Опубликовано в журнале Урал, номер 8, 2006
Юрий Владимирович Юркевич — родился в 1955 г. в семье потомственного железнодорожника на перегоне между станциями Мурзинка и Верх-Нейвинск. Называлось это место “448 км”. Окончил Уральский лесотехнический институт. Прошел путь от рядового до офицера, от слесаря до начальника ремонтно-строительного управления “Горзеленстрой”. Служил в Закавказье, работал на Севере, озеленял родной город.
Публиковался в газетах “Православный Алатырь”, “Вечерний Екатеринбург”, в “Нейве”, в журнале “Урал” и альманахе “Складчина”.
Пенсионер, инвалид первой группы. Живет в Екатеринбурге.
***
Осенний пруд. Вода в заплатах листьев.
Свинцовый блеск. Ни всплеска. Тишина.
Березы на краю — так, перышки почистив,
Гусей на водопой выходит череда.
Склоняют над водой развесистые ветви.
И словно не хотят смотреться в темноту.
Но глянет солнышко, и тут, вы мне поверье,
Прекрасней не найти на свете красоту.
***
Гляжу в забытые страницы,
Ищу у прошлого покой.
Знакомых прожитые лица
Так близко, что коснусь рукой.
Сниму накидку с колыбельки,
А в ней младенец — тоже я.
Мурзинка. Отчий дом. Скамейка.
И в сборе вся моя семья.
Нет зависти, обиды, злости,
Пока нам нечего делить.
Из города роднею — гости,
Сентябрь: груздочков посолить.
За Нейвой — клюква на болоте,
Гранатом в зыбком плывуне,
Расщеп сосны на повороте,
Дробь дятла в зябкой тишине.
Добрейший сон шестидесятых
На снимках детством пережить.
Мы все — как дружные опята,
Нам было нечего делить.
***
Седой Атартен нас приветливо встретил,
Стоит не ворча, только мудро глядит.
Он сотни веков проводил и приветил —
Слегка удивлен: кто у речки стоит?
Внизу, у костра, у палатки, в штормовках,
Пропитанных дымом, — веселье из глаз!
Седой Атартен, исполин нелюдимый,
К ладоням твоим припадаю сейчас.
Твоей седины ледниковую воду,
Как истину, пью, как надежду, — взахлеб.
Восторгом вселенским вдыхаю свободу,
Взобравшись на твой твердокаменный лоб.
О чем загрустил, что задумался, старче?
Скудеют тайга и таежный народ?
Оленям зимой недостаточно харча?
И соболь, и кедр, и охотник не тот?
Сурово нахмурил скалистые брови,
Туман из расщелин в распадки пустил.
Скривился в улыбке, с весною не споря,
Спустил камнепад и, конечно, простил.
Отроги хребта убегают в долину,
В речушках речных — половодья кураж.
Урал-седина, богатырь наш былинный,
Ты двух континентов у времени страж.
Седой Атартен нас приветливо встретил.
Как беден о давней той встрече рассказ!
Он сотни веков проводил и приветил…
Приди на поклон к старику хоть на час.
***
Камин потух, погасли свечи.
Хлопочет ставнями метель.
Остыли пламенные речи
И сиротливая постель.
Хандра зудит сварливой тещей,
Тревога бродит сквозняком.
Колючий ветер сад полощет,
Скребется веткой за окном.
Давно молитвенной лампадой
Забытый дом не согревал.
Искал не то, не там где надо,
Как блудный сын, все растерял.
В глазах — зима, душа остыла,
Что отцвело, не горячит.
Лишь ходики стучат уныло,
И совесть нищая молчит.
***
Полночная звезда… волны прибой… прохлада…
Какая тишина и вековой покой!
Уеду от забот, мне ничего не надо,
Лишь только подышать природы красотой.
Лишь только отдохнуть от суеты столицы,
Снять маски, что ко мне уж приросли давно.
И здесь, в святой глуши, где говорят лишь птицы,
Наедине с собой вернуть свое лицо.
***
Прекрасней нет на свете уголка!
Бескрайняя страдалица Россия,
Добра, щедра, в стремленьях высока,
Надежда будущего, прошлого мессия.
Невиданная дремлющая мощь,
Безверием не сломленная вера.
Что миру буря, для тебя — лишь дождь,
А беды — ниточки для Гулливера.
Пробьет твой час. Под звон колоколов
Воспрянет Муромцем со статью исполина.
Прекрасней нет на свете уголка!..
Моя любовь , мечта, судьба… Былина…
***
Загадочна улыбка Монны Лизы.
Что знала ты, чего не знаем мы?
Талант художника иль случая капризы?
Никто не разгадал твои мечты.
И сколько бы шедевр ни изучали,
Понять нам совершенство не дано.
И вот стоим мы в грусти и печали
И молча смотрим в вечности окно.
А может быть, сейчас на нас взглянула вечность
Глазами молодой Джаконды сквозь стекло
И хочет нам сказать, что вечна человечность,
Создателя познать нам не дано.
То, может, не стекло, не тонкий слой эмали,
А грань между “сейчас” и будущим “потом”.
Ее глаза ловлю — они меня позвали
И улыбнулись мне слегка надменным ртом.
И кажется, что нет границ между веками,
Мы вместе с ней молчим, но каждый о своем.
В ее глаза гляжу: они мне все сказали.
Мы об одном молчим, мы в вечности вдвоем.
***
Обобранная правда с бездомною свободой
Собрались спозаранку к беззубой нищете.
Просили по дорожке на хлебушек немножко,
Вот только деревеньки попали им не те.
Хапуцгино, Нахалово, Крышилово, Финтилово,
Хамилово, Мутилово не дали ничего.
Писаловво, Брехалово, Казалово, Глупилово,
Шутилово, Дебилово смеялись: иго-го!
Некрасовский крестьянин с сумой бредет навстречу.
— Ты, видно, издалече? В беде не новичок?
Детина здоровенный пустил махры колечко,
Сбасил:
— Здорово, братцы!
Задумался чуток:
— Заплатово — Зарплатово,
Дырявино — Карманово,
Разутово — Старелово…
Ну, что у них возьмешь?
Знобишино — Картплатово,
Горелово — Свободино,
Неелово — Правдилово,
Неурожайка тож.
Сказал, перекрестился, свернул тропинкой узкой:
— Вон джип за поворотом — хозяина спроси!
Ушел мужик с котомкой, промчался новый русский…
Кому живется весело. Вольготно на Руси?