Опубликовано в журнале Урал, номер 3, 2007
Валерий Черных. Откровения. — Екатеринбург: “Екатеринбургский Дом учителя”, 2006.
Почти полвека назад, озирая с поэтической эстрады переполненные трибуны малой арены в Лужниках, можно было горделиво предположить, что “стихи читает вся Россия, и пол-России пишет их”. Но даже в ту романтическую пору тиражи поэтических сборников были несообразно малы, если сравнивать их с числом посетителей московских поэтических ристалищ, так что — увы! — не читала стихи “вся Россия”. Тем более — не читает сейчас; нужно ли доказывать очевидное? Однако же в нынешних условиях стало несравненно легче издать книгу: не надо штурмовать Госкомиздат, был бы спонсор, — и посмотрите, как умножилось количество поэтических изданий! При том, что тиражи и вовсе сошли на нет. Отсюда резонно сделать вывод, что насчет пишущей стихи “пол-России” Евтушенко опять-таки был не прав: их пишет (тем более, наверно, писала в 60-х) если не вся, то почти вся Россия. Пишет (и писала), “не мысля гордый свет забавить”, не взыскуя славы или гонораров, а в силу безотчетной и не разгаданной наукой потребности души. Вот читают их совсем немногие: очень уж заняты мы собой.
Обсуждать эту загадку в короткой заметке просто неуместно, а вот проиллюстрировать ее на примере книги, о которой здесь пойдет речь, — самый, думаю, подходящий случай.
Дело в том, что книга Валерия Никифоровича Черных “Откровения” издана тиражом всего лишь сто экземпляров (кстати, не самым даже маленьким: встречались мне тиражи и 50, и даже 9,5 экземпляров — ну, это, конечно, ерничество). В сущности, только для друзей — какие бы то ни было амбиции, связанные с завоеванием читательской аудитории, в этом случае полностью исключены. Если бы такие амбиции имелись, то они непременно проявились бы много-много раньше, поскольку практически всю свою отнюдь не короткую жизнь Валерий Никифорович проработал в редакциях — в окружной военной газете “Красный боец”, в “Уральском рабочем”, а потом четверть века заведовал отделом публицистики в журнале “Урал”. Пусть даже самым высоким критериям его стихи не отвечали — не будем лукавить, хотя бы время от времени публиковать свои подборки он мог. Однако не стал, даже не пытался, и мало кто из окружающих знал о его поэтических опытах. Я, к примеру, не знал точно, хотя бок о бок мы проработали с Валерием Никифоровичем лет двенадцать — всю вторую половину его “уральского” срока. Лишь несколько лет назад я встретил два-три его стихотворения в коллективном сборнике — с приятным, кстати, удивлением, поскольку любительские стихи редко бывают хороши, а эти оказались очень даже неплохими. А теперь вот целая книга (изданная, как выяснилось из разговора с автором, опять-таки не по его инициативе).
Это именно книга, а не просто “сборник”: любители поэзии знают, что, при внешнем сходстве, это “две большие разницы”. В сборнике обычно бывает представлено “то и это”, книга же отличается цельностью замысла и внутренней стройностью. Поскольку это издание вышло не по инициативе автора и в известной мере даже без его ведома (дабы для него самого получился сюрприз), цельность внутренней организации соблюдена в нем не без огрехов. Думаю, автор не стал бы включать сюда стихотворения, приуроченные к конкретным событиям приватного, скажем так, масштаба: дню рождения внука, например, или “В день венчания Л. и Н.” — хотя, надо отдать должное, и они сделаны не без изящества. Таковых здесь, к счастью, совсем немного. Пожалуй, и еще кое-что можно было не включать в единую поэтическую “конструкцию” — нет сомнений, что если бы сам автор готовил книгу к печати, то он так бы и распорядился. Но все эти шероховатости, которые, разумеется, к достоинствам книги отнести нельзя, не мешают мне, читателю, почувствовать присутствие некоего общего плана, особенно интересного хотя бы уже потому, что он не был “выстроен” целенаправленными усилиями стихотворца, преуспевшего в “ремесле”, а сложился как бы сам собою в итоге осмысленного проживания жизни, со всеми ее превратностями и трагическими поворотами (увы, это не дежурная фраза).
Он, этот общий план, ощущаемый в основе книги В.Н. Черных, вдвое интересен еще и потому, что за ним угадывается не просто личность и судьба “отдельно взятого человека” (которая обычно привлекает уже своей “отдельностью”), но человека образованного, интеллигентного, не тщеславного, но и не склонного уступать (обычаю, общественному мнению, конъюнктуре) в своем понимании реалий и принципов жизни. Говоря проще, мне было интересно читать эту книгу не потому, что я находил в ней особенные поэтические красоты, а потому, что все время возникало ощущение диалога с весьма незаурядным собеседником по поводу близких и мне, как ему, проблем.
Проблемы эти бессмысленно обсуждать на уровне житейской логики или даже научного “дискурса”: там и там легко было бы либо воспарить в эмпиреи отвлеченного смысла, либо скатиться к банальностям обыденного мышления, но при этом все же не освободиться от их реального груза, тяготящего душу. Есть вещи, о которых лучше, наверно, не рассуждать, а “вчувствоваться” в них, примерить к себе… Для того-то как раз незаменима поэзия — не выстраивание словес в размеренном порядке, а приближение к не поддающимся абстрактному мышлению первоосновам бытия. Этим путем и движется Валерий Никифорович Черных, и потому следовать за ним интересно.
Точка отсчета этого пути определяется сразу, в самых первых строчках книги: “Года пролетают над нами, / Свой каждому выверен срок”. Вот этот “выверенный срок” ощущается во многих стихах, потому что: “Одно мгновенье — наша жизнь, / Лишь капля в бурном море”, и это не дано (видимо, к счастью) понимать молодым, зато с какого-то возраста: “Поезд мой /под уклон / все стремительней мчится. // Полустанки мелькают, / как жизни года”. И что лукавить: уже близка конечная станция; я бы счел бестактным писать об этом, если бы в стихах Валерия Никифоровича этот мотив не был одним из ключевых.
Близость к финалу изменяет ракурс восприятия времени: тут нынешнее органично соединяется с далеким прошлым, тут возникает надобность уже не в критериях оценки происходящего, а, если можно так сказать, в критериях оценки самих критериев. Да, что-то было важно, а что-то, возможно, и не столь существенно в прожитой жизни, но сколь важна была сама эта жизнь? Этот вопрос сильно упрощает возобладавшая нынче религиозная точка зрения, представляющая земную жизнь человека как предуготовление к блаженной вечной жизни. Валерий Никифорович, приближаясь к финалу, позволяет себе не приспосабливаться к радикально изменившейся конъюнктуре, но сохранять верность своим выношенным, хоть нынче и непопулярным, убеждениям, оставаться самим собой — атеистом, осознающим конечность своего земного пути и ответственным не перед мистическим демиургом, а перед теми, с кем рядом жил, и перед самим собой. Диапазон осмысления им этой ситуации широк и многогранен: тут и вопрос — напрямую — о вере в Бога (“Нет, мне совсем не жаль, / что нету бога, // Мне только очень жаль, / что нет души”), и — с долей грустного юмора — о том, что будет после смерти:
Он набожен. Когда умрет,
То “Тлен” обрящет титул “Мощи”.
Я — атеист, и здесь исход
Звучит правдивее и проще:
Мой прах стыдливо назовут —
“Останки” иль пугливо — “Труп”…
Но —
… все ж нет смысла в слове “Прах”,
Покуда жизнь горит в глазах!
Тема финала жизни в книге В.Н. Черных ключевая, но не подавляющая (скажем так): она лишь оттеняет главное — тему наполнения самой жизни. В жизни, считает автор, очень много такого, ради чего стоило (и стоит) жить. В книге много реминисценций, связанных с обширным и глубоким читательским опытом автора, много того, что он называет “памятью когда-то пройденных дорог, — от ранних впечатлений невозвратного детства до воспоминаний о душевных дружеских застольях (“Вы все не понаслышке знали: / Любил пображничать старик”). А более всего — о близких людях, особенно о внуках, о правнуке. У него свое представление о бессмертии: “Потомков памятью согрет, / Не погружусь во тьму забвенья. / А это значит — / смерти нет, / Есть только / жизни продолженье”.
Вообще говоря, книга В.Н. Черных многогранна по тематике и поэтическим формам, в ней много мудрости и остроумия; о ней бы подробнее поговорить. Но скорее всего — из-за микроскопического тиража — читателю она никогда не попадет в руки. А все же мне хотелось сказать о ней — по крайней мере, по трем причинам. Во-первых, если хотите, в назидание тем, кто стремится выбиться в поэты, не соразмеряя “амбиций и амуниций”: даже преувеличенно трезвое отношение к своим возможностям более, оказывается, достойно уважения. Во-вторых, Валерию Никифоровичу осенью нынешнего года исполнится 85 лет — здоровья ему и бодрости духа! В-третьих, в юбилейный год журнала очень уместно вспомнить о том, какими людьми создавалась его репутация.
Валентин ЛУКЬЯНИН