Опубликовано в журнале Урал, номер 5, 2006
Александр Карасев. Два рассказа. // “Новый мир”, 2006, № 2.
Что хотите со мной делайте, но я твердо уверен, — наиболее важный, актуальный и соответствующий времени жанр литературы — рассказ. Наше время подходит для эмпирических исследований, для сбора человеческого и жизненного материала. Время, когда мы не можем поставить диагноз, а только изучаем симптомы. Время, когда крайне неустойчива система ценностей и мало кто знает, существует ли она вообще. Роман здесь неуместен, почти всегда он искусственен, почти всегда напоминает разбухшую в чае печенюшку. Роман — герой не нашего времени. До поры он здесь чужой.
Александр Карасев — один из сознательных апологетов жанра рассказа. Живет в Краснодаре, в последнее время его рассказы охотно печатают толстые литературные журналы. В том числе и “Новый мир”, где вышла небольшая подборка из двух рассказов.
В анонсе номера в “Журнальном зале” подборка была представлена следующим образом: “Рассказы “Марш Преображенского полка” и “Маргинал” про “обыкновенное” — нынешнюю жизнь и порожденных ею новых странных людей”. Ян Шекман в “НГ Еx libris” от 02.02.06 в обзоре февральских номеров журналов пишет примерно о том же и буквально интерпретирует сюжет рассказов: “Карасев уже в который раз умудряется, не описывая войну, сказать о ней что-то очень важное, может быть, главное. Герой его первого рассказа, вернувшись из Чечни, все время порывается кого-нибудь замочить. Поняв, что на гражданке он опасен для окружающих, себя самого и вообще — нет счастья в жизни, Саша Войтов подается в контрактники и просится в горячую точку. Второй рассказ — о “пацане нового типа”, которого ничего не колышет, даже смерть его близких. Я и сам за собой замечал такое, когда вернулся с войны, резюмирует Карасев. Все это написано максимально просто, сдержанно, в точно пойманном ритме повседневного монолога”. Суммируя высказывания, можно сказать: “обыкновенное, простое” в значение “точное” выводит на “что-то очень важное” — странное, т.е. необычное.
Но оказывается, относительно этой “простоты” могут быть два взгляда, два варианта суждений, ведь действительно, на всех не угодишь. Где для одних это следствие глубинного познания основ жизни, там для других, соответственно, указание на поверхностность автора. В статье “Человек с ружьем: смертник, бунтарь, писатель” (“Новый мир”, 2005, № 5) критик Валерия Пустовая отмечает: “…В Карасеве мало тайны, а значит, изображаемый опыт армии и войны им самим не вполне осмыслен, не переработан в обобщающие символы и мысли. Все это делает рассказы Карасева слишком близкими к публицистическим заметкам. Художественные образы подменяются логическими характеристиками. Слишком много пересказов, мемуарных сжатий впечатлений до сухого событийного реестра…”. Простота здесь как повод отказать автору в художественности. “Мало тайны” — хорошо это или плохо, показатель ли это неосмысленности мира? Даже не знаю. Встречая подобные аргументы, субъективизм которых очевиден, хочется просто пожать плечами.
В рамках этой же логики рассуждает и Андрей Немзер. Для него рассказы Карасева понятны как две копейки и соответственно нехудожественны: “…Ознакомившись с рассказами “Запах сигареты”, “Капитан Корнеев” и “Своя позиция”, еще раз узнаешь: армия — это ад. Что вовсе не избавляет от необходимости работать над прозой даже тех, кто сквозь этот ад прошел” (Немзер А. Путаники. И путь // “Время новостей”, 27. 04. 2004). То есть сами с усами, знаем и без вас. Напишите просто и понятно: “армия — это ад”, и с вас, голубчик, достаточно — “незачет”, экзамен не сдан. Ключевое у Немзера слово “ознакомившись”, одно оно вполне характеризует отношение критика. Для тех, у кого все расставлено по своим местам, кто знает, что хорошо, а что плохо, кто знает, как правильно нужно писать — это вполне логично.
Однако на каждое подобное высказывание, как правило, появляется буквально противоположная реплика. По вопросу о “необходимости работать над прозой” “секундантом” выступил Владимир Маканин, который в своем вступительном слове к публикации одного из первых напечатанных рассказов Карасева “Запах сигареты” сказал: “…Это было то редкое чтение, когда читающий захвачен текстом сразу и без сомнений, удержит ли автор до конца предложенный с первой же страницы высокий уровень прозы. Всякое новое слово радует” (“Дружба народов”, № 4, 2004).
Действительно, радует. Александр Карасёв — ветеран боевых действий, одним из первых вводит чеченскую войну в сферу литературы. Он трансформирует армейский опыт, составляя из него базу для жизненного и писательского прорыва. Трансформирует ценой гигантских усилий, и это чувствуется в каждом рассказе, несмотря на видимую отстраненность, даже некоторую холодность рассказчика. Он не кричит во все горло о себе, не занимается бесконечными рефлексиями по поводу собственной личности. Однако не стоит думать, что Карасев замкнулся на войне. Даже его чеченские рассказы — это не столько “военная проза”, сколько проза о человеке. Война — особый жизненный опыт, и раз уж он приобретен, то от него не стоит отказываться. Она оставляет свой след, который у человека на всю жизнь, как шрам на груди.
Это происходит из-за особого восприятия войны, которая не имеет временных или пространственных характеристик, это форма бытия человека — неуспокоенного, неустроенного, потому как он все время находится в поиске. По словам Александра Карасева: “Война — это не плохо и не хорошо. Война не за что-то и ни для чего-то. Всё это ложь. Нет никакого патриотизма, нет героизма. Война — это просто форма жизни. Это полная жизнь, требующая от человека всего, что в него вложено. Поэтому часто потом он задыхается, не имея возможности так же полно вложить себя. В отличие от наркотика, война требует от человека бурной деятельности”.
Главный фокус повествования Карасёва — герои. Это, как правило, офицеры, прошедшие подготовку на военных кафедрах гражданских вузов, кадровые военнослужащие, солдаты срочной службы. Герои со своими слабостями и “тараканами” в голове, сильные и волевые, непредсказуемые, потому как жизнь поставила их в такую ситуацию, но это всегда личности. Прочтите хотя бы рассказ “Ферзь” (“Октябрь”, № 5, 2005), и сразу все станет понятно. Титаническая фигура капитана Фрязина буквально возвышается над всем остальными миром, который предстает не иначе, как его фон. И в то же время его образ не воспринимается каким-то картонным, искусственным, а именно живым и цельным.
Рассказы Александра Карасева лаконичные, яркие, энергичные, в них все пережито, выстрадано, чувствуется мощная и полностью сформировавшаяся личностная позиция, система ценностей, на самой вершине которой — жизнь, даже если в какой-то момент кажется, что она ничего не стоит. В технике письма Александр Карасёв тяготеет к особой импрессионистичности. Он не вязнет в деталях и подробностях. Его война чеканится ёмкой и отточенной, будто штык, фразой, смысловая нагрузка которой при кажущейся простоте — колоссальна. Бежать за сюжетом его рассказов — пустое дело, весь их смысл таится в конкретной фразе, в каждой из них — мысль, анализ обретенного опыта, становящийся житейской мудростью. Практически каждый его рассказ по смысловой нагрузке, плотности сюжета — это, как минимум, большая повесть.
Но вернемся к новомирской подборке 2006 года. Рассказ “Марш Преображенского полка”: простой парень Саня Войтов вернулся из Чечни в мирную жизнь, но как-то все у него не заладилось, хотя это и естественно. То по пьяни с другом в кулаки и за табурет, то на улице хулиганы проходу не дают, то во время посиделок приревновал подругу к товарищу и разбил лицо ему в кровь. Притягивается все это к Сане Войтову, спасу нет, и не то чтобы он искал себе “приключений”, просто так напряженно он теперь воспринимает мир. Вот и бросил он все, вернулся в Чечню. Там для него — жизнь, здесь — несчастный случай, “или пырнут, или сам прибью кого-то…”. Там простое и обыкновенное, привычное, здесь — странное, нелепое, случайное.
“Маргинал” — рассказ о человеке нового типа, который нигде не работал, даже телевизор не смотрел, “безразличный ко всему, даже к смерти своих собственных родителей”. Этакий тотальный пофигизм. Запирался в своей комнате, то с пивом, то с девушками, а то и с тем и другим. Что на душе у него, Бог ведает. В другое бы время о таком человеке сказали: живой труп, тень, незаметно скользящая по земле. Сейчас сухо констатируется факт: “таких много стало”. При этом автор, работая в привычной для себя манере, не навязывает свой взгляд. Что это: ответ на бессмысленную суетность мира? Помните у Эриха Фромма: “Человек, живущий в системе рыночной экономики, чувствует себя товаром. Он отчужден от самого себя”. Саня Войтов и “маргинал”, каждый по-своему, разбивают систему, уходят за ее рамки.
Александр Карасев оставляет некое чувство растерянности после знакомства с его произведениями. Сколько ни читаю его рассказы, всякий раз недоумеваю от простоты и компактности этой прозы: от композиции до языка, от персонажей до сюжетных перипетий. У него нет ничего грандиозного, любые претензии на какое-либо величие тут же ставятся под сомнение. Даже Чеченская война (вот, казалось бы, где можно развернуться и приковать внимание читателя показом всяческих ужасов войны) выступает у него достаточно обыденной, а то и тривиальной.
К такой прозе нужно подобрать особый ключик, настроиться на ее волну. Простые герои, простые ситуации, простые отношения. Возможно, все дело в особой жизненной мудрости автора.
С подобной жизненной мудростью, спокойной и ненавязчивой, я встречался в рассказах Дмитрия Новикова, а это уже север — Петрозаводск. Но у Новикова человек предстает в страсти, в ее неудержимом потоке, в опьянении чувством, которое балансирует на грани жизни и смерти. У Карасева — в подавлении этой страсти. Минутное помрачение, а дальше цель и неуклонное движение к этой цели, пусть внешне и сочетающееся с безрассудными поступками. Цель. И не размениваться по мелочам, какая нужда, что твои поступки не всегда понятны для окружающих и кажутся странными. Ты-то знаешь, к чему идешь — к поиску самого себя. “Сила страсти — серьезная штуковина!” — это про Саню Войтова. Сила эта, когда через край, ломает человека, превращает в раба, а потом, покидая, оставляет безжизненную тень. Помните у Пушкина в “Признании” — “болезнь любви”. Страсть — обманка, которой нужно противостоять, с которой нужно бороться. Перечеркнуть все резким взмахом, очнуться, излечиться, приобрести стойкий иммунитет. Не это ли делают Войтов и “маргинал”?
Прошлым летом, отдыхая на юге, ехал я на экскурсию в Красную Поляну. Где-то на полпути экскурсионный автобус остановился у смотровой площадки. Экскурсанты высыпали из душного автобуса и тут же были атакованы шустрыми людьми, которые предлагали сфотографироваться с различной живностью. Дикий зверь всегда в неволе смотрится кощунственно. Но самое удручающее зрелище — гигантский мощный орел с привязанной к ноге цепочкой. Он то и дело суетливо крутил головой, сгибал вниз шею, как будто пытался скрыться от людских глаз. Ничего уникального в этой картине нет, и образ довольно затасканный и избитый. Но именно так всегда и происходит, когда человек отказывается от себя. Об этом рассказы Александра Карасева.
Андрей РУДАЛЕВ