Опубликовано в журнале Урал, номер 11, 2004
Ирина Антропова — историк-архивист, исследователь истории евреев Урала, автор ряда научных и популярных публикаций по этой тематике, в том числе вышедшего в 2004 г. “Сборника документов по истории евреев Урала из фондов учреждений досоветского периода Государственного архива Свердловской области”.
В конце XVIII в. в результате трех разделов Польши в число подданных Российской Империи влилось миллионное еврейское население. На протяжении более чем двухсот последующих лет евреи в России подвергались открытой дискриминации, служили объектом для различных экспериментов правительства, ненависти толпы, умело направляемой все тем же правительством, зависти обывателей и религиозной нетерпимости1 . С 1791 г. была установлена так называемая черта оседлости (в нее вошли вновь присоединенные западные губернии), за пределами которой евреям жить запрещалось. Российская власть периодически закрывала им доступ к государственной службе и некоторым свободным профессиям, установила процентную норму при поступлении в высшие учебные заведения и гимназии, время от времени лишала избирательных прав на выборах различных уровней, строго наказывала тех, кто, приняв православие (даже под принуждением), вздумал вернуться в иудаизм, попустительствовала организации еврейских погромов.
Урал — край горнозаводский, на уральских землях было немало “стратегически важных объектов”: рудников, золотых приисков, горных заводов. Все это существенно влияло на положение евреев. Кроме того, юг Урала, по мнению правительства, считался местом, недопустимым для жительства евреев, так как в первой половине XIX в. там проходила Оренбургская укрепленная линия, отделявшая Российскую империю от племенных объединений казахов. Екатеринбург, оставаясь по статусу уездным городом Пермской губернии, одновременно являлся центром всего горнозаводского Урала, где были сосредоточены органы управления горными заводами (от Воткинска до Тюмени). В Екатеринбурге располагались резиденция Главного начальника Уральских горных заводов и ряд производств первостепенной важности: гранильная фабрика, монетный двор, лаборатория по переплавке цветных металлов и т.п. Запрещая евреям появляться на Урале (районе, не входившем в “черту оседлости”), главный акцент правительство делало на запрете присутствия евреев на горных заводах и приисках. Однако представители местной горной администрации терпимо относились к служащим на заводах евреям. Более того, случалось, что управляющие предприятиями вступались перед властями за своих инженеров-евреев, пытаясь не допустить их увольнения. В худшем положении были ремесленники, купцы (речь не идет о первогильдейных купцах, имевших возможность быстро улаживать возникающие недоразумения) и мелкие торговцы, поскольку они находились “в ведении” пермского губернатора и его чиновников, которые, по свидетельству известного краеведа В.С. Верхоланцева, “старались подражать по мере сил начальству и избегать того, чего начальство не любит”.
Помимо этого Урал был краем многонациональным и многоконфессиональным. Русские колонизировали его относительно поздно. Здесь издавна проживали ссыльные всех мастей, сюда бежали преступники из Сибири, обосновывались раскольники. К различным религиям и сектам православные относились терпимо. В таком смешении народностей и религий на небольшую горстку евреев особого внимания не обращали. Поэтому немногочисленное еврейское население мирно уживалось с остальными жителями и крайних проявлений антисемитизма на Урале не наблюдалось вплоть до октября 1905 г.
Говоря о первом появлении евреев на Урале, заметим, что Никите Демидову в его промышленном освоении края покровительствовал петровский вице-канцлер Петр Шафиров, про которого недоброжелатели говорили, что “он носит под париком ермолку”. Именно он хлопотал за Демидова перед царем. (Шафиров был сыном крещеного еврея Шафира, или по другим источникам Шаи Сапсаева).
До тридцатых годов XIX в. евреев на Урале было немного. Любопытен случай еврея Гумпрехта, в 1805 г. управлявшего цементной фабрикой под Екатеринбургом. Если учесть, что Гумпрехт “начинал” крупным фальшивомонетчиком, за что был схвачен, бит розгами, заклеймен и сослан на вечное поселение в Сибирь, то можно сказать, что он сделал блестящую карьеру. Толерантность некоторых глав горной администрации на Урале простиралась достаточно широко. Подтверждение тому — Иван Филиппович Герман, принявший Гумпрехта на службу. Во время войны с Наполеоном евреев, заподозренных (часто на основании доносов) в шпионаже, отправляли в Оренбургскую губернию. Впрочем, бывало, что ссылали и самих авторов наветов. Так, в 1823 г. в Пермь прибыли лжедоносчики Лейба Гершкович и Ицик Мошкович, оставшиеся на Урале и после отбытия наказания.
Несмотря на то, что каких-либо внятных свидетельств о существовании оседлого еврейского населения на Урале до 1830-х гг. нет, император Александр I после путешествия по Уралу в 1824 г. издал указ, запрещавший евреям даже временное пребывание на казенных и частных заводах, а также в самом Екатеринбурге. В подробнейших почасовых отчетах о поездке Александра не упоминается конкретной причины, вызвавшей появление такого указа. Есть предположение, что виной всему попавшийся на глаза императору еврей-торговец — фигура скорее мифологизированная и инфернальная (эдакий Агасфер — где и когда не было евреев-торговцев?). Не исключено также, что некто подал жалобу на соседа-еврея, оказавшегося удачливее в делах. Как бы то ни было, Александр, к тому времени изрядно уставший от бесплодных попыток “вывести сынов Израиля к верному пути” посредством Общества Израильских Христиан, издал упомянутый указ. Причем указ не был включен в Свод законов Российской империи, а просто выслан пермскому берг-инспектору к исполнению “секретно” и, учитывая, что законодательство о евреях с каждым годом “набирало обороты”, должен был довольно быстро потерять силу закона. Однако на протяжении всего XIX века тот самый указ Александра служил основой для запретительных циркуляров центральных властей и распоряжений местного (не только уральского) начальства.
Первое по-настоящему массовое появление евреев на Урале связано с печально известным указом царя Николая I 1827 г. о введении воинской повинности для евреев. Помимо обычных призывников, из евреев стали набирать и кантонистов — мальчиков 12-ти лет (а фактически — начиная с восьми). Их отправляли служить в специальных батальонах вдали от родных мест. По достижении возраста 18 лет кантонистов направляли на “настоящую” 25-летнюю военную службу. Эта трагедия, “подарившая” Уралу первые еврейские общины, продолжалась почти 30 лет (институт кантонистов для евреев был отменен в 1856 г.). Не вдаваясь в подробности драматических коллизий, хорошо и подробно описанных в старой литературе и новейшей публицистике, скажем только, что количество кантонистов год от года увеличивалось и к 1843 г. в уральских батальонах (Пермский, Оренбургский, Троицкий) несли службу 1812 евреев-подростков. Целью привлечения евреев к отбыванию воинской повинности являлась не только аккультурация их в русской среде, но и попытка самыми разными средствами — морального и физического “увещевания” — добиться перехода молодых людей в православие. В Пермском батальоне крещение еврейских кантонистов производилось настолько успешно, что сюда переводили детей, не поддающихся наставлениям армейских миссионеров, из других батальонов. Военный начальник Данчевский и Пермский архиепископ Аркадий выдвигали свои, новые методы обращения, зачастую далекие от елейных наставлений, описываемых в официальных реляциях, и не раз удостаивались Высочайшего внимания и наград. Стоит ли говорить, что многие кантонисты впоследствии возвращались к вере своих отцов.
В 1836 г. в Пермском батальоне был окрещен тринадцатилетний Пинкус Райчик, ставший Михаилом Афанасьевым, впоследствии известным поэтом, пермским летописцем рубежа веков. Встречались и случаи принятия крещения взрослыми солдатами — в данном случае сознательно, т.к. некрещеный не мог продвинуться в звании выше унтер-офицера. Надо заметить, что вероотступничество среди взрослых было редкостью, несмотря на обретаемые выкрестами льготы.
В начале 1840-х гг. на участке городского погоста Перми, где хоронили евреев-кантонистов, возникло первое еврейское кладбище города. В Екатеринбурге время основания еврейского кладбища относится, по одним данным, к 30-м, по другим — к 40-м гг. XIX в. (известно даже имя его “основателя” — Ицхок Лансберг). Именно кладбища явились первым материальным подтверждением существования зачатков еврейских общин на Урале. В эти же годы в военных батальонах, точнее сказать, в поселениях и городах, где они были расквартированы, появились официально разрешенные властями еврейские молельни, отведенные военнослужащим иудейского вероисповедания. В 1852 г. в полицейских отчетах Екатеринбурга впервые упоминается еврейская молитвенная школа (она же молельный дом). ). А к 1860-м гг. все губернские города Урала обзавелись так называемыми солдатскими синагогами.
По завершении срока службы солдаты-евреи не имели права оставаться жить вне “черты оседлости”, где проходила их служба. Такое право им было даровано лишь в 1867 г. Но здравый смысл все же брал вверх над юридическими построениями, и “бессрочноотпускные” поселялись в местах бывшей службы. К тому же весьма вероятно, что с точки зрения местных властей полуграмотные, оторванные от своих корней немолодые солдаты не представляли “угрозы” для Отечества. Выйдя в отставку, евреи занимались каким-нибудь нехитрым ремеслом, обзаводились семьями (невест для солдат, как правило — бесприданниц, не имеющих шанса выйти замуж на родине, привозили из “черты оседлости” специально занимавшиеся этим шадхены2 ), объединялись вокруг молелен и, с разрешения властей, в некоторых случаях выписывали себе шойхетов3 , а затем и раввинов. В 1852 г. в полицейских отчетах Екатеринбурга впервые упоминается еврейская молитвенная школа (она же молельный дом). А к 1860-м гг. все губернские города Урала обзавелись так называемыми солдатскими синагогами.
До 1859 г. евреям (не военнослужащим) по существу был закрыт доступ за черту оседлости. Несмотря на то, что евреи были подданными России, правительство и известная часть общества видели в них чужаков, подозревали в шпионаже, всемирных заговорах, стремлении к кагальному господству, а порой и в ритуальных действиях с употреблением крови христиан и тому подобных немыслимых и нелепых намерениях. И поэтому особенно ревностно правительство охраняло от евреев стратегически важные для страны объекты экономики — золотые промыслы и горные рудники. На Урале периодически производились крупномасштабные операции по выявлению немногочисленных евреев и их последующей депортации. Так в 1827 г. появились специальные распоряжения по выселению евреев из Оренбурга, в 1828 г. проверены государственные учреждения Пермской губернии, в следующем году — Оренбургской. Кстати говоря, после “удаления” евреев из районов приисков проблема хищения намываемого золота, разумеется, не разрешилась. А поскольку пребывание евреев в горных округах больше не допускалось, то министру финансов на сей раз объяснили продолжающееся воровство увеличением числа цыган…
Купцам, приказчикам и некоторым другим разрешался временный приезд внутрь России, однако отдаленность Уральского края от губерний черты оседлости лишь немногим позволяла туда добраться. На государственную службу евреев принимали лишь с Высочайшего разрешения. Едва ли не единственным “уральским” примером может служить Авраам Насонович Шеин, состоявший в 1844 г. на службе при Пермских заводах в звании шихтмейстера4 13-го класса. Что касается расхожего примера — коллежского асессора Александра Дмитриевича Бланка (деда В. Ленина), в 40-е годы служившего на уральских заводах хирургом, то, как известно, он принял православие, что в корне изменило его статус.
Ситуация существенно изменилась после либеральных реформ Александра II. Ограничительные законы в отношении евреев сохранялись, однако наряду с ними было принято довольно большое количество либеральных, которые на первый взгляд несколько смягчили дискриминацию евреев в России. Наиболее известные и значимые из них — постановления, открывшие части еврейского населения доступ за пределы черты оседлости: в 1859 г. — купцам, 1861 г. — обладателям ученых званий, 1865 г. — ремесленникам, 1867 г. — николаевским солдатам и их потомкам, 1879 г. — евреям с высшим образованием, а также дантистам, акушерами, фармацевтам, повивальным бабкам.
Евреи, прибывшие на Урал в 1870—1880-х гг. (вторая волна миграции), застали здесь уже вполне сложившуюся еврейскую общину со своими специфическими особенностями. Старожилы отличались от своих соплеменников из черты оседлости более высокой степенью ассимиляции, русской одеждой, частичной или полной утратой языка идиш, слабым знанием еврейской традиции и некоторым пренебрежением к религиозным предписаниям. Кроме того, их профессиональный и социальный статус был ниже, чем у приезжих. Новоприбывшие за неимением выбора вначале были вынуждены посещать солдатские молельни, и это неизбежно вызывало конфликты между ними и старожилами. По существовавшей тогда традиции вызова к Торе5 удостаивались те, кто обещал больше других пожертвовать на общинные нужды. Ими, как правило, оказывались “вольные” богачи и интеллигенты. Бывшие солдаты были этим не довольны. Конфликты привели к тому, что приезжие стали основывать собственные молельные дома. Например, в Оренбурге примерно в 60-х гг. XIX в. наряду с имевшимся “батальонным” молельным домом существовал (точное время возникновения мы не знаем) “инженерный”. Имелся и отдельный молельный дом бухарских евреев, позднее уничтоженный пожаром и больше не открывавшийся. В Перми, наряду с уже действовавшей солдатской синагогой, в 1881 г. была основана так называемая вольная синагога. При каждой синагоге имелась своя община. Однако уже через семь лет представители обеих общин, подискутировав на собрании (по-русски, так как не все могли свободно изъясняться на идиш), решили объединиться. И очень своевременно, поскольку в недрах российского общества уже зародилась та сила, которая оказалась сильнее многовековых традиций — революционное движение.
Убийство народовольцами царя в 1881 г. вызвало ужесточение политики правительства по отношению к евреям. В частности, на Урале это выразилось в установлении тотального контроля над их пребыванием в Екатеринбурге и на Уральских горных заводах. Местные власти все чаще стали ставить под сомнение даже законные права евреев проживать в регионе. В 1886 г. был издан указ министра государственных имуществ, запретивший евреям служить по горному ведомству и на десятилетие закрывший им доступ к золотопромышленному делу. Как следствие этого указа, последовало распоряжение Главного начальника Уральских горных заводов выявить евреев, состоящих на государственной службе при заводах и промыслах, для их последующего увольнения. Судя по рапортам окружного горного начальства, евреи состояли на службе как на государственных, так и при частных заводах в качестве горных инженеров, делопроизводителей, смотрителей приисков, химиков, управляющих промыслами. (Между прочим, в начале XX века на Урале работали будущий директор лаборатории при мавзолее Ленина, профессор биохимм, а тогда просто инженер химических заводов под Соликамском Борис Збарский и его помощник — молодой заводской конторщик Борис Пастернак). Разумеется, уволить их всех (а некоторых и выселить из региона) означало нанести урон производству, которое, надо сказать, и так было не на подъеме. Поэтому за редким исключением дела обрывались на стадии переписки. Не были оставлены без внимания и ремесленники, составлявшие основную массу еврейского населения и не представлявшие, в отличие от купцов и инженеров, в глазах местного начальства особой “ценности”. Несмотря на то, что в 1865 г. ремесленникам было дано право проживания вне черты оседлости, со временем оно обросло целой гирляндой дополнительных и обязательных условий. Так, ремесленник обязан был заниматься исключительно своим ремеслом, начать работать не позже чем через месяц после прибытия, в обоснование своих прав предоставить свидетельство ремесленной управы, к тому же должен был доказать, что его занятие действительно является ремеслом и т.п. Прибавим к этому, что евреям, имеющим документы на право жительства вне черты оседлости, запрещалось проживать в сельской местности, самовольно перемещаться даже в пределах губернии (из уезда в уезд), временно пребывать не в месте приписки без специального разрешения полиции. Нарушение какого-либо из этих условий грозило депортацией. Вся эта сложная система регламентировалась уродливо разросшимся законодательством: многочисленными законами, актами, распоряжениями, уточнениями, что порождало взяточничество и злоупотребления со стороны полицейских чиновников, видевших в евреях надежный источник доходов.
Те, кому удавалось закрепиться, достигали определенных высот. В Екатеринбурге и за его пределами были широко известны купеческие фамилии Перетц, Анцелевич, Меклер, Поляков, Халамейзер. Пермский купец 1-й гильдии Калман Наумович Либерман был управляющим регионального отделения “Банка для внешней торговли”, владел магазинами табачных изделий и строительных материалов. Старейший — с 1850 г. — из торговых домов в Перми (готовое платье, суконные и меховые товары) основал Зелик Эпфельбаум. Единственный из банков общероссийского масштаба, возникший в Екатеринбурге, — Сибирский торговый банк, — был основан в 1872 г. Альбертом Соловейчиком. Директором лесопромышленного общества в Перми являлся известный лесопромышленник С.И. Либерман. До 35% членов Челябинского биржевого общества составляли евреи, многие участвовали в органах управления Челябинской биржи — биржевом комитете, арбитражной комиссии биржи, котировочной, ревизионной комиссиях.
Наиболее известными врачами-евреями были: в Екатеринбурге — Борис Осипович (Иосифович) Котелянский (послуживший прообразом главного героя повести Мамина-Сибиряка “Жид”), который умер в 32 года от сыпного тифа, заразившись от больного во время эпидемии; доктор И. Сяно — владелец большого дома на углу современных улиц Либкнехта и Малышева; в Перми — Мария Яковлевна Бруштейн, совмещавшая врачевание с революционной работой, Н.И. Окунь, единственный из местных евреев награжденный орденом Святого Станислава с мечами, Авраам Кауфман — в дальнейшем крупный сионистский деятель; в Уфе — заведующий городской психиатрической больницей, потомственный дворянин Яков Фебусович Каплан. Занимаясь проблемами судебно-психиатрической экспертизы, Каплан в 31 год погиб от руки криминального больного. Немало замечательных людей было и среди присяжных поверенных, учителей, музыкантов, однако формат очерка не позволяет рассказать о них поподробнее.
К сожалению, в архивных материалах нет описания быта екатеринбургских и уральских евреев в конце XIX — начале XX вв. Крайне мало документов и о самой общине. С уверенностью можно сказать только, что ее социальный статус значительно вырос по сравнению с 70—80 гг. XIX в. Дисбаланс между мужским и женским населением исчез. На первые посты выдвинулись грамотные, интеллигентные, состоятельные люди. В то время принадлежность к активу общины являлась показателем скорее социального положения, чем вопросом религиозности. К тому же деятельность по открытию синагоги и т.п. была для еврейских интеллигентов частью борьбы за свои гражданские права. Некоторые богатые евреи-купцы, предприниматели или высокопоставленные служащие принимали непосредственное и деятельное участие в делах еврейской общины. Самые яркие примеры — присяжный поверенный Давид Львович Расснер, купец 1-й гильдии Генрих Борисович Перетц, лесопромышленник Арон Халамейзер — в Екатеринбурге; купец 1-й гильдии, управляющий банком Калман Либерман и владелец фабрики Соломон Абрамович, являвшийся одно время старостой солдатской синагоги, — в Перми. Были и такие, кто жертвовал или завещал еврейской общине часть своего имущества. Например, челябинский купец 2-й гильдии Соломон Брен завещал принадлежавший ему земельный участок под строительство синагоги. З.Л. Обуховский пожертвовал для оренбургского еврейско-русского училища новый дом. Управляющий крупной компанией, а затем владелец торгово-промышленного предприятия и золотого прииска инженер-химик Симон Друсвятский некоторое время служил казенным раввином в Перми, купцы Перетц, Анцелевич, Меклер состояли членами правления еврейской общины Екатеринбурга, и во многом благодаря их поддержке в городе был открыт молельный дом.
К концу XIX — началу XX вв. на территории Уральского региона молельные дома действовали во всех губернских городах — Перми, Оренбурге, Уфе, Вятке, в крупных уездных городах — Челябинске, Екатеринбурге, Троицке, Бирске, Стерлитамаке, Златоусте и некоторых других. Здания синагог имелись в Перми (деревянное, построенное в 1886 г., не сохранилось, каменное возвели в 1903 г.), Челябинске (деревянное, построено в 80-х гг. XIX в., не сохранилось, каменное — в 1905 г.), Оренбурге (каменное — в 1871 г.), Уфе (деревянное — около 1896 г., каменное — в 1915 г.), Вятке (деревянное — в 1907 г., не сохранилось). В Екатеринбурге специально выстроенного здания синагоги, как это ни парадоксально, не было никогда; ее роль выполняли молельные дома, находившиеся в съемных помещениях. В начале XX в. это было здание на углу улиц Симановской и Усольцевской под номером 16/52. В начале 1917 г. община заложила фундамент будущей синагоги, приобрела стройматериалы. Но после известных событий все это было конфисковано новыми властями.
Общины быстро обзаводились соответствующими институтами, занимавшимися благотворительностью, ведавшими вопросами образования, обрядов и просвещения: благотворительными обществами (до 1906 г. — при общинах, после — самостоятельно), богадельнями, “детскими очагами”, погребальными братствами, кассами взаимопомощи, миквами, кошерными мясными лавками, столовыми и т.д. В Перми в начале XX в. по инициативе переплетчика Ильи Иоффе (отец известного микробиолога Владимира Иоффе) группа родителей выписала с Украины учителя иврита и организовала домашний хедер6 современного типа для своих детей и еще нескольких учеников. Ученики даже издавали рукописный журнал на иврите “Китмей ха-дье” (“Чернильные пятна”). Учителям иврита, в силу существующего законодательства, порой приходилось проживать по подложным документам, чаще всего по ремесленным свидетельствам. Так, преподаватель иврита в Кунгуре Арон Пиневич Стерин жил в городе с 1907 г. по ложному свидетельству закройщика по коже, устроив в доме фиктивную заготовочную мастерскую. Традиционные хедеры, как домашние, так и синагогальные, постепенно вытеснялись еврейскими училищами и школами.
Уральские евреи широко принимали участие в общерусской общественной жизни, говорили на русском языке, обучали детей в гимназиях. Однако как бы активно ни шел процесс интеграции евреев в российское общество, приток новых мигрантов на Урал из черты оседлости, продолжавшейся, несмотря на запреты, сдерживал ассимиляцию. И хотя евреи в своем большинстве интегрировались в местную жизнь, еврейская община оставалась достаточно сплоченной, а ее члены сохраняли собственную этнокультурную и религиозную идентичность. Об этом свидетельствуют, например, крайне незначительное количество смешанных браков между иудеями и христианами, а также статистика крещеных евреев. Их было немного, — так, в Пермской губернии они составляли только около одного процента от всего еврейского населения. Другим показателем сохранения этнической идентичности является язык. По переписи 1897 г. от 85 до 97% евреев, проживавших в четырех уральских губерниях, назвали идиш родным языком.
Третью, самую массовую волну миграции еврейского населения на Урал вызвала Первая мировая война. Причем далеко не всегда переезд был добровольным — правительство и военное командование проводили политику массового выселения евреев (российских подданных) из прифронтовой полосы, огульно обвиняя их в политической нелояльности, подозревая в шпионаже и пособничестве врагу. Так, из Белостока было выслано 97 семей за то, что их члены побывали до войны на немецких курортах. Помимо беженцев и выселенцев на Урал привозили пленных из австро-венгерской и германской армий, а также так называемых “военнозадержанных” — гражданских заложников, захваченных русскими войсками на территории противника. В июне 1915 г. 146 евреев — австрийских подданных, не имевших никакого отношения к военным действиям, были отправлены в товарных вагонах в Ирбит. Местный уездный исправник, не зная, что делать, на всякий случай заключил их в тюрьму (а среди них были женщины, старики и дети). К концу лета 1915 г. значительная часть так называемой черты оседлости была оккупирована неприятелем, и российское правительство все же вынуждено было разрешить евреям временное проживание во внутренних губерниях. Нельзя сказать, чтобы местное начальство обрадовалось такому повороту событий. Оренбургский губернатор даже предписал полицейским чиновником “на будущее” вести списки евреев, отмечая особо беженцев и иностранных подданных. По данным Еврейского комитета помощи жертвам войны (ЕКОПО), количество евреев-беженцев во всех четырех уральских губерниях составило на 4 ноября 1915 г. 6731 человек. Отметим, что обострившаяся во время войны шпиономания исходила из правительственных кругов — евреев нередко обвиняли в спекуляции, агитации против царя и т.п., в официальных донесениях говорилось о нарастающем недовольстве местного населения (например, в Оренбурге и Челябинске). Однако особого недовольства в действительности не наблюдалось — трудности войны не ассоциировались у местных жителей с евреями. И первоначальные опасения правительства — не вызовет ли приток беженцев погромов — не оправдались.
До октября 1917 г. погромы на Урале случились только однажды. Они не были вызваны “инициативой снизу”, а стали частью запущенной властями “волны”, прокатившейся по всей России. Речь идет о погромах октября 1905 г. События развивались по единому сценарию, разработанному в полицейском департаменте МВД: после обнародования царского манифеста “Об усовершенствовании государственного порядка” повсеместно прошли демонстрации протеста сторонников левых партий и неудовлетворенных манифестом. В противовес “патриоты” организовали шествия и крестные ходы с флагами и хоругвями (а заодно с захваченными “на всякий случай” дубинами и палками), которые вскоре перешли в столкновения с левыми демонстрантами, а затем и в погромы. Пьяная чернь избивала не только евреев, но и студентов, гимназистов, интеллигентов. В Уфе было убито четыре человека, в том числе еврей — Матвей Руккер, в Екатеринбурге погибли два молодых человека — русских по национальности, тринадцать тяжело ранены. В Вятке жертвами толпы стали случайные русские обыватели. Самый жестокий погром произошел в Челябинске — по данным разных источников, было убито 10 человек (из них трое русских, защищавших евреев), разграблено 38 еврейских квартир, 16 магазинов и лавок.
Безусловно, и до этих событий на страницах местных и общероссийских изданий, распространявшихся в уральских городах, случались публикации антисемитского содержания, а несколько позже появились отделения черносотенного Союза русского народа и антисемитские листовки, пытавшиеся сформировать образ еврея как виновника всех бед. Но все же на Урале юдофобия не была присуща массовому сознанию. Однако, трагедия заключалась не в том, что появились так называемые “проводники зла”. Беда была в другом: к сожалению, многие обыватели с легкостью, пусть даже на короткое время, приняли их сторону.
Дискриминация и погромы привели к тому, что часть еврейского населения эмигрировала из России, а другая часть — молодое поколение — пополнила ряды революционного движения, вступив в Бунд или в общероссийские социалистические партии. Всем отлично известны (хотя бы по названиям улиц) фамилии Свердлова, Вайнера, Голощекина, Шейнкмана, Сосновского, Цвиллинга и так “любимого” антисемитами Юровского. Таким образом, может сложиться обманчивое впечатление, что на Урале евреи принимали наиболее активное участие именно в организациях большевиков. Не объясняя причины такого положения, скажем лишь, что на самом деле евреи наиболее активно пополняли ряды меньшевиков, эсеров, а молодые люди, не желавшие рвать со своими еврейскими корнями, отдавали предпочтение партиям Бунд, Поалей Цион. И.В. Нарский, проанализировав данные о четырех тысячах членов различных партий Урала (2/3 из них — социалистические) из документов Особого отдела фонда департамента полиции МВД (хранящихся в Государственно архиве Российской Федерации), пришел к выводу, что среди уральских социал-демократов евреи составляли 9%, среди эсеров — 6%, среди либерально-радикальных кадетов — 2%. Говоря о последних, стоит упомянуть Льва Афанасьевича Кроля, неизменного лидера уральских кадетов и члена ЦК партии. Будучи довольно крупным предпринимателем, Кроль в годы Первой мировой войны входил в состав руководства Уральского военно-промышленного комитета. Активно боролся с большевизмом и Советской властью, в 1918 г. возглавлял областное временное правительство Урала, а в дальнейшем входил в Приамурское народное собрание. Перед самой эмиграцией в Париж он издал во Владивостоке любопытную книгу воспоминаний о трех послереволюционных годах. Вообще, личные истории революционных деятелей тех лет очень интересны и почти всегда трагичны. Многие из них или погибли во время гражданской войны, или позже были расстреляны советской властью, отправлены в ссылку, умерли в нищете, как Лев Герштейн, некоторые покончили с собой, как Давид Гансбург. Некоторым избежать подобной судьбы помогли естественные причины, как, например, смерть Свердлова от “испанки” или Юровского от рака.
У евреев, в отличие от других народов, кроме революции и религии имелась еще одна альтернатива российской действительности. Если одни желали исправить общество и изменить существующий строй здесь, то другим грезилось царство справедливости “там” — у белых стен Иерусалима. Сионистское движение, возникшее в конце XIX в., быстро окрепло и вопреки, а может, и благодаря запретам приобрело большую популярность. Самая первая сионистская организация на Урале возникла в Перми — вскоре после первого конгресса сионистов в Базеле 1897 г. Количество ее членов к 1900 г. составило примерно 10% от всего еврейского населения города. После февраля 1917 г. влияние сионистов только упрочилось — по результатам выборов в советы новых демократических еврейских общин: в Перми они получили 21 место из 35, в Оренбурге — 11 из 31, в Уфе — 12 из 28. Помимо сионистов во всех крупных уральских городах действовали еврейские партии различных направлений: социалистические марксистские — Бунд и Поалей Цион и немарксистские — объединенные социалисты — ЕСРП (возникшая из слияния Социалистической еврейской рабочей партии — СЕРП и Сионистской социалистической рабочей партии), либеральные — Еврейская народная группа, Еврейская народная партия. После февраля 1917 г. они активно включились в общероссийскую общественную жизнь, выставляли своих депутатов на выборах в местные органы управления и даже иногда проходили. Так, гласным екатеринбургской городской думы летом 1917 г. был избран представитель Еврейской демократической группы Исаак Абрамович Конторович. Однако большинство провинциальных отделений всероссийских еврейских партий, за редким исключением (представители Бунда после февраля входили в Советы Перми, Уфы, Екатеринбурга, Челябинска, Кунгура), в большей степени выполняло функции культурно-национальные, чем политические.
20 марта 1917 г. “Постановление Временного Правительства об отмене вероисповедных и национальных ограничений” уравняло евреев с гражданами России, провозгласив отмену всех противоречащих принципу равноправия законов. Но последовавший за этим расцвет еврейских партий и организаций был недолгим. Новое Советское правительство посредством Еврейского комиссариата, созданного при возглавляемом Сталиным Народном комиссариате по делам национальностей, а также еврейских секций ВКП(б) начало постепенное свертывание, а затем и полную ликвидацию национальных еврейских партий и общественных объединений. К 1930 г. на Урале еврейские молельные дома, синагоги и другие помещения были реквизированы властями, а сами организации закрыты (материальные ценности были изъяты еще раньше — в 1922 г., под предлогом помощи голодающим).
В годы Великой Отечественной войны массовая эвакуация на Урал привела к появлению в конце 1940—50-е гг. в Свердловске (Екатеринбурге) и Молотове (Перми) небольших религиозных обществ, занимавшихся сугубо религиозными делами и существовавших на добровольные пожертвования. Но просуществовали они недолго: в 1959 г. решением Совета народных депутатов местного созыва закрылось еврейское общество г. Молотова, в 1961 г. — Свердловска. Единственное здание в Свердловске, построенное еще в 1916 г. специально для еврейских религиозных нужд (ритуальная баня — миква), было снесено.
Таким образом, вплоть до конца 1980-х еврейской жизни было отказано в легальных публичных проявлениях. Однако это не смогло искоренить тягу людей к общению и знаниям, сохранению и передаче традиций. Многие семьи сохраняли дома разговорный идиш, в особенности эвакуированные в годы Великой Отечественной войны и оставшиеся жить на Урале. Общение, обсуждение чудом прибывавших писем от родных из Израиля происходили исключительно дома, “на кухне”. В нескольких областных центрах региона собирались для молитвы “домашние” миньяны7 . Известно также, что несмотря на угрозу ареста в нескольких городах подпольно, на квартирах проводились занятия ивритом. И во многом благодаря этой теплившейся “домашней” еврейской жизни, а также огромной потребности в национальном общении и самовыражении, не угасшей за советские десятилетия, современное возрождение и создание заново еврейских общин на Урале и по всей стране было воспринято с поразительным энтузиазмом.
1 Антисемитизм в России — тема исключительно сложная. Роль властей Российской империи в провоцировании и организации еврейских погромов далеко не всегда ясна. По крайней мере, распространенное в среде как еврейской, так и русской интеллигенции мнение об ответственности властей, тем более правительства, за организацию погромов далеко не всегда опирается на надежные доказательства. Другое дело — вопиющее попустительство этим погромам.
2 Шадхен — посредник при заключении брака у евреев.
3 Шойхет — резник, совершающий убой скота и птицы в соответствии с ритуальными предписаниями иудаизма.
4 Шихтмейстер — звание горного чиновника 13-го или 14-го класса. Шихтмейстер 13-го класса соответствовал в табели о рангах армейскому подпоручику и гражданскому коллежскому протоколисту и регистратору.
5 Тора — первые пять книг “еврейской Библии” (еврейское название которой ТаНаХ, нееврейское — Ветхий Завет). Тора в виде свитка хранится в синагогах и во время субботней службы читается определенный недельный раздел.
6 Хедер — еврейская религиозная начальная школа.
7 Миньян — собрание не менее десяти евреев-мужчин, достигших религиозного совершеннолетия (13 лет). Наличие миньяна обязательно для совершения общественного богослужения.