Андрей Геласимов. Десять историй о любви
Опубликовано в журнале Урал, номер 11, 2016
Андрей Геласимов. Десять историй о любви. —
М: Издательство «Э», 2015.
При виде названия сборника прозы хочется обратиться к автору с ироничной претензией. Слишком просто, без выдумки и очень не похоже на Андрея Геласимова. Ведь если вспомнить, «Жажда» у него не просто о желании героя напиться, а «Холод» — прежде всего не о лютых якутских морозах. Повсюду предельная глубина и многозначность.
«Десять историй о любви» — больше похоже на подзаголовок, над которым обязано стоять громкое заглавие, как, например, в том же «Холоде» — «романе в трех действиях с антрактами» или «Рахили» — «романе с клеймами». Однако в новой книге оно отсутствует. С маркетинговой точки зрения ход, может быть, и верный — рядовой читатель часто ныряет не там, где глубже, а там, где легче это сделать. «Убийство» — значит криминальный детектив, «любовь» — значит безоблачная романтика. У Геласимова же за легким названием таятся бурные потоки: окунувшийся в них неподготовленный пловец быстро захлебнется и пойдет ко дну. При этом заглавие, кажущееся на первый взгляд легковесным, на самом деле абсолютно всеобъемлющее: слово «истории» наиболее точно объединяет повесть, рассказы, фрагмент выдуманного блога в ЖЖ и житейские миниатюры.
На обложке книги — цитата из статьи Александра Архангельского о Геласимове: «Главное преимущество, источник обаяния — не сюжет. А интонация. И еще детали». Об авторских интонациях и деталях мы еще поговорим. Но начать все-таки хочется с сюжета.
Каждый рассказ — словно бутылка старого доброго вина без этикетки. Откупоривая очередную и делая первый глоток, понимаешь, что букет раскрывается не сразу. Надо пробовать еще и еще мелкими глотками. Лишь когда на дне бутылки остается совсем чуть-чуть, вкусовые рецепторы начинают работать на полную и дивные ароматы заполняют пространство. Мощные финалы — характерная черта всех произведений сборника, поэтому сразу предупредим: не ждите в рецензии пересказа, иначе обаяние историй Геласимова разрушится.
Автор виртуозно выстраивает светотеневой рисунок. Направляя главный свет на действия центральных персонажей, он сохраняет контровой на чувствах и секретах героев, чтобы в конце повествования резко выключить основной прожектор и высветить второе, полностью погасив первое. Влюбленные у писателя — «два цветных стеклышка в картонной трубке калейдоскопа, затерявшиеся среди сотен других ярких осколков, каждый из которых бестолково и радостно мечется в пределах одного и того же круга по воле всесильной детской руки» («Азиат и Полина»). Впрочем, истинных влюбленных в книге не так много: возможно, причина тому — современные нравы, присущие значительной части общества: в моду входят гостевые браки, девушки уже не мечтают об обязательном штампе в паспорте, а мужчины хвастаются количеством побед на интимном фронте. Почти пятнадцать лет назад Ольга Славникова, вписав имя Геласимова в число самых перспективных прозаиков «поколения next», отмечала, что он «умеет так распределить силовые точки, что напряжение <…> не ослабевает». Эта черта сохранилась и в новой книге. Автор постоянно подбрасывает в костер все новые и новые поленья, чтобы огонь разгорался сильнее. При этом писатель любит кажущиеся необязательными тонкости. Кто-то не заметит, кто-то лишний раз восхитится. Название отеля, куда приехал персонаж повести «Филомела», или имя болонки, которую завела героиня рассказа «Локти или коленки», совсем не случайны. Опять явление сродни живописи. Одни оценивают картину целиком, другим важен каждый мазок и перелив цвета.
Тема любви из века в век остается постоянной гостьей художественных произведений. И каждый прозаик и поэт бросает на нее взгляд, пользуясь своей уникальной оптикой, что, безусловно, не отменяет определенной стилевой схожести в творчестве разных авторов. Тогда и говорят о литературных традициях и взаимовлиянии. В случае с книгой «Десять историй о любви» обнаружить единую традицию не представляется возможным: у каждой новеллы — собственный стиль. Геласимов демонстрирует широчайший диапазон техник. Рассказ «Либретто» — историческая драма со всеми вытекающими, «Локти или коленки» — монолог девушки-режиссера, «Paradise found» — молодежный сетевой дневник. Язык соответствующий: «Paradise found» полон демонстративно выпяченного подросткового сленга: «ништяк», «забей», «палево», «клево». В «Либретто» лексика совершенно противоположная.
Не повторяется Геласимов и в видах царящей в книге любви. Традиционная любовь мужчины и женщины, тщетные попытки полюбить самого себя, заложенная свыше любовь к родителям и детям, любовь к родине. Искушения, соблазны, страсти. В каких-то историях читатель найдет нечто близкое своим переживаниям, в каких-то познакомится с оригинальным опытом, с которым никогда не встретится в реальной жизни.
Рядом с многосмысловым понятием «любовь» должно стоять слово «поиск», однако в каждую новеллу сборника автор вложил совсем иное существительное — «побег». Тема эскапизма объединяет все произведения. Герои уносятся от привычного: в другой город, в другую страну, в другую судьбу. Но это другое чаще всего разрушительно. Персонаж новеллы «Сентябрь» Эдди, бросивший жену с двумя детьми и парадоксально объяснивший расставание тем, что «слишком любил ее», спустя шесть лет пытается вернуть былое. Синица в руках лучше журавля в небе, — говорит Геласимов. Некоторым героям-эскапистам он оставляет надежду на второй шанс, неизменно выталкивая ее за кадр («Семейный случай», «Бумажный тигр»), на некоторых ставит крест, решительно изгоняя из рая подвергшихся искушению («Филомела»). Сама фигура повествователя весьма изменчива. То он бесстрастно наблюдает за происходящим с внушительной временной и географической дистанции, то, спрятавшись под маской, вдруг сам становится персонажем, то увлеченно начинает изучать прошлое. Библейские мотивы органично сплетаются с античностью, античность переходит к европейской истории ХХ века, ХХ век выливается в авторские размышления о будущем, которое уже наступило. Проводя параллели между историческими эпохами, Геласимов сталкивает Восток и Запад, обнаруживая, что Якутия и Каталония кое-чем похожи («Сардана и Сеск»), а робкий японец, считающий, что поцелуй у всех на виду — «это все равно что запустить руку женщине между ног где-нибудь в людном месте», вполне может духовно раскрыться в романтическом Париже («Азиат и Полина»).
Разобраться в деталях, что же такое «любовь», невозможно без сопутствующих понятий. На художественных примерах Геласимов говорит о долге, предательстве, эгоизме, жертвенности, одиночестве: «пока человек в одиночестве, он не знает, добрый он или злой». Помочь понять главное должны второстепенные, сопутствующие персонажи. Коллекция созданных для книги образов бесконечна, но каждый эпизодический герой у автора прописан очень тщательно и имеет свою особую функцию. Швейцар отеля, появившийся в самом начале новеллы «Либретто», погружает читателя в необходимую для продолжения европейскую атмосферу. Немец с двумя юными подружками, прошедший мимо центрального персонажа «Филомелы», — практически дьявол, манящий за собой. В «Филомеле» — повести, открывающей сборник, и «Хоме» — рассказе, закрывающем его, прослеживаются интонации магического реализма. Правда, природа различна: «Филомела» дублирует древнегреческий миф — «Хома» тяготеет к гоголевской мистике. Геласимов пугает — и становится страшно. Но виной тому не реминисценции из классика — сюжеты Гоголя с чертовщиной всем знакомы со школьной скамьи, а сбывшееся пророчество о войне сродни тому, что проявилось в недавнем романе Владимира Рафеенко «Демон Декарта», действие которого происходит в Донецке. Рассказ «Хома» был написан десять лет назад, когда в возможность боевых действий вряд ли бы кто мог поверить.
Любовь бывает разная. Слишком просто? Андрей Геласимов под одной обложкой сумел так соединить простое со сложным, что созвучия собственным чувствам найдут и те, кто привык мелко плавать, и те, кто предпочитает нырять глубоко. А плюс это или минус — каждый решит сам.