Опубликовано в журнале Урал, номер 10, 2007
Уроки русского
Пишешь письмо армейскому капитану:
Кажется, дорогой, нас развели обстоятельства.
Волки играют блюз…
Ты не напишешь, не позвонишь — я отрицать не стану,
И потому говорю, что никогда не вернусь.
Я сохраняю марку, блюду пиитический имидж.
Как дела, дорогой?
Танки стреляют? Плиз…
Ты никогда не звонил — я отрицать не стану,
Вот потому и твержу, что никогда не вернусь.
Итак, сочиняем письмо армейскому капитану:
Золотко, как дела? Казарма твоя холодна…
Безграмотно ты писал, я отрицать не стану,
Но почему-то долго еще буду тебе верна.
Пишешь письмо армейскому капитану:
Вороны машут крылом, я теряю не волю, а страсть,
Ты станешь тусклым и серым — я отрицать не стану,
И потому есть повод громко сказать: не вернусь.
Я читаю какие-то книги, ищу иностранцев в инете,
Верней, не ищу — ищут сами, да, так будет точней,
Какой идиот снял фильм про репортершу и капитана,
Сладкую сказку… жизнь оказалась умней…
***
Грустный шопинг, игра в домино,
Долгий май, синяки на коленках,
Грустноватое что-то кино
На советских царапаных пленках,
Что идет, несмотря ни на что,
В чэтэзовском к/т “Комсомолец”,
Там, где женщины в синих пальто
Со следами сцарапанных колец,
Предложив угощенье к билету
Вдруг растаивают без следа,
И на пленке, подлатанной к лету,
Черно-белая стынет вода.
***
Консуэло летает во сне,
И в реале летает, конечно,
Забывая о вечном огне,
И о том, что проходит беспечно
Жизнь, не данная для сумасбродств,
Ибо роза — всегда для порядка —
Если ты из сословия роз,
Будет жизнь твоя краткой и гладкой.
Затемнений не видеть тебе,
И не вспомнить уже о пилоте,
Что уходит от неба в борьбе
На серебряном злом самолете.
***
Забывши детство, варварство, стихи,
Чужих молитв поблажки и угрозы,
Лошажьи черепа, сырые мхи
И хитрый дар карельския березы.
И желтыми коростами обид
Заклеив душу и измучив тело,
Не время ли отправиться на Крит,
В Эллады благодатные пределы?
Но вера отпечаталась в горстях
Соловчатой, сырой, дремучей грустью,
И снова не задержишься в гостях,
Дорогу ищешь в дом, родной и ждущий.
И рыжая тропа уводит вниз,
И этот голос, звонкий и зовущий,
И варвар, и растущий барбарис,
И варвар, друг, и барбарис цветущий.
***
Белый свет и розовый ранет,
Белый свет и черствый мармелад.
Я не знаю, сколько надо лет,
Чтоб пройти вперед и наугад,
Чтоб сыграть, как перепел во ржи,
Переворохнувшись, вороша
Звонкую мелодию ручья.
Пожалею о тебе, душа.
Чужая жизнь
Тетя Софа, жарь рыбу на сливочном масле —
Не таращь полусонно глаза на закат!
Дядя Коба, не спи в старом кожаном кресле —
Расскажи туруханские сказки свои!
Знаешь, завтра поедем кататься!.. Кататься…
И на площади будем кормить голубков,
И цветочков нарвем с ярко-белых акаций,
И лошадку погладим по ушку ее!..
И откроются ставни, и люди застынут,
Желтой розой помашет поэт Иванов,
Мы в ответ ему черною розой помашем
И подумаем, чем зарядить твой пода…
***
Памяти Мурата Насырова
О чем — не знаю, но, подвергнув грусть
Все призрачным, все новым испытаньям,
Стоял у самой бездны на краю,
И будущее в прошлое клубилось,
Слегка перетекая, как вино…
О чем? Не знаю… Но цвели цветы,
Похожие слегка на жажду славы,
На теплый клей наивных детских марок,
Что были в рукаве у Вити П.
А я припомню утренней Варшавы,
Варшавы теплой воздух предосенний,
Варшавских женщин, толстых и веселых,
Их пляски и шуршащий говорок,
Нелепое топтание на месте,
Их добрый и излюбленный припев
О том, что хочет мальтшик, ах, в Тамбов,
В Тамбов, в Тамбов, в Тамбов, конечно, хочет!..
Варшава, утро, десять лет назад…
Жимолость
А ведь это, наверное, жимолость —
Вот бывают растения странные —
Не уральские, скажем, не русские
И бывает растение терн…
Если пить, забывая о времени,
Чай иль кофе, наверное, утренний
Или чуткое ухо почесывать,
говоря о любви неземной,
То она даст совет стратегический —
Никогда не играйте в слона,
Попытайтесь, сыграйте в кузнечика —
Он душевный, стрекочущий, маленький;
Если же не хотите в кузнечика —
Предпочтите игру в домино,
Выпив чаю с терновым вареньицем…
И тогда на десятке восьмом
Можно будет сказать все, что смолоду
Не сумели, не знали, не поняли…
Иронически так проповедовать,
На высокой скамейке сидеть…