Опубликовано в журнале Урал, номер 1, 2008
Как я попал в журнал “Урал”? Нетрудно сказать. Впервые я попал сюда в возрасте двадцати одного года, уволившись со срочной службы в Советской Армии. Это было жаркое лето 1988 года. Я принес какие-то стихи. Меня принял поэт Николай Мережников. Он мне сразу понравился. Я ему тоже. Мои стихи ему тоже понравились, хотя были совершенно бесчеловечными. Он сказал, что такое мы печатать не будем, но все равно еще обязательно заходите. С новыми стихами.
Через пару лет я зашел. Он обрадовался и стал читать. Что сказал — не помню, но, кажется, комплимент. Он даже лично проводил меня до лестницы, чтобы спустить.
(А тогда еще в “Урале” стоял чугунный медведь на площадке, а возле туалета на стенке висела замечательная распечатка — чьи опусы в какой номер планируются, так что авторы могли не досаждать, как сейчас, редакторам по телефону, а скромно почитать о своей судьбе на стенке и уйти завить горе веревочкой.)
И тут, между туалетом и медведем, Мережников познакомил меня с самим главным редактором! Вышел на площадку Валентин Лукьянин, и вдруг Мережников ему говорит: “А это наш новый автор, Андрей Ильенков”. Лукьянин улыбнулся, протянул мне руку, и я с благоговением ее пожал. И через девять с копейками лет от начала повествования мои стихи действительно были опубликованы в “Урале”.
Еще через пару лет напечатали мой первый рассказ. Его редактировала Галя Лукьянина, и мы подружились. И вскоре, в декабре 1999 года, вдруг она мне звонит домой и говорит: “А не хочешь ли поработать в “Урале”? Я немного побоялся и говорю: “Хочу”. Она отвечает: “Ну приходи”.
Оказалось, что Галя уезжает в Испанию надолго, и, возможно, навсегда. И что Николай Коляда ей сказал: “Езжай, конечно, но мне на твое место сотрудника надо”. И что она позвонила Валерию Гудову — кого предложить? А он ей якобы ответил: “Ильенкова, конечно”. За что ему большое сверхчеловеческое спасибо. Ну я и пришел в “Урал”.
Там меня приняли весьма радушно. Первый, кого я увидел, был Коляда, второй — Капорейко. Когда я смотрел на Коляду, с меня капал пот, потому что в первый раз видел живого драматурга. Капорейко меня свел с Исхаковым, о котором я раньше не слыхал ни слова. С Исхаковым у нас завязалась, при всей нашей внутренней распре, большая дружба, которая продолжается и посейчас, несмотря на то, что мы шесть лет друг друга не видели.
Коляда сидел в том кабинете, где сейчас сидит О.П. Капорейко, а Капорейко — где сейчас Коляда. Ну что-то мы поговорили, я уж тем более не помню. Вероятно, он пригласил меня работать, а я, наверное, сказал, что чрезвычайно польщен и буду с радостью и удовольствием. Он говорит: “Только у нас очень маленькая зарплата”. Я для приличия спрашиваю: “Какая?” (Хотя на самом деле мне было все равно, какая.) Тогда Коляда, не говоря ни слова, написал на бумажке цифры и подал мне. Вероятно, опасался, что, если назовет сумму вслух, я подумаю, что ослышался, и буду переспрашивать: “Сколько-сколько?!” Я прочитал цифры: зарплата предстояла действительно маленькая, но кто же идет в “Урал” корысти ради?
Меня привели в кабинет, где сидел Мережников. Он спросил: “Ну что, поработаем?” Я ответил: “Сработаемся!” И, засучив рукава, сразу стал бескорыстно каторжно работать: читать, редактировать и трястись над рукописями. С удовольствием занимаюсь этим и до сих пор.
Со временем у меня открылось еще одно свойство, весьма ценное для работы в литературном журнале: я свободно и без напряжения общаюсь с сумасшедшими авторами, которых ведь очень много. Все остальные сотрудники бессовестно направляют их ко мне.
За время напряженного труда в редакции, общаясь со многими поэтами, прозаиками, критиками и драматургами, я, разумеется, окончательно подорвал свое здоровье. Но зато получил неслыханный жизненный и литературный опыт, а за последние три года даже обрел некогда утерянный смысл жизни. Так что в конечном счете я очень рад, что в свое время оказался в “Урале”.