Опубликовано в журнале Урал, номер 9, 2010
Александр Верников (1961) – прозаик, поэт, переводчик. В “Урале” впервые опубликовался в знаменитом “экспериментальном” номере (№ 1, 1988). Рассказы и повести печатались также в журналах “Новый мир”, “Знамя” и др. Автор нескольких сборников прозы и стихов, в том числе “Дом на ветру” (1991), “Калевала–98” (1998), “Скорость звука” (2006), “Побег воли” (2007). В настоящее время преподает английский язык в одном из екатеринбургских вузов. Успешно освоил практику горлового пения.
Александр Верников
Скорый
Тридцатилетнего актера провинциальной драмы каким-то образом заметил известный кинорежиссер и пригласил на пробы к своему новому фильму в Москву.
Пруха выпала такая, что даже дорога оплачивалась, хотя шел 96-й, самое начало года и конец перестроечного передела в стране. Оплачивался билет на самолет, но актер для надежности взял место в купе фирменного поезда местного формирования под названием “Урал”. Место оказалось не просто нижнее, но самое первое в вагоне. Это тоже говорило о везении.
Еще больше о нем сказало то, что он оказался единственным пассажиром не только в своем купе, но и во всем вагоне. В течение первых часов дороги он выходил перед каждой, редкой у скорого, станцией, стоял в коридоре, глядел из окна на перрон, ждал попутчиков, гадал – кто и какие. К вечеру он устал от этого и уверился, что так и будет до самой Москвы – лишнее доказательство исключительной удачи. Он, конечно, пытался образумить себя, объясняя такую вещь недавним Новым годом, праздниками, всеобщей бедностью. И все равно, все свидетельствовало ему о его избранности и успехе. Порой ему грезилось, что он вообще единственный пассажир в целом составе, что ради него одного катит по рельсам вся эта громадина и четко, как обычно, исполняют свои обязанности экипаж и работники. Но в другие вагоны – ни в ресторан, никуда – он из своего не выходил из суеверия и простой экономии денег, раз имел при себе домашнюю еду в дорогу.
Вошли уже в темноте, когда он дремал, сидя у окна, – в Казани. Молодая, моложе его самого, хорошо одетая бодрая пара. Молодожены или, скорее, помолвленные. Она – очень хорошенькая, и совсем не татарка, как и ее спутник, – была, вероятно, студенткой последнего курса какого-то московского вуза, может быть, и МГУ. Он тотчас сам приободрился, поздоровался, собрался уже выйти из купе, чтобы дать таким приятным соседям устроиться, как они, постояв секунду точно в остолбенении, сами вышли вон и прикрыли за собой дверь. Оставшись один, актер вновь живо представил то, что секунду назад увидел: двое вошедших сначала пристально, даже немного пристальней, чем позволяло приличие, воззрились на него, а затем еще более въедливо и молча принялись глядеть друг на друга, и уже затем опомнились и разом вышли – прикрыв за собой дверь.
Их минутное поведение было явно связано с тем, что натолкнулись в купе на него. Объяснение он нашел быстро: надеялись ехать наедине, так понятно в их случае, он – просто третий лишний. А на двухместное купе СВ поскупились или просто не хватило. Из-за прикрытой, но не защелкнутой двери он слышал, как двое напряженно переговаривались приглушенными голосами, стоя в проходе, а потом дружно пошли прочь. Но на расстоянии их голоса стали не тише, а громче, вернее, громче зазвучал один только мужской голос – и он явно обращался к кому-то третьему. Было нетрудно догадаться, что к проводнице. И понятно, по какому вопросу.
Актер сидел, как был, у окна, только весь проснувшийся, весь до трепета настороже, вдруг точно в охотничьем азарте.
Через пару минут дверь купе вновь отъехала, молодой человек, не молвя ни слова и глядя вниз, подхватил с пустого нижнего места добротную кожаную сумку, чемодан с выдвижной ручкой и колесиками и исчез с ними в дверном проеме. Актер, увлеченный происходящим и сжигаемый любопытством, решил не удерживать себя насильно, а вскочил и вышел следом. Молодой человек с поклажей в обеих руках и потому бочком, несколько таранно склонив голову, стремительно шел в конец вагона. Там, у открытой двери дальнего купе, его уже ждала подруга или невеста, за которой возвышалась грузная проводница в синей форме. Проводница, на первый взгляд невозмутимая, точно скала, все-таки скрывала в уголках губ ухмылку, а пассажирка на ее фоне выглядела откровенно растерянной, нервничала. Рот у нее был приоткрыт, большие голубые глаза, практически очи, со вкусом подведенные, округлились, и казалось, вот-вот прольются слезами.
Минуту спустя молодые уже скрылись в своем купе, и только проводница была видна актеру: она что-то говорила им, наполовину войдя в дверной проем. Ситуация быстро переигралась и завершилась – можно было возвращаться к себе и убеждать себя в том, что пусть теперь он и не один в вагоне, зато с такой приятной, красивой молодой парой в соседях. Однако что-то говорило актеру, что все не совсем так, и потому, вновь усевшись на свое место к столику, он не прикрыл за собой дверь. Вскоре в ней мелькнула проводница, а еще небольшое время погодя в том же направлении, к выходу из вагона, прошел и молодой, коротко стриженный человек. Хотя уже и без поклажи, он все равно двигался, таранно склонив голову, и не смог не бросить быстрый, тревожно-суровый взгляд в открытую дверь первого купе, где у самого окна сидел актер. От этого взгляда актер слегка поежился и похолодел внутри, но одновременно пережил и прилив приятного тепла под ложечкой.
Он дождался, пока поезд тронется, и только тогда вновь вышел из купе и приник к коридорному окну. Перрон, как водится, медленно уплывал назад, развитое боковое зрение позволяло замечать стоявшую метрах в десяти влево, против окна собственного купе, девушку, а обычным зрением можно было без труда видеть молодого человека на платформе, который махал снизу рукой и медленно, как на магните, брел за набирающим скорость поездом. За суровой нежностью на его обращенном вверх лице была мука, почти отчаянье.
Актер проглотил острый комок в горле, унял еще одну волну приятнейшего холодного жара под ложечкой, дождался, пока перрон совсем исчезнет из виду, а прелестная попутчица – из поля бокового обзора к себе в купе и щелкнет дверью, пока поезд выйдет вон из города, разбежится на снежном просторе и наберет подобающую своему имени скорость, – и только тогда ушел к себе. И тоже со щелчком закрыл дверь. До следующей станции был непрерывный перегон в несколько часов, а Москва – наутро, часов в 10. Значит, впереди вся ночь, и даже больше.
Но актер не стал предпринимать никаких действий. Собственно, все уже случилось. Можно было и не утруждаться воплощением. Размышляя надо всем этим и дивясь, он и просидел практически бездвижно несколько часов кряду – радуясь тому, что не курит и не имеет ни нужды, ни предлога с регулярностью ходить в дальний тамбур.
На Казанском, едва поезд остановился, он тотчас выскочил и, не оглядываясь, почти побежал со своим легким багажом вперед, к подземному переходу.
На пробах он провалился – но получил другие предложения и завел новые полезные знакомства в своей сфере. А девушку из вагона встретил в вагоне метро, глубоко под землей, на Курской – через неделю после прибытия и за день до назначенного было отъезда. Их буквально прижало друг к другу в давке в вечерний час пик.