Опубликовано в журнале Урал, номер 11, 2014
Все города называются город, все реки — вода.
Камчатка больше, чем мир, — из-за растянутости коммуникаций. Когда я
учился, больше времени провел в автобусах, чем в аудитории, поэтому такое
впечатление, что Камчатка постоянно куда-то движется или её куда-то сносит.
Камчатку довольно часто трясёт (землетрясения — это как в Москве электричка
рядом с домом прошла), а также Камчатка геологически
(видно по карте) — молодое образование, и её до сих пор «достраивают». Камчатка
её обитателями воспринимается как центр мира (впрочем, как и любое другое место любыми другими его обитателями). Камчадалы первые
открыли Америку — до Колумба и викингов.
Город на Камчатке один. Поэтому называется он просто «город». Иногда
город называется Питер, Ленинград приходится называть или полностью, или
по-старому. Батя хвастался, что в 2013 году он чаще
был в Москве и в Харькове, чем в городе. Аэропорт «Елизово» расположен рядом с
Елизовым (Старым Острогом, Завойко). Елизово
переименовывалось не реже, чем Ленинград, только елизовчане,
пожалуй, чаще помнят, что Елизово называлось сперва
Старым Острогом, чем петербуржцы, что их город назывался Ниеншанц
(«Новый Острог» по-нашему).
Самобытным политическим устройством Камчатки до XIX века была творческая анархия.
«Тамошние иноземцы веры никакой не имеют, а живут по своей воле, и только кто
из них богаче, того и почитают, меж собою род на род войною ходят, и драка
бывает часто». Пришедшие на Камчатку казаки увлеклись местным политическим
порядком и, пользуясь растянутостью коммуникаций с Москвой, колбасились
и воровали. Была поговорка: «На Камчатке проживешь здорово
семь лет, что ни сделаешь; а семь лет проживет, кому Бог велит».
«Прожить несколько лет было мудрено: бури, снежные обвалы, стычки казаков
между собою, восстания местных племен — ительменов и коряков, которым не
хочется платить большой ясак… Когда совершалось
какое-либо преступление (а самое большое — с официальной точки зрения — грабеж
«казны», той пушнины, что предназначена царю), — когда что-нибудь подобное
совершалось, проходило не меньше года, пока весть не достигала ближайшего
воеводы, в Якутске; если же провинившимся удавалось подстеречь, убить тех, кто
едет докладывать «в центр», значит, выигран еще год… А
там, в Якутске, начнут беспокоиться, пошлют гонца в Петербург — еще год… В
общем, долгое время любой бунт или грабеж в стране вулканов имел шанс года три,
а то и пять оставаться без возмездия. Пока приходила грозная царева кара,
бунтовщики, глядишь, успевали «заслужить» свои вины или — что бывало чаще —
складывали буйные головы». (Откуда цитата?)
Камчадалы — это особый народ. Потомки казаков и ительменов. Надо
заметить, что сибирские казаки сами по себе уже были особым народом —
происходили они от севернорусских крестьян, женщин в
поход не брали, а обзаводились ими на месте: сын вологодского крестьянина
Владимир Владимирович Атласов и сын польского (белорусского) пленного Иван
Федорович Козыревский были наполовину якутами. Ну и
дальше они смешивались с ительменами, а ительмены с ними. Ительмены, коряки и
чукчи — по языку древние азиатские народы одной семьи. Ительменов с севера
теснили оленные коряки, коряков — чукчи. Чукчи были
самые крутые. Это к ним относится знаменитое высказывание: ледяная пустыня, по
которой бродит лихой человек. Чукчи первые придумали эвтаназию. И пиар у них
был неплохой.
Камчатка называется не от «камчи» (хотя и похожа на плеть), а от имени
Ивана Камчатого, который проник туда в середине 17 века. Его
же звали так потому, что носил камчатую рубаху, так же как отец Атласова носил
атласную рубаху, Ермак — шелковую («шёлк» по-мансийски «ярмак»,
полагается под кольчугу), Поярков — поярковый полушубок, братья Лаптевы —
лапти, Хабаров — хабары, а Козыревский — козырёк
(видимо, уланский).
У них был свой диалект. По-русски они говорили на «о»,
как северяне, но смешивали свистящие и шипящие, то есть «с» и «ш», «ч» и «ц»,
шепелявили, цокали, и «л» у них было не боковое, а нёбное, произносилось типа
согласного «ы». Отсюда возникла байка, что Камчатку и Аляску открыли
новгородцы, бежавшие от Ивана Грозного, потому что новогородцы
тоже цокали и шепелявили. Но это проще объяснить от ительменов, они тоже цокали
и шепелявили, и «л» у них был средненёбное. Я сам эти говора не слышал, потому
что живу на юге, «на северах» не был. А «на югах» у
нас самый чистый русский язык, говорят, потому что питерские блокадники
преподавали.
Я первый раз в Москву поехал в 2008 году. Я тогда уже два года не видел
телевизор, поэтому ехал со смешанным чувством, что на Москве голод и люди на
улицах падают в обморок. Это настроение поддерживалось обычаем возить «на
материк» икру и балык, а также рассказами, что в Москве воду из-под крана пить
нельзя. По приезде был приятно удивлён. Жить на Москве в целом можно, люди не
голодают, воду в западном Подмосковье можно пить даже из-под крана. Вспомнил
анекдот про мальчика, сына брюсовской кухарки,
который приехал погостить на Москву. Осмотрев квартиру, сказал: «А господа
живут небогато, всего-то скота — собака да кошка». На Камчатке жизнь всегда
была не очень сложная. Картошка в огороде, рыба в речке, ягода в лесу, вода
из-под крана. Атласов сказывал про камчадалов: «Скота у них нет, только одни
собаки».
Петропавловск по климату похож на Ленинград, а по устройству на Москву,
если затопить Внутримкадье. Так и город размазан по
краям бухты. Город очень постмодерный
по сути. Одна-единственная улица каждый километр переименовывается: пр. Карла
Маркса плавно перетекает в пр. Победы, пр. Победы в ул. Чубарова и т.д. Берега
почти отвесно падают в бухту, поэтому часто дорога идёт на уровне пятого этажа
— едешь, а рядом черная крыша пятиэтажки. Или — стоит пятиэтажка, а бельевая
верёвка с 5-го этажа привязана прямо к земле (параллельно уровню моря). Девятиэтажек на Камчатке всего штуки 3–4. Похоже в целом на
Подмосковье, только вместо 30-этажек сопки.
Пробки у нас, как на Москве, — машины дешёвые, Япония рядом. Улицы,
особенно в центре, где город лепится над бухтой, узкие, движение одностороннее.
Небольшой снегопад или поломался кто — всё встаёт. Пробки я обхожу пешком.
Первая пробка на 10-м (город делится на условные километры, каждый километр
примерно равен полутора километрам). Схожу, дохожу пешком до 9-го или 8-го, там
пробка рассасывается. Сажусь на автобус, доезжаю до Силуэта, там опять пробка.
Опять схожу, пешком до 6-го, там опять сажусь на автобус. Направление-то одно.
Отклоняется от линии вместе с линией.
Город с пригородами фактически (по хронотопу)
длиннее, чем Москва. Такое я слышал про Самару, где город растянут по-над
Волгой. Автобусы ходят редко и медленно. В город — каждые 15 минут, в посёлок —
каждый час. Когда опаздываю на автобус, гуляю по Елизово, раньше заходил только
в библиотеку и книжный магазин, сейчас хожу по супермаркетам, разглядываю
полки, ну просто разглядываю, как простой средний обыватель. Полки, в принципе,
радуют глаз, но в гипермаркеты я заходить ещё побаиваюсь. Гипермаркеты у нас
построили недавно.
Я родился в Елизово. Из филологов в Елизово родились также Дмитрий Бак и
Руслан Комадей.
Живу я в посёлке Вулканный. Есть такой посёлок.
Очень компактный. Как и в городе, в нём только одна улица — Центральная. Он
похож на любой подмосковный посёлок. Очень удобно для маленьких детей: 10 шагов
— лес, речка, озеро, ягода, очень скучно для подростков. Для взрослых — ну,
нормально. В штатном режиме. Живёшь, и радуйся. Из одного окна видна сопка
Острая, из другого окна — бухта. В посёлке 25 домов разной высотности, не выше
5 этажей, выше нельзя — трясёт. По краям посёлок оброс «шанхаями»
— это такой особый гибрид ближней дачи, гаража, огорода и сарая, редко бани. «Шанхаи» образуют запутанную систему переулков, часть сараев
уже заброшена — интересная архитектура, в общем.
Связи на Камчатке такой, как у вас, там, на материке, нету.
На материке меня больше всего поразил быстрый интернет и килька пряного посола.
Килька эта три месяца как пропала из магазинов, а интернет нам уже лет пять
обещают проложить с Магадана кабель. Пять лет его тянут. В принципе, могут
тянуть ещё пять лет. На Камчатке лучшие водители и вертолётчики — погода
обязывает. Вертолёты, впрочем, иногда падают — когда вслепую летают.
Интеллигенция на Камчатке спортивная — лыжи, горные лыжи, горные велосипеды,
мини-футбол. Из-за морского климата люди интересуются в основном погодой,
погода тяжёлая, океан давит, про погоду шутят: «Когда лето? — Было в прошлую
среду». Рефлексия же камчадалам не свойственна. Камчадал проявляет свою
рефлексию вовне — садится в машину, в автобус, в самолёт и откочёвывает
куда-нибудь. В общем, я думаю, мы не так уж сильно отличаемся от людей.
Медведи у нас иногда ходят. Но не очень часто. Иногда в город забегает
рысь, пугается и залазит на дерево. Медведь, с тех пор как наши люди с медведем
не воюют, потерял страх, а мясо медведя потеряло вкус. В принципе, медвежатина
похожа на говядину. У меня есть план — скупить всех старых коров и выдавать их
мясо за медвежатину. Красную икру мы едим ложками, но не очень часто.
Приедается. На Москве вообще правильной вкусной красной икры нет. Правильная
вкусная красная икра — это две недели после вылова, дальше в неё добавляют
антисептик, а самые умные — и антибиотик.
Главное камчатское блюдо — известное, впрочем, и у других северян —
квашеное мясо и рыба, копальхен. Хитрость в том, что
рыба начинает бродить. Я такую делать умею. На
Камчатке очень вкусная вода и много снега. Но на Камчатке не очень холодно,
если учесть, что мы находимся на широте Тулы и Дублина. Единственные плюсы
материка по сравнению с Камчаткой — низкие цены и стабильное атмосферное
давление. Камчатские цены — это если московские умножить на два, а «на северах»
и выше. У нас есть анекдот, что рыбу и икру нам самим возят самолётом через
Москву. Потому что даже икра и рыба (продажные) на
Москве дешевле. Правда, не такие интересные по
качеству.
Февраль. Оттепель. Льёт дождь. Поребрики (а как
их ещё называть?..) смёрзлись, вода не может стечь, поэтому машины идут по
колено в воде. Вода заливает тормоза и движки. Потом будет мороз и солнце.
Белые сопки — голубое небо — чорный лес. Лес на
Камчатке низкий, а трава высокая — получаются такие северные джунгли. Берёзы —
каменные. Это значит корявые, с наростами,
закрученные, как кельтский крест. Каменная берёза тяжелее воды и страшно
крепкая — топор её не берёт. История этой берёзы — история Камчатки в
миниатюре. Это, видемо, большая карликовая берёза.
Карликовая берёза, тундровый стланик, получилась в результате неотении — ну это
когда начинают размножаться неполовозрелые особи, подростки (такой видовой
инфантилизм). На Камчатке же этот вид стал расти в полный рост, но всё равно
изгибаясь, типо свастикой.
В сущности, я очень плохо знаю Камчатку. Почему?.. Камчатка большая.