Стихи
Опубликовано в журнале Урал, номер 8, 2011
Виктор Смирнов
— родился в Екатеринбурге, окончил филологический факультет Уральского государственного университета. Автор нескольких публикаций и книги стихотворений. Работал учителем словесности в средней школе. Живет в Екатеринбурге.Виктор Смирнов
Из новой книги
***
Бисер раскатился по ковру
белому, ищи его свищи,
вырвался из неумелых рук.
Это все произошло в глуши.
Ветер дул, кружился, завевал
(дело, значит, долгою зимой),
уносил он бисера овал,
это не один такой комок.
Грустный взгляд приснившихся мне глаз,
милой стрижки очерк дорогой, —
это мной любимый мой алмаз,
так похожий на еще другой.
***
Т.К.
Яркая, тяжелая сирень,
словно оживленный минерал.
Дождь идет своим косым тире,
плачет, как обиженный сераль.
Да, идет и плачет. А цветы
расплылись, совсем как флюорит.
И стекло тогда протерла ты,
за которым жизнь твоя горит.
***
Справлюсь ли с этою темою
—милых деревьев в июле?
С зонтиком, видимым кремово,
с тучами, что повернули?
Вы красоты замечательной,
тихой и дурковатой
(о, я разглядывал тщательно),
будто бы виноватой.
Можно живыми картинами
вас посчитать в одночасье;
с клумбами вместе, куртинами
вы мне напомнили счастье.
Стихнувшие, зеленые,
словно глаза у Малены,
одурью вы воспаленные,
властью снотворного плена.
Сонными или бессонными
вас застает описанье,
с вытоптанными газонами,
с ленью и тенью от зданий.
***
Вот и поёшь на ощупь…
Ю.К
Вот я пою печально
этот мотив простой,
только он не прощальный,
а вдохновлен весной.
Вешние талые воды,
я вас люблю всегда.
Что не играть природе?
ей хорошо без льда.
Ты же готова к счастью
блеском зеркальных глаз.
Может, и будет частью,
может, коснется нас.
Тьятр
Красная коробочка из лака,
иероглиф означает “пламя”,
мы сидели в театральной клаке,
занавес открыли перед нами.
А кого играли так прилежно?
Лис семью, крестьян, с луны упавших,
девушек красивых, добрых, нежных,
чертенят, все сажей измаравших.
И монахи сделали пилюли,
их купил негоциант оплошно,
лодочники пели “люли-люли”,
тигр в деревню крался осторожно.
Хризантемы распустился цветик,
на ступенях много палых листьев,
барышня студенту шлет приветик,
а посыльный потерял записку.
***
Не к тому ли зима холодна,
чтоб покрыть наши мысли ледком?
И румяна она, и рьяна,
и полгода стучится к нам в дом.
И мы стали привычны к тому,
пусть так пусть, ведь иначе нельзя;
снегопад, словно белый самум,
залепил, залепил нам глаза.
Но мы в городе, значит, скорей
наваждение с нами пройдет,
мы очутимся у батарей,
как на дереве яркий удод.
И согреемся, так торопясь,
как возможно, и выпьем бальзам.
Далеко триполярная вязь,
молодец, кто ее видел сам.
***
Прилетели на крыльях весны
напрямик из Мазурских болот
невозможные глупые сны,
как горит, не сгорая, гало?.
Как по мостику мы перейдем
на другую страницу зимы,
а под нами лежит водоем.
А когда он оттает, как мы?
Полюбить под Полярной звездой,
полюбить навсегда-навсегда;
возвращенье с мороза домой,
и в глазах прудовая вода.
Мило
Жара июльская парила,
я прятался тогда в квартире,
а ты среди лилейных в Мило
(чудесный городок в Эпире).
Придуманное место, знай,
но все же ты там поместилась.
Как ботичеллева Весна,
взяла и наконец приснилась.
Там было летнее. Весна
она рассеянно глядела:
как бронзово мелькнет блесна,
как черные качнутся ели.
Все это напелось в астрале,
оно меня всего пленило.
Ты потерялась на вокзале —
и ничего не изменила.
***
Заря, как маленький зверек,
была быстра, пока я ехал,
свет дня собрался, и потек,
и не запачкал себе меха.
Есть чувство льда, когда скользишь
и все не упадешь, как жаба,
а это ты, зима, шалишь
(ты так не делаешь в Пенджабе).
Все розно поспешают, и
все запахнули свои куртки,
увидели шайтан-огни1 —
и выплюнули вон окурки.
Такой был люд, такой рассвет,
так складывались событья
(такое собралось ко мне).
Мне кажется, что жизнь разбита.
Розы
Тут столько было роз колючих
(не как крапива простодушна),
цветов любимых и жалючих,
всегда мне почему-то нужных,
что не сдержалось вдохновенье
и появились дифирамбы:
о, им под ангельское пенье
цвести и быть воспетым ямбом.
И ботанического сада
вся роскошь, грезы и миражность
мне полагались как награда —
и это представлялось важным.
Придя домой, не отвлекаясь,
я ощущал и ощущал их,
и так случилось, в чем я каюсь,
что и не помню их, увялых.
***
Не говорю о странностях любви,
на то имею я свои причины
(мой друг, был раз, увидел Крит,
но лабиринт он минул благочинно).
И в эти дебри залезать без броду
не стану я, хотя бы и невольно,
все те, кто это делал сумасбродно,
остались происшедшим недовольны.
Одна природа в палевом сиянье,
хоть равнодушна или неблагосклонна!
Повеселюсь под бедным обаяньем
цветения, цветов, листвы зеленой.
***
Взгрустнувшие сени деревьев,
осыпятся они сезонно;
на нас не глядя, поскорее
придвинулся сентябрьский омут.
Листва, листва, она красотка,
к ней тянется душа невольно,
ее узор, я чаю, соткан
из света, а ему не больно.
Но грусть дерев так объяснима,
ах, им и нам одна дорога.
На этом моментальном снимке
пускай задержатся немного.
***
Цветок подаренный увял,
зане проходят все подарки:
свой срок для каждого был свят
и разрушенья свет неяркий.
Вот так же весь природный цвет,
недолгий, северный, помятый
дрожаньем, пропадал в ответ
осенним, наконец, объятьям.
Китайские мотивы
1
Водная луна горела и светилась,
так хотелось посмотреть на небо,
туча набежала, и колибри скрылась,
миновав имажитивный невод.
Мы в Цзянчжоу. Быстро плыли джонки,
а куда?
Это свет, так сильно на теченье разожженный,
все заметней делался увертлив.
На воде и ненюфар роскошно так закрылся,
рыба Чунь не показала душу тоже;
лунный луч, из тучи выйдя, засветился;
у китайцев много колсапожек.
2
Как китайская лиса,
тихо подошло волненье,
я расчуял голоса
на горах, в сосновой сени.
Сосны чудны и малы,
иероглиф повторяя.
Над рекою мой обрыв,
и на нем сосна кривая.
Лодки в брызгах ледяных,
рододендрона наличье,
это расцветанья дни,
каждое растенье
Шапку и халат сниму,
тушечницу я откину,
сам не зная почему,
вылезу из паланкина.
***
А.Т.
О чем с такой печалью
ты вспоминал все время?
Что был пленен очами
вампирки из Совенны?
И это не забылось
и укололо током.
И опалил ты крылья,
летя к своей жестокой.