Опубликовано в журнале Урал, номер 11, 2007
Ювеналий Глушков. Избранное. — Екатеринбург: Издательский дом “Союз писателей” (серия “Частная библиотека — ХХI век”), 2007.
Можно долго говорить о психологии шестидесятников, но вместо этого достаточно просто почитать любой из лирических сборников Ювеналия Глушкова. “Если в мире вдруг темно // и не виден путь, // надо сердце, как окно // настежь распахнуть”, — уверен поэт. Время, вроде бы обыденное, предстает героическим и трагическим в его поэзии. Мысль, казалось бы, не стоящая долгих и мучительных размышлений, является как откровение, несомненное в своей правоте:
Зачем ты так внезапна,
истина?
Бывает, в тесноте трамвая
она ударит в нос, как
выстрел,
своей насмешки не скрывая.
И, наплевав на трубы
медные,
сведет в одно огонь
и воду…
И, тихой жалости не ведая,
перечеркнет спокойно
годы.
Ювеналий Глушков — поэт наблюдательный и тонкий. Запах ли лесной земляники, обрывок ли случайного разговора да и просто стук березовой ветки в окно вызывают размышления и воспоминания:
Блестят позабытые слезы.
Проснись,
это было давно —
то ветка весенней березы
к тебе постучалась в окно.
Воспоминания о военном и послевоенном детстве, о журналистской работе на Камчатке, где “совсем не Исеть о гранит — // негромкая речка Палана // всю ночь под окошком шумит”, о друзьях отличаются какой-то неброской, но упорной верностью: чувствуется, что автор не предавал, не забывал и никогда не раздавал пустых обещаний — пожалуй, отличительная черта старших поколений, и шестидесятников в том числе. Этой же чертой отмечена и деятельность Ю. Глушкова на ниве книгоиздательства, которым он занимался в 90-е годы, выпуская книжки уральских поэтов. Работа неблагодарная, бескорыстная и, в общем-то, подвижническая. Что делать, обществу всегда нужны пассионарии — люди, горящие во имя какой-то высокой цели. Такие же пассионарии привлекают поэта и в истории — Пушкин, Пугачев, Степан Разин и его героическая сподвижница Алена — все они ярко и зримо предстают в его исторических стихах.
Став поэтом, Ювеналий Глушков выбрал себе поэтическую судьбу — драматическую, местами даже трагическую, но чистую и светлую. Даже в самых личных, исповедальных стихах печаль его светла, и природный оптимизм берет верх над всеми жизненными тяготами. “Я все равно люблю людей // И верю в невозможное!” — восклицает поэт. Хорошо, что такие поэты живут среди нас и доносят в наши изломанные, слоистые, “многоаспектные”, как любят говорить ученые, времена кристальную чистоту, прямоту и логику шестидесятых. С такими стихами понимать жизнь становится как-то легче и проще.
Лариса СОНИНА