Из цикла «Автограф»
Опубликовано в журнале Урал, номер 7, 2007
Вера Кудрявцева — член Союза писателей с 1978 г. Живет в Екатеринбурге.
Валентина Великая
Из цикла “Автограф”
Журнальный вариант
Так случилось, что вместе с черемисцами и колташовцами (деревенька в пяти километрах от села) и мне пришлось пережить некоторую растерянность в начале подлых, жестоких 90-х годов. Опять неизвестность! Опять перемены! Но черемисцы быстро, что называется, взяли головы в руки. Мгновенно разрослись огороды, увеличилось в каждом подворье поголовье скота. Ожили заброшенные сенокосы. По-прежнему распахивались поля, укоренялись саженцы сосен. “Только на себя, только на свои руки надо надеяться”, — так негласно было постановлено.
Ну и пусть не совхоз. Назовем кооперативом, раз это кому-то надо, и за работу! Интересен в связи с этим факт из моей жизни. Огород около нашей избушки в Колташах распахали и пригородили к своему дому только что поселившиеся в нем горожане. Мы огородом не пользовались и махнули на это рукой. Вдруг приходят к нам одни соседи, потом другие с увещеваниями: что же, мол, вы делаете? Ведь неизвестно, какая жизнь наступает. Может, только от земли и живы будем. Оформляйте участок под огород, пока есть рядом земля. Оформили. И земля эта кормила нас лет десять. Сейчас мы могли бы обойтись и без колташевских овощей, но вспахиваем землю ежегодно: иначе совестно перед сельчанами. Такой силы там общественное мнение.
В этой деревне поселилась я летом 74-го — в маленькой избушке на берегу речки Реж, как говорится, на отшибе, чтобы написать свою вторую книжку “Я выткала вам по дорожке”. Я еще не была членом Союза писателей, ничего не знала ни о дружбе Свердловской писательской организации с черемисской школой и совхозом, ни о той славе, которая уже широко распространилась по области и даже по России благодаря чудесам воспитательной работы в здешней сельской школе.
Я сидела у окошечка смотрела на зеленую благодать берегов и писала, наслаждалась только что обретенной свободой творческого труда.
Казалось бы, вкусив его сладости, я должна было усердно сидеть и работать над книгой. Но моя душа документалиста, открытая “живой жизни”, тянулась к людям. И я шла в деревню, на ферму, подходила к огородам, к усадьбам поговорить с жителями деревни. И обратила внимание на то, что люди здесь, и в деревне Колташи, и селе Черемисском, какие-то особенные. Я к тому времени много объездила уральских глубинок. У новых моих собеседников, как я тогда определила для себя, были глаза, лица. Притом, о чем бы ни шла речь, хоть с трактористом, хоть с дояркой, хоть с учительницей, все равно разговор съезжал на литературу, на новинки, на публикации в толстых журналах. Это были как раз годы расцвета “деревенской прозы”. Звучали имена и уральских писателей: Никонова, Александрова, Фомина, Хоринской, Станцева, Сорокина.
Этими наблюдениями я поделилась с соседкой Маргаритой Михайловной Колташовой.
— А что удивляться? Мы ведь здесь все ученики Валентины Максимовны Бесовой. Я одна из первых ее учениц. Она к нам приехала совсем девчонкой в 49-м году после Саратовского учительского института. И заразила нас своей любовью к поэзии, к чтению. Можете представить: она каждый урок, хоть литературы, хоть русского, начинает с чтения стихотворения. А как читает! Заслушаешься!
И действительно, у Маргариты Михайловны к тому времени, когда мы познакомились, была большая семья, хозяйство, работа в совхозе, но она ни дня не могла прожить без книги. И дети всегда знали, что маме надо дарить. Книги. Если сами прочитают что-то интересное в газете, в журнале, собирают для мамы.
— Целую кипу привезли! На все лето хватит! — как-то похвастались мне.
Потом эти слова я слышала часто: “Мы — ученики Валентины Максимовны!”
Как-то познакомилась с молодым руководителем лесного участка по переработке древесины Колташовым Михаилом Николаевичем и проговорила с ним часа два. Слушала его размышления о современной жизни (это было в 90-х годах) и думала: “Настоящий новый Левин. Только тот Левин не был поэтом, а стихи Михаила Николаевича вполне профессиональны. Да еще он и книголюб редчайший, библиотеку собирает тщательно. Если в каком-то имени ошибется, от такой книги избавляется, чтобы не портить вкуса дочек. Старшая пишет стихи, побеждает на конкурсах. Похожа на своего старшего брата и Лариса Николаевна, заведующая и единственная учительница однокомплектной Колташевской школы.
Недавно Михаил Николаевич стал главой администрации села. Говорю при встрече его отцу Николаю Васильевичу:
— Каких детей вы на радость людям вырастили!
А он мне:
— Это Валентина Максимовна их воспитала. Миша в школе все в конкурсах участвовал, рефераты по литературе писал. Места занимал и в области, и по России. А я тут ни при чем.
Вот так, еще до прямого знакомства с Валентиной Максимовной, я много о ней узнала. А потом и увидела ее наконец.
Однажды, устав сидеть у своего окошечка, я пошла в село прямиком, берегом, потом сосновым бором, где живет до сих пор построенная еще земством больница. День был жаркий, страдный. Но люди, удивилась я, и по одиночке, и горстками тянулись к Дому культуры. Среди всех я заметила высокую, стройную, черноволосую и черноглазую женщину городского вида. Голову она держала так, словно видела впереди себя дальше всех. Это и была она — Валентина Максимовна Бесова.
В Доме культуры в тот день чествовали пожилую заведующую той самой больницы, мимо которой я только что прошла, Алькову Елизавету Степановну. Я направлялась в книжный магазин, но тоже пошла в Дом культуры. Слово Валентины Максимовны, которая открывала торжество, было ярким и по-настоящему литературным. “Да, такой учитель, эмоциональный и так любящий и знающий литературу, может повести за собой своих учеников”, — подумалось мне тогда. Но не подошла знакомиться: слишком по-пляжному выглядела.
Снова спряталась в свой уединенный уголок — в избушку на берегу Режа. И предположить не могла, что рядом живет такой могучий океан подлинной духовности, полный страстей, мечтаний и многообразных конкретных деяний.
Окунуться с головой в этот океан мне довелось только в 1978 году, когда после выхода второй книжки “Я выткала вам по дорожке” я была принята в Союз писателей. Теперь я принимала участие во всех встречах в селе черемисском: в ДК, в клубе “Лира”, в сельской библиотеке, в школьном краеведческом музее.
Многие литераторы, кто еще жив, помнят, например, удивительную читательскую конференцию, в которой участвовали не только любители чтения, ученики, учителя, но и все руководители совхоза. Мы тогда приехали в село всей писательской организацией. В их выступлениях звучали имена многих свердловских прозаиков и поэтов. Не обошли вниманием и мои первые повести.
В заключение Валентина Максимовна Бесова, организатор этой встречи, сказала:
— В совхозе 650 рабочих. Из них 450 — выпускники нашей школы. Успехи совхоза — это результат воспитательной работы школы, прививающей любовь к сельскому труду, к родной природе, к дому. В этой работе помогаете нам вы, писатели, и ваши книги. Мы надеемся, что уральские писатели напишут еще много хороших книг о селе. Потому что нам кажется: не писать о селе — значит пройти мимо жизни…
В начале 1984-го Свердловская киностудия предложила мне написать сценарий художественного фильма на тему “Соки земли”. О многих сторонах жизни — производственной — я знала. Но было и много вопросов. И я поехала в совхоз села Черемисского, где рассчитывала получить консультацию у директора Валентина Васильевича Кукарцева. У главного бухгалтера Владимира Александровича Климарева, у его брата главного инженера Игоря Александровича.
Приехала и узнала, что Валентин Васильевич скоропостижно скончался и что новый директор теперь Назимкин Александр Иванович, тоже свой, недавно закончивший сельскохозяйственный институт.
— С золотой медалью школу нашу окончил, красный диплом в институте получил! — с гордостью характеризовала нового директора секретарь, пока я его ждала. — Оставляли при институте! А он домой вернулся.
О сценарии мне пришлось на время забыть: такое сильное впечатление произвело на меня знакомство с новым директором. Я написала о нам очерк (“Максимка — сын директора”, “Уральский следопыт” № 7, 1984 г.). И вот что я там писала: “Новый директор ни обликом, ни манерами и отдаленно не напоминает деревенского, в обычном понимании. Подтянутый, красивый, с умными синими глазами, с ухоженной бородкой, необыкновенно облагораживающей его, в современной спортивной одежде. Молодой ученый, а то и — киноартист. Это я и сказала ему: “Вам бы в кино сниматься”. Он засмеялся: “Не против бы, да не зовут”.
А говор-то уральский выдал его: точно, свой, доморощенный. Слушая, как он с жаром, приподнято говорит о своих планах и мечтах, я спросила, помнит ли он уроки Валентины Максимовны. Глаза его загорелись:
— Представьте класс так пятый-шестой. Звонок на урок. Достаю с неохотой ручку, тетрадку. Скучнейшее занятие — разбор по частям речи да по членам предложения. И вот входит в класс красивая, нарядная учительница, и мы, как завороженные, слушаем:
…Ветер под окошками,
тихий, как мечтание,
а за огородами
в сумерках полей
крики перепелок,
ранних звезд мерцание,
ржание стреноженных
молодых коней…
Уроки Валентины Максимовны — прикосновение к поэзии. УРОКИ ТРУДА Николая Александровича, ее мужа, — уроки мужания. Увлеченно, забыв о теперешнем своем положении директора, взахлеб рассказывает он о том, как раскурочивали, разбирали они на уроках по автоделу старый мотоцикл или старую полуторку, чтобы потрогать каждый винтик своими руками, а потом собирали новую машину и возили на ней из карьера строительный материал. Строили сами тогда школьный гараж. Уедут в лес, к карьеру, наработаются там, сварят на костре обед… Строили и свои школьные мастерские, столовую, ремонтировали старую, списанную совхозную технику. К девятому классу уже садились уверенно хоть на трактор, хоть на автомашину.
— Мы очень рано почувствовали себя взрослыми, самостоятельными. Это потому, что нам доверяли настоящие, взрослые дела.
Не случайно, получив еще в школе профессии механизаторов, мальчики оставались в совхозе. А девочки улепетывали в город. Наметился перекос. И тут на помощь совхозу пришла тоже школа.
В те годы журнал “Крестьянка” проводил “круглые столы”, приглашая на них лучших работниц села со всего Союза. Меня как автора многих рассказов, опубликованных в журнале, тоже приглашали. Однажды редактор газеты “Нойес лебен”, которая располагалась в том же здании, попросил меня написать о ком-нибудь из сельчан немецкой национальности. Так я познакомилась в черемисском с Амалией Филипповной, ее отцом Лемпе Филиппом Ивановичем и дочкой знаменитой телятницы. Еще школьницей она охотно помогала маме на работе. Так и вижу блистающие чистотой телятники и их, маму с дочкой, ласкающих животных.
— Некоторые мои товарки обижаются, что беру на себя много телят, — белозубо улыбается, помню, Амалия Филипповна. — А я же большая, сильная. Да и дочка помогает…
Кстати, заметка о них в газете поспособствовала найти родных и друзей, разбросанных во время переселения в разные края страны.
От Амалии Филипповны я и узнала, как ее и еще нескольких работниц Валентина Максимовна включила в родительский комитет школы с тем, чтобы они “заражали” своей любовью к животным — телятам, коровушкам — девочек-школьниц. “Ничего не упустит, — подумалось мне тогда, о Валентине Максимовне, — все-все в дело…”
Вот так, еще не прикоснувшись непосредственно к работе школы, которой руководила уже 25 лет Валентина Максимовна, я, приезжая в село или Колташи, “пожинала” результат ее усилий. Например, поведение школьников во время летних каникул неизменно привлекало мое внимание: подростки были всегда доброжелательны, общительны. Никогда не слышала я ни во время их купания на речке, ни во время вечерних рыбалок или прогулок уже затемно по единственной улице Колташей сквернословия, даже намека на что-то непристойное. Им рано давали возможность испытать, что такое чувство собственного достоинства.
Показательно в этом отношении одно ярко запомнившееся событие. Руководство совхоза и школы решило во время празднования юбилея совхоза (зима 85-го или 86-го) провести демонстрацию совхозной техники. Во всю длину главной улицы растянулась кавалькада сельскохозяйственных машин, ярко выкрашенных в красный, синий, оранжевый цвета. На белом снегу это смотрелось по-настоящему празднично. А за рулем каждой машины — трактора, комбайна, автомобиля или сенокосилки — сидел старшеклассник. И надо было видеть его глаза, наполненные радостью и гордостью.
Как же было об этом не писать!
И стоило мне написать что-то, связанное с жизнью и людьми Черемиски или Колташей, как все сразу узнавали и себя, и других, все это обсуждалось, передавалось из края в край.
Так было, например, с рассказом “Путь далек лежит”. Те, кто не нашел себя в прототипах, обижались даже. А уж в повести “Еще до солнышка” все оказалось (помимо моей воли) так узнаваемо! Даже художник Бухарев, оформляя книжку, словно не иллюстрировал, а просто приехал в Колташи и сфотографировал окрестности.
Словом, все подробности собственной жизни и истории не проходили мимо внимания здешних сельчан. Такие штрихи очень ценила и замечала и юная Валя, приехавшая в Черемиску в 1949 году после окончания двухгодичного Саратовского института. Она с первых дней полюбила и село с его богатой историей, и его людей с памятью о крепком старинном укладе, с их главной заповедью: труд, труд и еще раз труд на матушке-земле — вот их главный удел. Полюбила, прилепилась сердцем к простым и так понятным ей, выросшей тоже в крестьянской семье, людям. Убеждение ее в предназначении своем было так сильно, что не смогло не повлиять и на то искушение, которое довелось ей пережить через некоторое время.
В село приехал на побывку недавний выпускник Красноярской авиационной школы, а теперь уже старший механик по фотооборудованию самолетов Ленинградской авиационной академии, молодой и красивый Бесов Николай Александрович. И, как пишет в своей книге “Судьбы людские” Валентина Максимовна, “приехал, увидел, победил…”. В Ленинград возвращался с молодой женой.
Разве кто-нибудь упрекнул бы ее, если бы она и отступила от своей мечты — работать только в селе! Ведь Ленинград! Но, насладившись знакомствами с достопримечательностями города Питера, она затосковала по жизни в Черемиске, тоже родившейся, кстати, в петровские времена. Затосковала так, что начала худеть, бледнеть.
— Не климат мне здесь, Коля! Поедем домой.
И ведь убедила! И уехала с маленькой дочкой раньше мужа: у Николая Александровича была такая редкая профессия, что замену ему в авиационной академии искали более полугода.
В Черемиске и Валентина Максимовна, и Николай Александрович, сын учителя, устроились в школу. И она тут же поступила на заочное отделение филфака Саратовского пединститута. И почти сразу по приезде они начали строить свой собственный дом. Между прочим, в Черемиске это стало уже традицией. В это же время, ожидая своих невест с учебы, строили свои дома братья-близнецы Владимир Александрович и Игорь Александрович Климаревы, оба только что закончившие свои вузы двадцатичетырехлетние специалисты. Один всю жизнь проработал в совхозе главным инженером, другой — главным бухгалтером. А их будущие жены — Нина Борисовна и Валентина Николаевна — в школе.
Как-то спросила Владимира Александровича, почему бы им с Ниной Борисовной не получить благоустроенный коттедж, ведь заслужили. Он ответил, что они любят свой дом, где вырастили детей. Да и благоустраивать на городской манер свое жилище научились. И это тоже стало в селе традицией. Проводят свое местное водяное отопление, устраивают и ванную, и санузел, и кухню. Бывала я в таких домах: и мебель современная, и евроремонты, и ковры. И все — своими руками!
Успел и Бесов Николай Александрович в последний год жизни облагородить свой дом, построенный в молодые годы. Но домашние дела никогда не мешали ни Валентине Максимовне, ни Николаю Александровичу отдаваться работе в школе. Валентину Максимовну, как тогда говорили, выдвинули сначала в завучи, а затем она становится и директором школы. Но на хозяйственных делах ей скучно замыкаться, и она вскоре организует поэтический клуб “Лира”, который проживет в школе около тридцати лет.
Чем занимались сельские школьники в этом клубе? Конечно, много читали, следили за новинками. Чтобы раскрыть границы Черемиски, Валентина Максимовна посоветовала им написать письма поэтам, прозаикам, композиторам. И что же? Уже через год в клубе имелось огромное количество книг с автографами авторов. Некоторые писатели приезжали в село издалека. Например, Людмила Щипахина, Александра Кривицкая, Альбертас Лауринчюукас. Он об этом позднее напишет в своей книге “Вечные березы”: “В Лондоне из дворца, где находится коллекция Британского музея, я вышел, пораженный множеством редчайших, доставленных сюда из всех уголков мира ценностей… Из Черемисской сельской школы я вышел, восхищенный любовью ребят к книге”.
А вот что написала, познакомившись с работой клуба “Лира”, Александра Матвеевна Кривицкая в журнале “Литературное обозрение № 2, 1977 г.: “Здесь не проходят Гоголя, Шолохова, Есенина, Твардовского, а пробуждают в ребятах подлинную любовь к литературе, чтобы школьники воспринимали не только содержание произведения, но и образность языка, чувствовали музыку слова, понимали, как это может “на серые камни ложиться дремота”, “петь по-зимнему улица”, что полю “душно”. Школьники признаются: “Если раньше не принимали стихов, то теперь чувствуем, осязаем, слышим каждое слово”. Они много читают. Сами пишут стихи. На районных и областных конкурсах по литературе удостаиваются призовых мест, сочинения их отмечаются как оригинальные по мысли и лучшие по культуре письма”.
Глобальные, можно сказать, поставил перед собой задачи и Николай Александрович. Вместе с другом детства, а в те годы директором совхоза Валентином Васильевичем Кукарцевым, они решили дать школе списанную в совхозе технику, кое-какие строительные материалы, а школа будет готовить совхозу кадры.
Николай Александрович, можно сказать, один выполнил программу целого коллектива производственного технического училища. Но ведь нужна была не только теория, а и практика. И тогда школа получила в свое пользование землю. Гараж пополнился новой техникой. Была организована полеводческая бригада “Колосок”, первым бригадиром которой стал Саша Назимкин, будущий директор совхоза.
У школьников Черемиски каникулы стали пятой четвертью: с охотой работали они не только на полях, но и доярками, телятницами, заготавливали травяную муку, выращивали на пришкольном участке овощи.
Призвали на помощь и краеведение. Походы. Поездки по стране. Одновременно со сборами предметов старины пополнялся самоцветами геологический отдел будущего музея. И наконец школьный музей был открыт: для него построили домик во дворе школы.
Нельзя не вспомнить и о работе биолога Зинаиды Петровны Коровиной. Еще в начале шестидесятых в школу обратился за помощью лесник Половинкин Василий Иванович. И вскоре можно было видеть, как школьники расчищали лес для новых посадок новых саженцев, огораживали заказник для пятнистых оленей, заготавливали сосновые шишки, ягоды рябины, грибы и многое другое, чтоб зимой подкармливать птиц и зверей. Но особенно ребятам нравилось высаживать пушистые сосенки.
Конечно, главным для детей оставалась учеба. Идешь, бывало, по коридору во время урока. Тишина. Ни шума, ни выкриков, как бывает иногда в школах.
Поделилась своими наблюдениями с Валентиной Максимовной: мол, очень уж трудолюбивое в каждом классе настроение.
— Так урок у нас — самое главное время учебы. У нас закон: ни минуты не тратить на уроке попусту. На домашние задания мы не уповаем. Домашнее время тоже надо тратить с умом: на увлечения, на чтение книг, на помощь родителям по хозяйству.
И я подумала: “Вот если бы каждый учитель следовал этому правилу!”
И вот прошли годы. Из них самым проверяющим на прочность “государство черемисское”, воздвигнутое во многом благодаря усилиям школы, оказались 90-е годы. И что же? Люди не только не растерялись, не кинулись искать лучшей доли, но, наоборот, сплотились: создали кооператив, стали еще больше работать. Уехавшие было сельчане вскоре вернулись.
Вот откровения одной моей землячки, бывшей екатеринбурженки Татьяны Владимировны Носовой: “Я так счастлива, что живу здесь! У детей у каждого свое дело. Я не беспокоюсь за них, как волновалась за меня мама. Школа здесь прекрасная. Люди очень хорошие. И я при деле: руковожу академической детской вокальной группой, я методист детской филармонии при ДК”.
Похоже, село справилось с новыми для него испытаниями — испытаниями рублем. Не обошлось, естественно, без исключений. Вот что написала мне в начале 2000 года Валентина Максимовна: “Как самые счастливые, добрые годы в моей жизни вспоминаю те, когда мы общались. Когда можно было приехать запросто в Свердловск и привезти писателей в Черемиску. Не стало моего Николая Александровича. Некому меня возить. В Свердловске бываю раз в год с отчетом о работе музея. Музей передали в управление культуры, где никогда не бывает денег. Но я так не привыкла и хожу с протянутой рукой, чтобы провести реконструкцию выделенного под музей здания, построенного еще земством. В нем до революции размещалась церковноприходская школа. Я стараюсь быть оптимистом, хоть и вижу, как некоторые люди неузнаваемо изменились. Пишу новую книгу: старики уходят, хочется успеть записать их судьбы. Вот только — как ее издать…” (Первая книга “Мы живем в России вышла в 1997 году и была отмечена Демидовской премией”.)
Не очень-то оптимистическое письмо. Но книга “Судьбы людские” все же вышла. Издавали ее всем черемисским миром. В ней тоже говорится о переменах: “В селе постоянно что-то строится. Жилье, животноводческие фермы, пущена в эксплуатацию хлебопекарня, исполнилась мечта жителей и медиков — выстроено здание амбулатории, не уступающей по оборудованию городской. Увеличилось число магазинов и торговых палаток. Свой стройцех, парикмахерская, коммунальное хозяйство и служба “скорой помощи”. И всюду работают выпускники школы 60, 70, 80-х лет. Рабочие же сельхозкооператива “Черемисский” по-прежнему выводят хозяйство в число лучших в районе”. Да, все, кажется, не плохо, но слова: “Некоторые неузнаваемо изменились” сказаны.
Валентина Максимовна оставила школу в 1985-м. Но музеем, который получил статус сельского краеведческого музея, продолжает руководить. И снова — как и прежде. Музей, как и ДК, как и школа, превращается в настоящий культурный центр села и даже всего района.
“2000 год, — пишет она мне, — был насыщен событиями. В связи с получением гранта Сороса мы провели в Черемиске учебный семинар для музейщиков уральского региона… Я, как всегда, нахожу себе работу, загружаю себя, как в молодые годы…
“Недавно открыла новую экспозицию, — продолжает рассказывать она в письме. — У нас был богатый отдел о раскулаченных, репрессированных. Теперь появилась экспозиция, посвященная их детям. После выхода книги “Мы живем в глубине России” столько писем получила от потомков тех, кого насильственно выслали из родного села. Некоторые, помня о тоске родителей, дедов по родине, приезжали к нам. Память — великая сила!”
В книге “Судьбы людские” цитируется большое число писем о чудовищной несправедливости к работящим крестьянским семьям и о неиссякаемой любви их к родовым гнездам, к селу.
Из писем ко мне вижу, что работы у Валентины Максимовны после выхода ее книг прибавилось. Океан памяти разбередила она этими книгами. А ведь на каждое письмо надо ответить, послать книги по новым адресам.
Последний раз мы виделись с Валентиной Максимовной осенью 2006 года. Я шла к ней, а она — в музей. По-прежнему осанистая, со вкусом одетая. Лицо моложавое, как говорится, ни морщинки. И хоть у нее есть уже и правнуки, никому в голову не придет назвать ее бабушкой. И гордую свою голову она держит так, словно видит впереди себя дальше всех. Неожиданно, глядя на нее, думаю: “Вот идет Валентина Великая”.
Я смотрела на лицо этой женщины. На фоне разноцветья оно было так прекрасно. А вдали живая картина молодого сосняка. Поблескивает неутомимая, вечная труженица река. Мне вдруг так захотелось вновь приехать сюда молодой и начать все сначала.
Так же, наверное, думает и моя героиня, которой, правда, никуда не надо ехать. Думаю, что я по праву величаю ее Валентиной Великой.