Ключи к разгадке «новой версии» Александра Осокина
Опубликовано в журнале Урал, номер 6, 2015
Леонид Павлов (1958) —
родился в Свердловске, окончил Свердловский институт народного хозяйства.
Работал на оборонном заводе, затем — начальником отдела снабжения в крупной
проектно-строительной организации. В настоящее время предприниматель. Военной
историей интересуется с детства, историей предвоенного периода серьезно
занимается в течение 35 лет. С 2014 года печатается в журнале «Урал». Живет в
Екатеринбурге.
Тайна первых дней Великой Отечественной войны по-прежнему волнует россиян, да и не только их. Люди пытаются найти ответ на главный вопрос: как огромная страна с могучей армией, мощнейшей экономикой, поставленной на военные рельсы, милитаризованным сознанием народа, который, по словам наркома обороны маршала Ворошилова, «не только умеет, но и любит воевать», за полгода потеряла всю армию? Как случилось, что на растерзание фашистам было отдано 85 миллионов советских граждан? Почему под вражеской оккупацией оказалась территория, равная трем Франциям? Почему почти половина посевных площадей и поголовья скота, электростанции, колхозы и МТС, больше половины протяженности железнодорожных путей, машиностроительные, металлургические, химические, оборонные заводы, дававшие треть валовой продукции промышленности, достались врагу? Как Советский Союз оказался на грани катастрофы, едва не сдав врагу свою столицу?
Официальная версия, утверждавшая, что тучи самолетов, лавины танков, несметные полчища до зубов вооруженного проклятого врага, который за пару недель захватил пол-Европы и заставил ее работать на себя, вероломно нарушив мирный договор, обрушились на беззащитную страну, занятую мирным, созидательным трудом и не готовую к войне, устраивала далеко не всех. Потому что на поверку и полчища оказались не столь уж несметными, и самолетов было мало, и танков была не лавина, да и сами самолеты и танки были так себе, и Европа не так уж много дала германской армии. Советский же Союз был начеку, за врагом следил, и Красная Армия имела танков, пушек и самолетов больше, чем все армии мира, вместе взятые, и могла отбить нападение пяти таких армий, как вермахт, — ведь для обороны требуется втрое меньше сил, чем для наступления.
Поскольку официальная версия событий первых дней и месяцев войны подкреплялась лишь авторитетом государства, который со временем пошатнулся, да и репутация у этого государства была основательно подмочена многолетним враньем, одна за другой стали появляться гипотезы, авторы которых пытались объяснить, почему в 1941 году случилось то, что случилось.
Одним из первых новую версию высказал Виктор Суворов1: Советский Союз к войне готовился, но к войне не оборонительной, а наступательной, он сам намеревался напасть на Германию и стягивал к границе огромные военные силы, переносил поближе к возможному фронту госпитальную базу и тылы. Однако немцы упредили нас в развертывании и сосредоточении и напали за две недели до того дня, когда Красная Армия собиралась нанести Германии сокрушительный удар. Советские, а потом и российские придворные историки обрушили на Суворова всю мощь государственной пропаганды, припомнив ему, что он, нарушив присягу, перебежал к противнику (и противник уже давно перестал быть таковым, и Россия встала на путь демократии и нормальных экономических отношений, но предательства Суворову до сих пор забыть не могут). Однако на главный вопрос, поднятый Суворовым, никто так и не ответил. Более того, директор института российской истории РАН, профессор Андрей Сахаров, пусть и с оговорками признал, что Суворов, по сути, прав, и ничего плохого в том, что Сталин хотел врезать по башке зарвавшемуся психу Гитлеру, нет: ведь не на демократическую же страну собирался напасть Сталин, он лишь хотел избавить Европу от коричневой чумы. «С точки зрения, что Советский Союз намеревался нанести превентивный удар в начале июля 1941 года не выдерживает критики с позиций конкретной истории и конкретных источников, свидетельств. Вместе с тем никто не отрицает, что СССР в принципе по своей концепции, по разработкам и наметкам готов был в условиях перевооружения армии, усиления ее ударной мощи, переукомплектации командного состава нанести упреждающий удар. Речь идет о сроках. И в этом смысле день 22 июня перечеркивает стремление советского руководства отдалить войну на будущее выгодное время. […] Если бы Советский Союз нанес превентивный удар Германии, это было бы великолепно! (Оба фрагмента выделены мной. — Л.П.). Даже если бы он был нанесен в неподготовленных условиях в 1941 году, то война протекала бы гораздо западнее, с меньшими потерями»2.
Другое объяснение разгрому Красной Армии в первые месяцы войны предложил Марк Солонин. Он здраво полагает, что Сталин, получая разведданные о переброске немецких войск, видел, что количество дивизий, танков, пушек и самолетов у советских границ существенно уступает тому, что немцы собрали весной 1940 года для удара по Франции, сопоставлял ширину французского фронта (300 км) с тем, на котором вермахту придется наступать в России (800–1400 км), а также темпы увеличения немецкой группировки, пришел к вполне логичному выводу: с такой хилой группировкой Гитлер вряд ли решится напасть на нашу страну. Тем более что советская разведка, во-первых, ничего конкретного о планах врага не сообщала, дату нападения не называла и, более того, заявляла, что Германия не будет воевать на два фронта и нападет на СССР только после окончательного разгрома Англии, и во-вторых, прозевала перевод немецких железных дорог на режим максимальных военных перевозок. Развернуть и сосредоточить необходимое, по мнению Сталина, количество войск Германия сможет только в августе — сентябре, а там уже и зима катит в глаза, а зимой воевать в России рискнет разве что сумасшедший. Да и победа над Англией была ой как далеко. Сталин оказался в плену здравого смысла и полагал, что у него есть время для подготовки наступления против Германии3. Разведсводки опубликованы, и мы можем убедиться в том, что основания для таких выводов у Сталина были4. А дальше вступает в силу версия В. Суворова. Кроме этого М. Солонин высказал предположение, крайне неприятное для большинства россиян, воспитанных в традициях героизации первых дней войны. По его мнению, потеря в 1941 году на фронте 6 млн единиц выданного военнослужащим стрелкового оружия и миллионы плененных немцами советских солдат и офицеров свидетельствуют о том, что красноармейцы, большую часть которых составляли крестьяне, попросту не хотели воевать за эту власть. Позднее и власть пришла в себя, и люди поняли, что немецкий национал-социализм намного хуже советского интернационал-социализма, страна и народ собрали все силы и врага победили.
Отвечая на вопрос, почему Гитлер, который хорошо помнил, чем для Германии закончилась война на два фронта, и всячески стремился избежать войны на западе и на востоке, все-таки решился, не победив Англию, напасть на СССР, большой апологет Сталина А. Мартиросян в своих книгах «Трагедия 22 июня: Блицкриг или Измена? Правда Сталина», «Заговор маршалов. Британская разведка против СССР» и других говорит, что Черчилль и Рузвельт заверили Гитлера, что, если он нападет на СССР, помогать Советскому Союзу не станут. Однако уже 22 июня они, с присущим англосаксам коварством, Гитлера обманули. Главной целью Лондона, Вашингтона и примкнувшего к ним Парижа, которые, собственно, и привели Гитлера к власти и вскормили германскую военную промышленность, было столкнуть немцев и русских и, чтобы они побольше друг друга поубивали, помогать тем, кто будет проигрывать.
Несколько лет назад весьма экзотическую гипотезу выдвинул Александр Осокин. Он полагает, что во время одной или нескольких тайных личных встреч то ли в Москве или Львове в 1939 году, то ли в Берлине или Москве в 1940-м, Гитлер и Сталин решили обменяться противниками: Красная Армия, проехав по железным дорогам, рекам и каналам через всю Европу, с территории Северной Франции высаживается в Британии, а вермахт через советскую территорию проезжает к границам Ирана, Ирака и Турции и нападает на них.
Когда же Красная Армия без оружия и боеприпасов (их должны были выдать на месте) в опломбированных вагонах отправилась в Нормандию, коварные немцы, которые, согласно договоренности Сталина и Гитлера, приехали в СССР, выскочили из опломбированных вагонов с засученными по локоть рукавами, разбили сотни наших дивизий, уничтожили тысячи танков и самолетов и взяли в плен миллионы советских солдат и офицеров и несколько десятков генералов. Так они и выскакивали весь 1941 год и доскакали до самой Москвы, а в 1942 году — до Сталинграда и Кавказа.
Автор идеи написал три книги: «Великая тайна Великой Отечественной. Новая гипотеза начала войны», «Великая тайна Великой Отечественной. Ключ к разгадке», «Великая тайна Великой Отечественной. Глаза открыты». По первой книге на государственные деньги был снят документальный фильм.
Я прочитал книги — занятие, прямо скажу, не из приятных, посмотрел фильм, посмеялся, подумал, что у автора богатая фантазия, что спорить, по сути дела, не с кем и обсуждать и доказывать нечего, тем более что и книги, и фильм посвящены рассмотрению весьма косвенных, часто притянутых за уши улик, фактов и фактиков, не подкрепленных никакими документами, доказывающими эту версию.
Автор вываливает на голову читателей и зрителей великое множество взаимно противоречащей информации, интересных и местами забавных сведений, однако имеющих мало отношения к главной теме. А. Осокин, разглядывая тени на старых фотографиях, коих во всех трех книгах чересчур много, пытается выяснить, есть ли усы под тенью невидимого носа, и убедить читателя в наличии того и другого, и честно признается, что никаких документов нет и быть не может. Фундаментом, краеугольным камнем гипотезы служит встреча Сталина и Гитлера. А. Осокин просто зациклился на этой мифической встрече и ничего другого замечать не желает, хотя факт такой встречи, даже если он и имел место, ничего не доказывает и ничего не опровергает. В приложениях к книгам огромное количество документов и публикаций, которые также ничего не доказывают, а порой и опровергают версию автора и включены туда скорее просто для солидности и для объема.
А. Осокин, несомненно, обогатил историческую науку. Он не только выдвинул новую нетривиальную гипотезу, не только дал ключи к ее разгадке, но и широко открыл нам глаза. Однако вопросов меньше не стало. Новая версия широко обсуждалась, и разброс мнений был от «гениально», «вот она — истина», до «абсолютный бред». Я подошел к версии А. Осокина, как прожженный советский снабженец, с позиции: «Бог его знает, а вдруг?»
Допустим — поди разбери этих не совсем здоровых диктаторов, — что такая встреча действительно состоялась и на ней были достигнуты устные — а других, по словам А. Осокина, и быть не могло — договоренности о, по сути дела, совместных военных действиях против Великобритании, о разделе ее колоний и всей Азии. И состоялся между двумя людоедами такой разговор — если А. Осокин фантазирует, то почему бы и мне не поискать то, чего не может быть? Гитлер предлагает Сталину с оккупированного Германией французского побережья Северного моря высадить Красную Армию в Англии.
— Заманчивое предложение, — говорит Сталин. — А сами почему не хотите? Вам же ближе.
— Не могу я воевать с англосаксами: мы с ними почти родственники. Они протестанты, и мы протестанты. Не поймут меня немцы. Нам с басурманами-мусульманами сподручнее.
Сталин вспомнил, что персов в стародавние времена называли ариями или арийцами и что там даже находили древние украшения в виде сегодняшней фашистской свастики, и это воспоминание его изрядно повеселило. Но Гитлеру он ничего не сказал. Сталин понимающе кивнул, неторопливо раскурил трубку, затянулся и спросил, что коллега хочет взамен.
— Мы, немцы, давно мечтаем побывать в Турции, — отвечает Гитлер.
— Ноев ковчег решили отыскать? — догадался сообразительный Сталин и тихо, чтобы не услышал Гитлер, добавил в усы: — Совсем эта немчура на оккультизме помешалась!
— Да нет, нам бы Турцию оккупировать и Босфор с Дарданеллами, на которые вы, русские, давно губы раскатали, — опустив очи долу, говорит Гитлер. — А еще Иран и Ирак, чтобы лишний раз не ходить.
— Почему в Турцию не через Румынию? — удивляется мудрый Сталин, корифей не только в языкознании, но и в географии. — Там проще, там гор нет. Да и в Иран с нашей стороны затруднительно будет: там тоже горы и воды нет совсем.
— Да что горы, что вода, — отвечает, кусая губы, уязвленный Гитлер, — вон ваш Суворов через Альпы перебрался, а немецкий солдат никак не хуже. Да и техника у нас — ого-го!
— Ну, ладно, — соглашается Сталин, — приезжайте. Это все?
— Не совсем, — смущенно говорит Гитлер. — Нам бы в Баку.
— В каком боку? Ах, Баку. А там что нужно?
— Там самое крупное и практически единственное разработанное в СССР месторождение нефти. Мы когда встанем лагерем на вашей территории, чтобы в Турцию и Иран войной идти, нефть нам очень пригодится. И еще нам бы по Черноморскому побережью Кавказа попутешествовать, — заискивающе глядя снизу вверх, говорит Гитлер. — Вы, геноссе Сталин, в Сочи и Гаграх летом отдыхать любите, хотелось бы поближе быть, мало ли какие вопросы возникнут, а по телефону всего не решишь.
— Ладно, — говорит Сталин, явно что-то замышляя, — будете мимо проходить, заходите в гости, милости прошу. И Баку забирайте. Это все?
— Нам бы еще пару заводиков, — уже не стесняется Гитлер.
— Свечных? — вспоминает начитанный Сталин отца Федора из «Двенадцати стульев».
— Нефтеперерабатывающих, — говорит окончательно потерявший всякий стыд Гитлер. — Как раз в Бердянске и Туапсе — это недалеко. Ну и Майкоп, Махачкалу и Грозный в придачу, что уж мелочиться. Чтоб совсем проблем с топливом не испытывать — не возить же бензин и солярку из Румынии, право слово, — а то путь в Турцию и Иран неблизок, хоть и не за три моря, но все же. А мы как-никак союзники с вами. Договор у нас «О дружбе и границе». И вообще, тесные и взаимовыгодные экономические отношения.
Сталин вздыхает и говорит, что для победы мировой социалистической революции ему ничего не жалко. А если немцы захотят в Москве погостить, то пусть не стесняются. У Советского Союза для дорогих друзей путь с юга открыт, укреплений там отродясь не строили, войск, которые могли бы занять оборону, не будет — они же все на западных границах в вагоны грузиться будут, так что немцы с их-то техникой дней за 10 доедут.
Именно такой разговор подразумевает гипотеза А. Осокина.
Могло такое быть? У меня есть веские основания для того, чтобы в этом усомниться.
Во-первых, переброска советских войск во Францию, а германских — на юг СССР, — это, как ни крути, пропуск войск чужого государства через свою территорию. Пусть даже транзитом и в опломбированных вагонах, пусть даже и без оружия. Чехословакия вон не стала рисковать и не позвала СССР на помощь во время судетского кризиса. Польша предпочла воевать с Германией и погибнуть в бою, но не пропустить Красную Армию через свою территорию к границам рейха. А Сталин и Гитлер так спокойно договариваются запустить к себе «троянского коня»? Сталин добровольно соглашался пропустить немцев в Баку, Махачкалу и Грозный, чтобы они и топливо получили, и возможность ударить по Москве оттуда, откуда нападения никто не ожидал и, соответственно, к отражению не готовился? Ведь именно из этих районов Гитлер только и мог напасть на Иран и Турцию. И именно туда пробивался Гитлер в 1942 году ценой огромных потерь как со стороны Германии, так и со стороны СССР.
В ноябре 1940 года тогдашний глава Советского правительства и по совместительству нарком иностранных дел В.М. Молотов вел в Берлине переговоры с Гитлером и Риббентропом. Это, в отличие от встречи Сталина и Гитлера, известно доподлинно. В ходе переговоров Молотов настаивал на включении Турции и средиземноморских проливов в сферу советских интересов. Гитлер и Риббентроп ответили категорическим отказом, утверждая, что если Турция не может войти в сферу германских интересов, то она должна, по меньшей мере, оставаться нейтральной. После берлинских встреч отношения СССР и Германии начали портиться на глазах. Однако, по версии А. Осокина, выходит, что Сталин, не получив того, что он хотел, легко согласился уступить Турцию Гитлеру. Не похоже это на товарища Сталина, который все время действовал по принципу: или будет так, как хочу я, или не будет никак.
Осокин много раз повторяет, что переброска советских войск во Францию и далее — в Англию — это «Великая транспортная операция». Однако, на мой взгляд, столь масштабную операцию не могли задумать, разработать, подготовить и осуществить одни только военные. При разработке операции невозможно было обойтись без наркоматов путей сообщения, морского флота, речного флота, судостроения, связи. Такую операцию невозможно подготовить за несколько дней, и руководители этих ведомств должны были часто бывать у Сталина, по крайней мере, с момента падения Франции, ну или хотя бы с начала 1941 года: что ж поделаешь, любил вождь лично ставить задачи и контролировать их исполнение. (Союзники начали разработку и подготовку операции по высадке в Нормандии («Оверлорд») в январе 1944 года, когда в Лондон прибыл генерал Д. Эйзенхауэр, т.е. за четыре месяца до начала высадки. Но к тому моменту, когда началась разработка сложнейшей десантной операции, у союзников уже был накоплен некоторый опыт: в 1942-м они высаживались в Северной Африке, в 1943-м — на Сицилии и на Корсике. У Англии и США было достаточное количество десантных кораблей, способных перевозить и высаживать на берег не только пехоту, но и танки, и тяжелые пушки. Красная Армия опыта морской десантной операции в 1941-м году не имела, поэтому разработка и подготовка ее должна была занять много времени. Да и высадочных средств у нее вовсе не было. Даже для перевозки пехоты.)
Постоянно отсылая читателей к «Журналу записи лиц, принятых Сталиным», автор, однако, не рассказал о том, как часто люди, возглавлявшие вышеуказанные ведомства, посещали вождя. Останемся пока в той системе доказательств, которую предложил А. Осокин, и обратимся к этому «Журналу»5.
Чаще всего в кабинете Сталина бывал член Политбюро ЦК ВКП(б), нарком путей сообщения СССР Л.М. Каганович. Однако не только этот наркомат должен был участвовать в перевозке войск Красной Армии на север Франции.
Без морских судов переброску через Ла-Манш войск и подвоз продовольствия, боеприпасов, топлива и военного имущества осуществить немыслимо. Однако нарком морского флота С.С. Дукельский до 22 июня 1941 года в кабинете Сталина был всего один раз — в день своего назначения на этот пост 9 апреля 1939 года. В тот день Наркомат водного транспорта, который возглавлял кровавый карлик Ежов, был разделен на два наркомата — морского и речного флота. До назначения на пост наркома Дукельский больше года возглавлял Госкино СССР (!?), а еще раньше служил на руководящих должностях в ГПУ, а значит, специалистом по организации портового хозяйства и морских перевозок не был даже номинально. Сталин морской флот не жаловал, да и доля этого флота в общем объеме грузоперевозок советского транспорта не превышала 5%.
По замыслу А. Осокина, советские войска к побережью Атлантики должны были перевозиться и речными судами по рекам Европы, для выхода на которые был необходим Августовский канал. З.А. Шашков стал наркомом речного флота в один день с Дукельским, но при назначении Сталин Шашкова не принял и до начала Великой Отечественной войны ни разу его в Кремль не приглашал.
Нарком судостроения И.И. Носенко и заместитель наркома ВМФ СССР по судостроению Л.М. Галлер у Сталина в Кремле гостили часто, однако никаких сведений о том, что Галлер предлагал, а Носенко принимал к строительству специальные десантные суда, мне отыскать не удалось. Также не нашел я никаких данных о том, что хоть одно подобное судно было заложено на верфях СССР. Без достаточного количества таких высадочных средств успешно провести морскую десантную операцию невозможно: если бы даже английская береговая оборона, Королевские ВВС и военный флот проспали бы приближение к своим берегам советской морской армады, пехотинцев с легким стрелковым вооружением еще можно было бы посадить в спущенные с кораблей шлюпки или мотоботы. Но как выгрузить вне порта танки, даже если они весят всего 10 тонн? Как доставить на берег пушки и боекомплекты к ним? (Во второй своей книге А. Осокин пишет о свалке каких-то не то танкеток-амфибий, не то лодок на гусеницах, на которых можно было перевезти по морю стрелковый взвод. Однако тип и наименование этого плавсредства он не сообщает. Почему же, если такие десантные суда на самом деле существовали, их никогда не использовали при проведении десантных операций? Во всяком случае, в литературе никаких сведений об этом я не нашел.)
Умолчал А. Осокин и о том, что бы делала пехота без поддержки танков и артиллерии на хорошо укрепленном английском берегу. Воспользоваться же германскими высадочными средствами тоже было невозможно по той простой и очевидной причине, что у Гитлера таких средств не было, иначе зачем бы ему нужен был Советский Союз для высадки в Англии?
Генерал-лейтенант технических войск Н.И. Трубецкой, с сентября 1939 года — начальник военных сообщений (ВОСО) Красной Армии и начальник Управления военных сообщений Генштаба, до начала войны был в кабинете Сталина дважды. Первый раз 16 марта 1940 года в течение 10 минут, но эта встреча вряд ли имеет отношение к переброске советских войск к Атлантике: только-только закончилась война с Финляндией и командование было недовольно работой ВОСО. Кроме того, еще не сдалась Франция. Второй раз Сталин принял Трубецкого 27 мая 1941 года, что уже похоже на обсуждение подготовки перевозки больших масс войск, однако встреча эта длилась всего 15 минут, и больше до 22 июня Трубецкой в кабинете Сталина не был. (Почти сразу после начала войны, 11 июля 1941 года, Трубецкой был арестован и 23 февраля 1942 года — любил Сталин такие штучки: когда же еще казнить военных, как не в день Красной Армии, — расстрелян в Саратове.)
Главный интендант Красной Армии генерал-лейтенант А.В. Хрулёв в 1940 году в кабинете Сталина был дважды: 50 минут 15 января, но это посещение, скорее всего, было связано с работой тыла в продолжающейся войне с Финляндией, и 15 минут 8 июня, когда Франция еще не пала и никаких планов по высадке на Британские острова у Сталина быть просто не могло. В 1941 году Хрулева к Сталину ни разу не приглашали.
Таким образом, руководители транспортных наркоматов и управлений, за исключением Кагановича, в период времени, когда могла осуществляться разработка и подготовка «Великой транспортной» и десантной операции, кабинет Сталина посещали нечасто, и подолгу там не задерживались. Следовательно, зная стиль работы Сталина, можно достаточно уверенно утверждать, что никаких задач, связанных с переброской советских войск через всю Европу, не ставилось.
Может быть, задачу по разработке и подготовке операции Трубецкой и Хрулев получили по месту непосредственного подчинения — в Генштабе или в Наркомате обороны? Может быть, хотя эту операцию штатной не назовешь, ничего подобного не проводила ни одна армия мира, и задача должна была быть озвучена на самом высоком уровне.
Кстати говоря, на представительное совещание 24 мая 1941 года, на котором, по мнению А. Осокина, было принято решение о проведении «Великой транспортной операции», руководителей транспортных и тыловых ведомств обязательно должны были позвать, коль уж там был начальник ВВС РККА генерал Жигарев и совсем мелкие командующие ВВС военных округов. Но даже Кагановича, который дневал и ночевал в кабинете Сталина и наркомату которого в предстоящей операции отводилась, как полагает А. Осокин, главная роль, на том совещании не было, не говоря уже о Шашкове и Дукельском. Как в таком случае могло быть отработано взаимодействие военных и транспортников, если даже общих задач им не ставилось?
А. Осокин во всех своих книгах твердит о том, что никаких документов, которые могли бы подтвердить его версию, нет и быть не может (однако упорно на этой версии настаивает), что Сталин и Гитлер обо всем договорились во время тайной личной встречи. Однако и эта встреча, и договоренности, якобы на ней достигнутые, должны были оставить горы бумаг на русском и на немецком языках: и в интернационал-социалистическом СССР, и в национал-социалистической Германии хозяйство было директивным и плановым и без письменного распоряжения вышестоящего начальника шагу нельзя было ступить. Это вам не секретные протоколы к пакту Молотова — Риббентропа на двух листочках, про которые можно было 50 лет говорить, что их не было.
Для каждого фронта, корпуса, армии и дивизии устанавливались районы развертывания, ширина фронта, направление наступления, имеющие четкие географические границы, описываемые, как правило, определенными топонимами. Кроме того, каждому фронту или армии выделялся тыловой район. Глубина фронтового тылового района Красной Армии, который тоже имел свои вполне определенные географические границы, доходила до 500 км, армейского — до 200 км. (Что-то подобное было и у немцев, да и в любой другой армии мира, отличалась только глубина района и организация тыла.) Сталин с Гитлером, конечно, за чашкой чая могли определить границы развертывания фронтов и армий. Но, поскольку немцы намеревались наступать с нашей территории, а мы — с территории оккупированной немцами Франции, генштабы обеих армий должны были согласовать районы выгрузки, развертывания и тыловые районы. Процесс это не быстрый, весьма трудоемкий и требует большого количества документов. После всех согласований в штабы советских и германских войсковых соединений должны были поступить письменные директивы генштабов с указанием мест развертывания, направлений наступления, целей и задач, а эти штабы, в свою очередь, должны были разослать приказы в армии и дивизии. То есть документы на двух языках расходилось, словно круги по воде, и их количество возрастало уже многократно. Как и число немцев, русских, которые эти документы держали в руках. Я не встречал ни одной публикации таких документов. И никто об этих согласованиях до сих пор не проговорился — ни с нашей стороны, ни с германской.
При перевозке воинских подразделений каждой дивизии устанавливается так называемый выгрузочный район и для выгрузки назначаются железнодорожные станции, речные пристани и морские порты, имеющие четкие названия. Я могу, в порядке бреда, представить Сталина и Гитлера, которые, ползая по мелкомасштабной карте и не понимая один по-русски, а другой — по-немецки, отмечают на ней границы выгрузочных районов, сотни станций и десятки пристаней, куда будут прибывать войска. Но в то, что, во-первых, ни в советском, ни в германском генштабах материалы для этой встречи не готовились, и во-вторых, что ни один пункт выгрузки по обе стороны границы не получал письменных указаний о том, что к ним начнут прибывать и выгружаться войска другого государства, я не поверю даже в бреду.
Значит, если А. Осокин прав, и у нас, и у немцев обязательно должны были остаться документы, либо хоть кто-то должен был это помнить. И у нас, и у немцев эти документы, карты, графики движения, маршруты следования, предписания на выгрузку и развертывание воинских подразделений, размещение тыловых служб и складов боеприпасов, горюче-смазочных материалов, фуража, продовольствия, военного снаряжения и госпиталей должны были быть изготовлены на двух языках и как минимум в двух экземплярах. На этих документах должны были стоять подписи очень высоких руководителей. А как же иначе: мы приехали к ним, они — к нам, а никаких документов, подтверждающих право пребывания войск другого, пусть и союзного в данный момент, государства на чужой территории, нет. Гости утверждают, что им положено, а хозяева говорят, чтобы те убирались подобру-поздорову, пока они не рассердились и не начали стрелять, что ничего не знают и требуют окончательную бумажку, фактическую, настоящую. А то, понимаешь, понаехали тут!
О том, что в СССР и в Германии железнодорожная колея отличается по ширине, А. Осокин не только знает, но и много пишет об этом. О перешивке колеи он ничего не говорит, следовательно, перегрузка в вагоны должна была осуществляться либо на чужой территории, либо войска должны были грузиться у себя, но в вагоны, стоящие уже на той колее, по которой им предстояло передвигаться. Правда, А. Осокин постоянно путается, где должна была осуществляться погрузка — то ли на своей территории, то ли на чужой.
В первом случае о секретности и внезапности советской высадки на Туманном Альбионе можно было забыть: английская агентура в Европе обязательно прознала бы о том, что на станции и пристани Польши прибывают солдаты в непонятной форме и военная техника неизвестных образцов, что они грузятся в транспорты и отправляются к Атлантике. К тому же пешие переходы через границу и погрузка в транспорт на чужой территории занимали бы очень много времени, что увеличивало бы сроки сосредоточения и развертывания советских войск для операции во Франции, и, следовательно, возрастала бы вероятность обнаружения разведкой противника такого сосредоточения и развертывания.
Но и во втором случае о секретности не было бы и речи: через всю Европу к Атлантике двинулись бы сотни тысяч вагонов, разительно отличающихся по внешнему виду и по маркировке от тех, к которым европейцы привыкли. Да, в те годы транзитом через СССР шло много германского импорта, но достоверно неизвестно, в каких вагонах осуществлялись перевозки, то есть даже если вагоны были советскими, они в Европе не были в диковину. Однако поезда в обычном количестве не шли дальше западной границы Германии, а «Великая транспортная операция» привела бы к существенному увеличению грузоперевозок в необычных вагонах по железным дорогам Франции. Кроме того, прибытие на французское побережье Атлантики большого количества войск — в данном случае совершенно не принципиально, наших или немецких, также не осталось бы незамеченным английской агентурой и авиаразведкой. Гитлер отказался от операции «Морской лев» еще и потому, что немцы не сумели бы обеспечить внезапность удара через Ла-Манш.
Социализм — это планирование, учет и контроль. Если бы транспортировка осуществлялась по второму варианту, на переходах через границу нужно было заготовить много колесных пар соответствующего стандарта, поскольку при встречной переброске войск грузопоток существенно возрастал по сравнению с мирным временем. (Для перевозки одной стрелковой дивизии требовалось 33 железнодорожных эшелона, 1650 вагонов, 700 из которых требовалось для перевозки тыла. Даже если взять только 100 стрелковых дивизий, получится 165 тысяч вагонов. А ведь были еще и танковые, моторизованные и кавалерийские дивизии, на перевозку которых эшелонов и вагонов требовалось больше.) Где-то обязательно должны были остаться следы решений Политбюро ЦК ВКП(б), без которого в СССР ничего не делалось, распоряжений Госплана и Госснаба СССР о существенном увеличении производства колесных пар и заказов на их изготовление, причем по линии как минимум двух наркоматов: того, который эти пары изготавливает, и Наркомата путей сообщения, который бы выступал заказчиком. Решения Политбюро по значительно менее острым вопросам А. Осокин приводит, а тут почему-то забыл.
Обязательно должны были остаться люди, которые помнили бы и про существенное увеличение встречного грузопотока, и про увеличение производства колесных пар, и про завоз их в больших, чем обычно, количествах на станции перехода. Пусть и не сами очевидцы, а их дети, которые слышали что-то от своих родителей, — вряд ли за столько лет никто бы не проговорился. Пускай в России документы строго засекречены, пускай у нас люди не хотят об этом вспоминать. Но ведь и в Германии, Польше, Франции, Белоруссии, Бельгии, Голландии, Латвии, Литве, Украине и Эстонии никто пока об этом не рассказал и документов не опубликовал. До сих пор молчат американцы и англичане, в чьи руки попало несметное множество немецких архивов, а в эпоху холодной войны это была бы настоящая бомба! Да и в постперестроечные времена, когда в России информация стала ходовым товаром, нашлось бы множество желающих такую информацию продать и много охотников ее купить.
Переброска германских войск, по версии А. Осокина, должна была осуществляться к южным границам СССР. На карте советских железных дорог того времени мы увидим, что железнодорожная сеть на юге развита крайне слабо: вдоль южной границы нашей страны проходила всего одна одноколейная железная дорога (перед войной в СССР из 106 тыс. км железнодорожных линий почти 80 тыс. км — 75% протяженности — не имели второго пути) — Закавказская им. Берии. Верхнее строение пути (грунтовое основание, рельсы, шпалы, стрелочные переводы, подкладки и скрепления), диспетчеризация и связь на этой дороге были крайне изношены, поскольку стране не хватало рельсов и шпал для прокладки железных дорог в экономически развитых и развивающихся регионах (планы первой и второй пятилеток по железнодорожному строительству были выполнены едва ли наполовину во многом из-за нехватки рельсов, шпал, рельсовых скреплений и подкладок), а уж строить или реконструировать железные дороги в южном захолустье, где мало промышленных предприятий и невелика потребность в грузоперевозках, вообще не спешили.
По другую сторону Кавказского хребта проходили две также однопутные железные дороги — Орджоникидзевская и им. Молотова, состояние которых было ничем не лучше Закавказской дороги. На этих дорогах, как, впрочем, и по всей стране, была очень маленькая емкость станций и короткие станционные пути, что не позволяло принимать длинные поезда. Поэтому даже новые тяжелые паровозы ФД не могли использоваться на полную мощность.
Кроме того, автомобильные дороги, в особенности рокады, в тех местах находились в ужасающим состоянии, что также до крайности затруднило бы передвижение частей вермахта от станций выгрузки к местам сосредоточения, а германские танки и автомобили разбили бы эти дороги до состояния полной непроходимости.
Железнодорожные перевозки на юге СССР ограничивались не только техническим состоянием магистралей. Воды, без которой паровозы работать не могут, едва хватало для обеспечения весьма ограниченного грузопотока. Без кардинального решения водной проблемы, или создания запасов воды, существенно увеличить грузоперевозки было невозможно. Значит, должны быть постановления Политбюро ЦК ВКП(б) и Правительства СССР или хотя бы отраслевых или республиканских наркоматов, направленные на решение этого вопроса или на перевод этих железных дорог на другие виды тяги. И секретить документы не было никакого смысла, наоборот, успешное решение этих проблем было веским поводом для получения наград и премий. Но электрификация железных дорог на юге даже не планировалась, тепловозов выпускалось крайне мало, а электровозов и того меньше, закупок по импорту не было.
Короче говоря, вряд ли техническое состояние советской транспортной инфраструктуры позволило бы обеспечить быстрое сосредоточение германских войск в указанных районах.
В довершение ко всему необходимо было решать проблему обеспечения углем станций по пути следования германских военных эшелонов, и должны были создаваться запасы, значительно превышающие обычные. И так же, как по поводу колесных пар, должны быть решения директивных органов, это обязательно должно было найти отражение в планах и графиках железнодорожных перевозок, необходимо было изменить и увеличить план подачи вагонов. Про возмущенное письмо Берии и Мильштейна о резком увеличении потребности Наркомата обороны в железнодорожных вагонах А. Осокин написал. А вот про то, что и Наркомат угольной промышленности должен был потребовать такого же увеличения, правда, не крытых вагонов, а открытых полувагонов-гондол, написать почему-то не удосужился. Но прежде, чем требовать увеличения плана полувагонов, этот наркомат должен был получить директивы об увеличении добычи угля, отчитаться о том, что для этого имеются возможности, а затем — о выполнении этих директив. (Доля угля, направляемая на обеспечение железнодорожных перевозок, составляла 25–26%, и эта цифра в эру паровозов практически не менялась.) Кстати говоря, нарком угольной промышленности СССР В.В. Вахрушев после начала Второй мировой войны побывал в кабинете Сталина лишь однажды — 22 августа 1940 года.
Без хорошо организованного, своевременного и бесперебойного подвоза боеприпасов, военного снаряжения, продовольствия и фуража, ремонта поврежденной техники и вывоза раненых любая военная операция обречена на провал. Коль скоро готовились совместные действия войск СССР и Германии, то и исполнять все это логичней было «принимающей стороне», чтобы не возить раненых и разбитую технику за тысячи километров. Но в любом случае это также должно было отражаться во многих документах: кто обеспечивает подвоз войскам, находящимся на чужой территории, кто вывозит раненых, где размещаются ремонтные заводы, где развертываются госпитали и т.д.
Кроме того, подвоз больше чем на половине протяженности маршрутов должен был осуществляться по территории союзника, которому ни Гитлер, ни Сталин не верили, прекрасно понимая, что в любой момент «союзничек» может приостановить или вовсе прервать транспортное сообщение с войсками, воюющими на чужой территории.
Вот где нужно искать подтверждение гипотезы А. Осокина — в архивах бывших советских наркоматов и министерств, в архиве Министерства обороны, в Российском государственном экономическом архиве. Во Франции, Бельгии и Голландии. И, конечно, в США и Англии, куда вывезены тонны документов рейха. В Германии тоже был социализм, хоть и с фашистским лицом, и в Германии тоже был свой Госплан — ведомство по осуществлению четырехлетнего плана, которым руководил Геринг. Немцы народ обстоятельный, аккуратный, и хозяйственных документов у них должно было много сохраниться. Не говоря уже о картах, маршрутах и графиках движения и схемах на русском языке, подписанных видными советскими руководителями.
У меня создалось стойкое ощущение, что А. Осокин, мягко говоря, не всегда читает те источники, на которые он ссылается, а если и читает, то не всегда понимает то, что в них написано. В частности, в своей первой книге «Великая тайна Великой Отечественной. Новая гипотеза начала войны», настаивая на возможности встречи Сталина и Гитлера, он ссылается на книгу Э. Радзинского «Сталин», каковая встреча, по мнению Э. Радзинского, могла состояться в середине октября 1939 года. А. Осокин называет более точные даты — 23–24 октября, поскольку с 23 по 25 октября Сталин не вел в Кремле приема посетителей. Если следовать логике Э. Радзинского и идущего по его стопам А. Осокина, тайная встреча Сталина с кем-нибудь вне Москвы могла состояться, скажем, с 12 по 18 февраля 1940 года: в эти дни Сталин приема не вел, а значит, возможно, отсутствовал в Москве. Справедливости ради должен сказать, что это был едва ли не самый продолжительный перерыв в работе Сталина после начала Второй мировой войны. Однако было несколько перерывов в 2–4 дня.
Э. Радзинский писал о том, что в 1972 году во Львове старый железнодорожник рассказал ему о поезде, прибывшем в город в октябре 1939 года, об охране, никого не пропускавшей на привокзальную площадь, об остановленном движении поездов. Этот железнодорожник даже запомнил дату — 16 октября. Эдвард Станиславович вспомнил об этой дате, когда увидел в «Комсомолке» фотокопию сенсационного документа, найденного в Национальном архиве США. Д.Э. Гувер (который был директором ФБР и к разведке отношения вроде бы не имел) 19 июля 1940 года докладывал помощнику госсекретаря США Адольфу Берли-младшему, что по только что (выделено мной. — Л.П.) поступившей из конфиденциального источника информации, после вторжения Германии и СССР в Польшу и ее раздела, Гитлер и Сталин тайно встретились во Львове 17 октября 1939 года и подписали военное соглашение взамен исчерпавшего себя пакта.
Была та встреча или нет — бог весть, ведь никаких доказательств того, что Сталина не было в Москве, кроме отсутствия записей в журнале приема посетителей, ни А. Осокин, ни Э. Радзинский не приводят. Однако отсутствие записей вовсе не означает, что Сталин куда-то выезжал из Москвы. А. Осокин, похоже, сам документ, на который ссылается Э. Радзинский, не читал, иначе он бы обязательно обратил внимание на то, что о встрече, якобы состоявшейся в октябре 1939 года, Гувер сообщает только через 9 месяцев, 19 июля 1940 года, когда Гитлер уже захватил половину Европы и подписал 22 июня перемирие с Францией. То есть актуальность этой информации почти равна нулю. Странно также и то, что письмо было направлено А. Берли, который был специалистом по латиноамериканским, а вовсе не по европейским делам.
Если даже такая встреча и состоялась, на ней никак не могло быть принято решение о совместных действиях против Англии с территории Франции. Никто не знал, будет ли вообще настоящая, а не «странная» война с Францией. Сталин очень хотел, чтобы настоящая война между Германией и союзниками затянулась надолго, и много для этого делал. Когда в мае 1940 года Франция рассыпалась за месяц, Сталин, по словам очевидцев, был немало удивлен и весьма раздосадован. Поэтому в 1939 году никаких договоренностей о высадке Красной Армии на Британских островах быть попросту не могло. В то время логичней было бы договариваться о совместных действиях против Франции, каковых совместных действий никогда не было.
Э. Радзинский не раз заявлял, что считает себя писателем, а не историком, поэтому, при всем к нему уважении, ссылки на его произведения в историческом исследовании, на мой взгляд, неуместны.
В той же книге А. Осокин приводит ссылку на книгу В. Жухрая «Роковой просчет Гитлера. Крах блицкрига». В. Жухрай пишет, что ни один из тех, кто присутствовал на приемах у Сталина 22–25 июня 1941 года, воспоминаний не оставил, из чего А. Осокин делает вывод, что Сталина в эти дни в Москве не было. Однако несколькими страницами ранее В. Жухрай пересказывает всем известную историю о том, как вечером 21 июня Жуков и Тимошенко докладывали Сталину о перебежчиках, предупреждавших о начале войны. Уже ночью Жуков доложил Сталину о выдвижении немецких войск ближе к нашей границе. А чуть позднее в присутствии Жукова Молотов доложил Сталину о том, что Германия устами посла Шуленбурга объявила войну Советскому Союзу. Для того, чтобы все это узнать, совсем не обязательно читать книги В. Жухрая. Достаточно открыть любое из тринадцати изданий жуковских «Воспоминаний и размышлений», где все эти сцены приводятся в различных вариациях.
А. Осокин часто приводит цитаты из книги Ф. Чуева «Сто сорок бесед с Молотовым», где Молотов рассказывает о последнем предвоенном дне, о встрече с Шуленбургом и о том, как проходили первые недели войны. Написал мемуары и А.И. Микоян. Так что, по крайней мере, трое из тех, кто значатся в числе принятых Сталиным 22–25 июня 1941 года, воспоминания оставили.
А
теперь несколько вопросов «знаменитому историку»
Для успешных военных действий в горах вермахт должен был иметь достаточное количество специальных горнострелковых дивизий, оснащенных легким вооружением, а также кавалерию. Располагала ли Германия необходимыми силами для ведения войны на широком фронте в горах? Готовился ли вермахт к войне в таких условиях? Мне могут возразить, что Красная Армия в августе — сентябре 1941 года в ходе вторжения в Иран (операция «Согласие») без особого труда разделалась со слабенькой иранской армией. Однако из 22 советских дивизий, вошедших в Иран, 15 были горно-стрелковыми, горно-кавалерийскими и кавалерийскими. У немцев же по состоянию на 22 июня 1941 года была всего одна кавалерийская дивизия.
Если планировалось совместное советско-германское наступление на южных соседей СССР, зачем 19-ю армию перебросили с Северного Кавказа на Украину? Ее можно было оставить хотя бы для того, чтобы в случае нежданного изменения ситуации было кому противостоять немцам. Зачем 12-ю армию, в которой из 9 дивизий 5 были горнострелковыми, развернули не в Закавказье, а опять-таки на Украине? Если это была операция по дезинформации Черчилля, то вряд ли стоило на самом деле перемещать такие огромные массы живой силы и техники, загружая железные дороги, и без того работающие с неимоверным напряжением.
Где в горном Иране должны были приземляться немецкие самолеты? Да и на турецкой территории им никто аэродромы не готовил, и после первого налета они вынуждены были бы возвращаться на советскую территорию, а для этого им, особенно истребителям, не хватило бы радиуса действия. Где на советской территории должны были находиться основные и оперативные аэродромы для самолетов люфтваффе? Где планы строительства и проекты этих аэродромов? Где решения о выделении материалов, техники и рабочей силы для строительства? Кто должен был их строить — военные строители или заключенные ГУЛАГа? Об этом обязательно должно было остаться много документов.
Кроме того, методики и массового опыта полета над горами в разреженном воздухе и очень сложных, часто меняющихся метеоусловиях в те времена ни у кого не было — в этом просто не было необходимости. Или применение авиации вообще немцами не планировалось? Есть ли хоть какие-то документы, подтверждающие то, что немцы искали и находили аэродромы в Турции и Иране? В этих странах авиация была развита, мягко говоря, не очень хорошо, а значит, и аэродромов было мало.
Как вермахт намеревался использовать в горах танки, ведь горы не напрасно во всех армиях мира считаются танкобезопасными участками? Может, и танки в последнем походе на юг не должны были участвовать? Но без танков и авиации германская армия лишалась своих самых главных козырей.
При продвижении на территорию Ирана и Турции у немцев возникли бы очень серьезные трудности: вслед за войсками через советскую границу должны были обязательно пойти и тыловые службы, а тыловые районы оказались бы на территории Армянского нагорья и Капетдага, мало пригодных для жизни, хозяйственной деятельности и военных операций. Как немцы собирались там воевать? Как собирались осуществлять подвоз, если бы даже войска пробились на равнинные участки? Трансиранская железная дорога на разных участках имела разную колею, очень низкую пропускную способность, все погрузо-разгрузочные работы там осуществлялись вручную. Все это вводило дополнительные трудности и увеличивало сроки доставки. Для обеспечения бесперебойного подвоза на расстояние более полутора тысяч километров потребовалось бы перераспределить имеющийся автомобильный парк и горюче-смазочные материалы в пользу тыловых служб. Это в совокупности с ограничением применения танков и самолетов привело бы почти к полной потере вермахтом подвижности и опустило бы его до уровня плохо вооруженных и малоподвижных армий своих предполагаемых противников, да еще и вынужденного воевать на совершенно не знакомом и очень тяжелом театре военных действий
Неужели этого не понимали немцы? Неужели Сталин не увидел в этом подвоха, не заподозрил, что истинная цель Гитлера — вовсе не Турция и Иран, а подбрюшье СССР, захват нефтеносных районов страны и выход к Москве с юга? Неужели Гитлер мог поверить в то, что Сталин спокойно пройдет мимо Берлина? Если же и Сталин, и Гитлер знали об этом, то и вся комбинация с переброской войск друг к другу теряла всякий смысл.
Есть ли хоть какие-то сведения о том, что советские военачальники ездили во Францию, Бельгию и Голландию для ознакомления с предполагаемыми районами сосредоточения и развертывания Красной Армии? Известно что-нибудь об аналогичных поездках немцев на юг СССР?
Как предполагалось организовать связь между советской группировкой во Франции и Москвой? Основным, а в некоторых случаях — и единственным видом связи в СССР была связь проводная, к радио Сталин относился с недоверием и признавал его лишь как средство массовой информации. Да и не было в те годы в СССР радиостанций, позволявших обеспечить связь на такие огромные расстояния, а ретрансляторы могли быть размещены только на оккупированной немцами территории Польши и Франции либо в самой Германии.
Однако и проводная связь оставляла желать лучшего: почти полностью отсутствовали магистральные кабельные линии, вся телеграфная и телефонная связь осуществлялась по постоянным и крайне ненадежным воздушным линиям. То есть опыта прокладки кабельных магистралей у советских связистов, как военных, так и гражданских, было очень мало.
Кабельную и воздушную линии невозможно было спрятать: они должны были проходить по территории так называемого союзника, который в любой момент мог перерезать этот канал, оставив советское командование без связи со своей группировкой. В таком случае всю связь пришлось бы держать посредством самолетов связи, что было очень рискованно, да и оперативности бы не добавило
Независимо от того, какой была бы линия связи — кабельной или воздушной, — ее нужно было проложить, а для этого требуются время, материалы и специалисты. Линий должно быть несколько — основная и резервные. Проводились ли какие-то инженерные изыскания? Была ли подготовлена проектная документация? Когда предполагалось прокладывать линии — до прибытия штабов, что было бы логично, ведь штабы с самого первого дня нахождения на плацдарме должны иметь устойчивую связь с Москвой? Но от Москвы до Дюнкерка около 3 тысяч километров, и несколько таких линий за год не проложить, а строительство не могло начаться раньше 22 июня 1940 года — дня подписания перемирия Германии и Франции. Или линию должны были тянуть уже тогда, когда советские войска прибыли на север Франции? Но это уж совсем абсурдно: без связи с Генштабом операцию пришлось бы отложить до лета, а скорее всего — осени 1942 года, или даже перенести на 1943 год, и войска бы торчали там у всех на виду. А может, Генштаб рассчитывал использовать уже существующие линии связи на территории оккупированной Германией Европы и самой Германии? То есть тех каналов, которые полностью контролировали немцы? Союзники как-никак.
Как должна была поддерживаться связь с войсками, высадившимися на Британских островах? Мощные и тяжелые армейские радиостанции, которые монтировались на грузовых автомобилях, на другой берег Ла-Манша доставить было очень сложно, а переносные рации имели радиус покрытия всего 25 км.
Связь в СССР как отрасль хозяйства, в том числе и военная, испытывала в те годы очень большие трудности в части финансирования и обеспечения материалами: по сравнению с 1937 годом, в 1940 году ассигнования на капитальное строительство объектов связи сократились вдвое, войска были обеспечены полевым телеграфным кабелем только на 30%. Нарком связи СССР И.Т. Пересыпкин бывал у Сталина редко: 1 и 5 сентября 1939 года, в общей сложности 1 час 15 минут, но эти посещения, вероятно, были связаны с обеспечением вторжения Красной Армии в Польшу, и 28 декабря 1939 года, но тогда СССР воевал с Финляндией. За весь 1940 год, когда и должны были проектироваться и прокладываться линии связи в Европе, Пересыпкин со Сталиным не встречался и, вероятно, никаких новых задач от него не получал. Последний раз перед войной Сталин беседовал с Пересыпкиным в течение 20 минут 17 июня 1941 года, но за 5 дней до начала «Великой транспортной» для обеспечения связи с побережьем Атлантики уже ничего сделать было нельзя.
Начальник Управления связи Красной Армии генерал-майор Н.И. Гапич со дня назначения на этот пост 26 июля 1940 года в кабинете Сталина не был ни разу. (Гапич был отстранен от должности ровно через месяц после начала войны и арестован 6 августа 1941 года. Может, за плохое обеспечение связью высадки советских войск в Англии? Однако Сталин Гапича не расстрелял, продержал под следствием 11 лет, потом приговорил к 10 годам лишения свободы и тут же освободил в связи с истечением срока наказания. Очевидно, прегрешения Гапича перед Сталиным состояли в другом.)
Начальник Отдела правительственной связи М.И. Ильинский Сталина не посещал.
Есть ли хоть какие-то данные о том, что советское командование располагало сведениями о морских подходах к Туманному Альбиону, о предполагаемом театре военных действий на островах, численности и оснащенности английской сухопутной армии, мощности береговых укреплений и артиллерии?
Чей флот и чья авиация должны были прикрывать высадку с моря? Если в операции должен был участвовать Краснознаменный Балтийский флот, то к моменту начала «Великой транспортной операции» он должен был находиться на пути к Ла-Маншу, а значит, проход кораблей через датские проливы, которые находились под контролем Германии, должен был быть согласован. Балтийский флот же, как известно, стоял в Таллине, откуда позорно удрал в Ленинград в августе 1941 года. Или Сталин с Гитлером были столь наивны, полагая, что англичане позволят советским кораблям и «плавающим танкам» спокойно подойти к своим берегам? Но Гитлер отменил операцию «Морской лев» потому, что Германия не смогла захватить господства на море и в воздухе.
Кстати, плавающие танки Т-37 и Т-38, о которых с таким упоением говорит А. Осокин и которые должны были стать основной ударной силой Красной Армии при высадке на островах, были не совсем плавающими и не то чтобы танками: они имели боевую массу, соответственно, 3,2 и 3,3 т, двигатель мощностью 40 л.с., длину меньшую, чем у жигулевской «копейки», скорость по шоссе — 38 км/час, на воде — 6 км/час, запас хода по шоссе — 185 км, т.е. менее чем на 5 часов марша. У них была слабая броня (4–9 мм) и плохие мореходные качества, особенно у Т-38. Экипаж танка состоял из 2-х человек. Для форсирования Ла-Манша, минимальная ширина которого 32 км, бензина им хватило бы, но для ведения боевых действий на суше в условиях ограниченного подвоза — вряд ли, поскольку в силу своих слабых мореходных качеств «танки» не могли взять дополнительного запаса топлива и боеприпасов, а также продовольствия для экипажа.
Но самое печальное, что эти недотанки не имели артиллерийского вооружения, а комплектовались одним 7,62 мм пулеметом ДТ. Как бы эти машинки после пятичасового «плавания» под огнем артиллерии через морской пролив Ла-Манш выбирались на берег и поддерживали действия пехоты своими пулеметами ружейного калибра?
Танкетки Т-40 боевой массой 5,5 т оснащались более мощным мотором, имели больший запас хода, вооружались двумя спаренными пулеметами — крупнокалиберным 12,7 мм ДШК и ДТ, но, как и свои более старшие собратья, обладали очень малым запасом плавучести. Их вряд ли стоит принимать во внимание, поскольку к началу войны было выпущено порядка пятидесяти единиц Т-40. Кроме того, мне не известно ни одного случая, когда бы «плавающие танки» концентрировались в полки или бригады: они, как правило, использовались не в качестве линейных танков, а как разведывательные или связные машины.
Есть ли хоть какие-то данные о том, что командование советских ВВС разрабатывало маршруты перелета на побережье Атлантики, подбирало промежуточные аэродромы на территории Польши, Германии и Франции, изучало подходы к островам и имело сведения о расположении английских радио-релейных станций и базировании истребителей? Известно ли хоть что-то о том, что германские генералы ездили с этими же целями в Грузию, Армению, Азербайджан? Какими сведениями они располагали о театре военных действий и о противнике? Разрабатывали ли они военные операции по вторжению в Турцию и Иран, а также порядок снабжения и пути подвоза?
Военнослужащих, прибывающих на чужую территорию, необходимо было где-то разместить, причем не на один день, ведь и сосредоточение, и развертывание, и подготовка к операции должны были занять несколько недель. Поставить на берегу палатки, которые было бы видно чуть ли не из Лондона, а солдат переодеть в купальные трусы и заставить изображать отдыхающих? Ну-ну.
Для штаба советской группировки нужно было построить и оборудовать командный пункт, желательно не один. КП фронта — сложное, как правило, подземное инженерное сооружение, для строительства которого необходимы материалы и специалисты. Но самое главное — время: в частности, командный пункт Юго-Западного фронта в Тарнополе, на своей, заметьте, территории, строился несколько месяцев. Должно было состояться решение Наркомата обороны и Генштаба о строительстве командных пунктов на чужой территории. Кто должен был строить эти командные пункты? Немцы? Пленные французы? Но тогда с очень высокой долей вероятности об этом узнали бы по другую сторону Ла-Манша. Привезли бы военных строителей из СССР? Вряд ли: Сталин не приветствовал длительного пребывания советских людей за границей.
Для советской авиации на побережье нужно было назначить основные и оперативные аэродромы. Вряд ли готовых аэродромов на севере Франции было много, тем более что столько самолетов, сколько было у Красной Армии, не было во всем остальном мире, вместе взятом. Значит, кто-то эти аэродромы должен был строить. Кто, где и когда?
Нужно было выбрать места сосредоточения больших масс танков, да так, чтобы англичане обнаружили их как можно позже. Нужно было выбрать места для развертывания ремонтных заводов и госпиталей. Нужно было определить порты и гавани базирования десантных судов, кораблей прикрытия и транспортных судов, на которых будет осуществляться подвоз через Ла-Манш. Для этой работы в предполагаемые районы дислокации должны были заранее, а не 21–22 июня прибыть квартирьеры — сотни, если не тысячи офицеров и даже генералов, кроме всего прочего, владевших французским и немецким языком, а таких людей в СССР к началу войны осталось очень мало. Кто-то должен был этим процессом руководить, контролировать исполнение, аккумулировать у себя всю информацию и докладывать Хозяину. Если уж нет документов, о таких поездках должны были остаться воспоминания. Хотелось бы увидеть хотя бы одно. Таким образом, имеющаяся на данный момент информация позволяет с достаточной степенью уверенности утверждать, что гипотеза о возможном вторжении Красной Армии на Британские острова с территории Франции, а вермахта — в Иран и Турцию с территории СССР является ошибочной, хотя она могла бы послужить сюжетом для захватывающего авантюрного романа. Но версия А. Осокина, заявленная как серьезное историческое исследование, в этом качестве, на мой взгляд, не выдерживает никакой критики, поскольку ничем, кроме фантазий ее автора, не подтверждается.
P.S. Я уж было успокоился, но А. Осокин меня снова удивил. В последней книге трилогии — «Великая тайна Великой Отечественной. Глаза открыты» на страницах 777–778 помещено приложение № 9: «Операцию «Морской лев» не отменяли». А. Осокин полностью приводит статью с сайта NEWSru.com от 22 апреля 2005 года (http://www.newsru.com/world/22apr2005/gitler.html). В статье говорилось, что на британском аукционе Mullock Madeley выставлен лот с секретными документами вермахта, опровергающими мнение о том, что Гитлер в 1940 году отказался от планов вторжения в Великобританию. Эти документы в 1945 году нашел один британский военнослужащий в Бельгии и привез их домой в качестве сувенира с войны. Его семья, проживающая на южном побережье Великобритании, 60 лет хранила эти бумаги, но недавно решила их продать. Пакет содержит 13 подробных крупномасштабных карт, включая стратегические объекты Англии. К ним прилагаются шесть брошюр с обзорной информацией о стране. Среди документов карты местности, на которых железнодорожные станции, электростанции и мосты помечены в качестве целей для люфтваффе. На картах указаны водные пути, главные дороги, электроустановки и электростанции с разделением на зоны вторжения. Некоторые из них снабжены фотографиями целей для бомбардировок в юго-восточной Англии и Лондоне, в частности, это завод Ford в Дагенхэме. Однако самый большой интерес экспертов вызвал тот факт, что на картах помечено место в британском захолустье, куда, по их мнению, Гитлер собирался перенести свою ставку на время вторжения. По словам The Telegraph, им должен был стать тихий городок Бриджнорс на юго-востоке графства Шропшир. В секретных документах отмечается, что для фюрера в городе есть все, что нужно, вплоть до норманнского замка, для которого скрупулезные немцы составили описание: покосился, поскольку пострадал в ходе сражений во время гражданской войны. (Какое неуважение к фюреру! Что за халупу ему присмотрели? Ведь последняя гражданская война в Англии была в XVIII веке!)
Некоторые документы датированы 1941 годом, что ставит под сомнение данные, будто Гитлер отказался от всех планов вторжения на Британские острова после поражения в воздушной «битве за Англию». Принято считать, что Гитлер планировал вторжение в Великобританию в 1940 году, но отказался от замыслов после того, как королевские ВВС разгромили люфтваффе в небе над графством Кент. Однако тот факт, что некоторые документы датированы 1941 годом, то есть год спустя после «битвы за Англию», ясно показывает, что Гитлер продолжал вынашивать планы завоевания Туманного Альбиона.
Приложение № 9 меня несказанно озадачило: если документы датированы 1941 годом, если операцию «Морской лев» фюрер не отменял, а планировал ее осуществить в том же 1941 году, если ему даже присмотрели домик в графстве Шропшир, то как же и когда Красная Армия должна была высаживаться в Англии? Совместно с вермахтом? Гитлер намеревался жить на оккупированной Советским Союзом территории? Или никакой высадки советских войск вовсе не планировалось, и это является плодом воспаленного воображения А. Осокина?
Спектакль в театре абсурда, о котором любит говорить А. Осокин, закончился. Занавес.
1 Суворов В. Ледокол: Кто начал Вторую мировую войну. М.: «АСТ», 2004; День «М»: Когда началась Вторая мировая война. М.: «АСТ», 2004.
2 «Красная звезда». 2000 год. 21 июня.
3 Солонин М. Нет блага на войне. М.: «Яуза-пресс», 2010.
4 Спецсообщения РУ Генштаба РККА № 660279СС от 11 марта 1941 г. (ЦА МО РФ. Оп.7237. Д.2. Лл.21-50); № № 660370 от 4 апреля 1941 г. (ЦА МО РФ. Оп.7237. Д.2. Лл.84-86); № 660448СС от 26 апреля 1941 г. (ЦА МО РФ. Оп.7237. Д.2. Лл.92-96); № 660477СС от 5 мая 1941 г. (ЦА МО РФ. Оп.7237. Д.2. Лл.97-102); № 660506СС от 15 мая 1941 г. (ЦА МО РФ. Оп.7237. Д.2. Лл. 109-113); № 660569 от 31 мая 1941 г. (ЦА МО РФ. Оп.7237. Д.2. Лл.117-119. Доклад Начальника РУ Генштаба РККА б/н от 20 марта 1941 г. (ЦА МО РФ. Оп. 14750. Д. 1. Лл. 12-21); Записка РУ Генштаба РККА в НКГБ СССР № 660533 21 мая 1941 г. (ЦА СВР РФ. Д.21616. Т. З. Лл.65-67).
5 Исторический архив, 1995 г., № 5-6; 1996 г. № 2.