Очерк
Опубликовано в журнале Урал, номер 8, 2010
Сергей Парфенов
Лукавая экспертиза
Очерк
В конце марта этого года огромные просторы Рифейского хребта облетело известие, которого ждали давно: в рамках мегапроекта “Урал Промышленный — Урал Полярный” началось строительство железнодорожной ветки Салехард — Надым. Идеологи и сторонники проекта превозносили предстоящее событие как переломный этап в будущем освоении территории Крайнего Севера, как торжество стратеги современных покорителей природы.
А вот маститые и опытные экологи по-настоящему вздрогнули. Они-то прекрасно знают, чем грозит столь масштабное и бесцеремонное вторжение в природу Полярного Урала, с его сложной, хрупкой и весьма ранимой экосистемой. Кстати, планируемое вмешательство — более серьезное, чем, к примеру, во времена пресловутого освоения Тюменского Севера.
Дело в том, что здесь немало уникальных, охраняемых территорий, имеющих строгий запретительный режим: заповедники, национальные природные парки, государственные заказники, зоны ценных исторических и культурных памятников малочисленных народов Севера. Есть также участки с особым режимом природопользования, как, например, родовые промысловые угодья коренного населения края.
Целых два года после первой презентации мегапроекта в г. Челябинске в мае 2005 года с участием президента страны экологические проблемы вообще не значились в повестке дня! Как будто этой темы и не было. Давила пресловутая экономическая целесообразность…
Для отвода глаз
Один из высокопоставленных федеральных чиновников в интервью Арине Шараповой для журнала РСПП “Промышленник России” решительно опроверг утверждения о якобы “сырьевом характере” и экологической непроработанности инвестиционного проекта “Урал Промышленный — Урал Полярный”.
Он, в частности, отметил, что сегодня проект реализуется по четырем основным направлениям — строительство транспортной и энергетической инфраструктуры, освоение полезных ископаемых, реализация промышленной политики. В объеме инвестиций, прогнозируемых на уровне 831,2 млрд рублей, на добычу полезных ископаемых — “всего” 147,8 млрд рублей. Хромиты, угли высокой калорийности, редкоземельные металлы, фториты, золото — предусматривается не только их добыча, но и обогащение, выпуск продукции высокой степени передела. Не исключено, мол, что речь пойдет и о строительстве на Ямале, в Югре мощных горно-обогатительных предприятий для переработки сырья непосредственно в местах освоения природных кладовых.
Словом, экологическим вопросам будет уделяться самое пристальное внимание. Так, в ходе общественных экологических слушаний, состоявшихся на Ямале и в Ханты-Мансийском автономном округе в первом квартале нынешнего года, прошли экологические слушания, и глобальный проект был дружно “поддержан народом”. Они якобы подтвердили высокую степень экологической составляющей проекта: учтены-де все аспекты сохранения покрова тундры и водных ресурсов и проект, дескать, построен так, что “позволяет обойти практически все острые углы”, которые обозначают настырные экологи. Более того, уральский мегапроект, утверждают чиновники, должен не просто минимизировать промышленное воздействие на земли недропользования, но и создать условия для развития традиционных видов деятельности коренных народов Севера, сохранения их быта и культуры.
Так, один из основных участков железной дороги Салехард — Надым пройдет через пути миграции северных оленей. И там предусматривалось строительство всего 17 специальных переходов для оленьих стад, чтобы обеспечить бесперебойное следование животных привычными маршрутами. А ранее заместитель губернатора ЯНАО Олег Контонистов утверждал, что коренное население просило возводить переходы через каждые двести метров. Почему же тогда ямальские власти и корпорация сошлись на 11 переходах, и это на 155 км!
Но день, когда в основание дороги должна лечь первая шпала, приближался, и экологическая тема мегапроекта в обществе зазвучала все настойчивей и тревожней. Слишком уж много в ней “белых пятен”. И.о. генерального директора корпорации “Урал Промышленный — Урал Полярный” Ремир Мукумов (сегодня он уже покинул этот пост) весной решил расставить все точки над i. Чиновник напомнил, что, учитывая возможные риски, разработчики мегапроекта предусмотрели все необходимые организационно-технические мероприятия по ликвидации аварийных ситуаций в период строительства и эксплуатации объектов. Запланированы и мероприятия по экологическому мониторингу окружающей среды в течение всего периода работ. Такие мероприятия будут включены в договор генподряда на строительство трассы.
Далее Р. Мукумов рассказал, что при согласовании вахтовых посёлков и городков строителей будет исключена возможность бытового и промышленного загрязнения, предусмотрен полный вывоз и утилизация отходов в соответствии с их классом опасности. Для этого планируется заключение договоров со специализированными предприятиями, занимающимися утилизацией. После окончания строительных работ будет проведена полная рекультивация земли, занятой под временные дороги, промышленные площадки и вахтовые посёлки строителей.
Также подготовлен и будет реализован комплекс мероприятий по охране рыбных запасов, включая редкие породы сиговых.
Кроме того, подытожил Р. Мукумов, вся техника будет заправляться за пределами пойм и водоохранных зон на специально оборудованных площадках из заправочных резервуаров или цистерн.
Но я на память не жалуюсь. Когда-то нефтяные и газовые “генералы” страны тоже клялись в любви к отечественной природе, обещая ее всячески холить и лелеять. Однако рубль, жажда наживы, пресловутые “государственные интересы” застили глаза, в них утонули совесть, добро и порядочность. Во что сейчас превратилась Западная Сибирь, общеизвестно.
Кстати, по словам депутата Законодательного собрания Ямало-Ненецкого автономного округа Елены Пушкаревой, представители корпорации пусть вполголоса, но признавались, что урона экологии не избежать: “Нам прямо сказали, что при претворении столь сложных технических проектов без ущерба природе, увы, не обойтись”. Но в какой мере? Ведь в представленных Р. Мукумовым строительных программах нет ни слова о государственном или общественном экологическом контроле!
Да и сами слушания не могут заменить полноценной, профессиональной экологической экспертизы, а ее-то как раз и не было! Опыт специалистов, уральских НИИ, которые, что называется, на брюхе, вдоль и поперек исползали Уральский хребет, проведя комплекс разнообразных исследований, накопив громаднейший опыт и знания, остался невостребованным. Но именно они сегодня представляют экологическую обстановке на Севере, истинное состояние этноса, недр, водоемов, воздуха, флоры и фауны.
К удивлению ведущих уральских ученых, научная составляющая мегапроекта по неизвестной причине практически полностью переместилась в московские институты, что и стало одной из причин ошибочных оценок и некорректных выводов. Так, к решению экологических проблем почему-то не был привлечен даже Институт экологии растений и животных Уральского отделения РАН — авторитетнейшее учреждение региона! Спрашивается: почему?
А все, оказывается, просто. Проектно-сметная документация мегапроекта, включая природоохранную, состоит из трех пухлых томов, а это полторы тысячи страниц текста, графиков, чертежей, диаграмм, справок и т.д. Она-де разрабатывалась непосредственно Российской академией наук и ее базовыми институтами, которые находятся на территории Москвы. Им, мол, и карты в руки. Что это, как не ведомственный эгоизм? С москвичами-то, как известно, всегда можно “договориться”, а вот с уральцами — едва ли.
Ученые Урала, убежден, нашли бы время для такой интересной и ответственной работы, уж как-нибудь осилили бы 1,5 тысячи страниц проектно-сметной документации. Но как патриоты края, профессионалы, обязательно обнаружили бы нестыковки, упущения, просчеты в документе, потребовали соблюдения природоохранного законодательства, а значит, завернули бы проект на доработку.
Есть ведь практические результаты осуществления похожих проектов в предыдущие годы. Давно ли, в сытое докризисное время, в Салехарде бушевали парламентские слушания “Учет интересов и прав коренных народов Севера при освоении месторождений полуострова Ямал”. Правду-матку тогда резали в глаза и, казалось, думали о своей земле.
В 2011 году, отмечалось, начнет работать крупнейшее Бованенковское газоконденсатное месторождение. К нему на деньги “Газпрома” через тундру и болота тянется 350-километровая железнодорожная магистраль. Ведутся подготовительные работы — строятся поселки, электростанции, другие объекты инфраструктуры. И столь масштабное промышленное воздействие на регион уже сказалось. 165 семей коренных народов вынуждены перейти к оседлому образу жизни. К другим негативным факторам грубого “пришествия цивилизации” можно отнести проблемы трудоустройства, сокращения пастбищ, поголовья оленей, вылова рыбы и др.
А, к примеру, промышленные компании, которые ведут разработку недр на Аляске и севере Канады, перечисляют определенный процент от прибыли в специальные общественные фонды. И народные общины сами решают, куда эти средства направить — на нужды экологии, образования, здравоохранения или другие мероприятия. Почему бы и России не перенять подобный опыт?
— Скоро начнется практический этап реализации проекта “Урал Промышленный — Урал Полярный”. И нам нужно оперативно разработать такой механизм социальной защиты прав и интересов коренного населения, защиты окружающей среды, чтобы компенсации доходили до каждой семьи, конкретного адресата, — комментировал тогда ситуацию председатель Государственной Думы ЯНАО Сергей Харючи.
Именно поэтому депутаты округа обратились в Федеральное Собрание РФ с предложением доработать законопроект “О защите исконной среды обитания, традиционного уклада жизни и природопользования коренных малочисленных народов Российской Федерации”.
Госдума ЯНАО также рекомендовала Правительству РФ как можно быстрее принять методику определения размера убытков от пользователей земель и других природных ресурсов в местах традиционного проживания и хозяйственной деятельности малочисленных народов Севера, Сибири и Дальнего Восток, а также порядок их возмещения.
Как голос северян был услышан “наверху”, мы и видим на примере мнимой экологической экспертизы мегапроекта “Урал Промышленный — Урал Полярный”.
Напомню также, что два года назад в столице Югры на семинаре, в котором помимо хозяев участвовали представители Республики Коми, ЯНАО и Ненецкого автономного округа, Тюменской, Омской и Новосибирской областей, был создан Межрегиональный центр радиационной безопасности. Какие вопросы он решает?
По словам Анатолия Барковского, руководителя Федерального радиологического центра НИИ радиационной гигиены имени П.В. Рамзаева, в настоящее время в России существует семь подобных центров, четыре из них за Уралом — в Ханты-Мансийске, Челябинске, Красноярске и Владивостоке, причем каждый из них работает сразу на несколько субъектов Федерации. Центры решают вопросы проведения мониторинга, радиационно-гигиенической паспортизации, развития единой государственной системы контроля доз облучения и т.д.
Оказывается, есть еще одно направление исследований, и оно связано с радиационной безопасностью при реализации проекта “Урал Промышленный — Урал Полярный”. Думается, это очень серьезная проблема. А вы найдете об этом хоть слово в проектно-сметной документации “УП-УП”? Почему о возможной опасности для строителей и населения молчат руководители корпорации?
“Белую рыбу” изводят по-черному
Слово — Владимиру Богданову, заместителю директора Института экологии растений и животных Уральского отделения РАН, доктора биологических наук.
Не только мы, многие ведущие научные учреждения Уральского отделения РАН к разработке проекта “Урал Промышленный — Урал Полярный” вообще не привлекались, в том числе и к экологической экспертизе. Хотя имеем огромный опыт и базу данных. И будут ли уральские ученые участвовать в этой работе — большой вопрос.
Поэтому сегодняшняя ситуация, не скрою, очень тревожит, ведь железнодорожные и автомобильные дороги, построенные в рамках проекта, пройдут по восточному склону Уральского хребта, а это уникальная среда — места массового размножения сиговых рыб всего Обского бассейна. Как скажется глобальное строительство на их популяции? Неизвестно.
Кто именно занимался разработкой экологических разделов проекта, точно не знаю. Слышал, что балом тут правило некое ООО “Экопроект” из Москвы. Года четыре назад его представители даже вышли на наш институт с предложением разработать природоохранный раздел проекта, в том числе создать эколого-ресурсные карты на почти 1000-километровый участок Северного, Приполярного и Полярного Урала. Речь, подчеркну особо, шла о полном пакете — анализе почв, растительного и животного мира, электронных картах в ГИС-технологиях. Но за это за все заказчики от щедрот своих были готовы выложить из кармана аж 100 тысяч рублей. Смехотворные деньги! Да такая работа, как минимум, стоит 8 миллионов. Что ж тут было обсуждать?
Между тем строительство дорог, масштабное освоение недр Полярного Урала, как видите, начинает разворачиваться… Но ущерб окружающей среде от реализации любого проекта всегда можно минимизировать. А для этого нужны грамотные специалисты, которые хорошо владеют ситуацией на территории предстоящего хозяйственного освоения.
Вот я, например, ихтиолог, около 30 лет проработал на всех нерестовых реках в Ямало-Ненецком автономном округе и Югре, предметно знаю обстановку, экологическое состояние тех мест, на моем счету уже более 100 госэкспертиз различных проектов, научные труды. И нам известны механизмы распределения ценных сиговых рыб по северным нерестовым рекам, их экологическое состояние, динамика численности, изучены проблемы воспроизводства. Знания накоплены. Только, получается, предложить-то их сейчас некому!
Все дело в том, что восточный склон Урала, по которому пройдет главная железная дорога проекта Полуночное — Обская, — необычный район. Он должен быть особо охраняемой территорией. Здесь, на пограничных стыках гор и равнин, нерестовые реки, в которых размножается весь обской чир, пыжьян, тугун, до 70 процентов пеляди (сырка), нельмы.
Теперь представьте: именно сюда, в регион, богатый ценными биологическими ресурсами, приходят люди с известным и устоявшимся менталитетом, с крупногабаритной, тяжелой техникой, с утвержденными производственными планами. Сохранится ли природное равновесие, как говорят сторонники проекта? Если честно, глубоко сомневаюсь.
А знаете, как разрабатывали Находкинское месторождение? Проект строительства газопровода в Тазовской губе мы даже на доработку отправлять не стали — просто отвергли, он был “сырой” и глупый. Но что сделала компания “Находканефтегаз”? В обход местных экспертов, властей ЯНАО через два месяца она “продавила” нужное для себя решение в Москве. В губе поставили огромные земснаряды, пробили в дне канаву шириной 30 и глубиной 7 метров, выкачали огромные объемы ила и слили его обратно в водоем, но уже ниже трубопровода. Ущерб только рыбным запасам тогда составил 300 млн рублей! Однако его не выплатили. Никто не был и наказан.
Или знаменитый Ямбург. В Обской губе — месте массовых зимовок осетра и сиговых рыб — стали обустраивать новое газовое месторождение, подвели сюда железную дорогу, шоссе. Появилась масса людей. И — началось! Осетра вывозили огромными штабелями, вагонами. Картина была просто страшной. Сегодня осетра тут, конечно, еще можно поймать — рыбку-две, но как биологический ресурс он уже навсегда потерян. В результате перепромысла за 30 лет популяция сиговых рыб в Обском бассейне снизилась в 4—6 раз.
Между тем еще не так давно (150 лет назад) обские сиги заходили на нерест не только в реки Свердловской области — Сосьву, Лозьву, но и гораздо южнее — в Миасс.
А сейчас осетр и уральский таймень занесены в Красную книгу РФ. Не избежит данной участи и муксун — особый обский бренд. Муксун размножается уже только в Томской области. Ранее он заходил и в реку Томь, где, казалось, самой природой были созданы уникальные галечные нерестилища. Но Егору Лигачеву, когда-то, во времена КПСС, руководившему регионом, вдруг срочно потребовался гравий для строительства новых автодорог. Позарез. И почему-то обязательно со дня этой реки. Что ж, гравий весь выгребли, но и нерестилища порушили, муксун-производитель туда уже не вернулся. Сравните: если 30 лет назад за один замет стрежевого невода рыбаки вытаскивали в районе устья Томи до полутора тонн муксуна, то в наши дни — 4—5 штук.
Практически вся “белая” рыба: муксун, пелядь, нельма — проходит на Среднюю Обь, а там сейчас живут 1,5 миллиона человек, попадает в сети. И когда она все-таки добирается до нерестилищ, мы не даем ей шанса на оптимальное воспроизводство. И это несмотря на то, что, в отличие от дальневосточных лососей, которые после нереста обязательно гибнут, чир, муксун, пыжьян, пелядь, нельма в Обском бассейне могут размножаться до трех раз. Однако повторно созревающих особей в нерестовых стадах сейчас почти нет, они безжалостно вылавливаются.
Это я к чему? На восточном склоне Уральских гор дорог сегодня практически нет. Что же будет, когда они там появятся? Рискну предположить, что задолго до начала работы горнопромышленных и иных предприятий начнется неспецифическое воздействие на окружающую среду: ценную рыбу выловят, прибрежные леса вырубят, а всех лосей перестреляют.
Специфическое воздействие при строительстве и эксплуатации дорог будет значительно меньше. Но наиболее сильно опять-таки пострадает рыба. И я не сгущаю краски. От реализации “белой” рыбы сегодня можно выручить больше, чем от продажи наркотиков. Например, в Тюмени за один килограмм муксуна торгаши в наши дни просят уже 700—800 рублей, при заготовительной цене в 60. Это же сверхприбыль! В погоне за ней людей ничто не остановит. И если сидеть сложа руки, “белую” рыбу в Западной Сибири скоро совсем прикончат!
Думаю, с началом масштабной хозяйственной деятельности в регионе перелов неизбежен, ибо уральские нерестовые реки в ширину достигают всего 50—100 метров. И рыба здесь остается зимовать. А поскольку будущие транспортные магистрали, которые предусмотрены проектом “Урал Промышленный — Урал Полярный”, можно построить только вдоль горных отрогов, ее будет очень легко ловить. Что уже и делается. На нерестилища (особенно из Республики Коми) регулярно прибывают браконьеры на вертолетах, вездеходах, “Буранах”.
Так что сиговых рыб как ресурс мы можем действительно потерять (это уже произошло за очень короткий промежуток времени в Свердловской области).
Конечно, горожане Ямала, скорее всего, даже не заметят отсутствие такого деликатеса в своем рационе, переключатся на семгу и другую морскую продукцию. Однако надо отчетливо осознать: аборигены полярной части Урала и Западной Сибири без “белой” рыбы достойно жить просто не смогут, для них это основной продукт питания. А значит, вполне уместно говорить о серьезнейшей социальной проблеме Ямало-Ненецкого автономного округа. Существование этноса коренных народов (особенно ханты) невозможно без использования рыбных ресурсов.
Повторюсь, любой ущерб можно минимизировать. Вернемся к тому же Ямбургу. Да, туда подвели дороги, вывезли рыбу из Обской губы. Но сейчас-то территория месторождения — почти заказник, она изолирована: браконьерства нет, оленьих выпасов тоже, рядом с буровыми гнездятся гуси.
То есть, реализуя даже самые крупные хозяйственные проекты, при нормальной постановке природоохранных вопросов экосистема края может пострадать не очень сильно, сохранив потенциал к самовосстановлению. А это очень важно!
Есть ли угроза другим ресурсам, когда за проект возьмутся всерьез, без шуток? Отдельного разговора, считаю, заслуживает животноводство. На Ямале, где идет крупнейшая в мире добыча газа, огромное стадо домашних оленей. Однако олени для Ямала — какой-то бич. Они даже хуже, чем “Газпром”. Ведь численность оленей уже превышает ёмкость пастбищ в два раза. Они поедают и вытаптывают вокруг буквально все. Тундра после прохождения ее стадом в 5 тысяч особей, особенно после дождей, остается просто истерзанной. Но на мясо оленей, что очевидно, есть спрос. В том числе и в Европе. Поэтому на государственном уровне нужно решать эту проблему — строить перерабатывающие и консервные заводы.
Очевидно, что при строительстве авто- и железнодорожных магистралей будут неизбежно изыматься зимние пастбища. Речь, прежде всего, идет о Приуральском, Шурышкарском (ЯНАО) и Березовском (Югра) районах. Поэтому уже сегодня неплохо бы подумать о добровольном снижении поголовья оленей. Нормой для оленеводов является наличие в стаде 100 голов на каждого члена семьи, иначе жители не смогут каслать, а значит — существовать. Следовательно, нужно предусмотреть выкуп у них части оленей, может быть — ввести доплату за недовыпас и т.д.
Северяне могли бы жить и за счет охоты. Охотный промысел для коренного населения Севера — уже нежизнеобеспечивающая вещь. Сейчас даже белку и соболя у них не берут. В цене только мясо. А на лосей и помимо аборигенов добытчиков много. Считай, вся Россия бьет сохатых и даже заповедных архаров — в заказниках, с вертолетов, с вездеходов. Эта тема больная, но ее-то я хорошо знаю…
Что касается охраны других ресурсов в зоне предстоящего освоения территорий севера Свердловской области, Югры и Ямало-Ненецкого автономного округа, то там, конечно, ни в коем случае нельзя трогать водоохранный лес. Категорически! Ибо он принадлежит к 1-й защитной категории и фактически сохраняет экосистему нерестовых рек. В лесотундре растительность вообще рубить пагубно — она здесь восстанавливается чрезвычайно медленно.
Говорят, что сейчас в Ханты-Мансийском автономном округе только созревших и переспелых лесов — порядка 8 миллиардов кубометров. Но и тут имеются пределы. Скажем, в районе Агириша, вблизи Северной Сосьвы, это Березовский район, все добрые леса уже успели выпластать. А дальше к северу их трогать чревато, поскольку там начинаются ценные нерестовые реки.
Возьмем, к примеру, мосты. Мало кто знает, что возводить их желательно с максимальным сохранением берегов и только в зимний период — скорость течения рек тогда почти нулевая, и распространения вредной мутности нет. Если же строить летом, не дай Бог — в августе-сентябре, когда рыба пойдет на нерест, то вода будет грязной, и косяки могут вообще не подняться вверх.
Знаете, чем именно уязвимы сиговые рыбы? Они капризны, очень зависят от чистой, горной, практически дистиллированной воды. Эти рыбы не переносят изобилия в воде минеральных веществ, железа и марганца. По этой причине чистые, на наш взгляд, озера Челябинской области совершенно не подходят для обитания “белых” рыб. Сильно минерализованные, они не дают развиться икринкам, созреть молодняку…
Что касается ГОКов, новых рудников и карьеров, о которых идет речь в проекте “Урал Промышленный — Урал Полярный”, то их тоже не должно быть в водоохранной зоне. Там надо “красный кирпич” повесить…
Следует, убежден, ввести и запрет на добычу песчано-гравийных смесей из русел и вблизи нерестовых рек. Конечно, этот гравий — шикарный строительный материал. Дешевый, все под рукой. Но как бы ни горели глаза, ни довлела экономическая целесообразность, сыпучие стройматериалы придется либо завозить из других мест, либо добывать их в горах. Поставьте там дробилку и мельчите гранит сколько душе угодно.
Уверен, при подготовке полотна будущих авто- и железных дорог надо поступить именно так, все-таки объемы отсыпки для них будут огромными. Но беда в том, что всегда найдутся более мелкие, оперативные работы — например, отсыпка подъездных путей, строительство вахтового городка, вертолетной площадки. Зачем заказывать гравий по “железке”? Долго ждать, накладно. А тут соблазн: копнул из ближайшей речки и — порядок! Зато рыбе — каюк.
Вот почему все нужно делать по уму, тогда строительство основных транспортных магистралей, включая непростую инфраструктуру, с технической точки зрения может нанести местной природе минимальный ущерб. Главная же опасность — люди. Когда они увидят на Севере рыбное изобилие, “ничейные” природные ресурсы, то набросятся на нерестовые речки скопом, в момент изведут всю “белую” рыбу. Никто и не подумает о завтрашнем дне.
Спрашивается: кто же их остановит? Да никто. Российскую рыбинспекцию сделали кастратом. Например, на Северной Сосьве, а это, между прочим, полторы тысячи километров водной глади, сегодня осталось всего два инспектора, которые сидят в Березово. Именно сидят, так как занимаются в основном бумажной работой, увязли в нормативах и квотах, в угодья им выезжать некогда, а часто и не на чем.
Поэтому каждый мастер, прораб, начальник строительного управления должен, как молитву, помнить: рядом — нерестилища! И вопросами современного экологического образования участников мегапроекта, подготовкой каких-то памяток, брошюр нужно заниматься уже сейчас. Расходы — копейки, выигрыш — миллионы.
А дабы предостеречь особо ретивых, скажу, что за уничтожение мест обитания рыб, занесенных в Красную книгу России, Уголовный кодекс РФ предусматривает 3 года тюрьмы. Для сведения: во всех уральских реках, где пройдут будущие дороги проекта, обитает красавец таймень. “Но ты трогать его не моги…”
Да и нужна ли вообще железная дорога Полуночное — Обская в ее нынешнем, проектном виде? Все уральские экологи в голос твердят, что от Виксимволя до Войково, а это 400 км, огромное плечо — пусто, там нет особо ценных запасов сырья, есть только ресурсы. А это огромная разница! Возить отсюда будет нечего. Мне возразят: а как же бурый уголь, золото, горный хрусталь? Так поставьте на угольном месторождении ГРЭС, она будет производить и передавать всем соседним регионам дешевое электричество. Нерестовых рек в этих местах нет. И все будут довольны. На самом деле все упирается в хромиты, огромные запасы которых обнаружены в районе Салехарда. Из-за них-то и идет весь сыр-бор. Но ведь рядом, всего в 80 км, проходит Печорская магистраль. Давайте уйдем с Полуночного через хребет на Печору и закольцуем железную дорогу у Полярного круга. А от этой транспортной системы ко всем более-менее крупным месторождениям полезных ископаемых затем протянем короткие ветки. Этот вариант обойдется гораздо дешевле! А главное — мы спасем нерестилища, уникальные рыбные запасы России, перевозчики же получат огромные объемы высококлассного воркутинского угля для промышленного Урала.
Сейчас мы просто обязаны предусмотреть мероприятия по восстановлению рыбных запасов края, сберечь уникальную уральскую природу. Ведь речь идет об удивительном месте на нашей планете. Это не просто стык материков, граница Европы и Азии. Это сопричастность с историей мировых цивилизаций. Это нефтяная и газовая ось России. И это — район крупнейшей в мире популяции ценнейших сиговых рыб. Потерю такого редкого генофонда мы, россияне, ни в коем случае не должны допустить. Значит, пора включать мозги, быть на родной земле хозяевами. А без привлечения науки, кто бы там ни говорил обратное, достойно осуществить этот проект никогда не удастся!
Однако чиновники корпорации упирают на проведенные общественные слушания, которые возводят едва ли не в панацею от грядущих экологических катаклизмов… Специалисты из мира науки и экологии Екатеринбурга вам публично подтвердят, что цена и авторитет таких мероприятий — не выше мха-ягеля: подари руководителю нищего северного поселения, испытывающего сегодня крайнюю социально-экономическую нужду, пару снегоходов “Буран” или подкинь ему три тонны солярки, он тебе любую бумагу подпишет…
Уязвимость проекта
А вот еще один человек, не верить которому невозможно. Член Союза писателей России, доктор экономических наук, глава города Муравленко (ЯНАО) Василий Быковский приехал в Тюменскую область в 1972 году. Молодой инженер-нефтяник думал, что приехал сюда, чтобы отработать положенный трехлетний срок после окончания вуза. А остался навсегда. Прикипел душой и сердцем к Северу, уже 13 лет он руководит жизнью одного из “нефтяных” городов Ямала и не понаслышке знает, какой громадный ущерб наносит северной природе один только нефтегазовый комплекс.
С Василием Алексеевичем мы в очередной раз встретились в Свердловской областной научной библиотеке им. В.Г. Белинского в феврале 2010 года и разговорились.
По словам В. Быковского, вред ТЭКа проявляется прежде всего в процессе обустройства и эксплуатации месторождений. Буровые установки, пункты сбора, подготовки нефти и газа, трубопроводы, шламовые амбары — потенциальные источники загрязнения окружающей среды.
Конечно же, попадание загрязнителей в природу при добыче нефти и газа не является обязательным, это происходит из-за систематических нарушений технологии, низкого качества строительства, старения и несвоевременного ремонта, замены оборудования и магистральных трубопроводов. Вот почему в среднем и нижнем течении многоводной Оби нефтяная пленка и куски тяжелой нефти сейчас — почти заурядное явление.
Однако, говорит Василий Быковский, нефтегазовые компании, чувствуя полную безнаказанность, по сути, прикарманивают значительную часть средств, которые входят в себестоимость продукции и должны расходоваться на охрану окружающей среды. Хотя присвоение природной ренты — это присвоение государственной собственности. А должный экологический контроль, увы, отсутствует.
Между тем с началом реализации проекта “УП-УП” антропогенная нагрузка на северные территории резко возрастет. Сегодня никто практически не говорит об освоении новых залежей углеводородов, находящихся в зоне предстоящего освоения. А в “Комплексном плане по созданию минерально-сырьевой базы проекта “Урал Промышленный — Урал Полярный” на 2010—2015 гг.” уже заявлено до десятка новых объектов. И это далеко не все. План составлен всего на пять лет, а речь идет о громадной территории, которая сегодня практически не изучена.
Удручает северян и то, что регионы, где идет промышленная эксплуатация недр, захламлены брошенной техникой, металлоломом и производственным мусором. Нижняя часть Обского бассейна систематически загрязняется водами, которые промпредприятия не очищают, а просто сбрасывают в открытые источники.
Некогда чистый воздух края наполнен продуктами сгорания попутного нефтяного газа — это более тысячи факелов различного калибра, которые полыхают над тундрой день и ночь, из года в год! Они незаметно, но очень чувствительно расправляются с северной природой-матушкой.
Только в 2000 году в Ханты-Мансийском автономном округе и на Ямале в факелах пропало более 4 млрд кубометров попутного нефтяного газа. Ситуация не изменилась и теперь. В итоге с начала эксплуатации месторождений, расположенных на территории Уральского федерального округа, в прожорливом и бессмысленном пламени сгорело более 150 млрд кубов попутного газа. Общие потери по нынешним ценам — свыше 50 млрд рублей.
Такое не проходит бесследно! В последние годы существенно ухудшились здоровье северян, условия размножения животных, сильному воздействию подвергаются места кормежки, зимовки, пути миграции животных, снижаются воспроизводственные способности видов и их численность.
Вот почему главу Муравленко так заботит масштабное освоение природных ресурсов Полярного Урала, которое, как видим, уже не за горами. И когда руководители корпорации “УП-УП” говорят, что все продумано до мелочей, все будет нормально, В. Быковский решил самым внимательным образом изучить идеологию, цели, задачи, источники финансирования и перспективы реализации мегапроекта “УП-УП”. Сомнений и возражений у него возникло немало.
Всего лишь один пример. Генеральный директор корпорации утверждает, что на Севере будет применяться самая современная и исключительно исправная техника. Про человеческий фактор, квалификацию исполнителей — ни слова.
А В. Быковский хорошо знает, какое зло природе Севера наносят, скажем, водители вездеходного транспорта. Во влажной тундре лишь при однократном проходе тягача-вездехода от его гусениц образуются колеи глубиной 10—20 см, при этом мох, трава и карликовые кустарники, естественно, гибнут. А при проезде по склону такая колея может стать причиной необратимого разрушения почвенно-растительного покрова на площади, в сотни раз превышающей размеры самого следа. Склоны же колеи часто становятся водотоками и способствуют опасному для этих мест оврагообразованию. Не удивительно, что сегодня уже более 15% тундры России повреждено гусеницами вездеходов, за рулем которых сидели люди с низкой экологической культурой. А разве руководители корпорации “Урал Промышленный — Урал Полярный” привезут на Север каких-то других специалистов, завербуют их в Европе или Канаде?
Но главное, разумеется, не в этом. Считается, что строительство железной дороги до Полярного Урала принесет прямой экономический эффект от снижения цен на сырье для металлургов, для которых, собственно, и было задумано это диво, и уменьшения расстояний перевозки по основным видам твердых полезных ископаемых, который может составить десятки миллиардов рублей в год. Но ведь это лишь при условии высокой цены на сырье и металлы, когда закончится мировой экономический кризис и промышленность, потребляющая металлы, заработает в полную силу. А до этого благоприятного состояния экономики может пройти несколько долгих лет!
Экспортная ориентация обеспечивала выживание отечественной металлургии в наиболее сложный период современных реформ и кризиса внутреннего потребления (доля экспорта составляла до 90% продукции цветной металлургии и до 70% — черной), но она так и не стала основой устойчивого развития отрасли. Ориентация на внешний рынок сделала экономическое положение этих предприятий зависимым от уровня рыночного спроса и мировых цен на основные виды металлопродукции.
Металлургический комплекс в последние годы был практически оторван от внутреннего рынка и фактически удовлетворял хозяйственные потребности зарубежных стран-импортеров.
Поэтому выход уральской металлургии из современного кризиса, по мнению В. Быковского, не столько в разламывании полярных недр и извлечении оттуда новых руд, а в ее подъеме на новую стадию модернизации, перевооружении производства на основе современной техники и передовых технологий, масштабном выходе на мировой рынок с новейшей продукцией высоких переделов. А также в расширении ее минерально-сырьевой базы за счет использования ресурсов глубоко лежащих горизонтов, комплексной переработки руд, минералов, многомиллиардных отвалов и терриконов, отравляющих российскую природу.
В итоге, тщательно проанализировав ситуацию, ученый-аналитик отметил наиболее уязвимые стороны проекта “Урал Промышленный — Урал Полярный”. Это:
1. Удельный вес добычи сырья увеличивает долю сырьевого сегмента в экономике страны.
2. Недостаточная изученность запасов и в связи с этим высокая степень экономических рисков.
3. Ухудшение экологической ситуации на значительной территории Урала и Западной Сибири.
4. Низкая степень доверия к проекту со стороны предпринимателей.
5. Непроработанность альтернативных подходов в решении поставленных задач — строительство железной дороги по западному склону Уральских гор, ее комбинированные варианты и т.д.
6. Практическое отсутствие инновационной составляющей, что идет в противоречие с пятью “И” президента страны.
7. Низкая текущая цена и спрос на необработанные металлы.
8. Суровый климат Севера повлечет резкое удорожание строительства и эксплуатационных расходов.
9. Освоение территорий не выглядит комплексным, не предусмотрено строительство наиболее удобно расположенных и новых по технологии заводов.
10. Существующая технология добычи и первичной обработки полезных ископаемых на примере хромовых руд (месторождение Рай-Из) просто дискредитирует проект.
Не сговариваясь, мы пришли с В. Быковским к одному и тому же выводу: вокруг мегапроекта неоправданно много пафосной риторики и магических заклинаний. Заявления о том, что “Урал Промышленный — Урал Полярный” — соединение научной мысли с ее практическим воплощением, что проект всесторонне и тщательно выверен, экологически безупречен, что его финансирование сохранено в полном объеме и другие, увы, не соответствуют действительности.
До сих пор в отечественной практике освоения северных регионов и ресурсов пока преобладали лишь затратные проекты. “Урал Промышленный — Урал Полярный” из таких же — он исключительно сырьевой, а не инновационный. Содержание итогового документа широкой общественности неизвестно. Его грамотной и полноценной экологической экспертизы не проводилось. Поэтому природу Полярного Урала, его население уже в самом скором времени может ожидать серьезная беда.
Помилуй нас, Господи…