Опубликовано в журнале Урал, номер 5, 2012
Вячеслав Запольских
— родился в Перми, окончил филологический факультет Пермского государственного университета. Автор книги “Планета имени шестого “б”. Повести для детей (Пермь, 1989).
Вячеслав Запольских
Несколько пятниц из жизни одного города
Подарок Ивана Грозного
Самое начало истории Соликамска вызывало опасения, что этому крайнему восточному форпосту Руси суждено “быть пусту”: уж больно катастрофичен оказался для него XVI век. Набег, пожар, резня
— и немногочисленные уцелевшие жители начинают заново отстраиваться на смертельно опасном пятачке, потому как соль — это стратегический государственный ресурс. Но, наверное, был еще некий фактор, удерживающий колонизировавших Верхнекамье русских от того, чтобы не разбежаться, не покинуть гибельную местность.Судьба, предопределение
— столь же существенны в цивилизационной динамике, как и свобода воли, и они, похоже, в XV и XVI веках подчиняли себе эту свободу, превращая в осознанную необходимость. Хотя, конечно, можно объяснить самоубийственную настырность прародителей нынешних соликамцев “авосем” исторического оптимизма или национальной привычкой возвращаться на пепелище и заново браться за сизифовы труды.Самым первым из запечатленных летописями оказался удар сибирских племен, “осколков” Золотой Орды. В 1505 году Кулук-Салтан “напал и вывел русских и пермяков и посекл”. Самым страшным
— набег орды ногайской, 1547 года, когда город был уничтожен полностью, погибло 886 человек (почти все население). Вот тогда предельно обострился вопрос “быть или не быть”.Ответ почему-то оказался совершенно алогичным, самоубийственным
— остались, отстроились. Ах, вам мало? 1581-й, нашествие пелымского князя Кихека. Но… Кихек сумел взять только посад, торгово-промышленную часть города вне крепостной стены, и пожег окрестные села. Опять “людей множество побиша”, но Соль Камская на этот раз устояла. Потому что была уже обнесена крепостной стеной.И с того момента в Соликамске жить стало лучше и веселей. Богатели соляные промыслы, развивались ремесла, деньжат скапливалось столько, что соборы строили непременно парами: летний и зимний. Крестьянин Артюшка Бабинов разведал более короткий
— 200 верст против прежних 2000 — путь в Сибирь. А вскоре Соликамск сделался центром воеводства, обойдя в конкурентном споре Чердынь. Даже с возвышением Кунгура, а потом и Перми Соликамск оставался “не последней спицей в колесе” губернского коловращения.Потом начался не то чтоб упадок, но древний город попал в тень молодых Березников и теперь всероссийски известен сверхсуровым исправительным учреждением “Белый лебедь” и лишь во вторую очередь
— центральным архитектурным ансамблем умопомрачительной красоты, магниевым заводом и “Соликамскбумпромом”. Иностранные визитеры, в последнее время все чаще возвращающиеся сюда по натоптанной когда-то экскурсионной дорожке, самые яркие впечатления вывозили не от Троицкого собора или церкви Богоявления, а от дощатого сортира-скворечника подле воеводского дома. Сей элемент туристической инфраструктуры было просто не обойти, когда приспичит, потому как прочие, даже коммерческие, нужники накрепко и без комментариев затворены, аки крепостные врата в ожидании Кихека. В конце концов и “скворечник” снесли. Теперь остается надежда только на платный нужник городского рынка, тихой сапой подползшего под самые стены центрального архитектурного ансамбля.Когда ко мне заглядывают гости из Соликамска и я начинаю вслух мечтать, что вот бы хорошо вновь к вам приехать и насладиться древностями, гости со смиренной печалью предупреждают: у нас уголовники по улицам ходят.
…Первый же разговор, невольно подслушанный в забегаловке у автовокзала: “Мой отец, когда вторую “десятку” отмотал, взял в руки гитару и говорит: “А пальцы еще помнят!..”
Иногда кажется, что соликамцы взяли обязательство жить, трудиться и бороться под лозунгом “Каждая магазинная витрина должна быть разбита”, современные небьющиеся стекла несут на себе следы совсем уж остервенелых попыток доказать приоритет своего “я” над вызывающей прочностью импортных технологий. Оконные проемы разоренного Крестовоздвиженского собора едва выглядывают поверх непроходимых сугробов. И назойливо маячит крашенный под золото миниатюрный Ильич на каком-то железном ящике вместо постамента, как и …дцать лет назад пытаясь заслонить чудную соборную колокольню.
Давайте попытаемся обозначить исторические вехи, в пределах которых Соликамск пребывал в силе и славе. Начало возвышения
— конец XVI века, как раз после более-менее удачного отбития князя Пелымского (это оказалась последняя попытка разорения края). Точка промежуточного кризиса — начало XIX века. Кризис был экономический. В Соликамске осталось всего 6 купцов, это притом, что представителей торгового сословия здесь и по полторы тысячи бывало… Ну, понятно, коммерческая активность концентрировалась в губернской Перми. Но вот в 20-е годы XX века было открыто Верхнекамское месторождение калийных солей. А город стоит как раз на этом месторождении. Тем не менее и этот период выдался кризисным — не в экономическом или административном смысле, а в части исторической памятливости и заслуженного местного патриотизма.Обе эти важные вехи
— XVI и XX веков — оказались отмечены событиями, связанными с одним и тем же предметом. Невзирая на возможные обвинения в склонности к мистике, назовем этот предмет: киот-складень с житием Николая Чудотворца. По легендам, весьма основательно, хоть и косвенно, подтверждаемым разными редакциями “Соликамского летописца”, а также “Церковно-историческим и археологическим описанием города Соликамска” протоиерея Александра Луканина (1882 год), эта икона была подарена соликамцам самим Иваном Грозным.Почти четыре столетия она считалась самой ценной реликвией города, заступницей от нападений и разорений. Ее, местночтимую, спасали от пожаров, не раз бушевавших в деревянном Соликамске. С появлением каменных храмов содержали поочередно то в летнем Троицком соборе, то в зимнем Крестовоздвиженском. Долгими десятилетиями, если не веками, ее носили во главе крестных ходов “на девятую пятницу по Пасхе”. Был такой главный местный праздник.
Дело в том, что ногайцы уничтожили город 25 мая 1547 года. Затем часть кочевников двинулась на Чердынь и Искор, а часть задержалась еще на 5 дней
— стерегли полон, который намеревались потом продать в Казани, и пытались выловить убежавшие в окрестные леса мизерные остатки горожан (стало быть, выжившие не просто отсиживались в чащобах, но сумели организоваться для партизанских по тактике “акций мести”).Но Чердынь и Искор, города-крепости, отбили набег. Более того, небольшая чердынско-искорская рать двинулась по следам отступавших кочевников, 30 мая подошла к Соликамску, и вместе с уцелевшими “партизанами” отогнали ногайцев от пепелища.
30 мая в тот год выпало на 9-ю пятницу после Пасхи. В памяти соликамцев этот день остался своеобразным “днем победы”, “избавлением чудесным”, точкой отсчета для безопасного роста города и закономерного усиления его экономической роли и административного значения. Вот и стали “девятые пятницы по Пасхе” главными городскими праздниками, сопровождавшимися крестными ходами, во время которых Соликамск обносили иконой Николая Чудотворца. Традиция длилась уже как радение о благоденствии и процветании родного края. При этом обязательно поминалась память убиенных в 1547 году пращуров. Над одним из захоронений в центре города, совсем рядом с домом воеводы, стояла часовня. Главная соликамская площадь, ныне заросшая базарчиком, носила имя “девятой пятницы”.
Как царская икона попала в далекий от Москвы городок? Пытаясь определиться с дилеммой “быть или не быть”, предельно обостренной чудовищной ногайской резней, выжившие соликамцы решили обратиться за помощью к Ивану IV. Работники Соликамского краеведческого музея даже вычислили (опять-таки косвенным, но плодотворным методом “исключения маловероятного”), кто именно из горожан организовал лесную “партизанщину”, а потом сформулировал тезис “так дальше жить нельзя!” и выдвинул идею отправиться к Ивану Васильевичу с челобитной о помощи. Этот человек здраво рассудил, что городу нужна постоянная вооруженная сила. Но до Москвы далеко… Однако в 1552 году Грозный сам придвинулся к нашим краям: осаждал Казань. Туда-то и добрались соликамские ходоки. Иван IV их выслушал, но “поелику царь стоит под Казанью с войском и из оного выделить не может”, то в качестве ободряющего и не слишком обременительного для себя жеста он одарил ходоков киотом-складнем. Мол, он охранит город от набегов. Кроме как из своей походной церкви, он эту икону ниоткуда больше изъять не мог. А на осаду Казани взять написанную недавно, ненамоленную икону он вряд ли решился бы. Так что датировка
— как минимум 40-е годы XVI века.Вообще-то на девятую пятницу по Пасхе никаких церковных праздников не выпадает, поводов для крестного хода не имеется, и соликамскую традицию сперва пресекла местная епархия. Трудно сказать, когда был наложен запрет, видимо, в самом начале XVIII века, а вот сняли его точно известно когда
— в 1718 году. Вскоре после того, как экономическая активность в крае начала перемещаться к югу.Город перестали ежегодно обносить “Николаем Чудотворцем”
— и тут же прозвучал кризисный “звоночек”. Традицию восстановили, и Соликамск еще долгое время административно главенствовал над фактическим лидером — Кунгуром.А какой период мы интуитивно ощущаем как начало безнадежной провинциализации великолепного когда-то города? 20-е годы минувшего века.
Советская власть, само собой, наложила запрет на крестные ходы. В 1929 году Троицкий собор был закрыт, его иконостас сожжен, фрески соскоблены, утварь разворована, а остатки переданы в музей (само собой, для антирелигиозной пропаганды). Но складень с житием Николая Чудотворца в конце 20-х еще выставлялся в доме воеводы как музейный экспонат. Затем перекочевал в запасники, но малость отошедшие от угара воинствующего безбожия соликамцы уже осознавали хотя бы историческую уникальность своего достояния: представьте, эту нашу икону держал в руках сам Иван Грозный!
В 1965 году легендарный складень (вместе с “Богоявлением” и “Деисусом с припадающими”) увезли в Москву, в Центральный музей древнерусской культуры и искусства им. Рублева (ЦМиАР) на реставрацию и временное
(3 года) хранение. С концами…
Все попытки соликамских музейщиков, да и городских властей, вернуть святыню стойко игнорировались “рублевцами”. На все запросы москвичи просто не отвечали. Ольга Лебедева, в пору своего директорства в Соликамском краеведческом, бывая в первопрестольной, несколько раз созванивалась с директором Музея им. Рублева (он в ранге научного сотрудника как раз в 1965 году и увозил соликамские раритеты), но в назначенное время того на месте не оказывалось.
Соликамского Николая “рублевцы” в 1965 году датировали XVII веком
— похоже, как раз для того, чтобы потом не вернуть. Разница в век тут только для невежды несущественна, на самом деле между XVI и XVII проходит рубеж, отделяющий древний стиль иконописи от стиля московского, сформированного мастерами Оружейной палаты. Написано веком позже — значит, не такой уж раритет, нечего копья ломать. На руку москвичам и версия, будто бы подлинная икона все-таки сгорела в одном из пожаров, а мы сейчас имеем дело со списком-копией.Думается, если б не лежал на складне легендарный отсвет личности первого российского самодержца, музей им. Рублева не стал бы всеми силами удерживать “Николая Чудотворца” в своих фондах. Но для Соликамска важно даже не то, что икона получена “из рук в руки” от Ивана Грозного, хотя и это, конечно, впечатляет и завораживает. Реликвия эта
— некая фундаментальная опора для всего бывшего и будущего существования этого верхнекамского города. Лишившись ее, Соликамск претерпел катастрофический ущерб, не меньший, чем в свое время от ногайцев или Кулук-Салтана.Разумеется, это ущерб незримый. Потрясение, наверное, даже прошло незамеченным для подавляющего большинства соликамских жителей. Просто был дан старт медленному распаду всех соединительных начал, которые превращали город в нечто большее, чем просто совокупность построек и народонаселения. Разрушительный процесс сейчас дошел до стадии потери горожанами самоуважения, при которой допустимо лупцевать витрины и соглашаться на статус “отстойника” окрестных зон.
И никакой мистики в нашем сюжете не присутствует. Представьте, что немцам в Великую Отечественную удалось невосстановимо разбомбить Василия Блаженного. Что Питер потерял Остромирово евангелие. А Россия лишилась иконы Владимирской Богоматери. Представили? Когда из самой глубины народной жизни выдергивается ее сердцевинный нерв, ничего хорошего в будущем ждать не приходится, и еще неизвестно, уплатили ли мы уже цивилизационную пеню за потерю Богоматери Казанской, за сгоревший список “Слова о полку Игореве”.
…Летом 2003 года в Соликамске готовились отпраздновать “390-летие воеводства”, 125-летие основания Усть-Боровского солеваренного завода, провести научно-практическую конференцию “Государственные органы власти и местное самоуправление”, устроить костюмированное шоу и крестным ходом встретить очередную девятую пятницу по Пасхе.
Репетировали “приезд воеводы”, отражение “набега”. Воеводский дом собирались к нужной дате как следует отреставрировать. А соседствующее с ним старинное здание планировали отдать в аренду местным предпринимателям с тем, чтобы они обустроили здесь хоть сколько-нибудь “звездочную” гостиницу.
Но главной надеждой было: ежели “Николай Чудотворец” вернется как раз к затеваемому празднику, то икону с крестным ходом опять пронесут по Соликамску, как бы публично замыкая разорванное звено, скреплявшее настоящее с прошлым и будущим. Все-таки надежда и вера насущно необходимы соликамцам, нужен тот самый исторический оптимизм, пусть даже с опорой на “авось”, который позволил пращурам претерпеть многие беды, но с места предопределенного не уйти.
Город непровинциальных амбиций
Вроде можно было подождать “круглого” 400-летия. Да вроде бы и учреждение Соликамского воеводства указом царя Михаила Федоровича не повод для масштабного праздника. Тем не менее общественная активность соликамцев именно тогда нашла повод выразить себя, зафиксировать какой-то весьма важный момент в новейшей истории древнего города.
В самом деле, именно с 1613 года и почти на два века Соликамск официально становится центром огромного региона от Печоры до Сылвы, набирает силу и славу, о нем пишет Даниэль Дефо, здесь зарождается отечественная медеплавильная промышленность, местный житель первым из российских купцов добирается до Пекина, по приятному совпадению, фамилия у расторопного коммерсанта такая же, как у автора индийского “Хожения…”,
— Никитин. Ну, а затем, как известно, пальма прикамского первенства переходит к Кунгуру, потом к Перми. Мало ли великолепных градов и весей логикой истории ввергалось из прежнего блеска в ничтожество и заурядность…Но город никогда не смирялся с провинциальной судьбой: ни в древнюю пору, когда его архитектура на равных со столичным зодчеством создавала национальный стиль, ни в позднейшие времена, поскольку память о былом величии из поколения в поколение подпитывала серьезные и оправданные амбиции соликамцев.
Сейчас “Сильвинит” и “Соликамскбумпром” в состоянии продемонстрировать весьма впечатляющую игру финансовых мышц. Местная типография быстро заслужила самую солидную репутацию. Мало кто не слыхал о художнике-“египтянине” Михаиле Потапове. Опять же наследство от предков досталось завидное
— хотя туристическая инфраструктура пребывает в состоянии, когда вояж к архитектурным красотам и музейным сокровищам подпадает под категорию “экстрим”, едва ли не наряду с таежными маршрутами и сплавом по горным речкам.Навстречу некруглому юбилею в Соликамске покрасили фасад легендарного воеводского дома, роскошные храмы XVII века подбелили, докуда могли дотянуться,
— на большее муниципальная казна оказалась не способна, но и это по местным меркам уже считалось достижением, которым даже гордились. А ведь надо было — куда еще откладывать? — восстанавливать снесенные купола на Воскресенской церкви, возрождать из жутких руин Крестовоздвиженский собор, да и щербатый кирпич Богоявленского и Троицкого храмов вопиет к небу.Скольки-то “звездочной” гостиницы рядом с воеводским домом не появилось, с сортирами лучше не стало. “Николай Чудотворец” домой не вернулся.
Боярская шуба на июньской жаре
Рядом с памятником гражданской архитектуры 1688 года
— слежавшиеся в бурелом ветки, которые сюда годами валили при кронировании тополей. Да еще припорошенные порыжелой изоляционной стекловатой. В люке теплотрассы в двух шагах от бывшей резиденции соликамского воеводы устроилась на житье местная бомжиха. Свою постиранную одежку она развешивает на музейном заборчике.Вообще, местные жители свой музей очень уважают и тащат туда все найденные ржавые кунштюки. При мне происходило первичное знакомство специалистов с будущим экспонатом, напоминающим столовый нож Гаргантюа или же древнерусскую кованую хоккейную клюшку из телерекламы пива. Случалось, соликамцы дарили музею совершенно уж бесценные клады. Например, выкопанные из-под земли бутылки со спиртными напитками полуторастолетней выдержки.
Мэру Соликамска пришлось париться на первой летней жаре в боярской шубе, поскольку в костюмированных сценках его обрекли на роль воеводы. Удалось разыскать двух подростков с атипично длинными по нынешним временам шевелюрами; им вручили бердыши и велели быть стрельцами. Ребятам повезло: их с этими бердышами и со свечечками гонял по межстенным тайным переходам воеводского дома тележурналист Сергей Тупицын, снимающий сериал “Пермский период”, и потом обещал показать “в телевизоре”.
Основное действо, воспроизводившее события 1547 года, происходило у Троицкого собора. Завизжали несовершеннолетние полонянки в туниках из мешковины. Прибежали ногайцы в ярких шароварах и элегантных азиатских колпаках. Соликамские витязи в солдатских кирзачах и камуфляжных штанах, прикрытых доспехами из кожзаменителя, с хореографичным изяществом принялись фехтовать с супостатами; раздался всамделишно металлический звон. Показалось, что это бравые “деды” из подразделения ВВ демонстрируют тут успехи в боевой и краеведческой подготовке. В толпе зрителей прошелестел слух, что молодечествуют приехавшие из Чердыни толкинисты. В сценарии же праздника утверждалось, что перед публикой выступали березниковские адепты славяно-горицкой борьбы.
Сеча, похоже, завершилась вничью. Уцелевшие артисты во главе с отягченным шубой мэром вынесли из храма громадные картонные иконы и двинулись по направлению к Дому воеводы, дабы (по сценарию) водрузить символический крест на месте погребения реальных жертв ногайского набега. От сценария пришлось отступить, ибо памятная часовня, как вы понимаете, в советское время была снесена, потом на ее месте располагался едва ли не общественный туалет, а теперь там просто крапивный пустырь и несанкционированная свалка.
Вечер праздничного дня был посвящен фольклорному действу в Музее соли. Публике представили почему-то рождественский вертепный сюжет об избиении младенцев царем Иродом; юные самодеятельные артисты удачно дополняли канонические тексты новолексическими приколами типа “Ну, ты лоханулся!” и “За “старую вешалку” ответишь!”.
В Богоявленском соборе, у барочного иконостаса умопомрачительной красоты, не менее впечатляющие церковные песнопения исполнил Уральский государственный камерный хор под управлением Владислава Новика. В дальнейшие дни афиши обещали концерт артистов пермского балета и вечер старинного романса в исполнении Ларисы Голубкиной.
Соликамску
— 1200 лет!Такой ненаучно оптимистический вывод можно сделать, исходя из открытия, совершенного благодаря соликамским коммунальщикам. Они любят перекапывать свой город, и вот в одной из траншей археологи обнаружили фрагмент женского украшения
— пронизки VIII века. Родановская культура, предки нынешних коми-пермяков. Пронизку кто-то обронил неподалеку от автостанции 1200 лет назад. Участникам научной конференции это свидетельство соликамской древности продемонстрировал профессор Георгий Чагин, известный пермский историк и этнограф.Конференция “Государственные органы власти и местное самоуправление” выявила интересные параллели между практикой 390-летней давности и современными изгибами властной вертикали. Например, царь Михаил Федорович первого соликамского воеводу напутствовал так: “…чтобы во всем нам прибыль учинить, а земле тягости не навесть, и бережение ко всяким людям держать…” Посудите сами, ну разве такая популистская политика
— “и нашим, и вашим” — реализуема хоть в XVII веке, хоть в XXI?Воевода был призван блюсти прежде всего интересы федерального бюджета, но жизнь вынуждала приноравливаться к местным неписаным порядкам, диктуемым политэкономическим своеобразием территории. Вот и в докладе одного из чиновников городской администрации прозвучало подтверждаемое социологическим исследованием наблюдение: нынешних муниципальных управленцев весьма травмирует разрыв между установками центральной власти и реальными проблемами региона. На чью сторону встать?
Воевода Голенищев в свое время предпочел потворствовать местным интересам и принял челобитную касательно изменения формы налогообложения, после чего из федерального центра незамедлительно раздался окрик: “И то ты делаешь, что тебе не указано делать!” В конце концов либерала сняли с должности.
А Прокопий Елизаров бескомпромиссно держал руку Москвы и доблестно выявил свыше 1,2 тыс. физических лиц, скрывавшихся от налогообложения. “Теневики” затеяли бунт и намеревались воеводу “разграбить и побить до смерти”.
Куда ни кинь, везде клин. Может, с тех пор и зародился соликамский муниципальный обычай пускать все на самотек. “Голубые фишки” местных предприятий высоко котируются где-то на благоприятных пересечениях меридианов и параллелей, а сверхприбыли, выкачиваемые из недр, на которых стоит город, канализируются куда-то мимо соликамской муниципальной казны. Калийные корпорации, чьи владельцы занимают не последние места в рейтингах “Форбса”, жадны до изумления, каждую малую милостыню оборачивают в пиаровский триумф. А могли бы превратить город в конфетку, в игрушечку. Но нет. Где должны сиять бутики, кособочатся секонд-хэнды. Расползаются помойки: коммунальные службы учиняют забастовку и прекращают сбор и вывоз мусора. Туристический бизнес может сделаться первостатейной строкой в муниципальном бюджете, только об организации инвестиций говорить вообще не приходится, сперва научились бы элементарно уважать свое наследие. Вскоре после торжеств по поводу 125-летия Усть-Боровского солеваренного завода этот музей под открытым небом выгорел наполовину. Ни одного из “отцов города” за это не вздрючили. Ну, а раз так
— заполыхало старинное полукаменное здание конторы сользавода. Говорят, кому-то из нуворишей захотелось освободить пейзажное место с видом на Каму себе под палаццо.Присутствие на торжествах представителя компании “Пермтурист” слабенько просигнализировало о заинтересованности региональных предпринимательских кругов в эксплуатации соликамских древностей. Но после поджогов стало очевидно, что вкладывать деньги в местные достопримечательности
— дело рискованное.А на епархиальные силы рассчитывать тем более не приходится. Все средства, все рекламное медиа-внимание брошено на восстановление “Уральского Афона”, то бишь Свято-Николаевского монастыря на Белой горе под Кунгуром, и пока этот главный областной культовый брэнд не засверкает экспортным гламуром, Соликамску, Усолью, Чердыни, Чермозу, Ныробу etc. рассчитывать на административный и церковный ресурс не приходится. В первый день соликамского праздника тогдашний епископ Пермский и Соликамский Иринарх ездил с представительной делегацией членов Совета Федерации именно на Белую гору. А с утра в этот день у Богоявленской церкви собирались толпы соликамских старушек и никак не хотели верить, что епископа не будет.
Справедливости ради надо упомянуть, что владыка посетил Соликамск накануне, нацепил на лацкан тогдашнего мэра пожалованную патриархом медаль Сергия Радонежского 1-й степени, не преминул напомнить о необходимости возвращения храмов в собственность церкви и пообещал, что будет молиться о возвращении образа Николая Чудотворца из московского музея имени Андрея Рублева.
Николай-“невозвращенец”
Конечно, было ясно, что усилиями одних только соликамских музейных работников “Николай Чудотворец” не вернется. Необходимо было задействовать самые весомые пермские “фигуры влияния” в московских сферах.
Все-таки обозначился в истории города некий период новых амбиций. Соликамск оказался в силе и праве снова твердо вести разговор с Белокаменной. К делу реституции подключился тогдашний пермский сенатор Виктор Добросоцкий, представитель областного Законодательного собрания в Совете Федерации.
Между тем шорох по поводу складня донесся до первопрестольных СМИ, газета “Известия” обратилась к главному хранителю ЦМиАР Людмиле Тарасенко за комментарием. Тот факт, что икона стоит на учете в Соликамском краеведческом музее, но “временно взятый” экспонат поставили на учет и в музее Рублева, она объяснила следующим образом: “Это ведомственный спор, потому что владельцем икон является государство в лице Министерства культуры”. Вот еще один ее тезис: “Музею Рублева икону передали в оперативное управление”.
Вообще-то существует акт приема-сдачи на временное хранение от 5 августа 1965 года. Если “хранение” Л. Тарасенко толкует, как “оперативное управление”, то это проблема ее правовой грамотности. Наконец, всеобъясняющая цитата: “Если сейчас каждый региональный музей потребует вернуть свои экспонаты, они ничего в свои экспозиции не добавят. Но наша коллекция исчезнет, а ездить в десятки городов, чтобы посмотреть на иконы, никто не будет”. Что тут сказать… Типичный неоперабельный случай московского снобизма. Как еще объяснить уверенность, что в Соликамск никто в здравом уме не ездит. Ездят только в Москву и
— сразу в “Третьяковку”, Оружейную палату, Музей им. Пушкина на Волхонке. А не на оптовый рынок в Лужники…Между прочим, соликамский “Николай Чудотворец” отнюдь не был включен в экспозицию для всеобщего московского обозрения. Лежал в запасниках.
…Виктору Добросоцкому удалось только одно: директор музея им. Рублева признал необходимость вернуть икону. Правда, московские музейщики выставили требование: они сначала проверят, подходят ли условия отдела древнерусского искусства (Богоявленская церковь) для хранения раритета XVI века. Условие вроде бы справедливое. Но оно позволило перейти к тактике проволочек. К выдвижению все новых и новых условий.
Вообще-то выдвигаемые москвичами условия можно и нужно было рассматривать как благие пожелания, заботливые рекомендации, которые владелец
— Соликамский краеведческий музей — волен принять к сведению, но вовсе не обязан “брать под козырек”. Тем более что Богоявленская церковь, по сути, была готова принять икону немедленно.Рекомендации “рублевцев” имели целью максимально напрячь бюджет и спонсоров. Московские музейщики требовали установки в Богоявленской церкви новейшей трехуровневой сигнализации с системой визуального наблюдения, системы измерения и регулирования влажности. Но и существующие в Соликамске условия гарантировали сохранность раритета.
Психрометры в отделе древнерусского искусства еще ни разу не отмечали девиаций в температурно-влажностном режиме. Соликамский музей обзавелся трехуровневой электронной сигнализацией (датчики, реагирующие на движение внутри помещения; лазерные лучи, нацеленные на окна; датчики на дверях
— в общем, “миссия невыполнима”). Во время одного из визитов Иринарха кто-то из свиты епископа (видимо, увлекшись) взялся руками за одну из хранящихся в Богоявленской церкви икон: немедленно раздался такой звон, что, по выражению священников, “всех ангелов распугали”.Музей обладает лицензией на хранение драгметаллов и оружия, это значит, что система контроля вполне надежна, в противном случае объекты просто никто не рискнул бы взять под охрану. Милиция прибывает на место максимум через две минуты после сигнала. А “визуальное наблюдение”, то бишь видеокамеры и центральный пульт с телемониторами, при всей их дороговизне имеет смысл только в том случае, если злоумышленники не догадаются натянуть на голову женские колготки.
Разумеется, никто не собирался носить по городу во время крестных ходов подлинник иконы. Но изготовление списка
— проблема церкви, а не музея. Конечно, предложение москвичей подготовить реставратора первого класса, который мог бы следить за собранием соликамских икон, у тогдашнего директора местного музея Ольги Лебедевой ничего, кроме энтузиазма, вызвать не могло. У нее уже две кандидатуры на обучение были подобраны.В то же время “рублевцы” требовали изготовить специальный “ящик с температурно-влажностным режимом” для транспортировки “Николая Чудотворца” из Москвы в Соликамск.
Собственнический инстинкт заставил работников ЦМиАР поставить условием возвращения “Николая Чудотворца” сохранение в “рублевских” закромах еще двух соликамских икон, взятых “на временное хранение”. Они умудрились вставить в строку требование оставить у себя экспонаты, таким же образом позаимствованные из музея соседних с Соликамском Березников.
Но администрация Пермской области с серьезностью, достойной лучшего применения, стала принимать к исполнению все фантазии, транслировавшиеся из столичного музея. Московские музейщики, например, пожелали провести в Перми “круглый стол” по проблемам сохранности музейных экспонатов в Прикамье. И такой “круглый стол” в октябре 2003 года был проведен в Пермской художественной галерее. Привезли делегацию “рублевцев” во главе с директором ЦМиАР Геннадием Поповым, рассуждали о необходимости приобретать для музеев новую аппаратуру, о подготовке кадров реставраторов, о каталогизации фондов, о взаимодействии с православной церковью и представителями иных религий в деле сбережения историко-культурного наследия. Ключевой вопрос
— о возвращении икон — чуть было не замотали. Хорошо, что Светлана Димухамедова, бывшая в ту пору директором областного краеведческого музея, вернула участников говорильни к насущному: все вывезенные иконы надо возвращать, и для этого есть как юридические, так и моральные бесспорные основания.Тогда директор Музея им. Рублева, по его собственному признанию, “выложил карты”: он хотел бы кое-что из увезенного оставить у себя. Московские гости вновь прибегли к аргументу о большей доступности древнерусской иконописи для широкой публики (то есть для москвичей и гостей столицы), если именно в “Рублевке” сосредоточится цвет древнерусской живописи. Заведующая отделом ЦМиАР Лия Евсеева указала, что в России должно быть единое “место встречи” икон разных эпох и школ, причем экспозиция должна быть постоянной, а не основанной на договорной системе обменных выставок.
Сотрудников Музея им. Рублева понять можно, они “на время” из многих российских музеев иконы позабирали, а вот сейчас пришла пора их возвращать. Кирилло-Белозерский музей к тому времени сумел вытребовать назад принадлежащие ему экспонаты.
Определенная логика в такой позиции имеется. Но она вступает в противоречие с иной тенденцией. Во всем мире, и в России в том числе, в последнее время осознанно проводится политика культурной демонополизации столиц. Все чаще международные фестивали искусств проводятся в провинции. В регионах, удаленных от центра, взамен прежней политики размыва культурных ценностей осознана необходимость их аккумуляции.
Справедливости ради надо заметить, что работники Музея им. Рублева заслуживают искренней благодарности за реставрацию соликамских икон. “Спас на троне с припадающими” в 1960-е годы, например, сохранял только 30% живописного слоя… Впрочем, сенатор Добросоцкий уже сказал “рублевцам” горячее спасибо, а “Соликамскбумпром” с лихвой возместил материальные затраты столичного музея на реставрацию.
Легко ли быть русским?
В следующий раз возвращения “Николая” ждали в 2004 году, когда в Соликамске проходил пермский региональный форум “Русский мир”.
Сначала провели всероссийскую научно-практическую конференцию “Сохранение уникальных черт русской культуры и развитие русского этноса в современном обществе”. На следующий день древний верхнекамский город стал ареной массового фольклорного действа, в котором приняли участие делегации многих территорий Прикамья.
Один из приехавших в Соликамск ученых сказал, что устраивать фольклорные праздники
— абсурд, действительно народные праздники возникают отнюдь не по административным распоряжениям. Сразу вспомнилась знаменитая соликамская “девятая по Пасхе пятница”. Увы, подаренная городу Иваном Грозным икона Николая Чудотворца и по поводу “Русского мира” не была возвращена из столичного Музея им. Рублева.На пресс-конференции я позволил себе высказать мысль, что сбережение русской культуры и модернизация национального менталитета возможны и даже предпочтительны на свежем воздухе, со строительным мастерком в руках. Мол, совместный труд на реставрации архитектурных памятников духовно облагораживает не слабее, чем дискуссии в конференц-залах и театрализованные шествия. Мэр принимающего многочисленных гостей города быстро понял намек и в присутствии не только вице-губернатора, но и председателя комитета Госдумы по делам национальностей Евгения Трофимова заявил, что к восстановлению Крестовоздвиженского собора уже приступили. Осмотр на месте, правда, показал, что перемен немного. Во-первых, сгорела крыша. Во вторых, если и было что-то сделано действительно ударными темпами, так это перенос городского рынка под самые стены печальных руин.
Особенно впечатляла громадная дыра в стене собора. В советское время там размещался пивзавод, потом его прикрыли, и громадный котел, где варили пиво, надо было как-то вытаскивать наружу. Не нашли лучшего решения, чем раздолбать средневековую стену. Сквозь пролом в сумраке мутно светится затхлая вода.
Фольклорные празднества, развернувшиеся в Соликамске на следующий день, продемонстрировали заученные способы поднятия национального духа. Во многом это была та самая имитация, о которой накануне с грустью говорили философы, историки и культурологи. Настоящая фольклорная традиция далеко не столь примитивна, как ее вторичные проявления. Частушка
— это на самом деле не четыре ноты, а полторы октавы и мелодическое богатство. Подлинное исполнение “плача невесты” заставляет натурально прослезиться даже городского интеллигента. Только первоклассный фольклорный коллектив способен адекватно передать внутреннее спокойствие и силу, медитативную просветленность, которые скрыты в протяжных, заунывных, “занудных” русских песнях… Что поделаешь, в коллективном бытовании традиционной русской культуры уже нет, только осколки ее сохранились в памяти отдельных деревенских бабушек.Ничего удивительного не было в том, что после пермского действительно фольклорного ансамбля “Свестье” к микрофону праздника выходила тетенька в сарафане и пела “Ландыши” и “Рулу”. Что в “обжорных рядах” расстегаи и соленые огурцы соседствовали с хот-догами, а на прилавках народных мастеров можно было обнаружить китайские глиняные свистульки или, например, кулоны в виде треугольника, в который вписано масонское недреманное око; в конце концов, всемирная отзывчивость тоже является характерной чертой русского народа.
Окрестности Соликамского тракта оглашали украинские, еврейские, татарские песни, “Сулико”, “Сурок” и “Сиреневый туман”, льющиеся из автобуса, отвозившего в Пермь участников научной конференции и активистов областного русского национально-культурного общества.
…Чудотворная икона святителя Николая вернулась на свое законное место в соликамскую Богоявленскую церковь летом 2005-го. В день города, на “девятую по Пасхе пятницу”.
“Соликамскбумпром” зафрахтовал чартерный авиарейс. Процедура передачи происходила у Вечного огня, памятника соликамцам
— участникам Великой Отечественной войны. Оттуда крестным ходом длиной два километра икону несли к Богоявленской церкви, у входа в которую состоялась торжественная литургия. После окончания службы все смогли подойти к чудотворной иконе, а дети из народного театра “Перемена” раздали всем маленькие копии иконы, освященные епископом Иринархом. Как писали газеты, возвращение иконы оказалось великолепным подарком городу в день его 575-летнего юбилея.Но сама по себе реституция не окажется очередным “чудесным избавлением”, вырванный замковый камень еще нужно умудриться вживить в прежнюю кладку.