинете оставил записку: «Труп ищите в Днепре». Его бывшие подчиненные записке не поверили и этого хитреца спустя полгода изловили и расстреляли. Что, если наш убийца повторяет этот ход? Он ведь может надеяться, что следствие будет окончено в связи со смертью виновного лица.
— Значит, он не очень хорошо знает наши законы, — заметил Волков. — Чтобы закончить следствие в связи со смертью виновного лица, нужно это лицо знать по имени и фамилии. А анонимное письмо — не повод закрывать дело.
— Конечно, — согласился следователь.
— Есть и другое объяснение, но вам в него трудно будет поверить. Он и вправду собирался убить себя и хотел избавить нас от лишней работы. Чтоб мы не мертвого преступника искали, а живых душегубов ловили…
— Ты что, серьезно? — расхохотался Сафронов. — Этот тип, по-твоему, озабочен тем, как бы нас разгрузить, как бы облегчить нашу тяжелую ментовскую жизнь?!
— А ничего смешного. Почему бы не предположить за этим человеком порядочности и достоинства? Он ведь не инкассатора завалил ради мешка с баблом, а сумасшедшую психопатку, которая людей убивала направо и налево. Он жену мою спас. Избавил мир от чудовища, а ведь никакой личной заинтересованности у него не было. А потом неважно, по каким причинам, решил уйти из жизни. Ну и почему бы перед смертью еще одно хорошее дело не сделать, теперь уже для сотрудников полиции?
— Вполне возможно, — кивнул Кроликов. — Но опять же, он не учел, что мы в любом случае обязаны установить его личность. Как мы это будем делать, знаете?
— Да, — поспешил ответить Волков. — Николай Григорьевич, вот вы как думаете, сколько самоубийств ежедневно совершается в городе?
— Я такую статистику не веду… Но где-то читал, что за последнее десятилетие в России ежегодно сводили счеты с жизнью по двадцать–двадцать пять тысяч человек в год.
— Ну, правильно. Наш регион по уровню суицида примерно в середине рейтинга, так что можно примерно прикинуть, сколько самоубийств происходит каждый год в городе. Будем считать, что в сто раз меньше, потому как население города составляет примерно сотую часть от общероссийского. Делим на количество дней в году. И получаем… — он на секунду задумался, — и получаем, что каждые два дня в городе хотя бы один человек добровольно расстается с жизнью. Даже если цифра эта слишком оптимистична, то все рано речь идет об единицах, а не о сотнях.
— Здравая мысль. Пошлем запросы в службу скорой помощи, в морги, да и в наше областное управление… Только я бы немного расширил зону поиска. Не только город, но и окрестности, хотя бы в радиусе ста километров.
— Согласен с вами. Благодетель может оказаться и из пригородов…
— Кто?
— Да так, ерунда, — слегка смутился Сергей. — Получим список, он сильно длинным не будет. И будем искать в этом списке молодых мужчин. От восемнадцати до тридцати, я думаю. Не могла же Настя ошибиться и принять старого деда за пацана! Покажем ей прижизненные фотки. Должна узнать.
— Если только парень, которого она видела в парке, действительно является убийцей Квашниной, — уточнил следователь. — А вот если он там просто околачивался и глазел на твою супругу…
— Нет, он не просто глазел. Я же вам не сказал, он ей тоже кое-что отправил.
Сергей рассказал про фотографию и цветы, отправленные его жене в последний день апреля. Кроликов и Сафронов слушали его с большим интересом. Когда он закончил, следователь озвучил тот вопрос, который три дня назад пришел в голову самому Волкову.
— Почему же он цветы заказал через салон, а конверт с фотографией доставил сам?
— Не знаю, Николай Григорьевич. Но конверт действительно без адреса. Через почту он не проходил.
— Этот тип знает ваш адрес, — констатировал следователь. — Впрочем, в этом нет ничего странного, он же следил за твоей женой. Узнать номер квартиры тоже легко. Но он еще и в подъезд зайти не побоялся… Почтовые ящики где расположены?
— Между первым и вторым, как водится.
— Мог бы и цветы занести сам, под дверь положить. Постеснялся, что ли, — невесело усмехнулся Кроликов. — А вот цветочный салон — это зацепка. Мы ею воспользуемся.
— Я уже воспользовался. Я узнал, с чьего номера звонили в салон.
— Когда ты успел?
— Позавчера, во время дежурства.
— И…
— Номер оформлен на Илларионову Ирину Павловну, семидесятого года рождения. Адрес тоже есть. Разведена, имеет дочь. Никакого криминального прошлого.
— Ты с ней не общался?
— Нет. Я почти уверен, что сим-картой этой она не пользуется. Скорее всего, у нее вообще телефон украли. Тем более я узнал, на ней еще один номер числится, того же оператора. Но поговорить с ней, конечно, нужно.
— Вот и займись этим сегодня. День выходной, она наверняка дома. Давай мне конверт и фотографию, я экспертам поручу. Может, что-нибудь и выжмут. И еще одно, Сереж: жену постарайся разговорить. Не факт, что нам удастся вычислить этого парня только по списку самоубийц. Он мог и отказаться от своего намерения, а мог и вовсе его не иметь. Да и не о каждом суициде становится известно органам власти. Поэтому твоя супруга нам должна помочь. Уверен, она с этим типом пересекалась. Пусть вспомнит любые подробности своей жизни… Все места, где училась. Все места, где отдыхала. Всех своих мужчин пусть вспомнит и всех, кому она когда-либо нравилась…
Из кабинета Волков вышел вместе с Сафроновым. Тот сразу же поехал домой, отсыпаться после дежурства. А Сергей еще четверть часа сидел в машине, задумчиво переключая радиоканалы. Не очень хотелось ему участвовать в поисках человека, который зарезал несостоявшуюся убийцу Снежной Королевы. Но пребывать в туманной неопределенности ему хотелось еще меньше. Поэтому он направился к незнакомой пока еще женщине, на которую был зарегистрирован телефонный номер, полученный им в салоне «Mayflower».
***
Дверь ему открыла особа, которую Сергей сразу же причислил к разряду так называемых «простых людей». Ирина Павловна оказалась женщиной крупной, дородной, с грубоватыми чертами лица, за которыми явно читались такие качества, как властность и нетерпимость. Про себя он тут же обозвал ее «фрекен Бок».
Сначала он подумал, что хозяйка примет его визит в штыки, но тут же заметил, как выражение ее лица изменилось с решительного и непримиримого на робкое и податливое. Сергей не удивился. Населяющие Россию «простые люди», даже если они сильные и властные, обычно питают уважение к тем, кто облечен хоть какой-то властью. Виной тому — вековечные исторические традиции, русская привычка взирать на государство как на нечто сакральное, всемогущее и божественное, не постижимое человеческим разумом. Повинуясь этой установке, Илларионова предложила визитеру пройти на кухню. Ему даже показалось, что она смущается из-за оставшейся после завтрака посуды.
На вопрос Волкова женщина ответила очень просто. Да, она года два пользовалась сим-картой с таким номером. Месяца два назад сменила оператора сотовой связи и старую карту отдала дочери. Где дочь? Да в ванной она, моется-намывается. Сколько лет ей? В феврале семнадцать исполнилось.
Как раз в этот момент стих плеск воды, доносившийся из ванной комнаты. Волков вежливо попросил Ирину Павловну передать дочери, чтобы она привела себя в порядок и зашла на кухню. Можно не торопиться, он подождет.
Пару минут спустя он слышал приглушенные голоса, доносившиеся из комнаты. Требовательный — Ирины Павловны и оправдывающийся, недоумевающий — девушки. Похоже, мать пыталась добиться ответа на вопрос, отчего это к дочери ни с того ни с сего приходят сотрудники полиции. С кем связалась, чего накосячила?.. Потом послышалось жужжание фена. Сергей ощутил сожаление из-за того, что поневоле заставляет девушку сушить волосы искусственным способом. Наверняка мать ее торопит. Вот Снежная Королева никогда феном не пользуется, и волосы ее после душа источают прохладный аромат арктических морей…
Вошедшая в кухню девчушка показалась ему очень милой. Тоненькая, стройная, с чистым лицом и гладкой кожей. Одета она была по-домашнему, в джинсы и майку. Сергей подумал, что, если ее умело накрасить, она вообще красавицей станет.
— Не волнуйся, Катюша, я просто задам тебе пару вопросов, — мягко сказал он. — Меня интересует твой мобильный телефон.
— Это в каком смысле?
— Ну, хотя бы назови свой номер.
Храня на лице выражение полного непонимания, но в то же время и заинтересованности, Катя продиктовала цифры. Разумеется, это были не те цифры, которые дали ему в цветочном салоне.
— А у тебя еще одна сим-карта есть?
— Да. Мне недавно мама свою отдала.
— И где она сейчас?
— У меня. В сумочке.
— А вот спорим, что ее там нет, — хитро улыбнулся Сергей.
Девушка удивленно выдохнула воздух, отчего ее челка слегка колыхнулась. Вышла в прихожую и спустя полминуты вернулась, держа в руках небольшую сумочку ядовито-малинового цвета. Посмотрела сначала в одном кармашке, потом в другом, потом и вовсе вытряхнула все содержимое на застеленный клеенкой стол. Как и предполагал Волков, сим-карты не оказалось.
— Ты вообще ей пользовалась?
— Да, но редко. У меня телефон рассчитан на одну симку. А ту, другую, я с собой постоянно носила. Я просто очень часто забываю на телефон деньги кинуть, вот в такие моменты мне вторая симка и пригождается…
— Когда ты ее последний раз видела?
— Ой, я не помню… А, вспомнила! Двадцать второго апреля у подруги на дне рождения была, вот там у меня опять деньги закончились, пришлось со второй симки звонить… Блин, где ж я ее потеряла?! Может быть…
Она замолкла на полуслове, и Волков заприметил в ее взгляде испуг. Ожидал, что Катя озвучит свою догадку, но этого не случилось. По его просьбе девушка рассказала, в каких местах она бывала за последние две недели, и назвала нескольких человек, которые имели возможность украсть сим-карту из ее сумки. Напоследок Волков показал ей листок с фотороботом человека, которого они совсем недавно принимали за Садовода. Катя посмотрела, повспоминала, отрицательно покачала головой. Сергей не сильно опечалился. Благодетель должен быть последним дураком, чтобы пользоваться сим-картой девушки, с которой он лично знаком. Вероятнее всего, с Катей его ничего не связывает. А симку она просто потеряла, что для семнадцатилетней девушки совершенно естественно… А Благодетель просто ее нашел.
Глава 11
Следующие два дня прошли в напряженной работе. Оперативники упорно искали доказательства виновности Беллы Квашниной. Такие доказательства, которых было бы достаточно для закрытия уголовного дела. Предложенные следователем направления работы они поделили между собой, постаравшись равномерно распределить нагрузку. Сергею досталась центральная библиотека. Черновский встречался с людьми, которые проходили свидетелями по трем предыдущим убийствам. Сафронов же вместе с самим Кроликовым провел дотошный обыск в квартире Веры Ивановны, в которую уже успела заселиться внучка ее тюменской сестры.
Рыба клюнула на все три заброшенные наживки. Правда, разной степени жирности. Самую хилую рыбешку вытянул Волков. Одна сотрудница центральной библиотеки припомнила, что один раз застала Беллу за учебником следственной практики. Другая сотрудница рассказала, что видела на рабочем столе Квашниной книгу с говорящим названием «Расследование убийств». У обеих женщин факты эти отложились в памяти лишь потому, что подобные издания пишутся для специалистов, а никак не для молоденьких девочек, обучающихся на факультете психологии. Понятно, что у человека может быть хобби, но очень уж странно было вообразить, что увлечением тихой серой мышки является криминалистика.
Откровения библиотечных женщин сами по себе вряд ли тянули даже на статус косвенной улики. Мало ли кто чем интересуется?.. Немногим больше повезло Кроликову, который около двух часов осматривал квартиру покойной Веры Ивановны. В комнате Беллы не обнаружилось ни ножей, ни яблокоподобных пластинок, ни дневниковых записей с красочным описанием совершенных преступлений. Заслуживающей внимания находкой оказалась лишь пара книжек со штемпелем центральной библиотеки. Учебник по анатомии и пособие по приемам рукопашного боя. Опять же, улика весьма шаткая, если рассматривать ее отдельно от всего прочего.
Самый богатый улов достался Андрею Черновскому. Беллу опознал по фотографии официант из того самого кафе, в котором произошло последнее убийство. По словам парня, в кафе она заходила два вечера подряд, седьмого и восьмого марта. Он ее оба раза и обслуживал. Потому ее и запомнил, да еще потому, что она отличалась от других посетителей. Сидела в уголке, заказывала сок и овощные салаты. Ни вина, ни мяса, ни рыбы. Понятно: Великий пост. Ясно и то, что седьмого марта девушка выходила на рекогносцировку. Присматривалась к месту. Возможно, была тогда и безоружная. А уже в праздничный вечер пришла с ножом. Тогда-то и оборвалась жизнь Наташи Пешковой, имевшей неосторожность выглядеть счастливой и довольной…
Повезло Андрею и в ресторане «Рапунцель», где весело проводил свой последний вечер Олег Волнухин. Камера видеонаблюдения, установленная неподалеку от входа, зафиксировала множество лиц, мелькавших в тот вечер у входа в ресторан. В их числе — лицо Беллы. Она не особо и таилась, полагаясь на темноту январского вечера, но один раз попала в свет автомобильных фар. Неудивительно, что зимой, просматривая запись, оперативники не обратили на нее внимания. Ну, прохаживается девушка возле входа в питейное заведение, ну и что?.. Они ведь не знали тогда, что это за девушка такая.
Эксперты тоже не сидели сложа руки. Согласно их заключению, Белла Квашнина была убита именно тем ножом, который две недели провалялся в водяной яме. Кроме того, они подтвердили предположение Кроликова о том, что три предыдущих убийства совершались ножами подобного типа.
Сидя в кабинете и поджидая самого главного свидетеля, Николай Григорьевич раздумывал о преступлениях, виновник которых успел уйти из жизни до того, как правоохранительные органы вышли на его след. Труднее по таким делам работать или легче? С одной стороны, была бы жива эта чертова «сестра Варвара», уж он сумел бы ее раскрутить. Никакие книжки по криминалистике не помогли бы ей, если бы он применил все хитроумные приемы допроса, которыми владел в совершенстве. А с другой стороны, будь она жива, божий человек из Свято-Натальиного монастыря не стал бы свидетельствовать против нее, против своей духовной дочери. И кто знает, скольких молодых людей она бы еще порезала, прежде чем совесть подсказала бы святому старцу правильное решение…
Старец Петр появился вовремя, минута в минуту. Старая офицерская привычка. На вопросы отвечал медленно, как бы пересиливая себя. Подробно пересказал все то, что шесть дней назад говорил Сергею Волкову. Вспомнил и некоторые мелкие детали, которые мог знать только от человека, действительно совершившего все четыре убийства. Подписал протокол. На прощанье перекрестил следователя, вышел из кабинета и тут же повалился на пол, хрипя и хватаясь растопыренными пальцами за стену. Машина скорой помощи приехала на удивление быстро, но сердце старца перестало биться еще до того, как она довезла его до больницы.
***
Дабы не прохлопать нужного человека, список самоубийц оперативники составляли с размахом. Географические рамки — город и города-спутники. Временные рамки — со второго по четвертое мая включительно.
Людей, по тем или иным причинам пожелавших расстаться с жизнью, оказалось не так уж мало. В списке значилось девять фамилий. Отбросив четырех женщин, одного подростка и одного инвалида, уже много лет прикованного к коляске, сыщики сократили список до трех человек.
Медленно перебирая в руках прижизненные фотографии самоубийц, доставленные из паспортного стола, Волков пытался представить, как бы выглядели эти люди с расстояния в двадцать–тридцать метров, прикрытые пеленой моросящего дождя. И в кепках-аэродромах. Получалось плохо. И, к сожалению, не было среди них ни одного, кто имел бы явное и очевидное сходство с составленным со слов Насти фотороботом.
Первый, двадцатилетний пацан, с детства состоявший на учете у психиатра, повесился в сарае на родительской даче. И записку оставил. Если верить написанному, то причиной суицида была безответная любовь к известной поп-звезде, недавно вышедшей замуж за сына депутата Госдумы. Их роскошная свадьба неделю назад транслировалась по нескольким центральным каналам.
Со вторым вообще было непонятно. То ли дозу не рассчитал, то ли преднамеренно ввел себе в вену убийственную порцию наркотика. Наркотический стаж у парня имелся совсем небольшой, такие часто ошибаются с дозировкой. На всякий случай его все же внесли в список. Почему бы поклоннику и спасителю Снежной Королевы не оказаться наркоманом? И почему бы наркоману не выбрать в качестве орудия самоубийства шприц и героин?
Больше всего Волкова заинтересовал третий. Тоже молодой мужик, двадцать пять лет. Ничем не примечательная биография, вполне благополучная. Судим не был, ни на каких учетах не состоял. Вот только болел последние полтора года, из онкологического диспансера почти не вылезал. Жить не мог без обезболивающих таблеток, эффективность которых день ото дня понижалась. По версии матери, именно постоянные боли и стали причиной суицида. Чтобы не мучиться в ожидании неизбежного конца, улегся молодой человек в ванну и полоснул ножом по животу и по рукам. Все равно жить не больше трех месяцев остается, так чего тянуть?.. Но это мнение матери, а истинные причины могли лежать в совершенно другой плоскости.
Кандидатура несчастного Игоря Шарманова привлекала Сергея еще и потому, что, по словам мамы, в последнее время парень стал чрезвычайно религиозным, пристрастился к чтению христианской литературы, много времени проводил в молитвах, посещал храмы, в которых хранятся мощи святых и чудодейственные иконы. Неудивительно: даже здоровым людям хочется, чтобы «наверху» был кто-то великий и всемогущий, кого можно попросить о помощи. Да и инстинкт самосохранения работает на веру в чудесное. Очень хотят люди верить, что в момент смерти сознание не угаснет окончательно и бесповоротно, существование будет продолжаться, неважно, в каких формах. Райские кущи, адское пламя, реинкарнация — все что угодно, только не конец.
Так разве странно, что к вере пришел человек, неизлечимо больной да еще испытывавший на протяжении длительного времени сильнейшие боли?.. Нет. Наоборот, было бы странно, если б он к вере не пришел.
Собираясь ехать домой, Сергей сам себе дал поручение на завтрашний день. Непременно нужно проверить, бывал ли молодой человек в церкви Усекновения Главы Иоанна Предтечи. Это самое вероятное место, где могло состояться его знакомство с «сестрой Варварой». Да и в Свято-Натальин монастырь не мешает съездить. Туда поток богомольцев не иссякает, едут страждущие и болящие со всего региона. Могли они и там пересечься.
Когда Сергей уже проталкивался на своей «нексии» через вечерние пробки, позвонил подполковник Грушин.
— Я слышал, вы все же сумели найти человека, покушавшегося на вашу жену? — с легким налетом иронии спросил он.
— Да, Павел Иванович, — ответил Волков, совсем не удивившись осведомленности начальника. Грушина связывало многолетнее знакомство с начальником отдела полиции Центрального района, того самого, в котором последние две недели работал Сергей. Ему ничего не стоило позвонить старому товарищу и поинтересоваться, как там идет работа по делу, в которое вовлечен один из его сотрудников.
— И теперь вы заняты поисками другого человека, который фактически спас вашу Анастасию?
— Да. Уже нашли, можно сказать. Если завтра Настя опознает его по фотографии, следователь будет закрывать дело. Правда, доказательств маловато…
— А вы сами-то уверены, что хотите его найти? — резко спросил Грушин.
— Павел Иванович, я вам скажу откровенно: у меня такого желания нет. Какими бы мотивами он ни руководствовался, но для меня он сделал доброе дело. Он спас мою жену. Только, видите ли, у нас есть основания считать, что этот парень уже мертв. Уголовная ответственность ему не грозит. Ухудшить его положение мы не можем при всем желании. А вот установить его личность мне бы хотелось.
— Давайте так сделаем, — медленно произнес Грушин после непродолжительного молчания. — Вы подумайте еще, так ли вам необходимо знать имя этого человека. Завтра можете закончить ваши дела в Центральном районе. А ближе к вечеру приезжайте ко мне. Поговорим. Расскажете мне о вашем расследовании. В пятницу можете отдохнуть, а в понедельник возвращайтесь в наш отдел. Пора и текущей работой заняться.
Волков не расстроился. В конце концов, начальник его отпускал в соседний отдел с целью поимки Садовода. Садовода больше нет. Миссия выполнена. А убийцу «сестры Варвары» пусть ищут другие. Если, конечно, его имени нет в списке самоубийц…
***
Дома он поделился своими соображениями с Настей. Показал ей фотографии всех троих кандидатов, вкратце рассказал о каждом. Девушка долго смотрела, то и дело зажмуривалась и снова открывала глаза. Мысленно возвращалась в те дождливые апрельские дни.
— Я все же думаю, что это он, — медленно проговорила она, постукивая ногтем по одному их снимков.
— Но ты не уверена?
— Во всяком случае, двое другие совсем не похожи. А этот — похож. Черты лица у него не расплывчатые и лицо вовсе не плоское, как мне показалось тогда. Но я и видела его в других условиях, сам понимаешь. А вот сейчас представила: дождь моросит, а он шагах в тридцати от меня шагает в надвинутой на глаза кепке… Сереж, меня кепка и сбила. Ассоциативное мышление сработало. Кепка — атрибут гопника, а гопник в моем понимании — это именно плоскорожий дегенерат. Вот таким я его и запечатлела в памяти. А он на самом деле совершенно нормальный. Лицо круглое, простоватое, но нет в нем ничего отталкивающего.
— Да, Настюша, в твоих словах есть резон. Нам следовало раньше подумать об этом. Психологический момент, блин. Его мы не учли, когда фоторобот составляли. Ладно, будем считать, что ты его узнала. Но — неофициально. Завтра тебя будет ждать господин Кроликов, к пяти часам вечера. Покажет тебе несколько фотографий, в том числе эти, — он махнул рукой на разложенные на столе снимки. — Надо будет еще раз опознать, уже под протокол.
— Да без проблем. Хотя мне уже порядком поднадоели эти опознания… Слушай, Сереж, я вот о чем подумала: если он верил в Бога, как же он решился убить себя? Это же один из самых страшных грехов в христианской системе ценностей. Самоубийц даже не отпевают, а раньше их положено было хоронить за кладбищенской оградой…
— Ах, Настя… Если б все верующие люди жили в соответствии с заповедями своей религии, мир был бы совсем иным. Убийство — это ведь тоже грех и в христианстве, и в исламе. А между тем во имя Христа и Аллаха было убито в тысячи раз больше людей, чем во имя Сатаны. Да и вообще: в средневековой Европе, как и на Руси, неверующих людей в принципе не было. А кто ж тогда воровал, грабил, насиловал, мародерствовал? Инопланетяне, что ли? Так что ты не думай, будто сам факт принадлежности человека к одной из мировых конфессий автоматически ведет к его нравственному очищению.
— Да я и не думаю. Я смотрела статистику преступности по разным государствам. Как ни странно, самый низкий уровень преступности наблюдается в наименее религиозных странах.
— Вот именно. Да что далеко ходить, всего две недели назад тебя хотела убить истово верующая христианка, «сестра Варвара». И не за какие-то смертные грехи, а лишь за то, что ты красивая и счастливая. А другой истово верующий христианин знал о том, что его подопечная режет людей одного за другим, и ничего не сделал, дабы остановить это безумие.
— Кстати, Сереж, я вот так и не поняла: откуда она вообще про меня узнала? Мы с ней виделись последний раз в девятом классе. Ладно бы она меня высмотрела в ресторане или в ночном клубе, как тех, предыдущих жертв. Но она же меня выслеживала на улице. По каким признакам она поняла, что я счастлива?
— Настюша, да у тебя счастье на лице написано. Раскованная походка, лучистый взгляд — вот они, признаки. К тому же ты весну любишь. Весной ты часто поднимаешь лицо к небу, вдыхаешь аромат воздуха, напеваешь вполголоса. Разве мало, чтобы сделать вывод о твоем эмоциональном состоянии? Прибавь к этому свою ослепительную красоту, и получишь законное основание для лишения тебя жизни. С точки зрения ушибленных на голову идиоток типа твоей бывшей одноклассницы…
Спать они обычно ложились в одно время, но сегодня у Насти побаливала голова, поэтому она проглотила таблетку и нырнула в постель, не дотянув до одиннадцати вечера. А Сергей, нацепив на голову наушники, сидел перед экраном ноутбука и смотрел третью часть старого американского триллера, который ему всегда нравился не столько за динамизм и спецэффекты, сколько за детективную составляющую. Сюжет вроде простой: субъект в нелепом черном балахоне и с ножом в руке мочит обитателей провинциального американского городка, преимущественно парней и девушек. Но вот поди догадайся, кто из персонажей скрывается под этим балахоном… Волков обожал такие фильмы, которые дают зрителю возможность самостоятельно вычислить личность преступника.
О реальных событиях последних недель он старался не думать, но сюжетная линия сама собой вызывала знакомые ассоциации. Довольные жизнью молодые люди, ведущие довольно раскованный образ жизни… Череда смертей… Убийца с ножом… В какой-то момент Сергей вздрогнул и нажал на «стоп». Отмотал немного назад, просмотрел еще раз. Вышел на лоджию, постоял несколько минут, вглядываясь в ночную мглу. В комнату вернулся лишь тогда, когда удалось унять сердцебиение. Тихонько, стараясь не разбудить Снежную Королеву, он разделся и лег в постель, приказав себе не думать до утра ни о реальных, ни о вымышленных детективных историях.
***
Сознание Сергея приказ хозяина выполнило, хотя и с трудом. А вот подсознание его упрямо проигнорировало. Спал он неспокойно, пару раз просыпался. А когда закрывал глаза, видел себя в полутемном помещении, заполненном танцующими людьми. Сумрак перемежался с яркими вспышками света, грохотала музыка, клубился синий дым. Сергей бродил между ритмично двигающимися людьми, как будто не замечавшими его, и помнил только, что должен кого-то найти. Кого найти? Да только Снежную Королеву, больше некого. Ни с кем другим он в подобные заведения давно не ходит. Он всматривался в женские лица, несколько раз высоко подпрыгнул, но Насти не было видно. Мелькнуло одно лицо, показавшееся ему знакомым, и он кинулся было по направлению к нему, но в этот момент заливистая трель будильника вынесла его в мир реальности. Настя лежала рядом с ним, она никуда не потерялась.
Подбросив ее до автобусной остановки, он помчался в Заозерный район. В церковь приехал как раз к концу утренней службы. Быстро опросил троих священнослужителей, в том числе отца Александра. Все трое внимательно рассмотрели фотоснимки Игоря Шарманова и сказали, что никогда раньше не встречали его на службах и таинствах. Знали бы они, как надеялся Сергей услышать другой ответ…
После церкви он поехал к матери Шарманова. После самоубийства сына ей уже пришлось общаться с сотрудниками полиции, но никто не говорил ей, что мертвого Игоря подозревают в убийстве. Не было необходимости травмировать чувства несчастной женщины, только что потерявшей единственного сына. Чтобы ей не показалось странным слишком пристальное внимание оперативников, для нее придумали простенькую легенду. Якобы обстоятельства смерти Игоря смахивают не на суицид, а на хитроумное убийство. Она вроде бы поверила. В рамках этой легенды Волков и построил разговор.
— Анна Петровна, есть ли у вас какие-нибудь письма, написанные Игорем?
— Откуда? Сейчас никто письма не пишет, у всех телефоны. Да мы никогда надолго и не разлучались, чтобы он стал мне писать.
— Необязательно вам. Может, кому другому.
— Зачем это нужно?.. — женщина подняла выцветшие от горя глаза. — Почерк сравнить? Так Игорек посмертной записки не оставил, не с чем сравнивать.
— Очень нужно, Анна Петровна, — настаивал Волков.
Вздохнув, женщина порылась в старом секретере, вытащила пачку писем, положила на стол.
— Пять лет назад Игорек ездил в дом отдыха на Волгу. Оттуда написал несколько писем своей бабушке. Она тогда еще жива была. Сотовыми телефонами и прочими современными прибамбасами моя мама пользоваться не умела, а вот письма получать любила. Вот они, эти письма.
В этот момент в дверь позвонили, хозяйка поспешно вышла в прихожую. Прислушавшись к голосам, Волков понял, что женщина выпроваживает назойливых рекламных агентов. Несколько минут он делал вид, что читает. По несколько строчек из каждого письма он действительно успел прочитать, но особого смысла в этом не было.
— Так быстро прочитали? — недоуменно спросила Анна Петровна, когда он вернул ей письма.
— Я хотел только оценить стиль. Видите ли, ученые из Академии МВД такую версию разработали, будто предрасположенность к суициду можно распознать по тому, как человек пишет. Не почерк, а именно стиль изложения. Теория эта пока еще под вопросом, но я вот решил для себя проверить…
От предложенного Сергеем объяснения слегка попахивало бредом, но поглощенной горем женщине было все равно. Она даже не поинтересовалась, какой вывод сделал полицейский капитан при помощи своей «теории».
— Анна Петровна, вы можете припомнить, где ваш сын находился семнадцатого апреля, во второй половине дня?
— Меня ваши коллеги уже спрашивали. Вчера. Я ответила, что он, скорее всего, был здесь, дома. Но поручиться за это не могу. У меня в тот день смена закончилась в восемь вечера, около девяти я пришла домой. Вот к этому моменту он точно был здесь. А что за дата такая — семнадцатое апреля?
Волков опять сочинил на ходу какую-то небылицу, ощутив при этом легкий укол совести. Поспешно попрощался с несчастной женщиной и вышел на улицу. И тут же почувствовал, как завибрировал в кармане мобильный телефон.
— Сереж, я сдала! — радостно сообщила Настя. — Уже удостоверение выдали!
— Здорово! — обрадовался он. — А я и не сомневался, что ты сдашь. В ГАИ всегда легче сдавать, чем в автошколе. Как прошло?
— Нормально. Кажется, я инспектору понравилась, который рядом со мной в машине сидел. Я ведь сначала тронуться пыталась, не снявшись с ручника, а он сделал вид, что не заметил этого. Один штрафной балл только засчитал, за то, что направо из центрального ряда повернула…
— Да это ерунда, так многие делают. Ну все, Настюша, сейчас можешь забирать «рено» у родителей. В субботу съездим с тобой в ГАИ, оформим машину на тебя. А сегодня вечером непременно отметим это дело!
— Да, обязательно. Не зря же три месяца на занятия ходила…
— Про следователя не забыла?
— Да помню. К пяти часам. Я сейчас в офис, помелькаю там немного, пообедаю, а потом поеду на опознание.
Закончив разговор, Сергей слабо улыбнулся своим мыслям. С одной стороны, это очень хорошо, что у Настюхи теперь есть водительские права. А с другой стороны, теперь у него лишний повод для беспокойства прибавится. Зная Настин характер, можно предположить, как она будет гонять по дорогам города…
Еще вчера он намеревался после визита к Шармановой поехать в отдел полиции, но ночные видения скорректировали его планы. Достав телефон, он позвонил одной очаровательной девушке, которая совсем недавно дала ему свой номер.
***
В половине пятого он стоял возле кабинета подполковника Грушина. Осторожно взялся за ручку двери, сделал глубокий вдох. Разговор предстоял нелегкий, учитывая профессионализм начальника и его чувствительность ко всякой фальши.
Обо всем, что касалось Беллы Квашниной, он рассказал без утайки. Не умолчал даже о тех обстоятельствах, которые пробудили в нем первые ростки подозрения и о которых он так и не говорил ни следователю, ни оперативникам из Центрального района.
— Значит, иконы… А что же было необычного в этих иконах? — не скрывая любопытства, спросил начальник.
— С Иисусом Христом все понятно, икона как икона. Святой князь Владимир — тоже понятно. А вот третий — Иосиф Волоцкий. Это имя известно священнослужителям, известно оно также и любителям истории. Но основная масса нашего народа, включая верующих, никогда о нем не слышали.
— И кто же он?
— Иосиф Волоцкий — одна из самых мрачных фигур русской православной церкви. Прославился не столько религиозными делами, сколько политическими. В наше время его бы однозначно назвали экстремистом и привлекли бы за разжигание вражды и ненависти. Он открыто призывал государственную власть физически уничтожать еретиков и вольнодумцев. Еретиками и вольнодумцами, ясное дело, считал всех, кто не признает догматов официальной церкви. Многих людей по его настоянию действительно спалили. Плюс он являлся главным идеологом церковного хапужничества, то есть требовал, чтобы все, от крестьянина до царя, одаривали церковь богатыми дарами, платили за совершение обрядов и таинств… Ну, нечто вроде церковной десятины, по аналогии с Европой. Короче, православный инквизитор типа испанского Торквемады.
— Милый тип, — усмехнулся Грушин. — Так он что же, святой? На иконах ведь только святых изображают.
— Да, причислен к лику святых. Церковь его не очень афиширует, чтобы прихожан не отпугивать. Но вот Беллу Квашнину сия фигура не отпугнула. Из множества святых и праведников она выбрала именно его светлый лик в качестве настенного украшения. Может, считала его своим духовным вождем и вдохновителем?
— Думаю, да.
— А я в этом уверился после разговора с неким Женей, аспирантом-историком. Это бывший одноклассник моей супруги. В старших классах у него случился серьезный конфликт с Беллой. Она на него не по-детски наезжала из-за реферата, который он написал и блестяще защитил перед большой аудиторией. Тема реферата звучала довольно креативно: «Инквизиция у нас и у них». Главный тезис состоял в том, что по уровню кровожадности и нетерпимости московская православная церковь ничуть не уступала своей западной католической сестрице и что она сыграла весьма мрачную роль в нашей истории… Персоне Иосифа Волоцкого парень уделил особое внимание. Отделал его как Бог черепаху, со всех сторон. Потому-то Белла и взбесилась. А я, когда икону с рефератом сопоставил, сразу подумал: такая девушка на все способна. В том числе и на убийство. Идейные убийцы, они самые страшные. Куда хуже банальных любителей легких денег.
— Кроликову вы о своих догадках рассказывали?
— Нет. Я не счел нужным. Есть гораздо более весомые доказательства виновности Квашниной. Думаю, на следующей неделе дело будет закрыто.
— Да, этот монастырский отшельник вовремя умер… Очень хорошо, что он успел дать официальные показания. Ладно, с этим вопросом все понятно. А как вы нашли убийцу Квашниной?
Тщательно подбирая слова и стараясь ничем себя не выдать, Сергей рассказал и о двух письмах, и об обнаружении ножа, и о списке самоубийств, и о мертвом Игоре Шарманове. Умолчал он о двух вещах: о своем сегодняшнем визите к несчастной матери и о встрече с одной юной особой.
— Слабовато, — покачал головой Грушин. — У вас есть лишь один аргумент в пользу виновности Шарманова. Сам факт его самоубийства. Не маловато?
— Не только, товарищ подполковник. Моя Настя его опознала. Но я с вами согласен, нужно еще доказательства искать. Было бы неплохо, если бы следователь организовал обыск в квартире Шармановых. Не представляю, как этот обыск объяснить матери Игоря, но произвести его нужно.
— А сами вы как думаете? Это он убил Квашнину?
— Убежден в этом, Павел Иванович, — солгал Волков, не опуская глаз. — У Насти хорошая зрительная память, она не могла ошибиться. И еще, парень этот в последнее время стал чрезвычайно набожным. Я думаю, с Квашниной он познакомился на почве религии и каким-то образом узнал о ее проделках…
***
В шестом часу он вышел из отдела. Мысленно прокручивая в голове разговор с начальником, пытался понять: был ли он достаточно убедителен? не переиграл ли? не заметил ли Грушин неискренности в его словах?.. Мысли Волкова перескочили на Настю. Получается, угрожавшая ей опасность была гораздо страшнее, чем он думал еще два дня назад. Спасение ее можно было бы назвать чудесным, если бы Сергей верил в чудеса. Да и на сегодняшний день опасность окончательно не устранена. Но скоро все закончится, с его помощью.
***
Любимым алкогольным напитком Насти и Сергея Волковых было полусухое или сухое шампанское, они могли пить его хоть каждый день. Однако твердо решили сами для себя: шипучий напиток открывать только по красным датам, дабы не утратить то ощущение праздника, которое он дает. Иногда они от этого правила отступали, например, во время последнего похода в ночной клуб «Moon». Но не сегодня. Настины права обмывали превосходным мускатом, привезенным их друзьями из недавно вошедшей в состав России причерноморской республики.
Поглаживая Настино колено и принюхиваясь к запаху ее свежевымытых волос, он думал, что вот это великое счастье, счастье обладания любимой женщиной, для него могло закончиться три недели назад. Совсем рядом смерть была.
— Давай выпьем за твое спасение, Снежная Королева, — тихо предложил он, решив, что настал час откровенного разговора. Наполнил два высоких бокала ароматным вином янтарного цвета, один протянул Насте.
— Давай, дорогой мой. Только логичнее выпить за того, кто меня спас… Ах да, он же мертв! Тогда не будем чокаться, да?
— Будем, Настя, будем. Возможно, Игорь Шарманов был очень хорошим человеком, но к твоему спасению он не имел никакого отношения.
— То есть как? — удивилась девушка.
— Знаешь, я сам предложил следаку и нашим операм пройти этим путем: собрать сведения о недавних самоубийцах и искать Благодетеля среди них. Но потом я немного подумал и понял, что путь этот ведет в тупик. Я пошарился в Интернете, посмотрел статистические данные по разным населенным пунктам. И убедился, что в любом крупном мегаполисе за два-три дня набирается с десяток суицидов. Причем органам государственной власти становится известно примерно о половине таких случаев. Это я к чему? Это я к тому, что у нас в любом случае был шанс найти среди самоубийц подходящего человека. Смотри, мы выкинули из списка женщин, детей и стариков, оставили только молодых парней. Трое их оказалось. Мои коллеги выяснили, что все трое шестнадцатого и семнадцатого апреля могли быть в парке культуры и отдыха…
— Сереж, но я же его узнала! И вчера узнала, и сегодня тоже, когда мне Кроликов фотографии показывал! Я и протокол подписала…
— Да, ты узнала. Теперь-то я понимаю, как объясняется этот факт. Но еще вчера я думал, что Шарманов действительно следил за тобой в парке. Чтобы в этом убедиться, сегодня утром я побывал у его матери. Ничего важного не услышал. Зато кое-что увидел.
— Что?
— Мы с моими коллегами думали, что письмо в дежурную часть написал тот же человек, который убил Беллу Квашнину. Так оно и есть. Ну в самом деле, кто еще мог знать точное местонахождение ножа? Только тот, кто им воспользовался. Только убийца. Вот я и решил удостовериться, что письмо написал именно Игорь.
— Как же можно в этом убедиться, по почерку, что ли? Но ты же говорил, там были печатные буквы, да еще и фломастером.
— По почерку — нет. По способу сворачивать бумагу. Когда не было Интернета и люди в нашей стране еще писали обычные, бумажные письма, то в большинстве случаев листы они складывали вчетверо. И в таком виде засовывали в конверт. А послание Благодетеля было сложено втрое. Так принято в Европе и Америке.
— Точно! У моих родителей старые письма хранятся, так почти все они свернуты втрое. И у папы моего такая же привычка.
— Так вот, мать Игоря показала мне письма, которые он писал своей бабке. Все они сложены традиционным советско-российским способом. Это первое. Второе: я заметил, что орфографических ошибок в его письмах очень мало. У него с запятыми проблема. Ни сложносочиненных, ни сложноподчиненных предложений он не видел в упор. А у нашего Благодетеля, если судить по его письму, противоположная особенность. В простом слове «поверили» он допустил грубую ошибку, зато все запятые поставил правильно. И тогда я понял, что Игорь — просто несчастный человек, неизлечимо больной, который не нашел в себе сил терпеть постоянные боли. Законная эвтаназия в нашей стране не предусмотрена, вот и пришлось вскрывать себе вены…
— Сереж, но двое других парней, фотографии которых ты мне показывал, совсем не похожи на моего тайного поклонника. Если это был не Игорь, значит, в вашем списке его вообще не оказалось.
— Верно, не оказалось. Я подумал, что он все же не стал себя убивать. Причем даже не передумал, а не собирался изначально. Косвенно это подтверждалось тем фактом, что он заказал для тебя цветы через салон.
— А какая связь? — изумилась Настя.
— А как ты сама объясняешь, что он самолично подбросил конверт с фотографией в наш почтовый ящик, а букет заказал с помощью Интернета и телефона?
— Ну, не знаю.
— А суть вот в чем. На двери нашего подъезда установлен домофон, но, во-первых, к нему можно подобрать ключ, а во-вторых, можно зайти с кем-то из жильцов. Случалось, я сам запускал в подъезд незнакомых людей, не задавая им никаких вопросов. Так что возле нашего почтового ящика он мог оказаться без проблем. Достал из кармана конверт, опустил его в щель и спокойно вышел. А вот с хризантемами он бы побоялся зайти.
— Почему?
— Велик шанс, что его запомнят. Человек с букетом в руке всегда бросается в глаза. А засунуть цветы в карман он не мог.
— Он не хотел, чтобы наши соседи его запомнили, это я поняла. Но мне другое непонятно: зачем вообще нужно было посылать мне цветы?
— Мотивы — это вообще вопрос особый. Я сейчас знаю ответ на него, но изначально мне казалось, что это просто романтический жест, проявление симпатии к тебе. Причем ради того, чтобы свою симпатию проявить, он пошел на серьезный риск. Сотрудники цветочного салона запомнили его голос и зафиксировали телефонный номер.
— Ну и что? Ты же говорил, вам это мало помогло.
— Моим коллегам, — уточнил Волков, — моим коллегам это мало помогло. А мне этот рискованный поступок нашего Благодетеля очень помог. И еще мне помог фильм, который я вчера вечером смотрел, когда ты уже спала.
— В десятый раз смотрел? — слабо улыбнулась Настя.
— В седьмой. Что поделать, люблю пересматривать понравившееся кино… Там одна фразочка промелькнула, попробую процитировать: «Чтобы разобраться в ситуации, нужно вернуться в самое ее начало и обнаружить там ложную предпосылку, которую долгое время принимали за неоспоримую истину». Примерно так. Настюша, я сидел перед ноутбуком и вдруг почувствовал, что все эти три недели мы априори принимали за истину какой-то серьезный факт, который на самом деле ничем не подтверждался. Я проанализировал весь ход нашего расследования, но так и не понял, где мы ошиблись. Дошло до меня только сегодня, во время разговора с милой девушкой по имени Катя…
— А кто она?
— Дочка той суровой женщины, на которую оформлена сим-карта Благодетеля.
— Так ты же с ними еще три дня назад виделся!
— Да, только тогда Катя не сказала того, что сказала сегодня. По моей просьбе она пыталась вспомнить, когда и где у нее могли вытащить сим-карту из сумки. И мне ведь еще почудилась неискренность в ее ответах, но я не стал давить. А сегодня ночью я четко осознал, что эту Катю я совсем недавно уже встречал. Только в другом виде. Настя, я всегда поражался тому, как много может сделать женщина со своим лицом при помощи косметики. Мы с тобой танцевали в ночном клубе, а я смотрел на эту Катю, она с подругой тусила метрах в пяти от нас. Она тогда была в полной боевой раскраске, а в квартире-то я ее увидел в натуральном виде, сразу после душа. И не узнал. Вот только во сне и вспомнил…
— И что?! — воскликнула Настя. — Хочешь сказать, что это она мне цветы прислала?
— Нет, конечно. Но она мне сказала, что симку могла обронить только в одном месте. В клубе «Moon». В последних числах апреля, сразу после похода в клуб, она слегка приболела и ни в колледж, ни куда-либо еще не выходила, а потом были праздничные дни, и она опять же сумкой не пользовалась…
— А чего ж она сразу не сказала об этом?
— Побоялась, что мама услышит наш разговор. Там такая мама, — он сделал выразительный жест, — полковой командир в юбке. Понятия о нравственности весьма специфические. По словам Кати, мама ей категорически запрещает ходить в ночные клубы и другие злачные места. Катя ей тогда наплела, будто у подружки гостила.
— Ничего себе. Значит, он украл или подобрал симку в клубе. В простое совпадение не верится. Значит, он там следил за нами!
— Да, так можно было бы подумать. Если бы не одно обстоятельство. Катя сказала, что симку выронила в туалете. Искала в сумке жевательную резинку. А в сумке у нее вечно бардак, не как у тебя. Пришлось все содержимое вываливать на полочку. Вот в тот момент симка и выпала. Другой возможности Катя не допускает. А как ты думаешь, в какой туалет она заходила?
— В смысле?..
— В ЖЕНСКИЙ! Велика ли вероятность, что в женский туалет попрется мужик? Вот когда я об этом узнал, сразу и понял, какой факт мы бездумно принимали за истину.
— Женщина?! Благодетель — женщина? Но это совершенно невозможно. Я могла не запомнить черты лица, но принять женщину за молодого мужика — нет, невозможно!.
Волков вдруг рассмеялся. От удовольствия. Ему нравилось, что дорогая супруга умеет так натурально лгать.
— Нет, Настюша. Благодетель — не женщина. Но и не мужчина. Мы изначально ошиблись не с его половой принадлежностью, а с самим фактом его существования.
— Не понимаю тебя, Сережа, — очень медленно произнесла Снежная Королева, и он только сейчас заметил, как расширились ее зрачки.
— Тебе следовало быть со мной более откровенной. Я так и не понял, почему ты мне сразу не рассказала, в тот же вечер. Ты думала, я приду в ужас или стану тебя осуждать?
Настя залпом допила оставшееся в бокале вино. Откинулась на спинку дивана, прикрыла глаза и с минуту помолчала.
— В прошлом году у нас с тобой состоялся один памятный разговор… — проговорила она, не размыкая век. — Мы тогда теоретизировали на тему, какие причины могли бы разрушить наши чувства, изменить наше отношение друг к другу. Я спрашивала тебя: какой поступок я должна совершить, чтобы ты не захотел больше меня видеть. Ты тогда сказал, что это может быть убийство человека или животного, совершенное ради денег, ради удовольствия или ради любопытства… Семнадцатого апреля, возвращаясь домой, я этот разговор вспоминала и думала: рассказывать или не рассказывать? Там ведь ни о какой самообороне речь не шла. Было так. Я действительно пошла через парк, несмотря на дождь. Когда проходила мимо кустов, услышала, как меня позвали по имени…
***
Прикрываясь зонтиком от моросящего дождя, она с удовольствием вдыхала аромат влажного воздуха и думала о том, что вот сейчас она придет домой, и там ее уже будет ждать Сережа. Вчера-то вечером они не виделись, он был на дежурстве, так что некому было Настю обнять ночью. А сегодня ее обнимут…
«Какая я счастливая! Как странно мы, люди, устроены. Чтобы в полной мере осознать глубину своего счастья, нам нужно сравнить себя с несчастным человеком. Вот повстречала я вчера эту замухрышку, над которой весь класс потешался, поговорила с ней десять минут и теперь ясно вижу, какая у меня красивая, яркая, интересная, насыщенная жизнь. Я красива, умна и здорова, полна сил, у меня есть мечты… У меня есть главное, что делает женщину счастливой, — большая любовь. А у нее что есть? Мистическая муть в голове, нелепое мировоззрение, унылое и тоскливое существование. Конечно, если со дня на день ожидаешь конца света, весел не будешь… И еще у нее есть зависть. Как она на меня посмотрела на прощанье, даже жутко стало. А я ведь ей никогда ничего плохого не сделала. Просто живу не по ее понятиям. Значит — неправедно…»
Приглушенный возглас из кустов прервал ее мысли. Девушка резко остановилась и прислушалась.
— Настя! Помоги, Настя!
Женский голос, наполненный страданием, показался ей знакомым. Через секунду она поняла: так это же Белла, та самая Квакша, с которой она вчера случайно встретилась у входа в парк. Настя бросилась к кустам, сквозь ветви которых виднелась лежащая на земле человеческая фигура. Едва она протянула руку, чтобы взять Беллу за плечо, та резко выпрямилась во весь рост. Настя инстинктивно отпрянула, выронив зонтик, и увидела молнию клинка, мелькнувшую перед глазами. За первым взмахом последовал второй, на уровне груди. Ни о чем не думая, но полностью доверившись своему телу, Настя взмахнула сумкой, ударив маньячку по лицу. Квакша на полмгновения замешкалась, и Настя сильно ударила ее по запястью, выбив нож. Ее тренированное тело продолжало служить хозяйке без оглядки на разум: правая рука подхватила нож, прежде чем он коснулся земли, и сделала быстрое движение. Квакша схватилась за живот обеими руками и повалилась на землю.
Утихомирив свое тело, Настя склонилась над поверженной противницей. Квакша все так же держалась руками за живот, но не стонала, а лишь глубоко дышала, неотрывно глядя на свою несостоявшуюся жертву. Мелкие капли дождя падали на ее лицо, и она судорожно слизывала их с губ.
— Что я тебе сделала, дура?! — закричала Настя. — Зачем ты на меня напала?
— Никчемные существа… — проскрипела Квакша. — Вы все никчемные существа. Живете, как вам вздумается, а не как предписано. Развратничаете, шмотки пачками покупаете, цацками обвешиваетесь, бухаете, фильмы богохульные смотрите, в Интернете дьявольском сидите… Вы все рабы вашей похоти, ваших пороков. Вас на том свете черти мучить будут. Вы и здесь должны мучиться. Как вы смеете улыбаться? Как смеете наслаждаться своим убогим существованием?
— Да ты сама убогая! Юродивая! Живи ты своей жизнью, другим жить не мешай!
— Моя жизнь есть служение. В ней высший смысл. Я чищу мир от грязи. Я уже четверых таких, как ты, вычистила. И за каждого из вас мне по одному греху простится в час суда.
— Ну нет! На суде тебе скажут, кто ты есть. Маньячка и психопатка. Пожизненное получишь, поняла?
— Да я не про тот суд, блондинка тупая! — надрывно расхохоталась Квакша, отчего изо рта у нее полетели кровавые капли. — Я про высший суд. Про тот, который справедливость восстановит. Кто из вас, безбожников, жизнью наслаждается, тот после смерти вечно страдать будет!
— А это не тебе решать! Если и есть высший суд, то пусть Высший Судья и решает. После смерти. А с судьей в черной мантии ты познакомишься раньше. За все ответишь!
Настя замечала, что Квакша не собирается терять сознание. Рану на животе она зажимала руками, и кровь еле сочилась сквозь пальцы. Значит, ранение не смертельное. До тюремной больницы доедет.
Увидев, что Настя достала телефон и начала набирать номер, Квакша вдруг издала звук, похожий на вой. Сделала движение рукой, как будто желая вырвать телефон.
— Нет, прошу тебя, не звони, — проскрежетала она, морщась то ли от боли, то ли от злости. — Лучше оставь меня здесь.
— Да? Чтоб тебя нашел какой-нибудь сердобольный прохожий и отвез в больницу? И ты бы потом еще четверых убила?! Ну нет. — Настя вновь защелкала кнопками. — Ты уже через час будешь в таком месте, где никому навредить не сможешь.
— Нет, не хочу! Ну, пожалуйстааа!.. — заныла Квакша, и на глазах у нее выступили самые обычные человеческие слезы. — Лучше ты убей меня сейчас. Убей меня моим ножом. Ибо я не остановлюсь. Попробуй только меня не убить сейчас, слышишь, ты, дрянь, попробуй только сдать меня ментам. Я выйду или сбегу и первым делом приду к тебе. Я зарежу тебя, если ты меня сдашь!!!
И это были последние слова Беллы Квашниной.
***
Бутылка давно опустела. Волков достал пятилетний коньяк, хранившийся в буфете как раз на такой случай, когда потребность в алкоголе присутствует, а желание тащиться в магазин начисто отсутствует.
— А я-то думал, почему она вообще выбрала тебя в качестве очередной жертвы и почему охотилась за тобой в таких непривычных для нее условиях… — тихо произнес Волков, задумчиво глядя на пузатую рюмку, наполненную до краев. — А вы, оказывается, встретились с ней накануне.
— Получилось так, что мы одновременно узнали друг друга. Не могла же я просто пройти мимо. Мы поговорили… Совсем недолго, прямо там, на автобусной остановке. Я вкратце рассказала о себе. Она о себе ничего не говорила, но по ее вопросам я поняла, что на религии она зациклена капитально. Она меня именно так и спросила, напрямую: часто ли я хожу в храм, держу ли я посты, в венчанном ли браке живу с мужем… Я ей отвечала совершенно откровенно, у меня и мысли не возникло, что своими ответами я подписываю себе смертный приговор.
— Насть, а зачем же ты нож забрала? Да еще в сумку положила, судя по тому, что через три дня тебе ее будто бы порезали карманники и «пришлось» выкидывать… Стерла бы отпечатки, и дело с концом.
— Сереж, когда я ее заколола, помутнение какое-то нашло. Я стирала отпечатки. Несколько раз. И мне каждый раз казалось, что они все же не до конца стерты. Знаешь, у нервных людей как бывает: пять раз проверят, выключен ли газ на кухне, а потом уйдут из дома и продолжают беспокоиться, что забыли его выключить… Я решила, что надежней будет нож с собой забрать. Вытерла его тщательно, в сумку засунула и побежала к выходу. Взошла на мостик и выкинула нож в какую-то грязную яму. А потом у меня другой бзик случился, я все думала, что на внутренней стороне сумки следы крови остались, невидимые глазу. Вот и придумала карманников в маршрутке… Ладно, сумку не жалко, все равно дешевая была.
— Да про карманников — это ерунда. Зачем ты все остальное придумала?!
— Я ведь знала, что рано или поздно ее найдут. Боялась, что обнаружат какие-то следы, которые приведут ко мне. Вот и решила заранее подстраховаться, обеспечить себе статус свидетеля или, еще лучше, потенциальной жертвы. Я рассказала про гопника в кепке, и полиция начала искать именно гопника в кепке, а вовсе не меня. Но я никак не думала, что твои коллеги примут Беллу за одну из жертв маньяка… Мало ли похожих ножей в магазинах продается!
— Главным сходным признаком был не нож, а надкушенное яблочко, символ греха.
— Но я его даже не видела!
— Объяснение одно: яблоко выпало из кармана Квашниной, когда вы с ней дрались или когда она лежала на земле. Оно оказалось у нее под рукавом куртки, потому ты его и не заметила… Ну ладно, Насть, ты убила и придумала легенду, пускай. Но зачем нужна была вся последующая игра?
— Сереж, я ведь не предполагала, что тебе захочется подключиться к расследованию. Одно дело — морочить голову безликим ментам, другое дело — тебе. Знал бы ты, как мне было тяжело. Я видела, как ты за меня беспокоишься, как работаешь, тратишь время, силы и нервы. Был момент, когда хотела во всем признаться. Не решилась… А с каждым днем было все труднее это сделать. Я как будто в трясине увязала.
Волков подумал, что наверняка была и еще одна причина, по которой Снежная Королева скрывала свою истинную роль в убийстве Квашниной. Опять ее любопытство вмешалось, извечное стремление пережить новые ощущения. Ее просто увлекла эта игра, и уже не хотелось из нее выходить. А с другой стороны, для чего-то же она отправила письмо в полицию…
— А письмо зачем написала? — озвучил он свои мысли.
— Тебя пожалела. Я хотела, чтобы расследование закончилось. Или, по крайней мере, чтобы ты перестал в нем участвовать. Я ведь правильно рассудила, в принципе. Вы решили, что Благодетель на днях покончил с собой, стали искать его среди недавних самоубийств. И нашли подходящего человека. А вот с бумагой я лопухнулась. Привыкла складывать втрое, а в России ведь так не принято. И пунктуационные ошибки забыла понаставить, ограничилась орфографией…
— Фотоснимок сама сделала?
— Конечно. Там какая-то машина стояла возле фитнес-клуба, вот я камеру на капот поставила и с помощью таймера себя щелкнула.
— А хризантемы заказала, чтобы пустить нас по ложному следу?
— Да. Я знала, что вы обязательно за сим-карту зацепитесь. Такая удача, я ведь ее просто нашла в туалете, на полочке. Понятия не имела, кто ее там оставил… Голос изменить тоже нетрудно было, обычный носовой платок мне помог.
— А зачем по телефону представилась Павлом?
— А что? Имя как имя. Главное, что мужское.
— Знала бы ты, какая у меня мысль родилась, когда я это имя услышал, а потом еще узнал, что симку потеряли в клубе «Moon»… Впрочем, неважно.
Он выпил еще одну рюмку и откинулся на спинку дивана. Провел рукой по спине Насти и ощутил, как она напряжена.
— Два года мы с тобой знакомы, — медленно заговорил он после небольшой паузы. — Восемь месяцев как женаты. Мне казалось, мы друг друга знаем, мы друг друга понимаем. Хотя ведь я же всю жизнь полагал, что никто никого до конца не знает и не понимает. Ни родители детей, ни дети родителей, ни супруги, ни друзья… Почему-то подумал, что мы с тобой станем исключением. Не стали. Ты ошиблась во мне. Неужели ты думала, что я от тебя отвернусь с содроганием, если узнаю о твоем поступке?..
— Но я же ее убила. Хотя могла и не убивать. Она лежала на земле, обездвиженная. Я ведь могла вызвать полицию, «скорую»… Но я приняла другое решение.
— Насть, точно такое же решение мог бы принять судья, если бы в нашей стране не действовал мораторий на смертную казнь. А судья — он ведь такой же человек. Ничем он от тебя принципиально не отличается. Так почему же он имеет право убить человека, а ты — не имеешь?
— По определению. Судья — это тот, кто принимает решения в рамках уголовного процесса, с изучением доказательств, с участием прокурора и адвоката… Я понимаю, что судебная система часто проявляет свое несовершенство. Но ты сам недавно цитировал мне слова какого-то философа о том, что право существует не для того, чтобы этот мир стал раем, а для того, чтобы он не стал адом.
— Да, помню. Нормы закона ты нарушила, безусловно. Но в данной ситуации твои незаконные действия принесли миру большее благо, чем мог бы принести законный суд. Сама Квашнина сказала тебе, что не перестанет убивать. Ты смотрела в ее глаза. Разве у тебя возникли хоть какие-то сомнения?
— Ни малейших, — мотнула головой Настя. — Но, возможно, ее стоило поместить в больницу для психов… Там хоть бы попытались вылечить.
— Такое не лечится. Озлобленность на весь мир, абсолютная уверенность в своей правоте, нерушимая вера в свою особую миссию — страшнейшее сочетание. Это во-первых. А во-вторых, она могла и в тюрьме, и в психушке схватиться за нож или другой опасный предмет. Или вообще сбежать и потом явиться за тобой, как она и обещала. Ее бы ничто не остановило.
— Значит, ты не сердишься на меня? — со слегка детской улыбкой спросила Настя.
— Сержусь. За то, что не доверилась мне в первый же день. Хотя интеллектуальная игра с тобой мне очень понравилась. Но ты страшно рисковала. Если бы моим путем прошел кто-то из моих коллег, я и не представляю, как бы мы сейчас выпутывались.
— Но теперь уже нечего бояться?
— Думаю, нет. Мертвый Игорь Шарманов вполне устраивает ментов в качестве убийцы Квашниной. Я ведь никому не рассказал ни о бумаге, сложенной на европейский манер, ни о своем втором разговоре с Катей… А если у кого-то и есть сомнения, то они скоро рассеются.
— Это почему?
— Потому что я сегодня ездил к его матери не только затем, чтобы почитать письма. Когда она вышла из комнаты, я засунул в секретер, под стопку каких-то журналов, одну вещицу. Твою фотографию. Помнишь, я тебя фотографировал первого мая на даче? Пару снимков сделал со значительного расстояния, когда ты не позировала. Вот эта фотография сейчас и лежит в квартире Шармановых, а на обороте написано: «Я тебя спас!» Если это не посмертное признание, то что?
— Я поняла! Мою фотографию найдут при обыске. Решат, что Игорь до самой своей смерти наблюдал за мной, причем с фотоаппаратом. Возможно, хотел отправить мне еще одно послание, но почему-то передумал…
— Верно мыслишь. Эта улика станет решающим элементом версии о причастности Шарманова к убийству. И дело закроют.
***
Засыпанию предшествовала короткая, но бурная страсть. Обоим требовалось снять эмоциональное напряжение, накопившееся за три недели. Лучшего способа расслабиться цивилизация не придумала… Алкоголь и наркотики не в счет.
Утомленная бурным проявлением чувств, Настя заснула быстро, но очень скоро проснулась. Лежала на спине, смотрела в темноту, как будто ища в ней ответы на вопросы, которые после откровенного разговора с мужем хоть и перестали ее мучить, но все же не улетучились из ее головы.
«Есть Бог, нет Бога — неважно. Вне зависимости от существования каких-либо высших сил, жизнь человеческая — это величайшая драгоценность. А я эту драгоценность отобрала. Смогу ли я с этим спокойно жить?..»
«А почему бы и нет, Настя? — вдруг услышала она внутренний голос, идущий из глубин ее подсознания. — Ты вместе с жизнью отобрала у этого монстра в женском обличье еще и возможность убивать других. Ты видела ее взгляд. Он не оставлял сомнений в том, что она не остановилась бы, она свое «служение» продолжала бы до самой смерти. Так что ты своим поступком спасла других людей, сохранила их жизни, да и свою собственную. Ты так любишь этот мир, огромный, чудесный, непознанный, красивый, опасный, наполненный удовольствиями и впечатлениями… Ты любишь жизнь во всей ее калейдоскопической полноте, ты любишь узнавать и испытывать новое, ловить кайф от каждой секунды своего бытия… Любишь весеннюю грозу и осенний дождь, летнее солнышко и зимний снежок, шум соснового бора и плеск морских волн. Любишь читать книги и путешествовать, любишь спорт и секс, любишь есть роллы и пить шампанское. Любишь собак и кошек, аквариумных рыб и садовые цветы. Любишь своих родителей и мужчину, который сейчас лежит рядом с тобой. Даже боль, слезы и усталость ты любишь, ведь они помогают тебе более отчетливо осознавать свое счастье… А эта девушка хотела лишить тебя целого мира. Только лишь потому, что ты счастлива, а она — нет. Ты обезвредила ее навсегда. Что тобою двигало, Настя, когда ты колола ее ножом? Любовь к жизни, вот что! Любовь!»
Настя перевернулась на другой бок, потом села на постели. Осторожно погладила по плечу спящего Сергея. Глядя во тьму, прошептала только что пришедшую на ум простенькую формулу: «Если пролил чью-то кровь, да простит тебя Любовь».