Заметки о современной поэзии на конкурсе “Согласование времен”
Опубликовано в журнале Урал, номер 4, 2010
Юлия Подлубнова
Юлия Подлубнова – филолог, окончила Уральский государственный университет, преподает в Уральском государственном техническом университете.
Дядя Ваня в третий раз
приехал с Мальты…
Заметки о современной поэзии на конкурсе “Согласование времен”
Начнем с тривиального: времена у нас непоэтические. Сколько раз приходилось слышать эту фразу или даже более радикальную: “После Бродского поэтов нет”. Если брать по гамбургскому счету, то, наверное, все так. Чтобы проснуться сегодня знаменитым, нужно написать большой роман, договориться с крупным издателем, включиться в PR-проекты… Стихи не издают теми тиражами, что прозу. Однако и поэты в наше время есть, и поэзия жива. Если, конечно, абстрагироваться от того, что читает ее не вся страна, а только интеллектуалы и любители-энтузиасты, что поэтические вечера проходят не на стадионах, а в небольших клубах и других камерных помещениях. Можно не читать толстые журналы, но сколько поэзии в Интернете! Сотни тысяч авторов, миллионы стихотворений. Слово “поэт” в этом плане, наверное, потеряло всякую актуальность. Слово “графоман”, впрочем, тоже — не будешь же называть графоманами полстраны.
Современная поэзия, как очевидно, существует в двух ипостасях: печатной и звучащей. И здесь есть вполне четкие стратегии достижения успеха: современного поэта делают тусовки. То есть чтобы тебя признали в мире литературы, нужно принимать участие в различного рода мероприятиях: конкурсах, фестивалях, творческих вечерах и т.п. Публикация стихов сейчас не так актуальна, как живая акция.
Завершившийся в декабре 2009 года международный конкурс “Согласование времен” в этом плане — один из удачных по своей идее литературных проектов, когда современные поэты и прозаики (признаться, про прозу на этом конкурсе я почти ничего не знаю) за руку вводятся в большую литературу. То есть их собираются туда ввести, а получится что-то конкретное или нет, пока сказать сложно. Точно обещают издать электронный сборник с лучшими работами конкурсантов и членов жюри, подключить литагентства и славистов Германии и вообще устроить всяческий PR победителям.
В анонсе конкурса заявлено: “Люди разделены часовыми поясами, грамматическими правилами разных языков, историей стран, в которых они живут. <…> Поэтому согласование времен разных частей света, согласование речи с людьми иных культур посредством русского языка — это ли не самое главное, что может принести в мир талантливый литератор?” Целью конкурса стало “представление талантливых русскоязычных авторов, независимо от места их проживания, возраста и вероисповедания, не только русскоязычной но и европейской литературной общественности”. Конкурс — один из крупнейших, которые проводились в 2009 году (по значимости его, пожалуй, можно поставить в один ряд со ставшим уже традиционным питерским “Заблудившимся трамваем”).
В любом случае тусовка сложилась: сайтом “Русский автобан”, который явился организатором конкурса, были привлечены к сотрудничеству многие другие литературные ресурсы (“Точка зрения”, “Пиитер”, “Literarus”, “Пушкин в Бретании”, “Дикое поле”, “Русская премия” и др.), в жюри приглашены известные люди (как, например, поэт Кирилл Ковальджи или критик Валерия Пустовая), наконец, в конкурсанты записалось множество авторов, среди которых нельзя отрицать наличие талантливых. Думаю, сборник, который выйдет по завершении мероприятия, проиллюстрирует это утверждение.
Но вернемся к тому, с чего начали: к поэзии на конкурсе. Современная поэзия — это очевидно — не одно какое-то явление, целостное по своей природе, а весьма дифференцированный набор поэтических практик. У меня нет сведений о том, что было на первом этапе конкурса, когда жюри приходилось выбирать из сотен авторов, но лонг-лист и шорт-лист четко продемонстрировали общую тенденцию: поэзия у нас очень разная. Очень.
Так, не сложно было заметить на конкурсе большой массив религиозно ориентированной лирики. Я говорю даже не про христианских авторов, а про тех, которые пытаются с помощью поэтического слова обратиться к Богу, Абсолюту, чему хотите. Достаточно избитый прием, если смотреть с художественной точки зрения. Но, наверное, для самих авторов, приравнивающих всякое слово к логосу, такие произведения полны глубокого смысла. Не берусь судить, тем более осуждать подобную практику, просто хочется напомнить, что поэзия — так уж повелось исстари — сама по себе явление сакральное, но имеет ли она отношение к богу или к дьяволу — никто однозначно утверждать не может (почитайте роман Салмана Рушди “Сатанинские стихи”). А вот к языку она отношение имеет стопроцентное, а посему судить ее надо не в плане наличия религиозной интенции, а в плане того, как сделано произведение. То есть не ЧТО написано, а КАК написано. Об этом говорила еще Цветаева да и много кто из классиков. Так что религиозная лирика с ее монотонно повторяющимся “Ты” в качестве адресата — мейнстрим чистой воды. Хорошо читается адептами или под настроение.
Другая поэтическая практика, также активно проявившая себя в произведениях, представленных на конкурс, — ориентация на ставший традиционным в рамках акмеизма, а затем неоакмеизма диалог с мировой и отечественной культурой. Если в современной поэзии “дядя Ваня в третий раз приезжает с Мальты” (Наталия Шиндина), удивляться не надо. Не важно, какой там дядя Ваня, может быть, он действительно дядя для автора, но в любом случае, мы думаем о чеховском персонаже. Что он делал на Мальте — тоже не важно, если, например, Пастернак в свое время “с Байроном курил” и “пил с Эдгаром По”. Тоска по мировой культуре, повторюсь, явление традиционное для поэзии, что, впрочем, не обеспечивает качества самого произведения “тоскующего” автора. Из лучших образцов запомнилось, пожалуй, вот это:
Сияет ваза пламенем и льдом
И тусклым зеркалом эмали отражает
Глаза того, кто занят ремеслом —
Глухонемого Мастера Ли Фая.
И, солнечной печатью на боку
У вазы то, что за окном творится
(Ли Фай не видит. Фокус зренья — круг
Лица и веера принцессы)… кровь на лицах!
<…>
Счастливец ты, глухонемой Ли Фай!
На звенья мир распался в одночасье,
А ты не слышишь. Пьешь зеленый чай,
И чашка разбивается “на счастье”.
Валерий Крамсков
Установка на диалог с чужим словом в художественном опыте современной поэзии часто оборачивается опасностью подпасть под дикцию любимого поэта. Современных поэтов, особенно поколение 25—40-летних, надо просто за уши вытягивать из Бродского. Да, молодежь выбирает Бродского. Это — Учитель. Многие, очень многие талантливые авторы никак не могут освободиться от магии его поэзии. И все же очевидно, что Бродского надо не просто осваивать, но и, освоив, преодолевать. Поскольку воистину поэт не тот, кто слепо идет за Бродским, а тот, кто имеет собственный голос, говорит на своем языке. Жалко, что на конкурс не подали свои стихи Юлия Али или Андрей Недавний, но и среди конкурсантов, очевидно, идущих за Бродским, но при этом ищущих свой стиль, есть интересные.
Ворон хрипло засмеялся и снял правое крыло,
подточил кий и забил ещё один шар.
— Дорогой мой Станислав, мне опять повезло.
Девять шаров в треугольнике составляли весь его шарм.
Загадочность стихов Стаса Картузова, непохожесть его стиля на все остальное, что было представлено в рамках “Согласования времен”, лично мне были очевидны. Автор, я в этом более чем уверена, молод, неопытен, в его стихах много откровенных стилистических провалов, но голос у него уже формируется. И хорошо, если не сорвется.
На плите кипятится чайник, холод комнаты руша,
на кровати сидит Коля, укутавшись в одеяле,
он держит неловко гитару, Мошков приходит из душа
в тапочках, в полотенце, в гнусавой печали.
Чайник плюёт. Мошков снимает крышку, изучает,
будто в его руках чахоточный лилипут,
но, видимо, решив, что это никак не отразится на чае,
он наливает в стаканы, и они с Колей пьют.
Другой автор, который также запомнился своей манерой, слегка отдающей Бродским, — Ольга Алексеева. Она представила на конкурс два стихотворения “завьяловской тематики”. Завьялово — село в Удмуртии, известное тем, что там во время Крестьянской войны располагался штаб Емельяна Пугачева, ныне это районный центр. Хотя, если верить “Википедии”, села с аналогичным названием есть и в Омской области, и в Алтайском крае, но это не имеет значения — при любом раскладе мы имеем дело с провинциальным топосом и его геопоэтикой:
Настенька, понимаешь ли, хочется написать
не целевую (комплексно), а стихи, например,
о том, что дожди в Завьялово.
Нужно ли миру знать
погоду в МО Завьяловском?
А еще мы имеем дело с особым мироощущением человека, находящегося на периферии цивилизации и пытающегося с помощью поэтического слова преодолеть косность и убогость окружающей жизни:
в этой жизни в Завьялово день без ночи
в этой вахте культурной — слова-клише
в этих сельских просторах меня не очень
сильно любят душа моя — в неглиже
им не нравится добрый мой, сделай чудо
забери меня, милый мой, далеко
забери меня, милый мой, прочь отсюда
я хочу коктейли и молоко
Эти строфы создают привычную для русской литературы, но новую по своей хронологической и географической принадлежности картину экзистенциальной заброшенности человека в бытии. А для Завьялово такие стихи очень даже полезны — обозначение завьяловского топоса на литературной карте страны и вклад в формирование мифологии места.
Надо отметить, что географический расклад поэзии на конкурсе очень широк — от Сибири до Санкт-Петербурга и заграницы. И все-таки радуют не поэты крупных городов, а именно провинция, поскольку российская провинция в рамках жестко централизованной современной культуры остро нуждается в своих “гениях места”. Без этого Россия так и останется страной двух столиц и “всего остального”, периферии. Поэтому хорошо, когда современные поэты пишут о своем Завьялово или, например, о пожаре в тайге под Читою, как это делает Евгений Грачев:
Пусть жизнь не удалась,
Пусть ночь черна, как пашня —
И страсть уже не страсть,
И ничего не страшно.
Пусть жизнь на волоске,
Пусть дождь по косогору,
И боль — душа в тоске,
И не найти опору.
Вы б видели — кошмар,
В июле, под Читою,
Тайгу сжирал пожар,
Как зверь, по сухостою.
Вы б видели — вояк
С Воронежа и Томска,
Как нам сержант-остряк
Рычал в дыму: “Прорвёмся!”
И наконец перейду к самой, на мой взгляд, интересной подборке, представленной на конкурсе, автору которой удалось очень многое: обозначить оригинальную тематику, вписаться в мощные поэтические традиции, связанные с “кавказским текстом” русской литературы и военной тематикой, найти в ряде случаев яркие стилевые решения, да и просто взять читателя за горло рукой, привыкшей ломать хрящи, как оно представляется при прочтении:
В начале декабря в промозглом Хасавюрте
Пластмассовый стаканчик опрокинь
За прошлое, за жизнь. Почти сиюминутен,
Ещё давай, бессмертью вопреки,
За тех, кто штурмовал… Кому какое дело?
Не важно. В Хасавюрте, на дневном
Пространстве — на свету, слегка оледенело?
Постой, не рассуждая ни о чём.
Вся подборка Дениса Колчина, кроме одного стихотворения об Афгане, развивает чеченскую тематику, известную нам большей частью по современной прозе (А. Проханов, М. Шишкин, А. Геласимов, З. Прилепин, Ю. Латынина и др.). Герои стихотворений Колчина — солдаты, прошедшие войну и пытающиеся найти свое место под солнцем. Война не сделала их менее человечными, но научила трезвому взгляду на жизнь.
Не в Грозном и не в Гудермесе,
В большом забывчивом тылу
С приятелем глотаем смеси,
Раздав изрядную хулу
Министрам, генералитету
(Язви их в душу, сволочьё!),
Закусывая винегретом,
Не просим Бога ни о чём.
А сверху, или на балконе,
В пространстве, в воздухе, в ночи
Тоскующего Морриконе
Святая музыка звучит!
Да, автору подборки можно указать на ряд неудачных рифм, отметить не очень хороший русский язык, но возможно, что здесь это не так важно, поскольку коммуникативная цель поэзии достигнута: впечатление от прочтения сильное. Как ни парадоксально, для стихов военной тематики — это редкость.
Ни бессмертия, ни славы —
Ожидание, камедь…
Лёха вышел из подвала,
Снайпер выстрелил в ответ…
В чём победа, я не знаю.
Я от службы откосил…
У кого из нас, Родная,
Никаких душевных сил?
Обозревая поэтические подборки, представленные на конкурсе, нельзя не отметить, сколь мал был удельный вес “актуальной” поэзии. То ли не та тусовка подобралась (не позвали в жюри Данилу Давыдова), то ли “актуальные” предпочитают более живые выступления, чем виртуальные акции, то ли еще что-то. А посему сложилось впечатление, что конкурс несколько консервативен. Не хватило художественной провокации (скандалы на конкурсе были — и подборки снимались, и судьи просили самоотвод, но я сейчас не про то), не хватило, скажем так, эстетства на грани хулиганства или хулиганства на грани эстетства, без которых поэзия, даже очень качественная, всего-навсего — набор рифмованных строф.
В целом же “Согласование времен” для современного литературного процесса явление более чем типичное: конкурс отражает общее стремление российской словесности к интернализации, выход из замкнутого национального пространства в космос мировой культуры, который вовсе не означает потери общерусской и региональной идентичности. Кроме того, своим существованием конкурс свидетельствует о том, что нужны, нужны русской литературе новые имена.