Саша Филипенко. Травля
Опубликовано в журнале Урал, номер 7, 2016
Саша Филипенко. Травля. — М.: «Время», 2016.
Как ни прискорбно, закон Ломоносова-Лавуазье на отечественную словесность не распространяется: из ничего всяк Божий день возникает нечто. Сашу Филипенко агрессивно делают любимцем публики, — и матерное слово «культовый» присутствует в каждой второй рецензии. Ну, еще бы не культовый: «Я любил подтираться и нюхать свое дерьмо» («Замыслы»), — не диво, что Аствацатуров заметил и на «Нацбест» благословил.
Нынче филипенковская «Травля» вошла в большекнижный шорт. Журнальный вариант опуса (ибо слово «роман» есть незаслуженный комплимент) опубликован в «Знамени», что опять-таки не диво. Для тамошнего главреда Сергея Чупринина качество текста — дело десятое, главное — либеральные взгляды сочинителя. В «Знамени» был обласкан Самсонов, у которого «лианы льнущих профурсеток». Здесь в неизменном почете министр Улюкаев, что «вклеймил сковороду» и новаторски зарифмовал «отсель» и «теперь».
«Знамя» в своих симпатиях к Филипенко не одиноко — критика привычно бьется в конвульсивном восторге: «Автор предсказал скандал с панамскими офшорами!» (журнал «ОМ»). В тексте, изволите видеть, время от времени мелькает виолончелист — знамо, тот еще аргумент.
А вообще-то, главный герой «Травли» — неподкупный журналист…
Однако тут необходим тайм-аут. С.Ф. и сам не чужд второй древнейшей: писал колонки для глянцевого «GQ», сочинял на Первом «шутехи и бугагаши» для клоунов из «Перисхилтона», после подвизался на «Дожде» в паре с Татьяной Арно, чей бюст гарантированно перевешивает любые информационные поводы. Если человек с таким послужным списком принимается рассуждать о журналистике, результат гарантирован: хошь святых выноси.
Стало быть, в руки неподкупного журналиста Антона Пятого попадают бумаги мощностью в несколько мегатонн тротила, компрометирующие крупного чиновника и не менее крупного коррупционера Славина:
«У меня появился надежный
источник. Этой информацией обладаю только я. Все это совершенно невероятная
удача, подарок судьбы! В этой папке удивительные факты! Обо всем этом можно
только мечтать и совершенно точно нельзя молчать!.. Эти документы — не вопрос
моего выбора, речь здесь не идет о том, хочу я это публиковать или нет, речь
идет только о том, что я обязан это опубликовать».
Ага, грузите компромат папками. И мамками.
Как убойной силы папка оказалась в руках у Пятого? — не иначе, на улице подобрал. Или в библиотеке выдали. Послушайте репортера с тридцатилетним стажем: в журналистские расследования я категорически не верю. По крайней мере, здесь и сейчас они немыслимы. Во что верю, так это в слив компромата. До оскомины честный Пятый явно отрабатывает чей-то заказ, — ведь один в информационном поле не воин. Это во-первых. Во-вторых: подлинники документов к журналистам не попадают. Для особо понятливых — по слогам: ни-ког-да не по-па-да-ют. Приходится иметь дело со скверными копиями, зачастую откровенно фейкового вида, — чем проверять месяцами достоверность, дешевле отправить их в мусорную корзину.
Но что автору эти досадные мелочи? Филипенко атакует публику в лоб, как штрафбат немецкие дзоты. Вот либерал Пятый, весь в белом. Вот патриот Славин, с головы до ног в дерьме и духовных скрепах. Вот его благоверная — предсказуемо стервозна и слаба на передок. Вот их старший сын, закономерно симпатичный гей. Всё в формате «GQ» и «Дождя», прочее от лукавого. На выходе имеем продукт вполне лубочного качества про борьбу картонного добра с пластилиновым злом.
Про добро, надо думать, и без меня все понятно. А зло у С.Ф. — вот вам крест, злее не бывает. У Славина, чтоб вы знали, сектантское прошлое. Хм… надеюсь, помните, чем закончился поход масона Богданова во власть. Кроме того, чиновный босс на досуге бомбит по тихой навороченные хаты, и любая покупка — правильная, лямов на десяток зеленью. А где, по ходу, слам толкает? — рыжье от Tiffany, это вам не монитор Acer. Короче, офоршмачился бесогон: дешевый зехер, лоховской… Но автору такие мелочи опять-таки не важны.
Впрочем, Филипенко всегда был ба-альшим затейником. В «Бывшем сыне» он разработал новую модель часов, стрелки которых выравниваются в половине девятого. В «Замыслах» модифицировал ножницы, снабдив их рукояткой. В «Травле» основал коммунистическую партию Ниццы, независимую от Parti Communiste Français, и вывел новую породу грудных детей, способных вырываться из родительских рук. Вот и не фиг спрашивать про секты и кражи — в лубочном мире все возможно. Скажем, сунул младший сын Славина руку в гильотину для резки хамона: «Я бы стал киборгом… Я хотел, чтоб у меня была биорука… Я бы смог убивать всех врагов… Я смотрел телевизор, папа говорит, что у нашей страны много врагов, что враги повсюду…»
Конфликт «Травли» окрашен в те же олеографические тона. «Пусть валит из страны! — распоряжается Славин. — Люди не верят тем, кто пишет из-за границы. Он для них сразу станет предателем». Что за резон устранять следствие, не устраняя причины, то бишь заказа? — ведь явится новый щелкопер, к бабке не ходи. Но Славин предпочитает долгую и дорогостоящую травлю супостата: с троллингом в Рунете, с передачами на ТВ, с пикетами возле подъезда, с подосланной путанкой… Правильно, иначе станет невозможен пятый, мелодраматический акт, где Антон в легком помрачении рассудка выбрасывает свою грудную дочь из окна:
«На асфальте, среди брошенных плакатов, бездыханное тельце девочки. Арина (жена Пятого — А.К.) пытается приподнять его, но на земле остается раздробленная часть головки, тянется густая лента крови. Арина кладет девочку обратно. На асфальт. У женщины дергается щека. Она не кричит».
Бурные, продолжительные рыдания, плавно переходящие в аплодисменты.
В этакой душещипательной ситуации неловко говорить о литературных огрехах, да все равно придется: они составляют бóльшую часть текста.
«Травля», ежели честно, — средних размеров рассказ, тщательно размазанный до шести авторских листов. Слезоточивая фабула ради нужного объема обильно гарнирована словесными опилками. В числе каковых подробная биография братьев Смысловых, виолончелиста и нечистоплотного сетевого тролля, кафкианский памфлет о судебном процессе над блогером, опубликовавшим пустой пост, да кр-ровавый хоррор про мужика, разорванного таксами, — слава богу, хоть не той-терьерами! И прочая, прочая, прочая — вплоть до конской дозы невнятного и претенциозного резонерства:
«Пауза. Временное молчание.
Застывшие стрелки, тишина. Незаполненная фонемами речь. Пауза есть каникулы в
звучании, но не в движении, ибо даже в паузе развитие мысли продолжается, как
продолжается безмолвие зимы, когда жизнь перемещается на подземные этажи.
Цезуры понимания, интервалы впечатлений и окна событий. Четверные и двойные,
целые и составные, оркестровые и неуместные. Субъективные и интонационные
остановки, которые берут футболисты и поезда, светофоры и города. Многоточия,
что порой длятся веками. Паузы наступают в отношениях и войнах, ссорах и
занятиях любовью. Вынужденные и затянутые, смертельные и долгожданные, ведь
именно с паузы начинает звучать новая жизнь».
Воля ваша, но тут у меня наступает глубокая цезура понимания. Знаю, учился автор в лицее при консерватории — видимо, грех скрывать от публики столь важную деталь. Наверно, с той же самой целью повествование пересыпано музыкальными ремарками — pianissimo, crescendо, sostenuto — и делится на части по принципу сонаты, с подобающими подзаголовками: главная, побочная и связующая партии, реприза, кода. Последняя, суфлирует наш музыкальный теоретик, есть обобщение материала и высказывание вывода произведения. Сыграем и мы коду. Благо в случае С.Ф. это дело нетрудное.
«Россия — страна клише, — утверждает автор. — Люди в большинстве своем говорят подводками, которые днем ранее услышали по телевизору». Врачу, исцелися сам: «Травля» смонтирована из оппозиционных штампов, которые ничем не краше православно-самодержавных. А публицистическое кликушество способно привести к diminuendo любую идею: хоть либеральную, хоть национал-патриотическую.
Александр КУЗЬМЕНКОВ