Стихи
Опубликовано в журнале Урал, номер 12, 2016
Валерий
Скобло
— поэт, прозаик, публицист. Родился в Ленинграде, окончил матмех ЛГУ. Работал
научным сотрудником в ЦНИИ «Электроприбор». Автор сборников стихов «Взгляд в
темноту», «Записки вашего современника», «О воде и воле». Стихи, проза,
публицистика публиковались в российской и зарубежной (Англия, Болгария,
Германия, Дания, Израиль, Ирландия, Канада, Казахстан, США, Финляндия и др.)
литературной периодике. Лауреат Премии им. Анны Ахматовой (2012), финалист международного
конкурса стихотворного перевода «С севера на восток» (2013). Живет в
Петербурге.
***
Жена толкнет и подскажет: «Не застывай!..»
Когда задумываюсь чуть глубже, чем обычно.
Тут как раз на остановку приходит трамвай,
Да и вообще не совсем оно и прилично
Стоять вот так, как я, вперившись в никуда,
Не вполне сознавая, что впереди и кто там.
Люди думают: бедная женщина… вот беда —
Связалась с придурком… законченным идиотом.
Я уж не говорю, между нами, про то,
Как удерживает часто от спешки напрасной:
Когда б не она, сколько раз сбило б меня авто
На том перекрестке… при переходе на красный.
Правда, бывает, при этом теряю нить
Своих размышлений… даже какое-то слово.
Впрочем, сами знаете, женщин не остановить:
Желают спасти — и спасут тебя безусловно.
Я и не спорю: конечно же, ей видней,
Судит о жизни она более адекватно.
Подталкивает меня — и я возвращаюсь к ней.
Спасибо ей… Мог бы и не вернуться обратно.
***
Мы тоже ездили на медленных поездах,
Могли прослезиться и мы от восторга
В составе, который, пространство собой вспахав,
Дремал — поскольку время его отторгло.
У каждого полустанка стояли мы… да.
Видели Чичикова в рессорной бричке.
В сонной одури уплывали мимо тогда
Километры трехзначные на табличке.
Плацкартные только… купейных не было… нет.
Умилялись чаю… пирожкам с капустой,
Радовались также, если работал клозет,
Теплой водке соседа, молве стоустой,
Оповестившей за миг весь дремлющий состав,
Что яблоки дешевы в Курске и вишни.
Но мы пропустили весь яблочный торг, проспав…
Сосед с соседкой, помним, в Курске и вышли.
Долгими взглядами рассверливали окно,
Пытались не засыпать… делились снами.
…Тут мы и поняли, что пространство заодно
С нами — время, напротив, отнюдь не с нами.
***
Как в анекдоте дурацком: мол, родина это, сынок…
Как, мол, покинуть шукшинские эти березки?
Избы как после бомбежки… и ветер, сбивающий с ног…
Доски на окнах крест-накрест… прогнившие доски.
Я не оставил ее… потому что был слаб и ленив,
Нечего ставить в заслугу мне глупости эти.
Родина: Ладога, Питер, Карелия, Финский залив.
Было — поездил: империю видел в расцвете.
Сердце сжималось от грусти: Нева, Петропавловка, лед…
Знаю, что глупости… Только как справиться с этим?
Кто я — придурок, слабак, недотепа… возможно, урод?
Не патриотом же зваться? — с усмешкой заметим.
Воспоминания
о будущем
Говорили в общем-то не о себе —
О грядущем, родине, ее судьбе,
То, что свято для них, заветно.
У вершин парили, облазили дно…
И до самой зари горело окно —
Это было для всех заметно.
Были небо рады нести на плечах…
Ни один не подумал о стукачах —
Все о жертве, высокой чести…
Как рукою подать до Новой Земли…
И под утро они ее обрели —
В дверь вломились —
и всех повязали на месте.
***
На самой окраине Города, на его островах,
Там, откуда Улисс отправился в плаванье,
Море рождает младенцев: Дейбоса, Мракена, Страх
И родную сестру их — Отчаянье.
Там, откуда отныне вовек не поступит вестей,
Откуда больше не шлют перец, ваниль, корицу,
Встречают жители Города повзрослевших детей —
Мракена, Фомоса, Страх и Отчаянье — их сестрицу.
Я тоже жил там когда-то, у Карточного моста,
Слух мой ночами тоже тревожил стон: уничтожь их!..
А теперь там бродят только безмолвие и пустота,
И Мракен заглатывает прохожих.
Когда забредаю сюда, встречаю сестру Троих,
Мы не чужие, изведал всю муку ее до дна я.
Она узнает… укрывает меня от братьев своих,
Теперь мне Отчаянье — как родная.
Да, честно сказать, Трое для слабых только страшны,
На островах нет уже слабых.. почти не осталось.
Жители Трои небесной смотрят вниз с такой вышины,
Что представишь — и наваливается усталость.
Троянцы видят всю Тройку и вечную их сестру,
Вряд ли заметят жителей — это для них мелковато.
Но только не днем и тем более не поутру,
Когда в залив уползает тумана вата.
Фомос и Дейбос — это, считайте, одно и то ж,
И демос из Города считает за одного их.
А Мракен и Страх — этим душу вынь да положь,
Глядел им в лицо… их тоже встречал обоих.
Пока что не днем — по ночам вылезают из нор,
Взглядами их перекрестными воздух сырой вспорот,
Проверка на вшивость — в душу глядят в упор…
А греки уплыли в Турцию. И не вернутся в Город.
***
Жизнь была странным сгустком льда и огня…
И страданием — полной мерой.
В детстве мама порой называла меня,
Как девчонку: Лерочкой… Лерой.
То-то я возмущался!.. О, боже мой…
Не зовут теперь… в шутку даже…
Ее первенец умер блокадной зимой,
Первый муж убит был тогда же.
А потом ушла… и с собой не взяла,
И отец ушел… Не вернулись.
Все, что было, как крошки, смели со стола,
Из домов, со дворов и улиц.
Этой жизни следов не осталось? — скажи.
От минувшей навек… Не так ли?
За спиною — туманные миражи,
На ресницах — не слезы, капли.
Часть меня, не подвластная мне самому,
Приникает к запертой дверце.
Обливается кровью, глядит во тьму
Одинокий охотник… сердце.
Из
«Философических посланий»
1
Этот зазор между вопросом и ответом…
Пережить зиму и умереть летом,
Весною задаться вечным нелепым вопросом,
К осени взмыть в небеса альбатросом,
Быть на садовом участке маленькою дощечкой,
Растопкою стать, а затем и самою печкой,
А зимою с тобою новая перемена…
И все это вместе… одновременно.
2
Ячеистая структура времени такова,
Что можно валять дурака и работать спустя рукава,
И этим ткани вечности не повредишь ни на йоту —
Это должно быть понятно полному идиоту.
Хроноячейки не поддаются давленью извне —
Таится неразрушимое в их глубине.
Мысли об этом меня посетили, когда
Твердь распадалась, в кровь превращалась вода,
Небо, как свиток, свернулось, и звезды на землю пали…
Вы понимаете?.. Кивните, если устали.
3
О, Собиратель импульсов наших воль,
Хоть на мгновенье почувствуй и эту боль,
Влезь в мою шкуру хоть на одно мгновенье…
Ночью глубокой, не тем падежом греша,
Точно не зная, а есть у меня душа?
Я ощутил легкое дуновенье.
4
В споре об универсалиях я — твердый концептуалист.
В идейных шатаниях и отклонениях не был замечен.
Колебался в других вопросах, но здесь я полностью чист.
Переройте все мои выступления — попрекнуть меня нечем.
Придерживался строгой позиции, блюл чистоту рядов,
Размежевался с оппортунистами — вчера, всегда и сегодня.
Защищал генеральную линию начиная с тридцатых годов
10-го века от Рождества Господня.
Не могу сказать про иных, что так же тверды, увы!..
Многие не избежали неточных… неверных акцентов.
Разоблачал и боролся жестко и за пять столетий борьбы
Ни разу не перешел на сторону оппонентов.
Вы и представить не можете, как был соблазн велик,
Страх оступиться делал ночи и дни кошмаром.
Не отступил от принципов… к основам основ приник…
Стою в шеренге где-то между Ибн Синой и Абеляром.
Номиналистов и реалистов в дискуссиях так покрыл,
Что они рассыпались в прах, растворились в воздухе дымом.
Почувствовал за спиною нечто вроде ангельских крыл…
Ощутил себя в белых одеждах, делающих неуязвимым.
Сколькие дрогнули… даже близкий друг отступил —
Жалкая тварная наша природа в этом во всем виновата,
Дух концептуализма всегда придавал мне сил —
Словом и делом не предал Дунса Скота и Фому Аквината.
Ныне на пир составных триединств Всеблагими я зван,
То ли начал, то ли частей — я не помню уж точно фразу,
Но припадаю ко всем трем источникам знания — как Иоанн
Солсберийский. И пью из всех трех. И сразу.
5
«Все розенкрейцеры отправились в Тибет, —
Нейхауз заявил, — одним и тем же рейсом».
Ну, это типа так: покинув Этот свет,
На Тот отправились… вослед за Розенкрейцем.
Тибет (и Шамбала) — совсем не ерунда,
Поверьте Андреа, что все это не сказка.
Вы сами можете направиться туда,
И Парацельс вас ждет и мудрецы Дамаска.
Я что хотел сказать и что имел в виду:
Переселились, значит, в одночасье
Для подготовки, скажем, к Страшному суду…
И здесь искать их — глупость и несчастье.
А сколько сил напрасных извели
Декарт и Лейбниц… Не нашли занозу!
О, мистики и оккультисты всей земли,
Боюсь, вы не найдете Крест и Розу.
Чего уж… не нашел великий Сведенборг…
А Внутренний Тибет в соседстве с нами… рядом,
И всех делов: решить — и тропкой краткой в морг.
Повеситься… упившись прежде ядом.
Но это путь не мой… Я знаю тайный клич,
Откинем суицид — есть весть о страшной каре.
Пойдем другим путем — как говорил Ильич.
Восток алеет… жжет. Мы встретимся в Дамкаре.
6
Наши души посмертно отправляются на Луну —
Так учил Гурджиев — в ту таинственную страну,
Где живут селениты (и я это все приемлю),
Которые после смерти отправляются к нам на Землю.
Этот обмен… этот слабых сердцем смущающий бред
Предвещает разуму нашему много побед
На стезе освоения галактических далей…
Не такое еще мы с тобою слушали и видали.
Долгая жизнь приучает не ставить в грош интеллект.
А Гурджиев?.. Да бог с ним — его «Обо всем» проект
Пополняет копилку прозрений в ничто… курьезов —
В преддверии глобальных потеплений… локальных морозов.
Я могу посоветовать тебе, мой друг, дураку,
Смело выйти на площадь с лозунгом «Ку-ка-ре-ку!».
А последствия, напрягись, как-нибудь сам расчисли,
Признавая поражение… ничтожество всякой мысли.
7
В той пограничной области между светом и тьмой,
Куда я попал, будучи выпивши… возвращаясь домой
С одного литературного междусобойчика… мероприятия
От своего знакомого… скажу даже так: приятеля,
Будучи в состоянье расширенного донельзя сознания,
Понял, чего не нашел в Трипитаке, Библии и Коране я, —
Это насчет тонкой нитевидной сущности всех светил,
О которой Шестипалый у Пелевина впервые заговорил…
Так вот в голове у меня наконец уложилась теория струн
В виде иероглифов, клинописных черточек и футаркических рун,
Но оставался один лишь вопрос, о котором пока умолчу,
Чтобы вы не тронулись разумом, не побежали бегом к врачу,
Поскольку вам не досталось изведать манящую тьму Границы,
Свет, исходящий из Книги Ее… с каждой ее страницы,
А я-то видел: граница сужалась и превращалась в тонкую нить,
Но непосвященным об этом бессмысленно говорить,
И я потянулся туда всем своим существом за ответом…
В той пограничной области между тьмою и светом.