Народная психотипическая комедия в шести лицах
Опубликовано в журнале Урал, номер 2, 2007
Константин Костенко — лауреат драматургических премий “Новый стиль” (Новосибирск, 2002), “Евразия” (Екатеринбург, 2003—2006), “Действующие лица” (Москва, 2005). Дипломант фестиваля дальневосточных СМИ “Новое время” в номинации “Лучшая авторская программа” (2004). Пьесы публиковались во французском сборнике современной русской драматургии (2000), сборниках пьес победителей конкурса “Евразия”, журнале “Урал”, альманахе “Современная драматургия”. Проза публиковалась в журнале “Урал”. Живет в Москве.
Хопца-дрица-ламца-ца
Народная психотипическая комедия в шести лицах
ВСТУПЛЕНИЕ
Почему же все-таки “хопца-дрица-ламца-ца”, как это переводится?
Ну, во-первых, это никак не переводится, а во-вторых, как раз это и хорошо.
Кавказец жарит барашка, пьет вино “хванчкара”, потом танцует и кричит что-то в этом роде: “ассаа!” Американский пастух после тяжкого труда заходит в салун, выпивает виски, приплясывает под банджо и визжит: “йййиии-хааа!..” Таким образом все эти люди выражают кипение жизни, которое переполняет их и рвется наружу.
Возьмем историю нашей страны. Всё вроде бы идет гладко, всё как будто бы наладилось и устаканилось, и вдруг — хопца-дрица-ламца-ца! И тут же всё переводится на другие рельсы и едет в другую сторону. Едет, едет, и тут снова — хопца-дрица-ламца-ца! И тут же всё резко разворачивается и едет туда, откуда только что приехало.
Невозможно рассказать, что такое “хопца-дрица-ламца-ца”. Это можно только показать. Это может выглядеть примерно так… (Показывает.)
В каждом из нас есть эта “хопца-дрица-ламца-ца”. Это одновременно и источник всех наших проблем, и то, что не дает нам закоснеть, застыть в одной форме, как обожженный кирпич.
Психология — въедливая и подробная наука. Но психология так же далека от настоящего, живого человека, как ящерица от своего хвоста, который она отбросила еще год назад. Тебе говорят: “Ты — флегматик и дурак”. И ты тянешь этого “флегматика” на загривке почти четверть своей жизни. Но потом вдруг происходит следующее: хопца-дрица-ламца-ца!.. И уже нет ни флегматика, ни тебя. Точнее, ты есть, но кто ты и для чего — на это уже не способны ответить ни ты, ни тем более психология.
Сейчас вы увидите портретную галерею. Шесть портретов, шесть психотипов, шесть психологий. Шесть разных психологий, и у каждого — своя, неповторимая “хопца-дрица-ламца-ца”.
Но самое главное здесь, наверное, будет заключаться в том, что, несмотря на все отличия и непохожести, которые вы найдете в этих шести лицах, объединяет их одно очень важное качество: все они — люди. Каждый из них со своей правдой, со своей неправдой; в каждом из них вы можете увидеть своего знакомого, своего коллегу, своего соседа, даже, возможно, себя. Но одно не вызывает никаких сомнений: всё это — люди. И как раз это мы и хотели бы сделать одной из главных мыслей нашего спектакля.
ЧЕРНЫЙ ЮМОР
1
Вот говорят — да? — “от судьбы не уйдешь”. Ну, это еще с какой стороны посмотреть!.. Я, например, видал одного: сначала пешком шел, — уйти пытался. Потом на черную “Волгу” пересел — и как стартанёт!..
А что делать, например, человеку, когда фамилия не соответствует?.. Вот у меня: и судьба, и фамилия, я считаю, достались мне незаслуженно. Можно сказать, случайно.
Что у меня за фамилия? Несмеянов. (Широко улыбается.) Согласитесь: дико, в принципе!..
2
В принципе, у меня юмор — первое дело. Педалирую практически всеми категориями: черный юмор, белый… Даже голубой — и тот в свое время изучал… Но главная моя специализация, конечно же, черный юмор… Знаете, почему “черный”? Потому что бьют по-черному. За шутки эти.
Я так рядом с подъездом вечером выйду, сигарету с фильтром стою курю. “Здравствуйте, — говорю, — Петр Яковлевич! Как дела?” — “Плохо”, — говорит. И подходит и начинает мне… Как будто я спрашиваю у него, что болит… Я ж просто сосед, — не терапевт участковый!.. Это ж коню ясно: если, допустим, стою возле подъезда, сигарету курю, — это ж понятно, что я хочу услышать ответ вполне определенного типа!.. Я, допустим, спрашиваю вас: “Как дела?” А вы мне должны ответить: “Отлично!” Или там, допустим: “Вэри вэл!” Если, конечно, элементарная эрудиция позволяет мысль пролонгировать.
Вот смотрите, американцы — да? Ведь молодцы ребята: время даром не теряют. Он ему: “Хау ду ю ду?” А тот ему: “Файн!” А потом тот того встречает и тоже ему: “Хау ду ю ду?”… Хотя с другой стороны — чего спрашивать? Если заранее известно, что “файн”… И проходили бы мимо без лишних слов.
А наши, — вы видели? Ты ему только скажи: хау ду ю ду… И всё — и забудь про покой. Потом уже совковой лопатой будешь вот так, плашмя ему — по роже по этой его!.. И ничего: только звон будет идти. А он как жаловался, так и будет продолжать. Пока не упадет, в принципе… Не файнят вообще!..
3
У меня сосед, в принципе… Летом с балкона так смотришь: он свое “Жигули” тяпками обвязал, и всё семейство у него там: жена, он сам и два сына — ростом с меня… И, главное, все в трико с лампасами! На дачу собрались!.. И так, в принципе, каждый выходной… Я ему с балкона — стою так, сигарету курю, — и оттуда ему: “Хау ду ю ду?” — говорю. А он мне: “Хорошо! — говорит. — Замечательно!..”
Главное, единственный человек в доме, которому я не завидую… И он мне отвечает, что у него чё-то там “замечательно”!..
Ладно, думаю, прочухаю тебя на досуге: применю в отношении тебя черный юмор… Я только хочу ненавязчиво предупредить, что пользуюсь юмором с прагматической стороны. Проверяю — на самом деле у человека всё хорошо или, как говорится, под дурака мне косит. Тоже типа — американец… Посмотришь так иногда: стоит какой-нибудь, зубы скалит. А по роже сразу видно, что юмора — как у камбалы. У той тоже вот так — рот на одну сторону перекоё… это… типа смеется. А на самом деле чё? Да ничё — через пресс в свое время пропустили, теперь лежит в море, тащится потихоньку.
Ладно, — стою вечером рядом с лифтом, сигарету курю. Жду, когда с дачи вернутся… Смотрю, входят: рожи грустные, и каждый на горбу по мешку картошки тянет.
Сразу подхожу: “Сосед, — говорю, — у меня, — говорю, — к тебе две новости. Одна, — говорю, — плохая, третья — еще хуже… Первое, — говорю, — лифт только вниз едет. Вверх — вообще не это… Даже не пытайся… А второе, — говорю, — у тебя квартира сначала сгорела, потом ее залило, а потом, — говорю, — газ на кухне взорвался… Тебя это ничё, не сильно расстроило?..” — говорю.
Вы не поверите: в первый раз видел, чтобы так по лестницам с картошкой скакали!.. А впереди еще семь этажей!.. Во, во, думаю: трико с лампасами натянули, и давайте — олимпийскими темпами!..
Буквально через две минуты слышу: назад топают… Ну всё, думаю, Василий Степаныч Несмеянов, — настала, думаю, пора получить за черный юмор сполна… Выдадут, думаю, сейчас кексов…
Стою, нарочно сигарету с фильтром курю… Смотрю: блин!.. — они обратно с мешками бегут!.. А внутри — снова картошка!.. Нет, чтобы там, наверху, выложить всё, бросить!.. Я так сразу логически мыслю: всё, думаю, кабздец!..
И всё: началась экзекуция. Один перед рожей у меня встал. А два других сзади, под локти держат… И картошкой меня кормят!.. “Фашисты!.. — кричу. — Хау ду ю ду!..” Хотел так, по-американски: чтобы время на меня не теряли, — поскорее чтобы отстали на фиг…
Кричу соседу: “Смотри, — говорю, — какое я тебе облегчение доставил!.. Ты, — говорю, — думал, что у тебя в хате — потоп, пожар!.. А что оказалось?!..” — говорю… Думал, поймет. Куда там!.. Уже, в принципе, шестой килограмм в пасть мне засовывает!..
Всё, думаю, на интеллигентность давить бесполезно… Кричу прямо в рожу ему… Прямо вот так, прицельно (понимаешь, чтобы звуковые волны об лицо вот так на две половины расщеплялись и прямо чтобы в уши ему), — в общем, кричу: “Ты ж, — говорю, — в принципе, жадный мужик!..” Кивает, блин: согласен. “Так разве ж, — говорю, — ты для этого свою картошку копал и окучивал, чтобы мне ее всю скормить?!..”
И всё: сразу же отпустили и пошли. И еще так пошли, с таким видом, типа — победители… Живого человека картошкой накормили!.. И хоть бы капля юмора после этого проснулась! Фиг! Как ездили на дачу в трико с лампасами, так и продолжают, в принципе!..
4
Теперь что касается моей элементарной жены… Понятно там — жизнь идет, цветы повяли… Но я ж не этот — как его?.. Глаза еще такие… Тушканчик!.. Коленки в обратную сторону согнул… И пошел!.. Через Каракумы!..
И вот сидит она там, жена моя… Мелодраму смотрит!.. Я в зал так выхожу: “Любишь меня, — говорю, — или нет?.. Если не любишь, — говорю, — щас вон на балкон выхожу — и вниз “солдатиком”!.. И всё, — говорю, — и никогда больше не увидишь этого человека живьем! Только на портрете, в принципе!..” Сидит, главное, плачет. Кто-то умер у нее там, по сюжету… А я так представил себе… Что с 2-го этажа лечу… У самого аж слезы, в принципе… А эта сидит, блин!..
Ну, думаю: щас я тебе, думаю, пошучу!.. На балкон так вышел… У меня-то юмор давно заготовлен, заранее… Я ж не дурак. Я просто веселый человек… Соседу так с верхнего этажа по арматуре стучу, знак подаю… Он мне трап вертолетный бросает — и всё. Дальше уже сидим у него в зале, матч смотрим. При этом шутим: нормально, по- белому.
Ровно через 3 часа спускаюсь. Как белый человек: по подъезду… Чтобы спокойным казаться — чтоб не было этой эйфории на роже (знаешь?), — стою так, сигарету с фильтром курю… Звонок так нажал: “Это я! — говорю. — Я, — говорю, — вернулся!..” И сразу же дверь так открывается… И меня — цоп тока!.. И меня же ко мне домой тянут!.. Причем насильно!..
Потом уже, в принципе, разобрался. Жена, когда фильм закончился, — она на балкон так вышла, а там — … В общем, я ее прекрасно понимаю… Она сразу же — на телефон и ОМОН вызывает. И наряд кардиологов для себя.
Смотрю, она где-то там с полотенцем вокруг башки упала, лежит… Я ей туда — через чьи-то руки, через белые халаты, — кричу, в общем, ей: “Это, — говорю, — был юмор!.. Неужели, — говорю, — не понимаешь своими куриными мозгами, что когда человек выходит на балкон и не возвращается… — что это, в принципе, смешно?!..” — говорю.
Ее спрашивают: “Вы, — говорят, — знаете этого человека?” Она в мою сторону так посмотрела… полотенце так еще на брови сползло… И вот это меня вообще поразило!.. “Нет, — говорит, — я, — говорит, — этого человека не знаю”. Я кричу: “Чё ты там педалируешь, чё педалируешь, — говорю, — при посторонних?!.. Мы уже, — говорю, — 19 лет расписаны, а ты, — говорю, — так до сих пор меня и не узнала?!.. Ну, — говорю, — знаешь..?!..” И всё, — и смирился. И повели меня под руки.
В дежурку посадили. “Фамилия?” — говорят… Я так — чисто рефлекторно: “Чарли Чаплин”, — говорю… Главное, даже шутить не намерен был… Конечно, — после такого потрясения!.. И даже не побили. Так, чисто инстинктивно отпустили.
5
А один раз кто-то из знакомых на мобильник звонит: там, говорит, возле фонтана американцы собрались, — туристы… Я быстрее — туда. Ну, думаю, наконец с людьми коммуникабельно пообщаюсь!..
Прибегаю, смотрю: а эти, — они сразу же от остальных отличаются. Во-первых, походки: как журавли: спины прямые… И смотрят вот так: поверх горизонта: в будущее… И главное, не глазами, а фотоаппаратами… Я к одному так подбегаю, — по спине его так — хлоп тока! “Хау ду ю ду!” — говорю. И улыбку заранее сделал: жду ответ определенного типа. А этот… Ну, сплошные разочарования, в принципе!.. Поворачивается… И самое короткое слово мне в русском языке!.. Переводу, в принципе, не поддается…
Главное, всю жизнь прожил с мнением, что Штаты — единственная страна, где есть юмор, — где, в принципе, каждый второй должен файнить!.. А на чистом примере что оказалось?!.. Они там друг дружке так: “файн”, “файн”. Из последних сил так держаться… А потом личному психоаналитику всю бурду свою разом так — пщщщ! И смыл за собой. И опять у него всё “файн”… И всё это за грины, за баксы, — заметьте!.. А я, блин, каждый вечер — возле подъезда только вышел покурить… — и почти то же самое совершенно забесплатно вынужден хавать!.. И где, спрашивается, справедливость?!..
Расстроился там — возле фонтана… Потом смотрю, один из них там — мобильником так прицелился: фотает. Типа показать: высокие технологии у него там… А я на днях как раз к своей мобиле бритву аккумуляторную подсоединил. Спайку там сделал, туда-сюда… Нет, — удобно, в принципе: в любом месте сел так — хоть в кресле в парикмахерской, хоть где, — сидишь так, бреешься чисто рефлекторно… И подхожу к этому, который мобилой своей на фонтан нацелился, — и демонстративно так — стою, щетину телефоном на шее сбриваю… Этот аж рот настежь раскрыл… “Хау ду ю ду?” — говорю… Стоит, ротацию делает. Даже ответить мне, как следует, забыл… Я уже сам — чисто рефлекторно ему: “Файн, — говорю, — надо отвечать. Файн…” Прикурил от мобильника и пошел… Нарочно так — не спеша… Я видел — у них ковбои так ходят. Когда кому-нибудь отомстят.
6
А насчет голубого юмора, — его желательно на голубом глазу делать. Но это — в чисто мужской компании. Когда все уже на “синюю волну” плотно сели.
Вот например. Мой друг за столом сидит, стакан в горло опрокидывает, а я ему в этот конкретный момент: “А чё это, — говорю, — у тебя там такое?!.. На лбу, — говорю, — висит!..” Поперхнулся, закашлялся… Еще, главное, обиделся на меня!..
Я ж говорю: редко кто файнит в нашей стране. Плохо у людей с юмором…
КУЛЬТУРНОЕ ЖИВОТНОЕ
1
Ну, я не знаю, не знаю прямо… Ведь как у нас обычно делается в таких случаях? Выходит кто-то и говорит: “Добрый вечер, уважаемые господа!” Или: “уважаемые дамы и господа!”… Но мы же с вами цивилизованные, культурные люди!.. Зачем, к чему вот это? Выходит кто-то и говорит: “Ну что, животные?!.. Обезьяны, орангутанги! Носороги и козероги!..” Некрасиво, согласитесь? Некультурно… Всем понятно: я — животное, ты — животное, он — ископаемое… Но ведь есть вежливость, этикет. А если это есть, это же надо как-то использовать, так?.. Не знаю прямо, не знаю… Итак — здравствуйте, уважаемые дамы и господа! Добрый вечер!
2
Во-первых, то, что касается моих очков… Одни думают, что я тайный агент, другие считают меня слепым. Ни с теми, ни с другими я не спорю. Те, кто считают меня слепым, иногда уступают место. Те, кто думают, что я агент, при моем появлении встают — я сажусь туда, где они сидели… Но ни те, ни другие не догадываются, что я прячу глаза, потому что в моих глазах ум и проникательность.
Один мой сверстник коллекционировал марки, другой — поздравительные открытки, третий — рентгеновские снимки артистов театра и кино. Я решил, что надо быть оригинальным, и стал коллекционировать людей… Я коллекционировал людей, которые мне доверялись, к которым я проникал в душу, а потом обманывал. Для того чтобы люди не видели, что я умнее и проникательнее их, я стал надевать очки… Все люди, которые ходили вокруг меня, понимали, что они животные, они понимали, что животным могу оказаться я, но никто из них ничего не предпринимал — и в результате я проникал в них без мыла и подшивал в свою коллекцию.
3
Дома у меня, кстати, чистота и порядок. Вежливость и этикет… Семья видит меня без очков, каждый у меня в семье знает мой ум, — знает, что если что, то я могу и проникнуть, и поэтому ведут себя в соответствии с этикетом… Дома я не плюю и не сорю. Но как только я выхожу за пределы квартиры… Мы же с вами цивилизованные люди!.. Если я выхожу за пределы своей квартиры, я сразу же оказываюсь не у себя, а у вас. Поэтому за пределами своей квартиры я плюю и сорю… Не знаю прямо, не знаю… Тьфу!..
4
Первый, кого я подшил в свою коллекцию, была моя престарелая мать. Я принес ей из школы дневник (там стояли оценки за год), я показал его ей в перевернутом виде, и она ходила и рассказывала, что у ее сына одни “пятерки” и только одна “тройка” — по физической культуре…
Моя же мать, эта доверчивая старушка, оказалась в моей коллекции последней. Я вывел ее во двор, покрутил ее вокруг своей оси, чтобы она потеряла ориентиры, потом сказал ей “пошлите домой, мамаша” и доставил ее в дом престарелых — куда она так не хотела… Я понимаю: я поступил невежливо. Я вел свою мать через весь город, пешком. А ведь можно было культурно: на общественном транспорте… Просто в тот раз моей матери задержали пенсию… Вежливость вежливостью, — а каждый должен платить за себя сам, из своего кармана!.. Мы же с вами цивилизованные люди, — должны понимать!..
5
В свое время я изучал научные труды. Я изучал теорию Дарвина и теорию Фрейда. Из всего этого я сделал два вывода. Первое: человек это животное. Второе: животное, которое думает только в одном направлении… Теперь я знаю, что если художник рисует женщину, архитектор проектирует башню, а бурильщик добывает нефть, — я теперь точно знаю, о чем они все на самом деле думают…
Я изучал исторические труды. Я узнал, что Александр Македонский, который был настолько проникательный, что уже в 25 лет подшил в свою коллекцию почти половину земного шара, — что это животное, оказывается, когда умерло, приказало, чтобы у него из гроба торчали две руки… Я думал над примером Александра Македонского всю ночь… Во-первых, мне было досадно, что мне давно уже не 25… А во-вторых, я никак не мог понять, зачем этот проникательный человек высунул из гроба руки?.. От напряженного мыслительного процесса утром у меня образовался геморрой… Я не знаю, — вроде бы, по всем правилам, человек должен думать головой… А тут… совершенно противоположное направление, я бы сказал…
6
В одной научно-просветительской передаче, которая шла по телевизору, я узнал, что мать президента Соединенных Штатов Америки всегда повторяла своему сыну: “Ты станешь президентом, сынок! Ты сможешь!..” Не знаю, — меня это так вдохновило!.. Тут же поймал своего спиногрыза… За волосы его в прихожей схватил. Лицо вплотную приблизил… “Сынок, — говорю, — ты будешь президентом! Ты, — говорю, — сможешь!”… Только на минуту представил себе, что я — отец президента!.. Это ж как коллекцию пополнить можно, пользуясь родственным положением!.. Смотрю, — а у этого: из носа — течет, глаза — по сторонам бегают… Ну, животное!.. Макака-резус!.. Разозлился: “Будешь, — говорю, — президентом?! Будешь, — говорю, — животное, президентом или нет?!..” Всю руку себе отбил… У него ж голова… Сверху — черепная кость, а внутри… Опять то же самое!.. Не знаю прямо… Президентом, конечно, вряд ли уже получится… Хоть министром культуры его сделать, что ли? Или образования?.. Я-то — научно подкован: теория Дарвина, теория Фрейда…
7
Не знаю, не знаю прямо… Никак не могу понять, почему кое-кто — не будем показывать пальцем — не пользуется своим кое-чем… Возьмем брата моей жены… Кстати, — жена… Гиббон!.. Руки уже от сумок с пакетами… Не знаю прямо… Ей уже ногами можно не пользоваться!.. Отпилить их!.. Страус получится, — я не знаю… Культурно ей предлагал, — цивилизованно: “Давай, — говорю, — будем ходить по магазинам вместе. А то, — говорю, — у тебя в руках сумки… А так, — говорю, — я, — говорю, — буду расплачиваться, а ты носить…”
И братец у нее… Культуры, естественно, ноль… И рот… Открывается, как будто вообще… — ни щек, ни затылка… Подбородком до пупа доставать можно… На спор, за деньги… И все время повторяет, что мать у него — балерина, а отец — чемодан… Выпивший возле почтового отделения встал, — к стене прислонился… Так ему в рот письма класть стали! Думали, почтовый ящик!.. Предлагал ему: “Давай, — говорю, — пойдем в сбербанк! Возле окошечка, — говорю, — встанешь, глаза, — говорю, — зажмуришь, рот раззявишь!..” Ограниченное создание!.. Пришлось самому в него проникать. В гости ко мне в квартиру придет, колбасу с сыром только — со стола, — только свою нижнюю створку откинет… И не поймет: почему к нему в желудок ничего не падает… Дебил! Павиан! Никак не поймет, что я предварительно к каждому кружку колбасы, к каждому пластику сыра, — что я к ним нитку подшил и дергаю, пока этот… сын чемодана мои продукты жрать собирается!.. Животное!.. Не поймет, что у меня — ум и проникательность!..
А без ума и научных познаний в наше время куда?.. Мы-то с вами культурные, — должны понимать…
ТУПОЙ ВИЛЬГЕЛЬМ
1
Иногда, когда у меня бывает свободное время, я выхожу на улицу и спрашиваю: “Скажите, кто знает человека с именем Вильгельм?” Я спрашиваю у знакомых, у незнакомых, в гостях, на работе: “Покажите мне, пожалуйста, человека с именем Вильгельм!” Никто не знает, что ответить, все теряются и прячут глаза. Потому что людей с именем Вильгельм по всей России — это, наверное, только я и немецкая овчарка, которая живет у моей троюродной сестры, которая сейчас живет в Череповце.
2
Так вот, брат моего отца, мой дядя, в тот день, когда мне исполнилось одиннадцать, подошел к моему отцу и сказал: “Зачем ты назвал его Вильгельм? Почему не назвал Ваней, по-русски? Когда человека зовут Иван, то здесь сразу понятно, что перед тобой — дурак. Но когда у человека имя Вильгельм… Нельзя же, в самом деле, так злоупотреблять людским доверием!..”
Кстати, у дяди тоже было нерусское имя. Его родители назвали его Жан-Жак. Его родители тоже не предполагали, что из дяди получится. Дядя жил вместе с нами, в одной квартире. Он лежал на диване, курил, сбрасывал пепел в пробку от шампанского, потом подзывал меня и говорил: “Ну что, — говорил он, — Вильгельм Николаич Огурцов? Вот лично меня, — говорил он, — назвали в честь великого французского философа. А в честь кого назвали тебя?” Я терялся, я начинал прятать глаза, а дядя протягивал мне окурок и говорил: “Если тебя зовут Вильгельм и ты даже не знаешь, в честь кого, то вот тебе тогда бычок, пойди, затуши его об унитаз и обязательно смой”.
Дядя презирал меня, и, возможно, где-то он был прав.
3
Так вот, с чего у нас с дядей началось. Началось с того, что дядя намочил голову под душем, попросил передать ему шампунь, я поднес к его руке пластмассовую бутылочку… Откуда я мог знать, что там серная кислота?! В которой мой отец отмачивал рыболовные крючки: чтобы они ярче блестели!.. И вот так, в возрасте 27 лет, мой дядя остался без волос на голове. Дядя, конечно, не растерялся, дядя заказал себе парик… — с такой аккуратной челочкой, а-ля Кобзон… — а я с тех пор — и всё это благодаря моему дяде, Жан-Жаку Карапузову, — я с тех пор понял, что я неизлечимо глупый, никуда не годный ребенок.
Мне хотелось как-то оправдаться перед дядей, — так сказать, замять этот инцидент с его больной головой. Которая стала сиять ярче рыболовной блесны… И вот однажды, когда мне исполнилось двенадцать, я взял в руки дядин парик, посмотрел на дядю, который спал на диване… Я представил: дядя идет по улице, у дяди на голове парик, сверху жарит солнце… Я решил, что я усовершенствую дядин головной убор: я отрезал от кепки отца, в которой он ходил на рыбалку, длинный прозрачный козырек и пришил его к дядиному парику… Я всё ждал, что вот сейчас дядя подойдет, схватит меня за руки и закричит: “Вильгельм! Да ты же, блин, гений, черт возьми!..” Я ждал этих слов весь день, весь вечер. Дядя уже давно проснулся, надел парик, ушел на свидание… А я всё ждал.
Поздно вечером дядя вернулся. Молча он приблизился ко мне, схватил меня за волосы на голове… Откуда я мог знать, что у дяди не деловое свидание?! Откуда я знал, что в тот вечер решалась “дядина судьба”?!.. Несколько лет подряд после этого дядя лежал на диване, качал тапочкой, которая висела у него на большом пальце ноги, и кричал в мою сторону: “Вильгельм, падла! Это из-за тебя она узнала, что я лысый!.. Всё из-за тебя, Вильгельм!..”
А через несколько лет после этого дядя встретил ее на улице. Она как раз шла под руку с другим мужчиной. Причем абсолютно лысым… Откуда дядя мог знать, что ей нравятся исключительно лысые люди?.. Но уже было поздно, и во всем был виноват я, Вильгельм Огурцов, — глупый ребенок, ломающий чужие судьбы.
4
Так вот, еще тогда, в моем светлом, если можно так выразиться, детстве я прочел сказку об Иване-царевиче… Несмотря на то, что говорил мой дядя, мне все-таки хотелось думать о себе не как о дураке, а как о царевиче… Так вот, там, в сказке, царевич шел и — так, между делом — постоянно кого-нибудь выручал. Он вызволил из беды почти всю зоологию. Он помогал всему, что шевелится. А те ему: “Ничё, мы тебе когда-нибудь пригодимся!..” Так вот, я наивно верил в то, что животные действительно помогают! Я доставал кошек с деревьев, я помогал таким же лысым, как мой дядя, птенцам снова попасть в гнездо, я не давал рыжим муравьям глумиться над черными… Но всё это закончилось в тот день, когда мне исполнилось четырнадцать.
В тот день я подошел к своему дяде, Жан-Жаку Карапузову… Человеку, который облысел не от занятий философией, а от серной кислоты!.. Так вот, я подошел к дяде и рассказал ему, как только что вырвал из лап паука муху. Я захлебывался от восторга! Я был счастлив, что хоть кому-то еще в этой жизни я могу быть полезен!.. И что же сделал человек по имени Жан-Жак?.. Дядя рассмеялся мне в лицо и сказал, что в четырнадцать лет можно быть и поумнее. А я с тех пор зарекся кого-либо выручать… Конечно, как я мог не поверить дяде? Ведь он был старше а, следовательно, умнее…
5
Так вот, ровно в 18 лет — отчасти из-за того, чтобы доказать человеку по имени Жан-Жак, что “Вильгельм” и “дурак” это не одно и то же, — в 18 лет я подал документы в университет. Я выбрал самый, как мне казалось, умный факультет: “прикладная математика”.
Но почти на первой же лекции преподаватель алгебры буквально растоптал все мои представления о том, что такое “умно” и что такое “не умно”. Он объявил нам, студентам, что математика это самое бесполезное и тупое занятие, какое только можно себе представить. Он сказал, что знание интеграла, например, пригодилось ему в жизни только один раз: когда ключи от квартиры оказались в унитазе и он, не зная, как их оттуда достать, вспомнил интеграл, соорудил из алюминиевой проволоки такую, своеобразную загогулину — и подцепил ею ключи.
6
Так вот, с математикой я расстался. Я подумал: какая профессия могла бы соответствовать моим умственным способностям? Я вспомнил русские анекдоты. Кто у нас самый тупой и недалекий? Чукча и прапорщик. Я подумал, что чукчей мне уже не быть… Что же касается прапорщика…
Так вот, пройдя курс в школе прапорщиков, я был определен на военную продовольственную базу. Мне было дано боевое задание: считать банки с тушенкой и со сгущенкой. Честно скажу, мне это занятие нравилось. Мне вообще нравилась армия, — нравилось, что там всё понятно и доходчиво: ремень подтянут, руки по швам. И всё это раз и навсегда. А не так: человека зовут Жан-Жак, а он лежит на диване и кричит, что я падла!..
7
Так вот, возвращаюсь к моему дяде, Жан-Жаку Карапузову. Когда я приехал домой — в форме, в сапогах, с коробкой мармелада типа “апельсиновые дольки”, — мой дядя был очень рад моему появлению. Он подошел ко мне и сказал: “Вильгельм, мало того, что ты всю жизнь был дураком, так ты теперь еще и прапорщик?!.. Поздравляю, поздравляю!” После этого он выхватил из моих рук мармелад, улегся на диван и уже через каких-то 20 минут сожрал почти четверть коробки… Короче говоря, дядя нисколько не изменился: он был всё так же умен и отличался умением жить.
8
Так вот, должен заметить, что дядя тоже прошел курсы. Это были трехдневные курсы менеджеров. На этих курсах дядю научили включать и выключать компьютер, показали, как при помощи карманного калькулятора извлечь процент, и еще научили — с такой, особой интонацией — говорить кому-нибудь в лицо: “Это ваши проблемы!..”
Дядя устроился в трахтинговую компанию. В этой компании все занимались трахтингом мозгов.
Став менеджером, мой дядя Жан-Жак Карапузов объявил, что он понял, в чем смысл этой жизни. Он понял, что нужно быть богатым. Он считал, что он, Жан-Жак, — богатый, а я, Вильгельм, — бедный. Он заказал себе 30 штук париков — сразу на все случаи жизни — и познакомился с десятью бездетными женщинами — тоже на все случаи.
Каждый сезон менялась мода, каждый сезон дядя выбрасывал то, что еще не сносилось, потом бежал и покупал всё новое. Армия одела меня с ног до головы: летом я носил фуражку, зимой шапку-ушанку. Мода на меня не действовала. Моему дяде Жан-Жаку Карапузову приходилось одевать себя, наряжать весь свой гарем и свою лысую голову — чтобы, не дай бог, никто не узнал, что его голова обнаженная.
Вечерами дядя подходил ко мне и плакал: он жаловался на то, что ему не хватает денег. Само собой, понятно: человек — богатый: как может ему на что-то хватать?..
9
Потом дядя сделал для себя какие-то выводы, прогнал всех своих любовниц, ограничился всего одним париком и стал закупать вещи: в основном бытовую технику: последние модели. Каждый год дядя выбрасывал “старую” стиральную машинку и покупал себе новую, которая отличалась только тем, что учила вас стирать: на русском языке с китайским акцентом. В машинке было два отверстия — в одно нужно было забросить грязное белье, в другое — засыпать порошок. И вот стиральная машинка учила вас — как не перепутать одно отверстие с другим.
Дядя сказал мне: “Вильгельм, ты, конечно, дурак и ни черта не поймешь. Но, ты знаешь, я понял: в этой жизни надо быть счастливым: надо, чтобы дома был евроремонт, домашний кинотеатр, ванна-джакузи и 6 кондиционеров — в каждой комнате, в кухне, в туалете и под диваном”. И дядя принялся осуществлять мечту.
Он уже давно жил в собственной квартире, вдали от меня и моего отца, у него был новый диван, на котором он все так же лежал, у него появились жидкие обои, жидкий потолок, жидкий пол и жидкий стул. Дядя ждал, что вот сейчас, вот уже скоро он точно станет счастливым… Причем он думал, что его счастье будет увеличиваться пропорционально тому, сколько и чего он купит в квартиру.
Он намеренно зазывал меня в гости, не впускал дальше порога, потом вел в туалет, садился в ванну-джакузи и среди пены и пузырей говорил мне: “Вильгельм, ты, конечно, дурак и падла… А вот я скоро стану абсолютно счастливым, глубоко уважаемым человеком!..”
Потом кто-то из соседей забыл отключать газ… И всё дядино счастье лопнуло в месте с пузырями в ванне-джакузи.
Дядя пришел ко мне в трусах и в парике. “Вильгельм! — сказал он. — Падла ты!.. У меня даже рубашки не осталось!..” Я ушел в другую комнату, вернулся с комплектом свежего армейского обмундирования и выдал его дяде.
10
И что вы думаете, дядя долго был мне благодарен? Как бы не так! Дядя продолжал считать меня идиотом, а себя — философом.
И один раз я не выдержал. Вот как это было. Дядя опять жил в нашей квартире. Каждый вечер у него в комнате собирались менеджеры — все богатые и счастливые люди — и там в нерабочее время они опять занимались трахтингом мозгов.
Так вот, в один из таких вечеров дядя позвал меня к себе в комнату. Во-первых, он перед всеми объявил, что я — врожденный дебил. А во-вторых, он добавил, что мой папа, его брат, тоже дебил: 20 лет назад река сменила русло, она ушла за 150 километров отсюда, а мой папа якобы до сих пор ходит на старое место и продолжает закидывать удочку в овраг. Я предупредил дядю, что обо мне он может говорить всё, что угодно, я привык, но папу — трогать не надо: папа хоть и рыбак, но, в сущности, добрый, порядочный человек. Дядя сказал, что я, как самый настоящий идиот и дебил, не способен обидеть даже муху, а поскольку это так, то он имеет полное право производить трахтинг мозгов мне и моему, отсутствующему здесь, отцу… В первый раз в жизни я разозлился!.. В первый раз в жизни я пожалел о том, что у меня, в сущности, такие большие руки, ноги… Что я, наконец, военный… И при всем этом я стою и позволяю всякому Жан-Жаку Карапузову!.. Мне захотелось доказать дяде, что я могу обидеть муху! Что я способен на этот решительный шаг!.. Так вот, как раз в эту минуту… Я считаю, это была та самая муха, которую еще тогда, в 14 лет, я освободил от паука!.. Как раз в это мгновение прямо на дядину шевелюру — вот сюда, на самое темечко… — прямо туда ему садится толстая такая, пожилая муха… Я громко и отчетливо предупреждаю: “Дядя! — говорю. — Замрите!.. Сейчас, — говорю, — я буду обижать муху!..” И я вот так… со всего размаха!.. Я помню, дядя сделал такую… дурацкую улыбку… Как будто я фотохудожник, ё-моё!.. Так вот, пока моя рука описывала траекторию, за какую-то долю секунды — как будто должна была умереть не муха, не дядя, а я сам, — за какую-то долю секунды передо мной пронеслась вся моя бестолковая жизнь!.. Потом я увидел, что муха взлетает… моя рука наконец приземляется… парик падает… падает дядя… Менеджеры сразу же удалились. Они еще ни разу не видели такого решительного воздействия на мозги… И тут Жан-Жак Карапузов подымается и говорит: “Вильгельм!.. Падла!..”
Ну ё-моё! Вильгельму уже почти тридцатник с лишним, а его всё никак не могут понять!.. И потом, если тебя зовут Жан-Жак… надо же как-то соответствовать, что ли… Я-то, конечно, тупой, — может быть, не так рассуждаю. Но — всё же!..
МАЛЕНЬКАЯ НЕУВЯЗКА
1
Значит, так, договоримся сразу: я человек прямой и откровенный. Ценю прямоту и открытость буквально во всем… Прежде чем ко мне подойти, сделайте спину прямо… распрямите плечи… Откройте рот и только потом уже говорите… Это — принцип. Железное правило.
2
Я видел людей с грыжей, я видел людей с плоскостопием, я видел людей без ничего — то есть без какого-либо изъяна. Что тоже, на мой взгляд, нездорово и нехорошо… Так вот, все эти люди жили без проблем. Окружающие их жалели и опекали… У меня нет грыжи… честно вам говорю… У меня 43-й размер обуви… когда разуюсь… Но при этом — у меня открытая натура и откровенный язык… Всю мою жизнь, начиная примерно от возраста трех лет и до 5-го класса, — всю жизнь я считал, что лучшие качества человека — это говорить правду в глаза, и если что, то бить в ухо… Вот здесь и вышла маленькая неувязка.
3
Началось со школы… Перед началом каждого учебного года нас выводили во двор, на асфальт. Мы стояли ровными рядами, у всех были цветы… Директор школы приближался к первоклассникам, вручал какому-нибудь избраннику колокольчик, потом забрасывал этого человека себе на плечи и делал почетный круг… Когда я пришел в 1-й класс, я все еще надеялся, что колокольчик дадут мне и что на плечах тоже поеду я… Время шло, годы улетали… В сущности, я всегда отличался повышенной комплекцией… Колокольчик же вручали маленьким и щуплым… Когда я пришел в 8-й класс, я наконец не выдержал, — я выступил вперед и заявил со всей прямотой. Я спросил: “Когда, наконец, на плечах поеду я, ну?!..” Пользуясь общим замешательством, — пользуясь тем, что директор от моей открытости просто опупел, я подошел, вырвал у него из рук колокольчик… сделал знак: мол, нагнитесь, Геннадий Иваныч…
Когда директор подо мной сначала сел, а потом лег… я, чтобы загладить неловкость, аккуратно разложил у него на темени разметавшуюся по асфальту прядь волос… Я сделал из этого единственного украшения директорской головы такой… китайский иероглиф. Букву “зю”… Чтобы вышло как можно элегантнее, я достал из портфеля учебник и сверялся с иллюстрацией: “Тарас Бульба убивает своего сына”.
На следующий день у директора был радикулит, у меня — “неуд” по поведению. Учителя грозили мне, что я останусь на второй год. Но директор так меня запомнил, — так полюбил… — мать его!.. — что приказал сразу же перевести меня в 10-й класс, выдать аттестат, отдать мне мой любимый колокольчик… Он прямо так и сказал: “Чтобы я больше не видел здесь этого вундеркинда, мать его!..”
4
Второй случай был еще до перестройки. В день 1-го Мая… Вышли на демонстрацию… У всех — шарики, флажки, транспаранты. А я (как всегда, в первых рядах), — в руках у меня древко, а там, над головой… Трусы. Обыкновенные, черные. Типа “семейные”… И написал на них белой гуашью: “Со всем согласен, всё и всех поддерживаю!” С трибуны кричат: “Да здравствуют советские Любители Давать Советы! Ура, товарищи!” Все кругом: “Урааа!” “Да здравствует еще там не знаю что!” Все опять: “Урааа”. А я иду, размахиваю… Думаю: надо было носки заодно постирать, — туда же их… Высохли бы. До конца дня…
Потом на собрании спрашивают: “В чем, — говорят, — причина твоего поведения? Зачем к палке трусы привязал?” Я говорю: “Товарищи! Я, — говорю, — в этих трусах хотел жениться, ну!.. Поэтому они для меня так же дороги, как государственные символы…” Не поняли намека. Единственный раз, можно сказать, изменил железному правилу, — единственный раз отказался от удовольствия высказать всё прямо в глаза… Неувязочка вышла.
5
С началом рыночных отношений я оставил старое место работы (потому что там уже просто не осталось человека, которому бы я всё не высказал в глаза), — я оставил старое место и перешел в кооператив… Это был комбинат ритуальных услуг. У меня был тонкий расчет. Я устроился вытачивать надгробные плиты. Я рассчитывал, что уж здесь-то моя откровенность точно никому не повредит… Вышла маленькая неувязка… Я не учел, что в этом тихом и спокойном заведении будет так много живых людей!..
Как только я увидел директора нашего комбината, я сразу же понял, что счастья и спокойствия мне не видать… Во-первых, одно только имя — Гавриил… И фамилия: Барабанов… Скажите, ну как избежать проблем с человеком по имени Гавриил Барабанов?!.. Ну это же невозможно, ну!..
Во-первых, его рост… Общаясь со мной, он говорил мне куда-то в область пупка… Я не умею говорить пупком, поэтому я говорил ему, как мог, — ртом, поверх его головы… Один раз, когда я был потрясен его некомпетентностью… Он доказывал, что надгробье должно быть квадратным, я утверждал, что оно прямоугольное… Когда я уже не мог это слушать, я не выдержал и, плюнув на вежливость, повернулся спиной… Гавриил Барабанов не увидел перед собой привычного пупка… — он растерялся, потом расстроился и ушел…
До перестройки Гавриил Барабанов работал в родильном отделении, акушером… Не могу точно сказать, что двигало им, когда он выбирал профессию, но думаю, что не последнюю роль сыграл его рост… Принимая роды, Гавриил Барабанов мог даже не наклоняться. Всё, что надо, было у него перед лицом… Представляете контрасты, да? Из родового отделения — прямо в комбинат добрых услуг… Весь город знал Гавриила Барабанова. Каждой пятой жительнице он сделал, как минимум, по два с половиной аборта… Теперь он встречал своих бывших знакомых в другом месте… Фигаро, мать твою!..
Когда Гавриил Барабанов входил в помещение комбината под руку со своей молодой женой, я никак не мог понять, откуда у такого человека, как Гавриил Барабанов, может быть такая жена?.. — но потом, когда я узнал, что она досталась ему после чьего-то аборта и он лично вырастил и воспитал ее, как собаку-поводыря… — был даже момент, когда я своего директора чуть не зауважал…
Но потом я опять с ним в чем-то не сошелся, — я дождался, когда он покинет помещение, — я подошел к свежей мраморной плите и выдолбил зубилом — сначала портрет директора, а потом такие слова: “Спи спокойно, дорогой Гавриил Барабанов! Жертва советского акушерства!”
6
После этого я долго искал работу по душе… Но вы же сами понимаете: всюду живые люди, ну!..
В канцелярском отделе я увидел отличный инструмент: степлёр… Я понял: это — мое… Я прошил себе губы металлическими скобками и решил: “Всё, с завтрашнего я — другой человек”.
Пока я еще не устроился на работу, — пока я еще мог, по крайней мере, думать всё, что я захочу, — я решил посвятить свободное время досугу…
Вышла неувязочка…
7
Пришел в цирк… В первый раз в жизни пришел в цирк, купил программку… Смотрю: дрессированные тигры. Хорошо: тигры — значит, тигры. Сижу тихо, жду…
Долго терпел клоунов… Губы у меня в тот момент были еще (подчеркиваю: еще) были на степлёре… Потом никак не мог понять, почему указанные в программе гимнасты-эквилибристы все время пристегивают себя к какому-то тросу!.. Если ты эквилибрист — так ты покажи мне, ну! Прыгни так, чтобы у меня мурашки по пяткам пошли! Чтобы ты после этого костей не собрал!.. А так — с тросом… Я что, за это платил, ну?!..
Когда вывели этих драных полосатых кошек!.. Когда дрессировщик стал показывать, как он засовывает свою навазелиненную голову тигру в пасть!.. Честно скажу: не выдержал… Перелез через решетку, вышел на сцену… выдернул из губы последнюю скобку… Взял вот так за шею этого… мнимого дрессировщика!.. “А ну, — говорю, — суй башку обратно! Суй, — говорю, — ну!.. Они ж, — говорю, — у тебя под допингом, под наркозом!.. Цирк, — говорю, — мне тут устроили!..” Добился наконец, чтобы голова у него вошла куда надо… Потом взял — и вот так: тигру на хвост, на самый кончик… каблуком надавил!.. У меня отец с домашними котами так поступал. Когда жрать отказывались… У них там нервная точка. За питательный рефлекс отвечает… Вырвал у этого… циркача — мать его!.. — вырвал у него из-за пояса револьвер… Показываю публике: “Господа, — говорю, — товарищи!.. Здесь, — говорю, — холостые патроны!.. Цирк, — говорю, — нам тут устроили!..” И чтобы доказать — взял в потолок выстрелил… мать его!..
Когда на меня сверху свалился примерно моей комплекции человек… В дальнейшем это оказался дирижер циркового оркестра… Одним словом, после этого случая я еще какое-то время долго не работал. Получал в основном по больничному…
8
Вот сейчас стою и думаю: куда идти?.. Ведь кругом всегда найдется — кому что сказать в глаза, ну!..
Пойду в парке на скамейку сяду… (Вынимает из кармана камень, подбрасывает его на ладони.) Голубей пока посмотрю…
КРАСИВОЕ ЛИЦО
1
Моя мама говорила мне: “Владик, ты очень симпатичный мальчик, поэтому у тебя должно быть красивое будущее”. А я отвечал: “Мама, извините меня, но я хочу быть космонавтом”. Мама отвечала: “Владик, у космонавта на голове скафандр, как же люди смогут разглядеть твое красивое лицо?” Я говорил: “Мама, я хочу быть танкистом”. А она отвечала: “Владик, танкист сидит в танке, как же люди смогут увидеть, что ты похож на одного французского актера — тоже красивого, но не так, как ты?..” Я даже не стал заикаться о том, что одно время хотел стать шахтером и гинекологом… А потом я уже ничего не хотел… Расхотелось, знаете ли!..
2
Моя мама говорила: “Владик, тебе нужна женщина, которая будет старше тебя, которая будет обеспеченная и некрасивая”. А я отвечал: “Мама, почему вы меня не любите? Почему хотите женить меня на несгораемом шкафу?..”
Единственный пункт, в котором мы с мамой сходились, — это по части обеспеченности, денег… Извините меня, но если мужчине богом дано, то это же как-то надо оплачивать, правильно?..
И вот так, от желания стать шахтером и космонавтом, я постепенно перешел к тому, что стал бизнесменом: я стал торговать лицом.
3
Моей первой женой, моим первым несгораемым шкафом, была тетя Азалия. Это была знакомая моей мамы. Они вместе учились на товароведов в 1926 году. Это была армянка с телом богатыря и растущими вниз усами, чуть тронутыми сединой.
Я говорил своей жене: “Тетя Азалия, — говорил я, — я никогда не смогу назвать вас просто по имени, я всегда буду добавлять слово “тетя”. Потому что до сих пор помню, как сидел у вас на коленках и усы у вас тогда были естественного цвета. Разве это нормально?” — спрашивал я. Тетя Азалия ничего не отвечала, она садила меня на колени, наклонялась и щекотала мое лицо своими усами… Есть несколько видов щекотки, от которой не смешно: когда по вашему телу бежит сороконожка, когда вы стоите перед врачом — врач одетый, вы голый, и врач проводит вам по ребрам своим молоточком… И особенно — когда кто-то проводит вам по лицу усами!.. Изззвините меня!..
4
У тети Азалии дома не было денег. У нее были сберегательные книжки. На книжной полке у нее стояли: Уголовный кодекс, “Книга о вкусной и здоровой пище” и сберегательные книжки — целое собрание сочинений.
Тетя Азалия, как всякий интеллигентный человек, на ночь любила почитать. Она читала свои сберкнижки. Она включала ночник, опускала на кончик своего армянского носа очки… Она пролистывала книжку до конца, до корочки… И в самом финале рыдала… Потом она засыпала. Вот так… С удивленно открытым ртом…
А один раз, когда из женщины, которая спала рядом со мной, которая была старше моей мамы на целых два года, — когда из нее стал выходить особенно сильный храп… Знаете, когда в ванне выдергивают пробку, — когда вы уже помылись, — когда мыльные остатки исчезают в отверстии?..
И тогда я решился… Я подумал: “Владик, сколько можно терпеть всё это ббб?!.. Сколько можно всё это терпеть?!” Я вытянул указательный палец… Вот так!.. Залез им в раскрытый рот тети Азалии… И одним резким движением переменил положение ее языка!..
5
Я понял, что с тетей Азалией у меня не может быть ничего общего, и однажды вечером я решил уйти… Я дождался, когда тетя Азалия уляжется в постель. Я вытерпел так называемый поцелуй “на ночь”… Тетя Азалия не целовала, — нет… Она просто всасывала мое лицо. Вместе с головой!.. Ее усы я ощущал вот этим самым местом!.. Но потом — сразу же всё. Я ушел. Окончательно и бесповоротно… Уходя, я решил создать атмосферу тайны и приключений: я накрылся бюстгальтером тети Азалии… Если хотите знать, что это был за бюстгальтер, то я вам скажу, что бюстгальтеры для тети Азалии шили на заказ. Просто связывали между собой две туристические палатки — и всё.
6
Я пришел домой и сразу же объявил: “Мама, — сказал я, — я все-таки буду космонавтом, осуществлю мечту!..” И на следующий же день пошел в киоск, купил значок в форме искусственного спутника земли и прицепил его вот сюда, к лацкану.
7
После этого я пришел в школу, которую окончил 15 лет назад, там собрались мои одноклассники — у них там был вечер (знаете, типа “15 лет спустя”, всё такое), — я пришел туда и сразу же, с порога объявил: “Ну что, неудачники! Встречайте космонавта, что ли!..” И встал в дверях. Вот так, в профиль: с этой стороны я лучше выгляжу.
Потом была чья-то квартира, было жуткое — просто жутчайшее! — злоупотребление спиртным (от чего мама меня всегда ограждала), я был пьян, как последняя… извините меня… И вокруг танцевали все эти неудачники — директора столовых и начальники компрессорных цехов…
И тогда я встал — вот так!.. Посреди этой Гоморры!.. Не помню, что я там говорил, что нёс, — но я стал доказывать, что умею танцевать “лезгинку”.
Я влез на стол!.. Наступил в салат “оливье”!.. Споткнулся об кулебяку!.. Взял в зубы кухонный нож!.. И прыгнул коленками на пол…
Очнулся я рано утром. Я лежал на чужой кровати, укрытый чужим пиджаком, кто-то открыл форточку, было нестерпимо холодно, напротив моего лица висел коврик с дикими оленями, и там был один олень, который смотрел мне прямо в глаза. Вот так… В конце концов, для того, чтобы избавиться от чувства неловкости, от специфического ощущения во рту… — чтобы избавиться от всего этого, я прошелся по карманам чужого пиджака, нашел портмоне… Нет, — фотографию жены и детей я оставил на месте… Извините меня, но должна же быть совесть?!..
Потом я тихо поднялся и прямо там, на полу, где вчера все танцевали, тихо написал струей майонеза строчку из песни про Гагарина. Я написал: “Знаете, каким он парнем был?!..” Я имел в виду не Гагарина, я имел в виду себя… Там же остатками майонеза я дорисовал ракету. И кетчупом сделал так, чтобы из нее вырывалось пламя… Мне хотелось, чтобы потом, когда мои одноклассники соберутся еще через 15 лет, — чтобы они говорили только обо мне…
Потом я вышел на улицу и встал вот так, в профиль… Меня можно было рисовать на валюте… Извините меня, но для рублей я был слишком хорош!..
8
Второй и последней моей женой была зав. поликлиникой. Мама предложила мне на выбор: она предложила мне главбуха и зав. поликлиникой. Я посмотрел на главбуха, я почувствовал, что у нее столько же ума, сколько у китайского калькулятора, я подумал: как мы будем с ней говорить о космосе?.. К тому же у меня начались колики в животе, и я подумал, что вторую половину жизни лучше провести рядом с медработником.
Скажу сразу: денег не было. Был чемодан, в котором лежали списанные клизмы, было трюмо, в котором стоял сервиз с нанесенной шкалой, на обед была глюкоза, на ужин анальгин. Я пытался сопротивляться, я говорил, что не чувствую головной боли, что у меня колики в животе. Но меня уверяли, что всё, что бесплатно, нужно скорее съедать.
И самое главное, моя новая жена звала меня “Вадик”!.. Сколько раз я повторял, что “Владик” и “Вадик” — не одно и то же!.. Это так же, как “Эдик” и… “медик”, — извините меня!..
И вот однажды я принял последнюю порцию анальгина и ушел. Вот так: ночью… Чтобы оставить после себя воспоминание, чтобы дать понять, что полгода совместной жизни прошли не зря, — уходя, я захватил чемодан с клизмами. Я понимал, что клизмы мне ни к чему, — что — целый чемодан, куда мне их?!.. Но извините меня, есть такая вещь — принцип!..
9
А еще через полгода я обнаружил у себя первую седину. А потом из моей брови вырос вот такой длины волос!.. И я понял: это — старость… Я попросил маму найти мне директора кладбища. Мама сказала: “Владик, не важно, какой ты снаружи. Важно, чтобы ты был красивым внутри…” Я набрал воздуха… Вот так… Затем вот так посмотрел и сказал: “Мама, знаете что?!..” Мама сказала: “Что, Владик?..” Я еще раз сказал: “Знаете что, мама?!..” Мама ничего не ответила, она отвела глаза в сторону, а я сказал: “Изззвините меня!..”
А еще через полгода, когда у меня под глазами появились мешки, я подумал: а как это, быть красивым внутри? Это что, надо как-то вывернуться наизнанку, что ли?.. Так что ж здесь красивого?!..
Лучше поскорее, пока не поздно, найду себе еще какую-нибудь дуру. Пусть оплатит мне пластическую операцию… Приведет меня в изначальный вид, а потом пользуется мной. Какое-то время, извините меня…
СЕВЕРНЫЙ ВЕТЕР
1
Великий Станиславский был крайне недоверчивым человеком. К нему подходили и говорили: “Константин Сергеевич, а как бы нам это… того…” Он сразу же — даже еще не дослушал, — сразу же отвечал: “Не верю!” Ему говорили: “Константин Сергеевич…” Он: “Не верю!” Ему говорили: “Костя, ну ты чё, в самом деле?!..”
Точно так же мои друзья говорили мне: “Сева, — говорили они, — не ходи в артисты. Есть, — говорили они, — три категории морально падших людей: артисты, мазохисты и собачьи стоматологи. Иди лучше, — говорили они мне, — в морское училище. Морякам дают бесплатную тельняшку, дают бесплатный борщ, и девушки их тоже, практически, любят за улыбку и шоколадку”. Но я, как великий Станиславский, сказал: “Да пошли вы все!..” — и подал документы в театральное училище.
2
Родился я в два часа ночи. В три часа ночи мне дали имя: Всеволод, Сева. В 7 утра пришел мой дед, узнал, что меня назвали Севой, плюнул в окошко регистратуры и ушел. С тех пор я своего деда не видел. Но я больше чем уверен, что этот человек предчувствовал мою странную судьбу.
3
После училища по распределению я попал в Театр юного зрителя. Я согласен был на роль Кота-в-сапогах, Гадкого утенка и Алисы-в-стране-чудес. Но единственная роль, которая в этом театре еще была вакантна, это роль Северного ветра в каком-то исландском эпосе. У меня на плечах должен был быть такой темно-синий плащ, разодранный в клочья, я должен был выбегать из-за кулис, пробегать через всю сцену и исчезать в другом конце. Причем бежать надо было крайне быстро — чтобы лохмотья на плаще развевались. То есть не было возможности — ни как-то остановиться, ни задержаться на сцене… показать талант, мастерство… Когда я стал кричать, что согласен на роль Голоса-в-пустыне или Шороха-на-чердаке, ко мне подошел Мальчик-с-пальчик, надавил мне рукой на темя и буквально вмял меня в цветочную клумбу, на которую я присел. Я раздвинул поролоновые гладиолусы и сказал, что — ладно, согласен быть Северным ветром.
4
И вот так три раза в неделю (по четвергам, субботам и воскресеньям) я выбегал из-за кулис, пробегал по всей сцене и исчезал до следующего четверга… В программке мелким шрифтом было указано: “Северный ветер”. И всё. Ни моего имени, ни фамилии… В самом деле, откуда у ветра фамилия?..
И вот однажды на одном из представлений меня обуяла какая-то… — как это сказать?.. — дерзость, гордость за профессию!.. Пробегая по сцене, держа руки “самолетом”, неожиданно для самого себя я задержался, — сделал по сцене сначала один круг… потом другой… На втором ряду сидел какой-то мальчик с лицом пожилого мужчины и ковырял пальцем в носу. Причем он засунул палец настолько глубоко… Одно из двух: либо у мальчика был слишком глубокий нос, либо слишком короткий палец… Для того чтобы выяснить, что будет с этим мальчиком дальше, я сделал по сцене лишних 5 кругов… Мальчик ковырял уже где-то у себя в мозгах, а я никак не мог остановиться и кружил. Мы смотрели друг на друга — я и мальчик. Он не понимал, что с этим дяденькой в рваном плаще, я тоже не понимал, что со мной происходит, — что я здесь вообще делаю… И вот наконец, когда мальчик вынул палец из носа и тут же положил его в рот, я сразу же как-то весь протрезвел… вспомнил сценарий и убежал туда, куда мне было положено, — в Исландию.
5
Потом я стал делать так. Я выбегал из-за кулисы, растягивал плащ над головой и, не добегая до следующей кулисы, где-то на краю сцены оглушительно падал. В зале постепенно зрела реакция. Я подымался, бежал в обратном направлении и снова грохался на сцену своим самым крепким и талантливым местом. Зал задыхался от хохота и аплодировал. Я исполнял этот трюк еще два или четыре раза, потом кланялся и покидал сцену.
И вот в Театре юного зрителя создалась следующая ситуация. Родители хватали своих детей и ломились на исландскую сагу. Они рассаживались в зале, дожидались появления Северного ветра, и когда я подпрыгивал и начинал приземляться, родители быстро закрывали своим детям глаза и оглушительно хохотали.
Все билеты на мой спектакль были раскуплены на полгода вперед. Другие спектакли вообще перестали интересовать родителей, а следовательно, и их детей. У меня спешили взять автограф; какие-то подозрительные люди ждали меня возле служебного входа и щипали за ягодицы; а одна местная газета по ошибке напечатала мой портрет, сообщив внизу, что вынос тела состоится в 10 часов утра из клуба железнодорожников.
Дирекция театра наказывала меня рублем и платила презрением. Главный режиссер на репетиции съел свои роговые очки и, подражая великому Станиславскому, кричал мне прямо в лицо: “У-во-лю!” Мальчик-с-пальчик и Буратино подкараулили меня в мужском туалете и, во-первых, отобрав у меня брюки, заставили несколько раз произнести слово “чи-и-из”; а во-вторых, нанесли несколько колотых ран деревянным носом в область груди.
В театр поступали молодые актеры, новое поколение, — они подходили ко мне и спрашивали: “Что нужно для того, чтобы вас любили, — чтобы публика вам аплодировала? Талант? Горячее сердце, светлый ум?..” Я отвечал: “Крепкая задница”. И уходил, как великий Станиславский. С достоинством на лице… Это второе талантливое место на моем теле.
6
Всё население нашей страны любит Новый год. Все ждут этого праздника, уже с 1-го января. И только один я, как артист, с наступлением Нового года страдаю. Потому что Новый год — это утренники, ватная борода и красный тулуп… Возьмем ситуацию. Кто-нибудь подходит к моряку, к капитану 1-го ранга, и без всякого смущения, — без тени скромности на лице заявляет: “Ты что, моряк, да?!.. Ну, тогда давай, изобрази нам копченого палтуса!..”
Когда распределяли роли Дедов Морозов, я сразу же сказал: ребята, только без меня!.. Но меня так ненавидели, так завидовали моему таланту, что тут же, без лишних слов повалили меня на сцену, влили в меня из лампы Аладдина смесь технического спирта с ацетоном, настоянную на тараканах и пауках, — здесь же, не давая подняться, приклеили к моему лицу бороду, надели тулуп, а потом перевернули на живот и застегнули у меня на спине все пуговицы… Не знаю, сколько лет было лампе Аладдина, которая была у них в руках… Вполне возможно, что лет 50 назад этой смесью, которой они меня опоили, отмечали открытие театра… Вся живность, все насекомые, которые жили в округе, — все они в течение 50 лет падали в волшебную лампу, выделяли там свои соки… По вкусу это было что-то среднее между коньяком и дихлофосом… Наконец Два Поросенка поставили меня на ноги. А Третья свинья — самая умная! — объявила мне, что я иду с поздравлениями сначала — туда, а потом — в ту сторону. Там, в той стороне, собрались японцы. Мечтают посмотреть наши традиции… Для того чтобы я хотя бы приблизительно был похож на японца — чтобы не напугать их своими… расширенными глазами, — специально для этого решили сделать мне подтяжку лица… Дюймовочка… — эта невинная девочка, через которую прошли все персонажи детской литературы — мужская половина!.. — Дюймовочка принесла металлические прищепки для штор… — вот с такими зубами! как у крокодилов!.. — и своими руками защемила мне на висках кожу!.. Конечно же, в тот момент я ничего не чувствовал… У меня, как у насекомого, просто понизился болевой порог… Но глаза у меня стали примерно такими…
7
Сначала я пошел туда, в ту сторону… Я постучал посохом в дверь, дверь открылась, и я сразу же, с порога заявил: “Ребята, — говорю, — я хоть и Дед Мороз, но я не пью!” Мне сказали, что здесь никто не пьет. Здесь в основном курят. И сунули мне в рот папиросу… Я сделал пару затяжек… сказал: “До свидания… С Новым кайфом…” — говорю… И пошел. Туда…
Прихожу. Открывает примерно такое же лицо, как у меня… с подтяжкой… Я говорю: “Здравствуйте!.. Я, — говорю, — ёп!.. Ёп!..” — говорю… И чувствую, щас — всё… буду смеяться!.. “Я ёп!.. Йипонский Дед Мороз! — говорю. — Я!..”
Запустили меня… Во-первых, все рисовые шарики у них там — просто смел со стола! Как пылесосом!.. Весь кальмар!.. Сакэ выпил: целых 15 наперстков!.. Обещал как-то посодействовать насчет спорных территорий… Потом решил, что если ты — пьяный и если ты — Дед Мороз, то без стриптиза просто не обойтись… С чего?! С какого перепуга?!.. Залез на рояль из красного дерева… И сначала сдернул с себя бороду, а потом — металлические прищепки от штор!..
Ой, лучше не надо!.. Не верю, не верю!..
8
И потом — примерно через три месяца — в театр приходит мой бывший одноклассник: Серёга Утопленник… Фамилия такая… Между нами говоря, — один из тех, кто звал меня в морское училище… “Сева, — говорил он, — у меня, — говорит, — морская фамилия, поэтому я должен быть в море, на корабле!”
Я встретил его в гримерке и спросил: “Что же вы, — говорю, — Сергей Николаич Утопленник? Где ваш корабль?” — “Сева, — говорит, — я любил море, но не любил жену. Но когда, — говорит, — мы пересекали экватор, весь экипаж моего корабля, — все 135 человек, — все они погрузились в море, Сева. А в мою жену, пока всё это происходило, успело погрузиться всего лишь…” Он не договорил. Он зарыдал у меня на плече.
9
Мой бывший одноклассник, Серёга Утопленник, был принят на роль Пирата. Он выбегал на палубу в самый критический момент, когда там зрел бунт и буря, рвал на груди тельняшку и кричал примерно так: “Ха!”
У него была специальная тельняшка, уже порванная, сшитая такими тонкими нитками, — он ее надевал, выбегал на сцену и рвал у всех на глазах. А один раз он не посмотрел, — он нечаянно надел тельняшку не той стороной, — появился на сцене… Мы, артисты, готовы ко всяким ситуациям… Но человек только что пришел с флота, у человека морская фамилия!.. И тут Серёга поворачивается к залу спиной… вот таким движением раздирает тельняшку… Потом поворачивается и орет: “Хххаааа!!!..” Зал просто взорвался… Я не выдержал, у меня где-то там защекотало, — я быстро надел свой плащ, выбежал на палубу… Прошу учесть, что в спектакле, где Серёга рвал тельняшку, не было ни слова о ветре. Ни о каком: ни о северном, ни о юго-западном… Но — пока зал еще хлопал, пока все там были теплыми, — я, не долго думая, вылетел на палубу, расставил руки пошире… и грохнулся где-то рядом с капитанской рубкой…
В это трудно поверить, — но это был успех! Успех и всенародное признание!..