Опубликовано в журнале Урал, номер 8, 2010
Александр Калько
Три этюда
Волки
Знатоки волков, такие, как Фарли Моуэт, Лойс Крайслер, писали о них: “Настоящие же волки сухопары и имеют неотразимо аристократический вид. А морды у них обезоруживающе милы. Они поджары телом, гибки и изящны, как кошки. У них удлиненное туловище, высоко сидящее на длинных ногах”.
Известный русский зоолог Игорь Акимушкин настоятельно рекомендовал обратить внимание на книгу Лойс Крайслер “Тропами карибу” как на самое лучшее из того, что написано о волках. “Эта книга, — утверждал он, — героическое исследование в пользу волка, и она многих вдохновила”.
Эколог Юрий Васидлов проанализировал целый ряд случаев, в которых люди пострадали от волка, и пришел к выводу, что летальных случаев при нападении здорового волка на человека в конце ХХ века лишь единицы. Больше, оказывается, возникает проблем в городах с собаками бойцовской породы.
“Не решен также и вопрос об объективной оценке ущерба от волка в животноводстве, — утверждают зоологи Н.Г. Овсянников и Д.И. Бибиков. — Известно, что широко практикуются приписки, и на волка списывается не только то, что он действительно съедает, но и то, что пропало без его участия… Кому это выгодно?” Общеизвестно, что Серый заглядывает в хлев исключительно от голода, ибо на многие сотни километров охотниками и браконьерами истреблены звери и птицы.
В дикой природе волк невольно предотвращает распространение инфекционных заболеваний, заманивая и приканчивая больных, старых и слабых животных. Человек же своей деятельностью разрушает экосистему, убивая сильных, молодых и красивых зверей. Кроме того, не было ни одного случая, чтобы волк дрессировал, насиловал или пытал свою жертву, — это только человек карательные методы над животными переносит на ближнего своего.
Вопреки распространенным небылицам о Сером как ненавистнике рода человеческого, здоровый волк, по рассказам специалистов, никогда не тронет человека. Наоборот, всякий раз он пытается незаметно улизнуть, даже если на его глазах разоряют логово или уродуют волчат, хотя к своим детенышам волки относятся с трепетом и нежностью и даже чужого волчонка не бросают — выкармливают.
Люди же нередко по отношению к беспомощным щенкам проявляли особую, садистскую изощренность. Лапы волчат скручивали проволокой или отбивали дубинами, чтобы детеныши не погибли, но и не смогли далеко уползти от норы. Заботливая мать-волчица выкармливала калек. Когда они подрастали, охотники их убивали и с выгодой сдавали шкуры на промысловую базу. Пункты “Заготживсырье” выдавали им квитанции, по которым Госстрах выплачивал премии в виде патронов, разрешительных грамот на дополнительный отстрел промыслового зверя, птицу или выплачивал деньги.
В таких условиях волк отступал, терял в численности, а во многих местах был почти полностью истреблен, но покорить его так и не удалось. Серый продолжал свою борьбу за право оставаться свободным, за возможность питаться и плодиться не по разнарядке человека. Безжалостно преследуемый, волк восхищал свободолюбивых людей, ассоциировавших свою жизнь с судьбою гонимого зверя:
Мы — волки, нас мало,
Нас, можно сказать, единицы,
Мы те же собаки,
Но мы не хотели смириться.
Во многих странах волка внесли в европейский Красный список как “вид, которому грозит вымирание”. В 1993 году открылся Международный центр волка, Серого взяли под защиту Боннская и Бернская международные конвенции. Только в Российской Федерации антиволчья истерия продолжалась, несмотря на то, что нынче волка на территории России в два раза меньше, чем, к примеру, на территории Канады, которая в два раза меньше, чем российская.
“Все к оружию! Что-то с этим нужно делать! — раздается призыв со страниц “Литературной России”. — Волчье племя плодится и расцветает, а племя человеческое хиреет и редеет!”
В России на защиту Серого вставали редко. К примеру, члены Карельского республиканского Общества защиты животных направляли надзорную жалобу в Генеральную прокуратуру РФ; группа “Экозащита” из Калининграда выпускала специальный номер журнала, посвященный волку, поставила спектакль “Как умирают волки, так умирает свобода”. Известный эколог А. Поярков писал в “Сером волке”: “Старая волчица попала в капкан, но как-то сорвала его с цепи. На трех лапах, с капканом на четвертой, она больше недели уходила от охотников и ни разу за это время не ела. Трижды волчица специально выводила преследователей к медвежьим берлогам. Потревожив их хозяев, погоня, понятно, приостанавливалась, и волчица могла оторваться от нее. Все же в конце концов она обессилела. Охотники убили волчицу, хотя она была достойна великодушия просто как выдающееся по уму, выносливости и опыту животное”.
Это в далеком прошлом люди мечтали о том, чтобы приобрести лучшие качества совершенных и умных животных, провозглашали их своим тотемом, понапрасну не провоцировали на конфликт. С изобретением огнестрельного оружия человек провозгласил себя царем мироздания. Отныне не природа, не Всевышний решали, кому и в каком количестве плодиться на земле, но человек как узаконенный повелитель чужих жизней. “Человек хочет — и будет командовать природой во всем ее объеме, с тетеревами и осетрами, через машину. Он укажет, где быть горам, а где расступиться. Изменит направление рек и создаст правила для океанов… Останутся, вероятно, и глушь, и лес, и тетерева, и тигры, но там, где им укажет человек”, — провозглашал идеолог нового времени Лев Троцкий.
И действительно, земля немало пострадала от деэкологизации и варварского уничтожения дикой природы. Человек тешил свое самолюбие, уничтожая животных-”вредителей”, отбраковывал конкурентов-”хищников”, регламентировал охоту на промысловых зверей. Законы, защищающие жизнь редких и исчезающих зверей, птиц, рыб, игнорировались ради барских охотничьих утех на заповедных территориях — созданы были Завидовское, Крымское, Беловежское, Телеханское, Залесское, Кавказское, Азово-Сивашское, Днепровско-Тетеревское, Капчагайское и другие заповедники. Защитники природы нередко оказывались мишенью для насмешки.
К примеру, в начале ХIХ века британская Палата общин высмеяла лорда Эрскаина, в конце ХIХ века российское “приличное” сообщество ополчилось на пионеров охраны дикой природы С.А. Бутурлина, А.А. Браунера, И.К. Пачоского, профессора Московского университета Г.А. Кожевникова, в Советском Союзе такой же участи удостоились академики В. Сукачев, Е. Лавренко, Е. Павловский, писатели Леонид Леонов, Борис Рябинин.
Никто, по их утверждению, не должен был противостоять космическому превосходству человека. И все же запугать, а тем более приручить волка не удалось. Имея острые клыки и мощную челюсть, благодаря уникальным физическим возможностям и развитому интеллекту Серый принял вызов человека. Долгое время он ему противостоял, регулярно напоминая о своем существовании бесстрашными набегами на хлева и амбары. Против него использовали силки, ловушки, петли, капканы, яды, автоматическое оружие, оружие с приборами ночного видения, на него охотились с помощью собак, беркутов, лошадей, применяли вабу, облавы с флажками, радиоошейники. Волк выстоял.
Голуби
В предвечерний, промозглый день я заприметил в невысокой пожелтевшей траве грязный живой комочек, который никак не реагировал на мое приближение. Продрогшее существо не упорхнуло от меня, не соизволило на всякий случай даже попятиться, словно окончательно решило: “Делайте со мной что хотите”.
Я взял раненую птицу в руки и принес к себе в жилище. В ванной комнате ополоснул слабым раствором марганца порванное крыло, раздробленную лапку и отпустил птицу на пол, чтобы бедолага мало-мальски привык. От ужаса голубь заметался по квартире, запищал что есть силы и засунул голову в первый же попавшийся темный угол. В тот день я к нему не притрагивался.
Вскоре порванное крыло кое-как зажило, лапка заросла, хотя и осталась кривой. Постепенно пернатый мой приятель очухался и начал обследовать углы квартиры. Вскоре он решил перебраться за шкаф, дабы надежнее обустроить себе постельку и в часы досуга сверху наблюдать за моими передвижениями.
Иногда я пытался незаметно стащить с его стола какую-нибудь вкуснятину, но голубь был всегда начеку и норовил меня наказать ударом крыла по пальцам, дескать, “не твое — не тронь!” Подобным же образом голуби выясняют и отношения между собой. Правда, крыло они используют в самых крайних случаях. Обычно же разборки заканчиваются угрожающим грудным воркованием, похожим на кваканье лягушки. Иногда доходит до того, что цепляются клювом за перышки соперника.
Люди напрасно полагают, что голуби чрезвычайно пугливы. Конечно, они не нападают на других птиц, однако способны отобрать обед даже у более сильной птицы. Мне довелось наблюдать, как бесшабашный голубь-смельчак, воинственно поднимая и опуская голову, отгонял от куска хлеба сообразительную ворону. И ему удалось-таки оттяпать от ее добычи небольшую краюху.
Интересно наблюдать за поведением голубя, когда он наедине с предметом своей любви. Я, например, не уставал дивоваться его деликатными манерами: как пернатый жених шикарно распускает хвост, невообразимо надувается, старательно топает ножками, элегантно подпрыгивает, бархатисто воркует, неустанно поворачивается вокруг своей оси то вправо, то влево и неутомимо отдает бесконечные поклоны.
Может показаться, что голубка игнорирует ухаживания настойчивого воздыхателя, дескать, и не такое видали! Но на самом деле она внимательнейшим образом оценивает его способности. Присмотритесь: пернатая невестушка томно потягивает свою лапку, аккуратно расправляет крылышки, тщательно вычищает перышки. Одним словом, предстает перед настойчивым кавалером во всей своей красе.
Мой крылатый приятель мало общался со своими сородичами: мир был ему неинтересен, так как ему пришлось в нем пережить уже немало. Однако он любезно предлагал кому-нибудь из томившихся на перилах балкона голубей погостить у него на шкафу. Для этого он несколько раз вылетал из квартиры.
Крылатые, как правило, не спешили воспользоваться его гостеприимством, так как не доверяли человеческому жилью. Когда я выезжал из квартиры, выпустил моего приятеля к его сородичам, а позднее специально приезжал под балкон, чтоб его поприветствовать.
Увы, так и не встретил. Интересно, где же теперь странствует мой пернатый друг.
Хомячок Сашка
Я обнаружил его в коробке из-под электробритвы, которая одиноко лежала на бетонной плите у дома, рядом с которым шло какое-то строительство: открыл коробку и ахнул от изумления. На меня проникновенно и изучающе глядели махонькие черненькие глазки-пуговки хомячка персикового цвета. Куда теперь девать этакое сокровище? Жилья у меня не было, и сам я ютился где придется. Попробовал договориться с кем-нибудь по мобильному, чтобы хомячка приютили хотя бы до утра. Не получилось.
Тем временем день догорал. На город опускалась холодная апрельская ночь, и зябнущее мое сокровище нервничало от неопределенности. Пришлось взять эту драгоценность с собой, туда, где и сам я обитал временно. Вскоре мне удалось его пристроить в офисе знакомой фирмы. В полное его распоряжение я выделил корзинку, блюдце и слезно заверил приятеля, что в самое ближайшее время непременно отыщу ему иную квартирку. Сашка — так я решил его называть — был благодарен за внимание и заботу. Он благосклонно принимал на обед что-нибудь вкусненькое, позволял себя потрогать, хотя обычно хомячки болезненно реагируют на малейшее к ним прикосновение. А если припомнят обиду, то не преминут прихватить ваш настырный пальчик: опрокинутся на спинку, крепко прижмут палец обидчика к своему телу и начнут яростно лупасить по нему задними лапками. Словом, всякое бесцеремонное любопытство человека, сующего свой нос в святая святых хомячков, способно вызвать настоящий переполох в жизни этих маленьких и гордых созданий. Если, к примеру, потревожить Сашкину кладовку, он расценит это не меньше, чем недружественный поступок.
Как-то Сашка в ультимативной форме потребовал, чтобы его немедля выпустили из корзинки побегать и порезвиться. Очутившись на свободе, он начал второпях запихивать в защечные свои мешки, способные растягиваться до неимоверных размеров, всевозможные соблазнительные вкусности. А в придачу прихватывал и бумагу для своей кроватки. Все запасы он прятал в потайном амбаре под одним из офисных столов. Каким-то чудом он умудрялся протискиваться туда сквозь узкую щелочку меж сплошными стенками.
Однажды, вернувшись в офис, я узнал от сотрудников, что Сашку они сегодня не видели. Даже возни его никто не слышал. Эта весть меня, естественно, встревожила. Я обшарил все углы кабинета, заглянул под стол — хомячка нигде не было. Тогда я несколько раз покликал его и невольно обернулся. И о чудо! Чуть поодаль, примерно в трех шагах от меня, на задних лапках сидел мой Сашка! Сжав малюсенькие передние лапки в кулачки, он с невообразимым гневом глядел прямо мне в глаза, будто выговаривая: “На каком основании ты, двуногое чудовище, шарил в кладовке без моего согласия?”
Настроен он был решительно и серьезно. Отступать явно не собирался. Я пытался заверить хомячка, что действовал строго в рамках экстренной ситуации, беспокоясь о его собственной безопасности. Сашка продолжал с великим упреком глядеть мне прямо в глаза, лишь изредка вздрагивая, когда я начинал усиленно жестикулировать руками. Мало-помалу мне все же удалось хомячка успокоить, и он позволил посадить себя в корзинку.
Теперь я, если решаю навести порядок в домике, дожидаюсь его отсутствия: это не оловянный солдатик, а хрупкое живое существо, которое чувствует боль и испытывает страдание.