Анатолий Ким. Гений
Опубликовано в журнале Урал, номер 2, 2016
Анатолий Ким. Гений. — «Дружба народов», №7, 2015.
Кто такой Анатолий Ким — представлять излишне. Но в последнее время Ким пишет мало, в основном предпочитая автобиографический, мемуарный жанр — обратите внимание на недавнюю повесть «Мое прошлое», добротную документальную историю семьи Кимов. Таков и «Гений» — повесть об Иннокентии Смоктуновском, написанная по воспоминаниям о личном общении писателя с известным актером.
Надо ли говорить, кто такой Смоктуновский? Впрочем, его не стало в 1994 году, нынешнее поколение может и не знать. Великий актер, обладатель всех возможных наград — от Ленинской премии до премии королевского Шекспировского общества за лучшее исполнение роли Гамлета. Актер, которого называли единственным интеллектуальным артистом Советского Союза — при том, что актеров мирового уровня в СССР хватало. Человек, который для многих был воплощением интеллигенции. И прочая, прочая.
В марте 2015 года отмечался 90-летний юбилей со дня рождения Иннокентия Смоктуновского. Юбилей прошел как-то вяло, и, видимо, желание напомнить о замечательном актере, человеке и друге и заставило Анатолия Кима взяться за перо. Рискну предположить, что это такая повесть-оммаж — желание высказать слова благодарности человеку, которого уже давно нет среди нас. А благодарить Смоктуновского Киму, судя по всему, есть за что. Когда Ким был никому не известным писателем и жил на одной площадке, как потом выяснилось, с тещей Смоктуновского, знаменитый к тому времени актер взял рассказы молодого писателя, который десять лет не мог их «пристроить», — и вскоре состоялась публикация и началась писательская карьера Кима. А спустя какое-то время именно Смоктуновский стал крестным отцом писателя, когда тот принял православное крещение. То есть редкий случай, когда актер становится для писателя и литературным отцом (помог напечататься), и духовным (крестил). Вот и отблагодарил — повестью «Гений».
Название не должно смущать. Во-первых, сам Ким относится к своему герою чрезвычайно уважительно, чтобы не сказать подобострастно. Иннокентий Смоктуновский при этом, как всякий талантливый человек, отличался предельно сложным характером. Он мог обидеть даже близко знакомых ему людей, что уж тут говорить о малознакомых. Но всем этим эскападам большого таланта находится объяснение и оправдание. Что уж там, Смоктуновский не был человеком исключительной скромности. «Гений» — это он так любил (как бы в шутку) рекомендоваться. И сам Ким то и дело упоминает, как он общался с гением Смоктуновским, глядя снизу вверх, — даже в какой-то обычной поездке, Смоктуновский за рулем, Ким (повесть написана от первого лица) говорит ему — вот, значит, еду с великим советским актером. И гений снисходительно принимает эти похвалы. Такие эпизоды проглатываются не без усилий, но что поделать — так уж автор относится к своему герою.
Что действительно неожиданно в этой повести — это «второй слой» биографии Смоктуновского. Те, кто застал его, помнят, как актер любил вести себя как такой небожитель, человек не от мира сего, истинный мастер искусства, одухотворенный и возвышенный. А между тем великий актер появился на свет в Сибири в семье портового грузчика и до окончания школы жил в комнате барака. А потом в 17 лет попал на фронт и чуть ли не в первом бою оказался в плену. Бежал из плена, едва не погиб, его спасла местная крестьянка — и с семьей этой женщины Смоктуновский поддерживал трогательную связь до самого конца жизни. Потом воевал в партизанском отряде, потом вернулся в строй и воевал до конца войны на передовой, в битве за Берлин командовал взводом автоматчиков. Потрясающая деталь: когда после смерти Смоктуновского разбирали его архив, нашли шкатулку, где как самые великие драгоценности актер хранил солдатскую медаль «За отвагу» и пожелтевшую армейскую газету с заметкой о подвиге ефрейтора Смоктуновича.
На театральную сцену Смоктуновский впервые вышел в Норильске, куда поехал потому, что норильским актерам платили хорошие деньги. Там он играл с бывшими зэками, например, его постоянным партнером по спектаклям был Георгий Жженов, только что отсидевший «десятку» и подрабатывавший на местной сцене (вот они, наверно, радовались, когда спустя 20 лет встретились на съемочной площадке «Берегись автомобиля»). Именно в Норильске актеру предложили поменять природную фамилию Смоктунович на более «артистическую», и автор этих строк, копаясь как-то в норильских архивах, обнаружил документы о том, что будущий лауреат, герой и звезда советского экрана в перерывах между спектаклями подрабатывал на местной станции по изучению вечной мерзлоты — Смоктуновский ходил по окраинам Норильска и втыкал в мерзлый грунт тяжеленные штыри-датчики — в штатном расписании его должность называлась «лаборант-обходчик».
Покорять Москву Смоктуновский приехал, когда ему было уже крепко за 30. Его не брали ни в один театр, ему чуть ли не в лицо говорили, что он бездарность и не может ни на что рассчитывать в столичных театрах, он спал на подоконнике в подъезде… А потом — все прекрасно знают, что было потом. Слава, признание, успех. Но Смоктуновский очень хорошо понимал, что это такое — когда тебя отовсюду гонят с твоими ролями, наработками, рукописями. Видимо, именно поэтому он и помог начинающему писателю Киму, и тот спустя почти полвека вернул долг, написав о нем повесть.
Собственно, повесть Кима рассказывает не только об актере Иннокентии Смоктуновском, сколько о времени — ранние 70-е, Москва, расцвет «застоя». Как всегда, самые интересные детали автор сообщает проговариваясь, не нарочно, когда говорит совсем о другом. Например, о том, как Смоктуновскому приходилось «кувыркаться» перед каждым гаишником. Или сидеть в любом кафе в низко надвинутой на лицо шапке, чтобы не узнали поклонники, желающие выпить или просто поговорить со знаменитостью.
И еще одно наблюдение. В своей повести Анатолий Ким нет-нет да и прибегает к библейским образам при описании своего героя. Смоктуновский так и видится то старцем, то монахом, и даже один писатель, который актера терпеть не мог, дразнит его не как-нибудь, а «христосиком». Наверно, это важно: в советском атеистическом обществе была потребность в фигуре христологической, в человеке, который транслировал бы образцы христианского поведения, страдания «за други своя». Мне кажется, именно такая роль была у Иннокентия Смоктуновского. Ведь и образы героев, которых он сыграл в кино, — это именно разные воплощения христианских добродетелей — милосердия, добросердечия, самоотверженности. Чайковский в одноименном фильме, чеховский дядя Ваня из экранизации Андрона Кончаловского, Гамлет, Порфирий Петрович из «Преступления и наказания», да даже и Юрий Деточкин из «Берегись автомобиля» — все это, в сущности, разные грани одного и того же характера. И важно, что эта общественная роль всеобщего страдальца, всеобщего виноватого, готового взять на себя чужие грехи, вольно или невольно досталась Смоктуновскому. Бывшему солдату, пережившему невероятные испытания, мальчику из сибирского барака, видевшему и смерть, и страдания, и злодейства человеческие и положившему жизнь на то, чтобы избавить мир от скверны. Может быть, именно в этом и заключается главный смысл жизненного пути Иннокентия Смоктуновского — солдата, артиста, гения.