[Т.П. Савченкова. Петр Павлович Ершов (1815–1869): Архивные находки и библиографические разыскания. — Ишим: Изд-во ИГПИ им. П.П. Ершова, 2011.]
Опубликовано в журнале Урал, номер 3, 2012
Книжная полка
Вернуть конька Ишиму
Т.П. Савченкова. Петр Павлович Ершов (1815–1869): Архивные находки и библиографические разыскания.
— Ишим: Изд-во ИГПИ им. П.П. Ершова, 2011.
Ишим
— не провинция, как представляется многим. Потому как провинция в современном понимании — это все-таки место начисто лишенное культурной жизни или же имеющее слабо выраженные ее признаки. В Ишиме есть университет, есть замечательный культурный центр им. П.П. Ершова, ведущий просветительскую и художественную деятельность, есть крупная премия в области детской литературы, которую получают не только авторы конкретного небольшого города или даже, как стоило бы предположить, Тюменской области, но и страны в целом. Город знают далеко за пределами региона. Стало быть, есть на то причины.Как и во многих подобных случаях, культурная жизнь Ишима связана с “гением места”, человеком, чье имя ассоциируется с городом, человеком, создавшим определенную систему образов, которые ныне используются как символы конкретного локуса. Или даже региона, учитывая, что с Ишимом за право называть Ершова “гением места” соперничает такой крупный во всех отношениях центр, как Тобольск. В Ишимском уезде Петр Павлович родился, а в Тобольске провел основную часть своей жизни и умер, так что сложно однозначно решить спор городов. Остается только оценивать, насколько продуктивно использует тот или иной город символический капитал, оставшийся после поэта. И Ишиму
— это очевидно — Ершов намного нужнее, чем знаменитому многими мифами Тобольску.В жизни и творчестве Ершова, поэта явно недооцененного, многое представляет несомненный интерес для исследователей. Монография ишимского исследователя Т.П. Савченковой
— попытка заполнить хотя бы некоторую часть существующих до сих пор лакун. Именно это стремление автора — быть первооткрывателем неизвестных сторон жизни П.П. Ершова — обусловливает своеобразие данной книги, которая сочетает в себе исторический, краеведческий, литературоведческий и публицистический подходы. Отсюда оправданная, на мой взгляд, фрагментированность текста, когда монография состоит не из переходящих одна в другую глав, а из самостоятельных исследований, связанных между собой пусть не сюжетом, но общей идеей.Начнем с того, что серьезными и глубокими являются исторические исследования Т.П. Савченковой, поднявшей и опубликовавшей целый ряд архивных материалов, касающихся жизни Ершова в Сибири и не только. Таковы, например, письма поэта, адресованные В.В. Григорьеву, И.Т. Лисенкову, М.А. Фонвизину, П.А. Плетневу, а также семейные письма впервые представленные в монографии. Письма позволяют не только ознакомиться с деталями быта поэта, но и прикоснуться к его бытию. Ершов, каким бы его ни презентовала Т.П. Савченкова в предыдущих главах монографии, проговаривает себя именно здесь, где нет постороннего вмешательства в его слово и какой-либо интерпретации текста (за исключением сопровождающих письма исследовательских комментариев, представляющих собой исторические справки). К кому бы ни обращался Ершов, он всегда
— хороший семьянин и ответственный чиновник, мягкий, интеллигентный, чуткий и разумный человек. Его письма, о чем бы ни шла речь — о публикации “Конька-Горбунка”, о помощи в получении места или суммы денег и т.д., — благожелательны и, я бы сказала, благозвучны, насколько благозвучными могут быть именно письма, написанные на отличном русском языке. Даже здесь, в эпистолярном наследии, поэт остается поэтом, наполняя многие фразы лирическим звучанием и временами переходя на особо возвышенный тон, приближающий прозу жизни к поэзии.Письма Ершова, занимающие центральное место в книге,
— далеко не единственный документ эпохи, наглядно представляющий поэта читателю. Важным разделом являются воспоминания и письма родных и знакомых (приводятся тексты К.М. Голодникова, Ю.А. Девятовой, Н.В. Ершовой, О.В. Ершовой), также формирующие образ сибирского “гения места”. Все пишущие, разумеется, характеризуют Петра Павловича с разных сторон, но впечатление от текстов остается общее, можно сказать, тождественное тому, которое складывается при прочтении эпистолярного наследия самого поэта.Не стоит сомневаться, что положительный образ поэта формируется самой Т.П. Савченковой, что подтверждает и вводная глава монографии “Основные вехи биографии и литературной деятельности”. Перед нами книга, очевидно далекая от “скандального литературоведения” (про которое еще придется говорить в данной рецензии) и так же далекая от “биографии романса”, некогда вызывавшей отвращение у Набокова; книга, постулирующая спокойное и доброжелательное отношение к объекту исследования. Таким и должен быть серьезный научный гуманитарный труд.
Исторические исследования в монографии не ограничиваются публикацией ранее неизданных писем поэта, его знакомых и родственников. Добросовестно и довольно непредвзято исследованы ершовская иконография, “встречи” П.П. Ершова и А.С. Пушкина на страницах журнала “Библиотека для чтения”, тобольский “фон” Козьмы Пруткова, обусловленный, разумеется, литературной деятельностью Ершова, отношения поэта с Д.И. Менделеевым, связи с польскими ссыльными К. Волицким и Г. Зелинским и т.д. Большая часть исследований имеет несомненную краеведческую ценность. Наиболее очевидно краеведческий интерес автора монографии проявляется в главах, посвященных истории рода Ершовых, роли П.П. Ершова в строительстве храма во имя Петра Столпника, отношениям с тобольской семьей Жилиных. Сибирская
— тобольско-ишимская — действительность XIX в. здесь не в ущерб академизму явственно витализируется, наполняется жизненными деталями и конкретными персонажами. Учитывая, что представленная монография — не первый труд автора (ей предшествовали такие издания Т.П. Савченковой, как “Ишим и литература. Век ХIХ-й”, “Ершовский сборник”), можно говорить об удачно найденном подходе к историко-литературному материалу.Монография при этом не заявлена как итоговая. Как сказано в послесловии, “занимаясь поисками архивных документов о Ершове почти десятилетие, автор книги ставит в ее конце условную точку по причине абсолютной уверенности, что еще немало находок, связанных с замечательным человеком и писателем Петром Павловичем Ершовым, ожидает нас в недалеком будущем”.
Не только исторические, архивные и библиографические изыскания составляют специфику этой книги. Центральная проблема в монографии носит все-таки литературоведческий характер. Т.П. Савченкова самым серьезным образом пытается пересмотреть общеизвестное утверждение, что Ершов
— автор одного произведения, кроме “Конька-Горбунка” не создавший каких-либо достойных по уровню произведений. В монографии приводятся и анализируются другие тексты поэта, которые он писал в течение всей своей жизни, говорится о его связях с ключевыми для литературы и поэзии фигурами эпохи, постулируется мнение, что Ершов — один из крупнейших поэтов-романтиков, чье творческое наследие до сих пор является недооцененным. (Замечу в скобках, что для такого радикального пересмотра привычного “ершовского мифа” мало одной монографии или даже комплекса научных исследований, нужна продуманная стратегия, включающая в себя публикации и комментирование всего творческого наследия, выпуск обобщающего научного и в то же время популярного издания, вроде писательской энциклопедии, ряд мероприятий по продвижению нового имиджа П.П. Ершова, выходящих за пределы региона, и т.д.)Утверждение, что П.П. Ершов
— автор только “Конька-Горбунка”, ведет к опасным последствиям, связанным с искажением целого ряда историко-литературных представлений. Этому посвящена глава, где рассматривается “Конек-Горбунок” в “кривом зеркале” “сенсационного литературоведения”. Глава занимает центральное место в монографии и не напрасно. Ученый оппонирует сразу трем литературоведам, создавшим альтернативную теорию авторства знаменитой сказки. В частности, в середине 1990-х гг. А. Лацис, а затем и В. Перельмутер представили некий ряд доказательств, что “Конек-Горбунок” не принадлежит перу П.П. Ершова, а вся история с его публикацией была мистификацией, подготовленный А.С. Пушкиным, истинным автором сказки, и П.А. Плетневым, издателем. Прямых улик у литературоведов не было, только догадки. А главное, так и не был дан убедительный ответ на вопрос, а зачем А.С. Пушкину, окажись новая теория авторства верной, это было надо? Можно было бы не принимать во внимание эту провокационную версию, однако уже в 1998 г. В. Перельмутер выпустил “Конька-Горбунка” под фамилией А.С. Пушкина и поставил знак вопроса. В 2009 г. В.А. Козаровецкий пошел дальше, сняв знак вопроса и написав новую вступительную статью с новыми “убедительными фактами” опять-таки из области догадок. Сложно отрицать влияние сказочных текстов А.С. Пушкина на “Конька-Горбунка”, но, сколь бы уважаемыми и авторитетными не были фигуры тех, кто “догадался”, принять их теорию без аргументированной и доказательной базы никак нельзя. Нужно отдать должное, Т.П. Савченкова последовательно разбивает все доводы “альтернативных” литературоведов, отстаивая историческую справедливость и — что тоже важно — право называть “Конька-Горбунка” своеобразным сибирским текстом, а П.П. Ершова — “гением места”.Вряд ли нужно сожалеть, что данная монография вышла в Ишиме, а не Москве или Санкт-Петербурге. Кто ищет книгу, тот ее всегда находит. А родиной Конька-Горбунка стоит по-прежнему считать Сибирь.
Юлия ПОДЛУБНОВА